– Сколько времени? – повторил голос так тихо, что я скорее догадалась, чем расслышала, потому что музыка продолжала играть.
– Двенадцать. Может, больше.
Наконец после непродолжительной войны со шторой из-под нее выбрался светлоголовый заспанный парнишка в длинной футболке и широких штанах.
Щеки раскраснелись ото сна, русые, чуть рыжеватые пряди прилипли ко лбу. Глаза щурились на свету:
– Где все?
– Не знаю. Я соседка снизу. У нас потоп.
Он бросил взгляд на мои босые ноги.
– Носки лучше снять, – посоветовала я, и он кивнул.
Покрепче прижав к себе полотенца, чтобы не рассыпались, я поспешила назад, в ванную. Парнишка последовал за мной, но, сделав пару шагов, тут же ойкнул.
– Я же предупреждала.
– Угу, – смущенно буркнул он и, облокотившись о косяк, принялся стаскивать промокшие носки.
Я кинула ему под ноги несколько полотенец, но они, опустившись на воду, как осенние листы, остались плавать, медленно намокая.
– Нужно ковшиком вычерпывать, – деловито сказал он.
– Чего так долго? – Из-за двери ванной высунулся спасенный мною неформал, выхватил свои штаны и, не дожидаясь ответа, снова исчез.
– Тёма, стой, – парнишка тщетно ткнулся в захлопнувшуюся дверь. – Дай умыться.
– Кругом полно воды, – откликнулся тот и не открыл.
На кухне творился не меньший бедлам, чем в остальных местах: горы грязной посуды, пустые пивные банки, коробки из-под пиццы и пирогов. Зато потоп ее не коснулся, и серые шашечки плитки на полу остались сухими.
Лана продолжала томно страдать: «Погружаясь все глубже и глубже, становлюсь все темнее и темнее. Ищу любовь, но не в тех местах…»
Мы стали вычерпывать воду чашками в большой салатник, который потом выливали в кухонную раковину, а уже когда Тёма вышел из ванной, взялись за полотенца. Тёма постоял немного в задумчивости, недовольно морщась и сокрушенно оглядывая коридор. Затем присел на корточки рядом со мной и поинтересовался интимным тоном:
– Я только не понял. Чего ты меня хватать начала?
– Вы тонули.
Он задумчиво выпрямился:
– Слышь, Макс, я реально мог утонуть.
– Так тебе и надо, – ворчливо отозвался Макс. – Сто раз говорил тебе не спать в ванне. Где, вообще, все?
– Я их выгнал, – голос у Тёмы был низкий и глухой. – Голова просто раскалывалась. Думал, убью кого-нибудь, если не выметутся.
– А сейчас как?
– Лучше. Только Лану свою выруби уже.
Макс покорно отбросил простыню и отправился выключать музыку, а Тёма принес мусорный пакет, подобрал с пола мокрые вещи, затолкал их туда и ушел на кухню.
Во внезапно наступившей тишине бодро загремели кофейные зерна.
– Эй, соседка, будешь кофе?
– Нет, спасибо. Домой пойду.
– Да ладно, нужно же отметить удачное спасение утопающего, – Тёма выглянул в коридор. – Кстати, вопрос: а затычку из ванны не проще было вытащить?
– Вы начали тонуть, и я уже ни о чем не думала.
– Чего выкаешь-то? – Он подошел ближе. – Я же не дед столетний.
Я пожала плечами.
– Тебя как зовут?
– Вита.
– Как? Витя?
Откровенная насмешка в голосе заставила поднять голову:
– Вита. А тебя?
Он небрежно взлохматил мокрый затылок и с шутливой задиристостью сообщил:
– Хамло или Говнюк. Выбирай любое имя.
– Мне оба не нравятся.
– Сомневаюсь, что матерные варианты лучше, – бросил на ходу Макс и, обойдя меня, исчез на кухне.
– Чего ты напрягаешься? – сказал Тёма примирительно. – Ну, Артем меня зовут. Все нормально. Мы не страшные, приставать не будем, если сама, конечно, не попросишь. – После чего, иронично хмыкнув, добавил: – А за то я уже извинился. Ну реально, спросонья не понял, что происходит. Так как насчет кофе?
Выглядел он лет на девятнадцать, с выразительной мимикой и броскими, необычайно привлекательными чертами лица. Даже пирсинг и тоннели ему шли. Хотя мне все равно было непонятно, зачем человеку со столь яркой внешностью понадобилось так себя разукрашивать.
Чувствуя, что снова начинаю неприлично глазеть, я машинально кивнула, и он воспринял это как согласие на кофе.
– Тебе с молоком?
Но ответить я не успела, потому что из ванной раздалась громкая мелодия телефонного звонка: «Who do you need, who do you love when you come undone».
– Тащи его сюда, – распорядился он.
Телефон нашелся на стеклянной полочке рядом с тюбиком пасты. На экране высветилось «Полина».
Я отнесла трубку на кухню, и из неё сразу же раздались возмущенные женские крики. До нас долетали только обрывки фраз, но догадаться, о чем речь, не составляло труда. Полина была недовольна тем, что он устроил вечеринку. И что не отвечал на ее звонки, и чем-то еще, понятным только им двоим.
Не переставая насмешливо улыбаться, Артем молча и терпеливо слушал ее, а Макс, кивнув на табуретку, поставил передо мной чашку с дымящимся кофе.
Его лицо казалось мне смутно знакомым: светлые брови, светлые, с рыжеватым оттенком ресницы и бледные, едва заметные веснушки на переносице и щеках. Прямой красивый нос и тяжелый волевой подбородок, волосы аккуратно подстрижены. И хотя взгляд был немного печальным, в уголках темно-серых глаз скопилось множество лучистых морщинок.
Едва я взяла чашку в руки, как Артем вскочил со стула и, распахнув створку окна, метнул телефон в ночь. Потом резко обернулся и, слегка запинаясь на «к», пояснил:
– Зак-колебала, стерва.
– Зачем телефон выбросил? – с упреком сказал Макс.
– Бесит.
Макс с тяжелым вздохом покачал головой и вышел. Хлопнула входная дверь.
– Спасибо, – я отставила чашку, так и не сделав ни одного глотка. – Пойду домой.
– Значит, ты с первого этажа? – Артем расслабленно, словно ничего не произошло, развалился на стуле. – Кажется, я знаю твоего папу. У него же синий «ниссан»? Первое время он меня с парковки гонял, и я ему даже немного нахамил. Прости. Но теперь все хорошо.
Разговаривал он с оживленной, подкупающей непосредственностью:
– Почему же пришла ты? Где папа?
– Они в командировку уехали. В Америку.
– Сильно там у вас протекло?
– Немного.
– Деньги нужны? Компенсация, и все такое?
– Нет, спасибо.
– Да ладно? – вытаращился он на меня. – Всем деньги нужны.
– Думаю, само высохнет.
– Если вдруг понадобятся – скажи.
Эта фраза заставила невольно улыбнуться. И он, сообразив, что его выпендреж меня развеселил, ответил широкой, обезоруживающей улыбкой:
– Я серьезно.
Мне определенно стоило уйти, но что-то в его внешности, манере поведения и речи никак не отпускало.
С лестничной клетки отчетливо послышалась «Сome undone». Макс в кроссовках забежал в кухню, сунул Артему в руки телефон:
– Карина звонит!
– Надо же, – поразился тот. – Работает еще. В следующий раз в унитазе утоплю. – Алло, – поднес трубку к уху, но голос его собеседницы раздался на всю кухню: – Говорила я тебе, маленький говнюк, не устраивать это сборище?!
Он с удивлением посмотрел на экран и попробовал отключить громкую связь, но ничего не вышло.
– Да плевать.
– Тебе на все плевать и на всех. На кой понадобилось созывать пол-Москвы?
– У меня вообще-то день рождения.
– Ну и дебил! Не мог напиться, не привлекая к себе внимания? Мало у нас проблем? Я с утра до вечера занимаюсь тем, что косяки ваши улаживаю и отмазываю. А ты только развлекаешься.
– Ну это нормально. Это же вы на меня работаете, а не я на вас.
– Иди в задницу, Тёма.
– И вам доброй ночи, Карина Эдуардовна!
Артем швырнул многострадальную трубку на стол и принялся ворошить наваленное на подоконнике барахло:
– Где эти чертовы таблетки?
Макс по-прежнему стоял в обуви посреди кухни, между его бровей пролегли две поперечные складки. Артем подозрительно покосился на него.
– Пойду прогуляюсь, – объявил Макс и направился к выходу, но Артем поймал его за локоть:
– Можно не сегодня?
Макс обернулся, и стало заметно, что губы его побелели от напряжения.
– Мне нужно.
Они уперлись взглядами друг в друга.
– А давай пойдем к Вите? – вдруг предложил Артем. – У нее дома никого нет. И одеваться не нужно. Это тебе поможет?
Макс потер шею обеими руками:
– Возможно.
– Вот и отлично, – Артем бросил на меня быстрый взгляд, словно мое согласие было лишней формальностью. – Мы идем к тебе! Будем мешать спать. – А заметив мою растерянность, приятельски похлопал по плечу: – Шучу. Выпьем кофе и уйдем.
Как только вошли в мою квартиру, я полезла на верхние кухонные полки искать кофе, а они ушли в мою комнату. Наводить порядок там было поздно.
Я налила им по чашке кофе, достала лоток с мороженым.
Макс, закинув руки за голову и безжалостно придавив к стенке кривоухого ослика Паскаля, лежал на одеяле моей разобранной кровати и разглядывал постеры на стене, а Артем сидел за письменным столом и в ярко-белом свете настольной лампы с интересом доставал из стеклянной вазочки фигурки киндер-сюрпризов.
– Я так хотел, чтобы мне вот этот попался, – он поднял руку, показывая слоника с молотком и в каске. – Но собрал пять с книгой и ни одного с молотком.
– Хочешь, забирай.
– Правда? Тебе не жалко?
Неподдельная радость в его голосе насмешила. Было в нем нечто очень располагающее, словно мы знакомы давным-давно.
Отодвинув фигурки, я поставила перед ним поднос:
– Конечно, нет. У тебя же день рождения.
– Уютно тут, – Макс поудобнее устроился на подушке.
– Вот что значит нормальная домашняя обстановка, а у нас там, – он ткнул пальцем в потолок, – нерв сплошной.
– Нерв – это ты, – Артем звонко постучал ложкой о край чашки. – Мы из-за кого сейчас из дома ушли?
– Вита, можно я у тебя поживу? В тишине и покое.
Макс был милый и вызывающий доверие.
– Покой тут относительный, – я села на кровать к нему в ноги. – Сегодня мои одноклассники полчаса в окно долбили, пришлось под столом от них прятаться.
– Чего хотели? – заинтересовался Артем.
– Придурки просто.
– Вспомнил! Жирная! Это ведь ты, да? – Он обрадованно подался вперед. – И в этом подъезде не живешь. Ну-ка встань.
– Зачем?
– Давай-давай на середину комнаты выйди. Проверить хочу.
– Чего проверить?
– Да хватит уже. Что ты как маленькая?
Упрек подействовал. Я осторожно встала на ковер, и он, развернув настольную лампу в мою сторону, весело скомандовал:
– Руки подними и покрутись.
Мне стало немного смешно, и поскольку лица его я видеть не могла, то выполнила это без особой неловкости.
– А кофту можешь снять?
– Шутишь? – Я запахнула полы. – Я же в пижаме.
– Тогда как мне понять, что ты не жирная?
– Но ты и так видишь. Я пятьдесят три килограмма вешу. А рост у меня метр шестьдесят шесть.
– Я вижу только ноги. С ними вроде бы все в порядке.
– Я сейчас даже худее Эли. Подружки моей. А она всегда очень стройная была.
– Ну как хочешь, – он вернул лампу в прежнее положение.
– Нет, правда. Они специально так называют, чтобы обидеть.
– Да мне-то что? – Он снова взялся за слоников. – Даже если у тебя под кофтой тонна жира. Мы сейчас посидим немного и уйдем.
Подобное предположение прозвучало нелепо.
– Ну какая тонна? Мама говорит, ребра торчат.
– Да ты не переживай. Может, кофта тебя просто полнит. Лучше завари еще кофе, и покрепче, а то этот помоечный. Терпеть не могу все пресное и разбавленное.
– Полнит?
Я подошла к зеркалу. Даже в темноте зеркального отражения кофта действительно казалась объемистой, и майка с Тедди под ней, несмотря на глубокий вырез, наверняка выглядела лучше.
Я все-таки сняла дурацкую кофту.
– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил он.
– Шестнадцать, а что?
– Готов спорить, ты еще с игрушками спишь, – он кивнул на изображенного на майке Тедди.
– Только с Паскалем, – призналась я. – Осликом, которого Макс вот-вот раздавит. Он у меня с трех лет. Дедушка, папин папа, подарил. Это он его так назвал. Мы даже когда отдыхать ездим, я его с собой беру. Потому что он без меня скучает. Все остальные нормально, а он грустит.
– Остальные?
Я показала на стеллаж с игрушками возле окна:
– Друзья мои.
Он вполне серьезно оглядел игрушки:
– Правильно. Друзей не убирают в коробки, не засовывают на антресоли.
Его одобрение прибавило уверенности:
– Я знаешь что думаю? Что тот, кто с легкостью избавляется от старых вещей, так же запросто поступает и с людьми.
– Какая глубокая мысль, – он изобразил удивление. – Так ты маленькая или взрослая?
– Хотела бы я сама знать.
– Извини, что так нагрянули. Страшно ломало тащиться куда-то на ночь глядя. Просто Макс собирался драпануть, а если ему взбрело это в голову, то я бы его не удержал.
– Куда драпануть?
– У него бзик. Чуть что не так – сразу бежать. Говорит – успокаивается. Но вообще, когда это происходит, он ничего не соображает.
– Ничего себе. Это болезнь такая?
– Это заскок такой. Три года уже. С тех пор как он из детдома смотался.
Я посмотрела на Макса. Он лежал с закрытыми глазами на спине и ровно дышал. Я накрыла его пледом.
– Он не похож на детдомовца. Даже ты больше похож.
Артем добродушно рассмеялся:
– С чего вдруг?
– Раньше я считала, что детдомовцы тихие и грустные, но, когда приехали со школьным спектаклем в детский дом, оказалось, что они непосредственные и довольно веселые, только наглые немного и злые. Их воспитательница объяснила, что им приходится быть такими, чтобы выживать в агрессивной среде. Потому что у них, в отличие от нас, нет никого, кто бы их любил просто так. Вот они и соревнуются, пытаясь урвать кусочек внимания к собственной персоне и показать, что достойны этой любви.
– Тогда ты права. Макс действительно тихий и грустный.
– Почему же он сбежал? Его обижали? Издевались? Травили?
Симпатия к Максу усилилась многократно.
– Если тебе интересно, могу рассказать про него.
– Конечно, интересно.
– Тогда неси кофе.
Я побежала за новой чашкой, куда сыпанула столько кофе, чтобы уж точно пробрало, но Артем, сделав глоток, даже не поморщился. Устроившись рядом с ним на кухонной табуретке, чтобы не садиться на кровать и не будить Макса, я приготовилась слушать.
– Когда ему было пятнадцать, его мать умерла, а родственников и знакомых, желающих повесить себе на шею взрослого пацана, не нашлось. Так что прямиком отправили в детский дом, – начал Артем, таинственно понизив голос, и я поняла, что он посмеивается над моим любопытством. – Сначала писал мне часто, типа: жив-здоров. Потом все реже, вроде к обстановке привыкать начал. Спортом увлекся. Вдруг ни с того ни с сего через пару месяцев присылает эсэмэску: «У меня проблема», перезваниваю – не подходит, на сообщения не отвечает. Я тогда в Англии учился. Звоню Кострову – это опекун мой, говорю: съездите, проверьте, что там. А он, мол, далеко – Брянская область, все дела… Ну, я в тот же день купил билет и ночью улетел в Москву. Притащился к Кострову, их дом неподалеку от нашего, и с самого утра мы с его сыном Василием поехали на машине к Максу, а как приехали, выяснилось, что он сбежал, и его уже вторые сутки ищут. Василий истерить начал, что ему в Москву возвращаться нужно, на работу, и все такое. Ну я его послал и остался.
Артем замолчал, зачерпнул полную ложку мороженого и, заметив мой выжидающий взгляд, протянул ее мне. Пришлось съесть.
– Как чувствовал, что должен остаться, потому что через день Макс мне сам позвонил из какой-то деревни. Я вызвал такси, забрал его, и сразу в Москву поехали. Спрашиваю: «Что случилось?» А он такой: «Не помню».
Так вот, после этого побега у него все и началось. Нормально, нормально, а потом вступает. Раз так от стоматолога ушел прямо из кресла. А однажды в метро накрыло. Выскочил на первой попавшейся станции и втопил. Из кинотеатра может уйти и с лекции в институте.
– И как долго у него этот приступ длится?
– Пока не отвлечется от своего загруза.
Задумчиво глядя перед собой, Артем наклонил голову. Косая рваная челка закрыла половину лица, и свет упал так, что я отчетливо поняла, что знаю его.
Когда-то давно, в далеком детстве, мы гуляли вместе на детской площадке. Мне – четыре. Ему лет семь или восемь. Нам было неинтересно друг с другом. Каждый занимался своим, просто у его няни и моей мамы находилось много общих тем для разговоров.
Но я его все равно запомнила по тому, как сильно он заикался и иногда с большим трудом произносил слова, тогда как я в свои четыре уже болтала без остановки. Помню, еще говорила маме, что этот мальчик очень глупый, раз не может выговорить ни «качели», ни «сосиска». Мама строго шикала, а дома объясняла, что люди заикаются не от глупости.
А потом их семья куда-то уехала из нашего дома, и появился он, только когда я ходила в третий класс.
Если бы не мама, я бы никогда не догадалась, что это тот самый заикающийся мальчик.
Она сказала: «Он невероятный талант и звезда», что было воспринято восьмилетней девочкой с хорошо развитой фантазией абсолютно буквально. Звезда! Его привозили и увозили на красивой серебристой, как космический корабль, машине. А за его спиной всегда висела большая-пребольшая скрипка.
Стройный, очень гибкий, с идеальной осанкой, гордо поднятой головой и этим огромным инструментом он действительно представлялся мне каким-то неземным ребенком. Который, в отличие от моих одноклассников, был всегда вежлив, улыбчив, хорошо одет, у него были большие белые, идеально ровные зубы, аккуратная стрижка и огромные голубые глаза. Блестящие, чистые и веселые. Какое-то время я даже любила его, пока он снова не пропал куда-то.
– Я тебя помню, – я обрадовалась ему, как старому доброму знакомому. – Ты заикался и носил виолончель. Помню, как-то шел дождь, ты выбрался из машины и, сняв плащ, укрыл ее, как будто девушку.
– Конечно, знаешь сколько она стоила? – Артем отставил чашку на стол. – За инструмент отец мне голову оторвал бы.
– Это так здорово! Ты больше не заикаешься.
– И не играю тоже.
– Но почему? Ты же был звездой, тебя по телевизору показывали. Молодое дарование, мальчик-вундеркинд.
Выражение игривой беспечности исчезло в долю секунды:
– Мы это не обсуждаем.
Сказал резко и безапелляционно, после чего открыл лоток с мороженым и принялся выкладывать его в остатки кофе.
– Расскажи лучше о себе.
– Я не знаю, что рассказывать. У меня ничего интересного нет. Учусь в школе. В десятом. Хорошо учусь. В основном сижу дома: или уроки делаю, или книжки читаю, или истории сочиняю. Вот и все.
– Что за истории?
– Да так, нечто наподобие сказок, но со смыслом.
Артем снова повеселел:
– Ты знаешь, что такое смысл? Круто!
– Если захочешь, могу потом дать почитать.
– Лучше сама мне почитай.
– Сейчас?
– Конечно. Только выразительно. Пока Макс спит. А потом мы уйдем.
Глава 4
– Скажите, у вас нет моего Каро? – Камилла прижималась к каждому стволу, гладила протянутую ветку, ласкала трепещущие листочки.
Деревья перешептывались. Они готовы были помочь, но среди них не было никого с таким именем.
– Какой породы этот твой Каро? – прошелестел Дуб.
Камилла грустно пожала плечами:
– Я не знаю, но если вы когда-нибудь встречали самое красивое дерево, то это наверняка он.
Больше недели шла Камилла к лесу и была сильно разочарована, увидев недоуменное колыхание деревьев. Ей казалось, что весть о Каро должна была облететь весь зеленый мир.
Солнце уже садилось, когда деревья, расступившись, открыли мирно поблескивающую в заходящих лучах речную гладь.
– Милая Речка, ты так далеко течешь, все вокруг слышишь и видишь. Не встречала ли ты Каро?
– Никогда о нем не слышала, – зазвенела Речка. – Попробуй спросить у Ветра, он как раз бежит следом и скоро будет здесь.
Ветер казался очень серьезным и бежал так быстро, что Камилла еле успела его окликнуть:
– Уважаемый Ветер, не встречали ли вы Каро?
Ветер взглянул на нее, и холодный поток воздуха попытался пробраться под одежду. Камилла стыдливо прикрыла грудь.
– Как же, встречал, конечно. Легкомысленный такой парнишка.
– Ну что вы, он очень хороший, – запротестовала Камилла. – Вы, наверное, говорите о другом Каро.
Ветер засмеялся, нагоняя на реку волны.
– Что ж, должно быть, это другой паренек, которого Лесная Колдунья превратила в дерево.
Одним движением он приблизился к девушке. Черты его лица все время изменялись. Ветер мог быть прекрасным и уродливым одновременно. Широкополая шляпа покрывала длинные волосы, а бесформенный плащ беспрестанно колыхался.
– Спроси лучше у Месяца, – сказал он и помчался дальше.
В горах оказалось очень холодно. Тоненькое платье Камиллы не грело, и, когда становилось совсем невмоготу, приходилось бежать. Через пять дней она поднялась настолько высоко, что земли уже и видно не было.
Месяц отдыхал в глубоком темном ущелье. И все вокруг было освещено удивительным серебристым сиянием. Камилла вступила в полосу света.
– Кто ты такая? – Месяц неохотно выплыл из своего убежища. Он заметно осунулся, но выглядел помолодевшим.
– Я – Камилла и ищу своего друга Каро.
Месяц задумался:
– Помню одного Каро, который любил хмельные танцы и веселье до утра.
– Каро радовался всему на свете, потому что ни у кого не было такой жизненной силы, как у него.
– И что же с ним случилось? – поинтересовался Месяц, убирая с глаз белую челку, делавшую его излишне женственным.
– Лесная Колдунья превратила его в дерево.
– Я слишком долго спал. Обратись-ка лучше к Солнцу.
Дорога к Солнцу оказалась значительно длиннее и тяжелее, чем она ожидала.
Однажды к ней привязался молоденький Волк. Он шел следом от самых гор, через вереницу полей, сквозь темные чащи и березовые рощи.
Волчонок оберегал Камиллу, когда та спала, грел, когда девушка мерзла, лечил, когда она заболела.
Болезнь сильно ослабила Камиллу, она осунулась и исхудала, но в глазах Волчонка это была самая прекрасная женщина на свете.
– Хочешь, я сделаю тебя самой богатой в мире? – спрашивал он, свернувшись клубком у ее ног. – Я знаю одну пещеру, в которой полно переливающихся камней и золота.
Камилла смеялась:
– Ну какое золото? С такой тяжестью далеко не уйдешь.
– А почему ты не пошла к Лесной Колдунье и не попросила вернуть тебе его?
– Конечно же, я пошла, – Камилла любила, когда он снова и снова спрашивал об этом, – но она сказала, что только от меня зависит, вернется Каро или нет. Что мне еще оставалось делать?
– Ты отчаянная, – Волчонок преданно смотрел девушке в глаза. – Неужели тебе не хочется отдохнуть? На свете есть немало прекрасных людей.
– Второго Каро не существует. Так бывает всегда: мужчинам достается сражаться с драконами, а женщинам – искать или ждать всю жизнь. Я предпочитаю искать.
Дом Солнца находился в роскошной, усеянной цветами долине. Деревянная лестница уходила высоко в небо и скрывалась за облаками.
– Я знаю, зачем ты пришла, – Солнце поднялось из глубокого кресла ей навстречу.
У него была длинная золотая борода и строгие, но очень ясные глаза.
– Обычно я не вмешиваюсь в дела людей, но тебе помогу, потому что ты такая упорная.
И оно рассказало Камилле, где найти Каро.
Не чувствуя ног, девушка добежала до небольшой рощицы, раскинувшейся на берегу озера. В ней царили покой и прохлада. Время замерло, природа отдыхала.
Камилла остановилась возле могучего Вяза и осторожно поинтересовалась:
– Не вы ли Каро?
– Значит, ты Камилла, – склонилось к ней дерево. – Я так и понял.
Маленький Ясень, стоявший по соседству, тоже слегка подался вперед.
– Ты опоздала, – Вяз горестно кивнул, – видишь пенек? Еще два дня назад это было его место, но потом пришли люди и срубили его.
– Не может быть! – Крик Камиллы прокатился по всему лесу. – Это неправда! Пень выглядит слишком старым.
Камилла рыдала, уткнувшись в мягкий мох, а Волчонок вылизывал ей слезы и очень боялся, что она умрет от горя. Однако через несколько часов девушка поднялась на ноги, и в ее голосе появились суровые нотки:
– Мне придется повернуть время вспять! Я иду искать Короля Времени.
– Удивительная женщина, – восхитился Волчонок, глядя, как она решительно шагает прочь, – я никогда не оставлю ее, какие бы сумасшедшие идеи не пришли ей в голову.
И тут, за спиной, он услышал едва различимый шепот.
Ясень склонился к Вязу:
– Спасибо, что не выдал меня.
– Мне было очень тяжело это сделать, – отозвался Вяз.
– И нам, и нам, – послышалось со всех сторон.
Березы буквально обливались соком:
– Как ты мог? Она самая лучшая девушка на свете. Как можно было обмануть ее ожидания?