Глазами волка

1

Лик хотел выть. Но даже выть было нельзя.

Смерть скрывалась в весенней степи.

И горе тому, кто её повстречает.

Лик бежал через ночь по Новой Дороге. Даже в волчьем теле это было быстрее, чем продираться сквозь степное разнотравье. Лапы уже онемели от усталости, но голова оставалась ясной, а глаза и уши ловили все шорохи и движения.

Если покажутся люди – он успеет броситься прочь. Всего лишь несколько мгновений, чтобы скатиться в овраг и переждать, пока проедет телега и пройдут зубастые овчарки.

Если не попадаться им на пути, они не опасны. Послушным псам нет дела до случайного волка.

Ночная живность шелестела в ковыле, пахло теплой землёй и мышами. Каждую тысячу шагов Лик собирался остановиться, перевести дух, и немного поохотиться. И каждый раз продолжал бег. Смерть была рядом, обдавала ужасом и этот ужас гнал его дальше и дальше.

Лик ничего не ел вторую ночь, но голода не было. Ужас, словно кипяток, окатил тело и сделал его бесчувственным.

Ледяной шар Луны висел над сизыми холмами Таврии. У подножий змеилась дорога, а на вершинах чернели рощи.

Смерть могла прийти отовсюду.

Вот ещё один холм, крупнее, чем те, что Лик миновал раньше. Удивительно ровный, он был похож на голову великана, ушедшего в землю. Наверное, это курган скифского царя, настолько древнего, что про него забыли даже в столице. Интересно, этому правителю тоже служили неврийцы? И что потом с ними стало? Может быть, их тоже здесь положили, вместе с умершим царём?..

Утренний бриз взъерошили шерсть на загривке. Значит, светает.

Лик отбежал с дороги и залёг среди жёсткого ковыля. Сейчас у него не было сил даже на вой.

Мышцы спины сводило от усталости, язык вывалился наружу, как у дворняги. Когда у тебя столько шерсти, приходится потеть языком…

Лик ещё раз огляделся. Всё в порядке, с дороги его не увидят. Он поджал лапы и расслабил спину. Можно и отдохнуть..

Он напомнил себе, что всё равно надо быть настороже, закрыл слезяющиеся глаза – и вдруг увидел огненное колесо. Колесо вращалось во тьме, и это вращение почему-то успокаивало. Лик смотрел на него, завороженный странным танцем.

Интересно, кто из богов управляет этим колесом? И может ли колесо спасти от смерти, что притаилась в степи?

Лик вгляделся в колесо и понял – не может. Но его могущество всё равно велико. Колесо теперь вращалось вокруг его головы, как смертоносная огненная корона. А Лик стоял посередине огня, и чувствовал, как начинает тлеть шерсть. Но почему-то ощущал себя очень спокойно.

Он хоть молодой, но воин. А воин не должен бояться смерти. Лик презирал её, как болезнь, как несчастье, как слабость…

Да,– подумал Лик,– Мне шестнадцать, я уже два года, как воин. Я выберусь или умру.

Он поднял тяжёлые веки.

В глазах зарябило

Желтоцвет и красный адонис горели среди весенней травы прямо у его носа. Сверху жарило солнце. Было очень, до боли в глазах, светло. Слишком светло для раннего утра.

Степь напомнила Лику, что глаза у него по-прежнему человеческие. А ещё – что он ухитрился проспать до полудня.

Но его не заметили. Это хорошо.

2

Лик поднялся на лапы, потряс головой и хвостом. Задние лапы по прежнему ныли. А ещё он впервые с начала пути почувствовал, как пусто у него в животе.

Надо посмотреть, куда его занесло.

Лик помнил, что от Новой Столицы до стен прибрежного Херсонеса два дня пути человеческими ногами. Сколько добираться на лапах, он не знал. Но был уверен, что это ещё быстрее. Неврийцев неспроста нанимали в вестовые и скороходы.

Волка, как говорят, ноги кормят. Точнее, лапы. Лик, как и положено оборотню, знал разницу между ногами и лапами на собственной шкуре.

Места вокруг были уже знакомые. Ещё немного – и он будет в Херсонесе, у гераклейцев. Херсонес – вольный город, там едят козий сыр и оливки, а решения принимают народным собранием. Такой же обычай, как в неврийских деревнях, что стоят на северных болотах. Палак, царь скифов-агафиров, не сможет добраться до того, кто укрылся за стеной из белоснежного известняка.

Конечно, невры – тоже скифского рода. Царь Колакс завещал степное море всем скифам, без разделения на тавров, невров, агафиров или будинов. Но так вышло, что вкусы у людей разные – агафиры любят золотые украшения, тавры – грабить проплывающих купцов, а рыжие голубоглазые невры взяли себе старое волчье проклятье. И уже этого хватает, чтобы начать распри. Раньше, при Скилуре, казалось, что скифы смогут объединиться. Но два дня назад Лик понял, что это не так.

За холмом звякал овечий колокольчик. Значит, город близко. Наверное, одно из пригородных поместий. Здесь есть вкусные овцы… а ещё пастухи и овчарки.

Живот опять напоминал о себе. Лик ковылял через травы и пытался заставить сонную голову соображать.

Нужно перекусить. Нехорошо приходить в гости с пустым животом и в волчьем виде.

Лик попытался вынюхивать мышей. Как назло, ему немедленно захотелось хлеба и сыра. И не сырую, ещё тёплую мышь, а жареную. Разве напрасно мы похитили огонь у богов?..

В поместье можно будет ещё закусить,– повторял он про себя, разгребая носом траву,– и сыром, и лепёшками, и бараниной. И даже мёдом! Да, там будет и мёд, не дикий, а с пасеки, нежный, без горечи… О, Меспелла, могучая Луна! Там будет даже мёд!

Живот урчал всё сильнее. И вот, наконец, первая мышь хрустнула на зубах.

Она была жёсткая и невкусная. Такой не наешься.

Очень захотелось поймать хотя бы зайца, но сил для этого уже не было. Мыши – значит мыши. В тяжёлом походе, как лошади, питаемся тем, что есть под ногами.

Лик разрывал вторую нору, покусывая траву, чтобы разбавить вкус мышиного мяса. Он уже понимал, что не сможет насытиться. Голод вернётся, как только он станет человеком..

…Но даже голодным он сможет ходить, а не ползать. Это важнее.

Ещё одну мышь, ещё!.. Нет, в этой норе уже было пусто.

Лик уходил всё дальше от дороги, но мышей не попадалось. Нет, такая еда никуда не годится! Пока наешься – всю степную Таврию пройдёшь.

Лик посмотрел на дорогу и одновременно прислушался. Только сейчас он заметил на дороге свинцовый межевой столб с изображением палицы. Значит, он был прав – здесь начинают городские угодья. Это радует, пусть и мало значит.

Овечий колокольчик продолжал звякать за холмом. Стадо сюда не пойдёт. Ещё одна маленькая удача.

Но не время смотреть на столбы. Надо охотиться за мышами.

Помучившись, Лик кое-как закусил и решил подняться на холм. Осмотреться – всегда полезно.

За холмом обнаружился ещё один холм. А там – главный дом, с ослепительно-белыми стенами и черепицей цвета сукровицы. Внизу, в балке ручья, паслись овцы, Лик не знал породы – потому что он ими и не интересовался. Овец сторожили знакомые овчарки, с белыми боками и чёрной головой. Значит, стащить не получится…

Это было обидно, но не удивительно. В здешних рощах немало обычных волков.

Лик спустился с холма и стал пробираться к ручью. Теперь он держался уверенно и чувствовал себя почти как дома.

3

Ручей, укрытый тенью зарослей, казался почти чёрным. Солнце пробивалось сквозь листву и поблёскивало на воде. Лику, как всегда, стало нехорошо от этого блеска.

Он начал пить. Перед метаморфозой нужна вода и, желательно, мясо. Вода была вкусная, но ветерок доносил тонкий собачий запах. Лик успокаивал себя – пока он чует овчарок, овчарки не чуют его.

Он выпил так много, что язык занемел, а желудок раздулся. Потом отошёл на солнцепёк, набрал побольше воздуха и начал кружиться.

Лик уже привык к метаморфозам и делал ритуал, не задумываясь.

Давным-давно, жрец Сатрабат научил его письму и ритуалам. Он и рассказал Лику, что метаморфозой управляет лунная богиня Меспелла, подруга собак и волков. Именно она отвечает на танец и обращает оборотня-териона и в животное, и обратно. А в ночь полнолуния, когда её власть входит в полную силу, метаморфоза приходит сама. Каждый из терионов станет под полной луной животным своего рода, будь он волком, медведем или барсуком.

На этом месте Лик задал, как ему казалось, каверзный вопрос. Раз метаморфоза идёт от Луны, почему её можно проходить днём, когда светит Солнце?

Жрец посмотрел на мальчика с сочувствием и без единого слово указал в утреннее небо. Убывающая Луна висела над горизонтом, сонная и заметная.

Голова кружилась – всё быстрее, быстрее. Наконец, Лик, рухнул в траву – и почувствовал, как заныли, вытягиваясь, кости рук, зачесалась кожа, и очень сильно, так, что искры из глаз полетели, полыхнула болью голова..

Он зажмурился, как всегда делал при метаморфозе. А когда открыл, уже лежал на куче рыжей волчьей шерсти в привычном человеческом теле.

Лик поднял руку. Рука была человеческая, нежно розовая, с отросшими ногтями. Скорее для верности, он подполз к ручью.

Ручей не изменился. Словно никакой метаморфозы и не произошло.

Из воды смотрело привлекательное лицо – слишком худое для чистокровного царского скифа, с высокими тонкими скулами и бровями, сросшимися на переносице. Лик полагал, что он выглядит мужественно и решительно – насколько это возможно в шестнадцать лет. Вокруг головы – ореол спутанных рыжих волос. Одни пряди прилипли к обнажённым потным плечам, другие свесились в воду.

Оборотни не стриглись. В их положении это бесполезно. Шерсть всё отрастает после каждой метаморфозы.

Зато оборотническая причёска стала популярной даже в тех краях, где волку не выжить. И гирканские, и фракийские, и армянские всадники отращивали волосы и скручивали их в хитрые причёски. Враг всё равно не дотянутся с земли до шевелюры – а страх такая причёска наводит. Вдруг на коне лев, волк или другое опасное животное?

А вот простые скифы предпочитали стричься и растить бороду.

– Откуда это манера?– спросил как-то Лик у того же Сатрабата.

– Таков скифский обычай.

– Но мы, неврийцы, тоже скифы.

– У вас, неврийцев, борода и так вылазит вместе с шерстью,– напомнил жрец.– А люди хотят отличаться. Неврии и боруски живут слишком близко, терионов среди вас много. Царским скифам не нравиться, что их с вами путают.

Ветер за его спиной разбрасывал шерсть. Обнажённое тело медленно привыкало к прохладному воздуху.

Лик поднялся и зашагал по колючей траве. Он уже третий год как делал метаморфозу – и всё равно каждый раз привыкал заново. После четырёх ног – к двум, после двух – к четырём…

Ещё Сатрабат рассказывал, что оборотни бывают разные, даже барсуки. Волки – самые известные, потому что их больше. Но страдают от двойной жизни все. Например, барсукам непросто к жизни без полосок на морде.

Погружённый в такие размышления, Лик шагал в сторону стада.

Насколько он смог разглядеть, пастух был мужского пола. Значит, можно не стесняться. В Золотом Веке все тоже обходились без одежды.

Когда Лик, наконец, приблизился, собаки учуяли волка и заворчали. Но не рискнули нападать без разрешения.

Пастуху было лет двенадцать. Тонкорукий, с кучерявой головой, он держался за палку с такой важностью, словно это был царский жезл.

Когда невриец поравнялся с ним, пастушок посмотрел на Лика снизу вверх взглядом, полным презрения.

– Мир тебе, юный пастырь,– произнёс Лик.

– Мир и тебе, степной волк,– процедил пастушок,– Хотя со скифами мира и не бывает. Где ты выучил наш язык?

– Я бывал в Гелоне и Ольвии. Ты знаешь, где это?

– Какое мне дело до ваших степей! Там точно нет ничего интересного.

– Чей дом стоит на холме?

– Нашей госпожи Статиры. Я её раб, а тебе такое не светит.

– Благодарю.

– Не нужны мне твои благодарности, волчья шкура!

Какой образованный мальчик!– думал Лик, приближаясь к окованным медью воротам,– Живёт на самом краю степи, а про невриев знает. Интересно, все гераклейцы такие гостеприимные?

Он пытался найти в этом что-то смешное, чтобы отогнать неприятные мысли. Например, мысль о том, что этого щенка было бы неплохо выпороть. И Лик бы всыпал ему как следует, да. Ну и что, пусть хозяйский. Если бы не две черноголовые овчарки – ох как он бы ему всыпал!

Лик постучал и прислушался. В поместье царила подозрительная тишина.

Но вот послышались шаги. В воротах открылась окошечко – через такое кидают в яму пленникам подсохшие лепёшки и кости.

За окошечком – смуглое суровое лицо.

– Что тебе нужно? Ты что, из терионов?

– Нас называют и так,– ответил Лик,– Мир и тебе, привратник. Ваш слуга сказал, что здесь имение славной госпожи Статиры. Я изгнан из царства Палака и ищу себе место в окрестностях вашего великого города.

– Что ты натворил?

Лик сглотнул.

– Не я натворил,– произнёс он,– со мной натворили.

Говорить вежливо на местном языке было ещё тяжелее, чем проходить метаморфозу.

Но Лик напомнил себе, что воин не боится трудностей.

– За тобой что, погоня?

– Нет. До этого не дошло. Я не нарушил законов.

– Если не нарушил законов, почему не живёшь в своей земле? Там что, закончились леса и пастбища?

– Леса и реки у нас бесчисленны, но того, что мне нужно, нет даже у царя.

– Лимонов, что ли?

– Нет. Справедливого суда.

Привратник поднял брови и повёл головой.

– Надо же, какой роскоши ты добиваешься. Влип в историю?

– Да. Против меня совершено преступление.

– Ты отомстил обидчику? Выпустил ему кишки?

Лик выдохнул и помотал головой.

– Что ты за скиф, если не можешь отомстить обидчику?– осведомился привратник.

– Я соблюдаю законы,– произнёс Лик,– Так принято в городах. Скажи госпоже, что я рос в городе и соблюдаю законы.

– Рад за тебя, варвар. Тебе скажи, чего тебе здесь надо в нашем поместье?

– Прошу госпожу не отказать мне в крове и еде. Я могу быть ей полезен.

– По твоему, у госпожи мало работников?

– Да. Я надеюсь на обычай гостеприимства. Я могу помочь по хозяйству, или рассказать историю, или…

Привратник ещё раз окинул взглядом Лика. Юное тело, поджарое и уже достаточно мускулистое. Пожалуй, даже слишком мускулистое – обычно скифы круглы и упитаны. На бёдрах, локтях и ключицах – красные полоски, к плечу прилип клочок шерсти. Кожа ещё не оправилась от метаморфозы.

Похоже, этот невриец привык разгуливать голым. А может, ещё не оправился от волчьей ночи. После таких передряг человеку обычно нет ни до чего дела.

– А драться умеешь?– осведомился привратник.

– Все скифы умеют сражаться!

– Жди, я спрошу госпожу.

– Постойте! Постойте!

Рука привратника замерла на полпути.

– Чего тебе ещё?

– Пустите меня во внутренний двор!

– Зачем нам это?

– Нас могут увидеть с дороги,– сказал Лик,– Вдруг всадники царя заметят мою голову и захотят узнать, что здесь нужно неврийцу.

– А нам какое дело?

– Не хочу, чтобы случилась беда.

– Если не хочешь беды, уходи сразу.

Лик промолчал. Но не тронулся с места.

Привратник не выдержал.

– Царские всадники сюда не войдут,– произнёс он,– Между Новым Городом и Херсонесом – мир и строгая граница. Дом нашей госпожи стоит во владениях города, им нет сюда хода. Ты видел межевой знак?

– Видел,– согласился Лик,– Но не сразу заметил.

– И чего же ты боишься?

– А вдруг всадники царя Палака тоже не сразу заметят межевой знак?..

Привратник усмехнулся, а потом закрыл окошечко. Лик подумал, что тяжёлые створки сейчас разойдутся, но услышал только удаляющиеся шаги.

Придётся ждать на пороге.

Одежды ему тоже не предложили. Ну и ладно. Раз не предложили – значит, разгуливать голым здесь в порядке вещей.

…Интересно, это госпожа Статира – она симпатичная?

4

– Можешь войти,– послышалось из-за дверей.

Створки приоткрылись самую малость. Ровно настолько, чтобы Лик проскользнул, поднявшись на цыпочки.

За всю вечность, прошедшую, пока невриец ждал на пороге, скифские всадники так и не появились. Это могло значить, что сегодня удача на его стороне. Или напротив – что Лик исчерпал запас удачи на сегодня и дальше будет только беда. Конечно, пока всё шло хорошо, но радоваться было рано.

Во внутреннем дворике пахло прелой соломой. Посередине – каменный стол, похожий на жертвенник. А во главе стола восседала госпожа Статира. Лик сразу понял, что это она, хоть ни разу в жизни не видел.

Это была старая женщина в простой тунике с длинными, совершенно седыми волосами. Её кожа стала похожа на дубовую кору, глаза цвета холодной стали взирали безжалостно.

Перед ней стоял кувшин и чаша для вина. Но к вину госпожа Статира пока не притронулась.

Когда Лик пошёл в дворик, на её лице не шевельнулся ни один мускул. Это хорошо.

Ей, конечно, не впервой видеть голых парней. Но приятно, что она даже не попробовала рассердиться.

– Мир вам, госпожа Статира!– произнёс невриец,– Я пришёл…

– Садись,– сказала она,– Ешь. Пей. Рассказывай.

Лик подчинился. Каменная скамья неприятно холодила яички. Ничего, сейчас согреется.

Еда была такая: кусок отварной телятины, ячменные лепёшки с козьим сыром, свежие оливки. Лик окончательно убедился, что сегодня боги к нему благосклонны.

Даже если его выгонят из поместья, он убежит с полным брюхом.

– Вы позволите мне принести благодарность моим богам?– спросил он, стараясь не смотреть на еду,– Перед трапезой, как это принято.

– Делай, что полагается,– сказала госпожа Статира.

– Когда я закончу, я поблагодарю и ваших.

– Нет нужды. Мы всё уже сделали.

Привратник подошёл к госпоже, и встал по правую руку. Это был достаточно красивый, высокий мужчина, скорее фригийского типа. Лик предположил, что он служит ей не только по хозяйству – и чудом удержался, чтобы не захихикать.

Нет, не время для непристойностей. Сейчас он будет делать нечто важное. Может быть, самое важное, что делает человек в этом мире.

Он выбрал для жертвоприношения самое красивое, что было на столе глиняную миску с оливками. Они были чисто вымыты и сверкали, как драгоценные камни.

Подношение предназначалось Луне. Она была его проклятием и она же его хранила. Невриец обхватил чашу двумя руками, поднял над головой и замер, бормоча молитву.

Молитва была на древнем, совершенно непонятном языке. Жрецы советовали не задумываться, что она могла значить, а вместо этого читать её как можно внимательней. Вдруг ошибёшься и жертва пролетит мимо Луны? Это никуда не годится.

Всё, конец.

Он поставил миску на стол и положил в рот сразу три штуки. На вкус оливки были такими же прекрасными, как и на вид.

– Почему ты ешь жертвенную еду?– вдруг спросила госпожа Статира.

– Но… я уже сделал подношение, и…

– Если ты его съешь, то богам ничего не останется.

– Нет, всё правильно. Боги своё уже съели.

– Съели? А что тогда в миске?

– Остатки. Мы делим с ними одну трапезу…

– По остаткам не заметно, чтобы их кто-то ел.

– Разумеется! Часть богов – она невидимая!

– Интересно рассуждаешь,– госпожа Статира наклонила голову,– Значит, часть богов – невидимая. А что случится, если какой-нибудь нечестивец не даст богам эту часть? Получается, боги будут обманут.

– Не будут они обмануты! Такое сразу увидят!

– Как это можно увидеть? Ты сам сказал, что часть еды, предназначенная для богов – невидимая.

– Боги увидят! Они своего не упустят. А нам…– Лик развёл руками, чтобы показать сложность теологической проблемы,– Нам, простым людям, на это и смотреть не положено.

– Почему ты так уверен, что богам нужна именно невидимая часть еды?

– Ну, боги же сами обычно невидимы.

Лик по прежнему не понимал, какой смысл в этом допросе. Это же очевидные вещи. Из даже дети знают, ещё до инициации…

– Говоришь, боги невидимы,– старая женщина хмурила брови,– Интересные у вас боги… А как насчёт Солнца? Или вы, скифы, солнце не почитаете?

– Ну…. я вот, не очень почитаю. Мы, неврийцы, Луне поклоняемся. Таков наш болотный обычай.

– Солнце, Луна – не важно. По твоему, эти боги – невидимы?

– Да! Это каждому очевидно!

– И каким же образом Солнце,– госпожа Статира кивнула в сторону светила,– или Луна могут быть невидимыми.

– Солнце – по ночам,– с готовностью ответил Лик,– А Луна – днём. Не всегда, конечно. Вы же знает, что Луна и днём бывает?

– Ты удивишься, но знаю.

– Так вот, а ещё бывает так, что Луны не бывает и ночью. На нашем языке так и называется – Невидимая Луна. В такие ночи…

– Надо же!– старая женщина уже не слушала. Она откинулась на спинку скамеечки и качала головой,– У вас, скифов, похоже, есть своя варварская логика.

– Я вас не понимаю.

– Это нормально.

– Что?

– Не понимать – это нормально для варвара.

– Я рос в городе!– не выдержал невриец.

– Но это был варварский город,– по-прежнему спокойно произнесла госпожа Статира.

Лик понял, что самое время приниматься за еду. Пока его и правда не выгнали за неуважение к богам и неспособность к философии. Или не напоили уксусом. Он слышал, бывают и такие наказания.

– За что тебя выгнали?– спросила Статира.

Лик проглотил кусок, отпил разбавленного вина и ответил:

– Я ушёл сам.

– Почему ты спешил, если ушёл сам?

– Потому что зло идёт,– ответил Лик,– Я должен был бежать очень быстро. Иначе я не смог бы его опередить.

Госпожа Статира снова посмотрела куда-то в небо.

– Говоришь, зло идёт…– произнесла она.– Надо же!.. Что за зло?

– Царь Палак собирается укрепить царство удачными войнами.

– Разве его отец не занимался тем же самым?

– Да. Но Палак решил укреплять по-новому. Он обрушил свой гнев на нас, неврийцев. Увидите, скоро вслед за мной побегут и другие.

– Чем ему угрожали нервиийцы?

– Мы ему не угрожали. Поэтому он решил разгромить нас заранее.

– Вот как…– госпожа Статира замолчала.

Лик подумал, что такой способ укреплять царство ей прекрасно знаком.

– Скажи,– госпожа Статира снова перевела на него взгляд,– а разве неврийцы – не скифского рода?

– Да, мы все одного рода. И неврийцы, и авхаты, и тавры…

– Не продолжай. Хватит с меня географии.

Лик подчинился. Было обидно, что она не интересуется его знаниями. Ладно, не важно. Меньше слов – больше влезет.

Приятное тепло заполняло желудок.

5

– Закончил?– спросила госпожа Статира.

– Да. Благодарю вас за прекрасную трапезу.

Лик заметил, что чаша вина перед хозяйкой так и осталась нетронутой.

– Хватит слов, ты сказал достаточно.

Лик почтительно поклонился – насколько это было возможно за столом.

– Ты ищешь себе работы, скиф?– продолжала хозяйки.

– Да, госпожа Статира. Моё имя…

– Твоё имя мне ни к чему. Тех, кто на меня работает, зовут так, как я этого хочу. Понятно?

– Я понимаю, госпожа.Статира. Дело в том, что я знаю кое-что, что может быть вам интересно.

Старая женщина молчала.

– Смотрите,– продолжил Лик,– Царь Палак укрепляет своё царство. И он непременно захочет его расширить, по примеру отца. Захватить всю Таврию, Киммерию и Меотию. И начнёт – с Херсонеса! Разве можно оставить богатый вольный город в двух днях пути от столицы? Я уверен, война начнётся через несколько месяцев. А ваше прекрасное поместье стоит прямо возле дороги…

– Когда мне понадобятся твои советы, я тебя спрошу,– госпожа Статира поднялась и двинулась прочь из дворика,– За мной, скиф.

Ходила она с трудом, припадая на левую ногу. Привратник шёл за ней, готовый в любую секунду прийти на помощь.

Почему она такая странная? Лик поразмыслил и решил, что она слегка помешанная. Со стариками такое бывает.

Он помнил, что безумие безумию рознь. Священное безумие охватывает человека и рвётся наружу по воле богов. Человек словно пронзён страшным знанием. Для этого есть специальные церемонии.

А есть безумие другого рода. И это уже не знание, а глупость. Человек ведёт себя так, словно на голову ему надели чугунный горшок и лупят по нему палками. Безумец что-то говорит, прыгает, машет руками, но всё без толку. Он больше не видит мира и слышит только гул. От таких безумцев никакого толку нет, им даже церемонии не помогают.

Лик надеялся, что в горшке госпожи Статиры ещё достаточно трещин и дыр, чтобы хоть что-то соображать.