Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Забегая вперед, отметим, что в архиве А. Гольденвейзера70 сохранилась его обширная переписка с М. Алдановым эмигрантского периода, свидетельствующая о том, что как адвокат он вел семейные дела писателя.

С приходом в Германии к власти нацистов и началом развязанной ими Второй мировой войны:

Главным делом Гольденвейзера71 <…> была работа по вызволению русских евреев из Европы.

<…>

«Делами о визах я занят ежедневно: с каждым делом очень много хлопот и подвигаются они медленно», – сообщает Гольденвейзер в мае 1941 года.

Возможно, что А. Гольденвейзер имел также отношение к получению визы для М.А. и Т.М. Алдановых, поспособствовав тому, чтобы Алданов попал в категорию левых политических деятелей, чья жизнь была под угрозой при нацистском режиме … <т.к.> он продолжал числиться членом партии народных социалистов [БУДН.-ПОЛЯН. С. 300].

Точно известно [БУДН.-ПОЛЯН. С. 300, 321], что именно Алексей Гольденвейзер занимался американскими визами для близких родственников Марка Алданова – супругов Любови и Якова Полонских, и их добился. Однако по несчастному стечению обстоятельств Полонские не сумели вовремя покинуть Францию и все время оккупации, рискуя жизнью, были вынуждены обретаться в Ницце. Дружеские отношения и переписку с Алексеем Гольденвейзером Алданов поддерживал вплоть до своей кончины.

Однако же вернемся к молодому Алданову-путешественнику.

Решив, видимо, в какой-то момент, что посмотрел он мир достаточно, Алданов принимает решение заняться конкретным делом: углубить и отшлифовать свои научные знания. В 1913 г. он начинает стажироваться как химик у известного французского ученого профессора Виктора Анри в парижской Практической школе высших исследований (École pratique des hautes études – EPHE). Здесь Алданов занимался исследованиями в области кинетики химических реакций.

Вспоминая об этом периоде своей жизни он писал:

Я был в Париже молодым человеком <…>, работал в Сорбонне в лаборатории моего друга Виктора Анри и через него познакомился с так тогда называвшейся «молодой Сорбонной»: Марией Кюри, Перреном, Ланжевеном и другими. Часто завтракал с ними в небольшой, теперь больше не существующей «Кремери» на Плас де ла Сорбонн. Из русских, кроме меня, постоянно участвовал в этих завтраках Богомолец, впоследствии столп советской науки72, прославившийся своей сывороткой и прославлявший Сталина (тогда он, кстати, был монархистом и считал кадетов слишком левыми). Кроме него, все в «Кремери» (и в «молодой Сорбонне») были левыми, – направления, скажем, Жореса. <…> С Богомольцем мы были друзьями, но с тех пор я его и не видел, – расстались в 1914 году. Он не так давно в Москве скончался [МАКЛАКОВ. С. 188].

Профессор Анри, у которого стажировался Алданов, заслуживает отдельной темы, т.к. он был фигурой в научном мире не только значительной и уникальной – по широте и всеохватности своих научных интересов, но и очень яркой личностью.

Виктор Анри родился 6 июля (по другим данным – 6 июня) 1872 года в городе Марселе. Он является единокровным братом знаменитого русского механика и кораблестроителя академика Алексея Николаевича Крылова. У них с А.Н. Крыловым был общий отец – Николай Александрович Крылов (1830–1911), в прошлом офицер, участник участник Крымской войны 1853–1856 гг. Матерью же Виктора Анри являлась тетя А.Н. Крылова, т.е. родная младшая сестра его матери.

Если бы ребенок от такого союза родился в России, то его как незаконнорожденного ожидала бы весьма печальная судьба. В просвещенной Франции к тому времени законодательство уже не ограничивало внебрачных детей в гражданских правах. Поэтому Крыловы приняли решение всей семьей переехать во Францию, в гостеприимный средиземноморский портовый город Марсель. Родившегося ребенка назвали интернациональным именем Виктор (Victór), крестным отцом его был старший брат Алексей, от которого он получил отчество, а фамилия ему была дана типично французская – Анри (Henri).

Как французский подданный Виктор Анри был привезен позже в Россию, учился в московской немецкой гимназии, а в 14-ти летнем возрасте вместе с матерью вернулся во Францию и жил в Париже. В 1891–1894 гг. Виктор Анри штудирует математику, физику и химию в подготовительных классах Высшей школы, затем учится в Сорбонне, одновременно работая там же в лаборатории экспериментальной психологии. Его исследования в этой области привлекают к себе внимание научной общественности, а после выхода в свет его совместной с Альфредом Бине книги «Ведение в экспериментальную психологию» [BINET] он становится весьма авторитетной фигурой в этой области.

В 1894–1896 гг. Анри стажируется на факультете психологии Лейпцигского университета и одновременно занимается исследованием химических основ физиологических процессов, включая кинетику и катализ ферментных реакций.

Его научные интересы невероятно обширны. В 1897 г. он защитил докторскую диссертацию в Геттингенском университете на тему «Локализация вкусовых ощущений», а в 1902 г. – в Сорбонне, вторую докторскую диссертацию, уже в области биохимии, – «Общие закономерности действия диастазы»73.

По мнению историков науки – см. [CORNISH-BOWDEN a.o.], из-за разнонаправленности научных поисков Виктора Анри, его имя до сих пор не оценено по заслугам: биохимики не знают ни его ранних работ по физиологии, ни последних – в области спектроскопии и фотохимии. Однако именно Анри в 1902 г. на основе своих экспериментальных исследований опубликовал статью, в которой описал кинетику ферментных реакций. Через 10 лет на основе его представлений было выведено кинетическое уравнение Михаэлиса – Ментена74.

Многолетние успешные работы Анри в области физической химии (кинетика и катализ энзимов, молекулярная спектроскопия), обрывает начавшаяся Первая мировая война. Ученый переключается на выполнение правительственных оборонных программ в области химической защиты.

В 1916 г. Виктор Анри по официальному направлению французского правительства приезжает в Россию в качестве атташе по науке, поселяется в Петрограде и занимается организацией химической промышленности оборонного значения. В это же время в Петрограде обретался и Марк Ландау75. Он, как пишет в своей статье-воспоминании о нем Александр Бахрах:

Работал по своей специальности, то есть, по химии, которая, как мне всегда казалось, больше всего его притягивала. Во время войны (конечно, я имею в виду ту первую, далекую) он имел какое-то касательство к заводу, изготовлявшему, если не ошибаюсь, удушливые газы… [БАХРАХ (I)].

Можно полагать, что в годы войны (1916–1918) профессор Виктор Анри, работая в военной индустрии России, сотрудничал со своим русским учеником.

О своей работе в оборонной промышленности в период 1914– 1917 гг. Алданов рассказывал в публичном интервью лишь единожды и то очень скупо:

С началом военных действий, – я только-только успел прибыть к ним из-за границы, – уже не до литературы было. Меня мобилизовали. <…> Я надел форму тылового земгусара76 и, как химик, занялся удушливыми газами, с откомандированием на соответствующие заводы [СУРАЖСКИЙ. С. 2].

В области разработки средств защиты от удушливых газов Алданов, помимо Анри, возможно сотрудничал с выдающимся русским химиком, изобретателем «противогаза», академиком Николаем Зелинским, с коим, по его словам, познакомился во время путешествия по США. Косвенно, это предположение основывается на следующем высказывании Веры Николаевны Буниной в ее письме из Парижа в Ниццу Татьяне Марковне Ландау-Алдановой от 24 августа 1953 года:

Скажите «Вашему», что скончался Н. Д. Зелинский на девяносто третьем году жизни. Я знала его близко, он бывал у нас. Читал на курсах77 органическую химию и задавал нам задачи в лабораториях на разных курсах.

Он – одна из постоянных связей прошлой моей жизни. От последней жены у него остался сын. Их у него было три. Два после 50-ти лет… А как он любил первую! И как он горевал после ее смерти [ЖАЛЬ…БаВеч].

После Октябрьского переворота Виктор Анри вместе со своим старшим братом – генералом царского флота и академиком-кораблестроителем Николаем Крыловым, пошел на службу к большевикам. В 1918 г. он заведует лабораторией в Институте биологической физики в Москве, затем переезжает в Петроград, работает в Государственном оптическом институте (1919–1920), публикует в его трудах научный обзор «Состояние доквантовой молекулярной спектроскопии»78.

С этого момента пути учителя и ученика на время разошлись: Алданов примкнул к непримиримой оппозиции, а в 1919 г., предвидя поражение «белого движения», бежал из советской России.

Однако «искус большевизма» у Виктора Анри довольно быстро сменился на его категорическое неприятие. Вернувшись во Францию, он вошел в члены редколлегии парижского журнала «Грядущая Россия», который в 1920 г. начал издавать (вышло всего два номера) Председатель заграничного комитета партии народных социалистов (НТСП) Николай Чайковский со своим однопартийцем Марком Алдановым.

Впоследствии Виктор Анри работает профессором в Цюрихском университете, а с 1930 по 1940 г. профессором и заведующим кафедрой физической химии Льежского университета. После начала войны с Германией он вновь приступает к рабое над военными проблемами, но летом 1940 г. умирает от воспаления легких в г. Ла-Рошель [АкКРЫЛОВ].

В переписке Алданова не звучит тема о том, что, оказавшись в эмиграции, он пытался пристроиться на работу в научных центрах, где профессорствовал Виктор Анри. Видимо, вкуса к экспериментальной работе у него не было. Тем не менее, свою жизненную привязанность к химии Алданов, даже став известным литератором-романистом, не упускал случая подчеркнуть:

Я – химик и, по словам моего профессора Анри, – подававший надежды [СУРАЖСКИЙ. С. 4],

Бахрах, например, в этой связи пишет, что

…мне иногда мыслится, хотя доказать этого не могу, что его большая работа «о законе распределения вещества между двумя растворителями» или гораздо более поздняя об «актинохимии» (для профана одни эти заглавия чего стоят!) давали ему больше морального удовлетворения, чем успех его исторических романов, переведенных на бессчетное число языков.

В периоды неудовлетворенности собой, разочарования в своих литературных трудах и усталости от напряженной писательской работы, а их в жизни Алданова, склонного, как и большинство творческих людей, к депрессии, было немало, он сразу же возвращался в мечтах к идее о профессиональной научной работе. Так, например, в письме к Бунину от 17 января 1929 года он сообщает:

… Подумываю и о химии, и о кафедре в Америке – ей Богу [УРАЛЬСКИЙ М. (II). С. 247].

Научные амбиции Алданова и его высказывания типа «Я – химик» нуждаются, на наш взгляд, в прояснении.

Действительно, Алданов – один из немногих русских эмигрантов-интеллектуалов, у которых была «кормящая профессия». Представляется очевидным, что это свое преимущество он пытался по жизни использовать. Его перу принадлежат две монографии по химии, вызвавшие в свое время интерес у специалистов, – «Химическая кинетика: пролегомены и постулаты» [LANDAU MARС (I)] и «О возможности новых концепций в химии» [LANDAU MARС (II)]. Обе книги носят чисто теоретический характер, являя собой пример глубокого аналитического обобщения современных достижений в области физической химии, главным образом связанных с исследованиями кинетики химических реакций. Однако собственных новаторских работ у автора этих книг не было: он не открыл новых законов, не предложил оригинальных уравнений, не высказал пионерских гипотез. Проживая после своего бегства из России в Европе и США, Марк Ландау никогда не занимался прикладной или инженерной деятельностью в области химии. Он – чистый теоретик-систематизатор, и в этом качестве, в силу давления над ним неблагоприятных финансовых обстоятельств, мог бы, исходя из общих предпосылок, устроиться на должность университетского преподавателя. Но в таких обстоятельствах он – хотя страшно, до болезненного этого боялся! – по жизни, к счастью, никогда не оказывался, а потому отложенная на «ченый день» преподавательская деятельность так и осталась Алдановым невостребованной.

Наука, еще в большей степени, чем писательское ремесло, требует постоянного в нее погружения. Длительные перерывы в научной деятельности неизбежно ведут к отставанию, снижению профессионального уровня. Факторы «свежего глаза» и «спонтанного озарения» здесь весьма незначительные составляющие действительного успеха. К тому же, чтобы завоевать прочный авторитет в научном мире, надо в нем постоянно быть на слуху у коллег-ученых. Все это в случае Ландау-Алданова не просматривается. Он даже не дал себе труда защитить докторскую диссертацию. Поэтому Дон-Аминадо – старый друг-приятель Алданова отнюдь не проявлял излишний скептицизм, когда в одном из писем к нему (от 8 августа 1945 года) писал:

В то, что Вы займетесь химией, я, дорогой Марк Александрович, не верю. Проклятие или благословение, – но писательство тяготеет над Вами ныне и присно. И, слава Богу! [СХОД-ПАРАЛ].

Для Марка Алданова его литературный дар, несомненно, являл собой пример «благословения», хотя в художественном плане из всех русских писателей он является наиболее научномыслящим и наименее фантазером [САБАНЕЕВ], что после его кончины давало некоторым критикам повод снижать его литературный дар и говорить о сухости его прозы и об отсутствии в ней «взлетов» [БАХРАХ (I)].

Существует мнение, что Алданов по сути своей являлся мыслителем-публицистом, который использовал формат художественной литературы для репрезентации своих идей – см., например, [TASSIS (I)]. Такого рода точка зрения представляется вполне обоснованной. Однако же аттестовать Марка Ландау-Алданова как «профессионального ученого» на основании наличия у него «научного склада ума», диплома об окончании физико-математического факультета и даже двух монографий по химической кинетике, можно лишь с большой натяжкой. Скорее всего, здесь уместно говорить о «научных интересах» писателя Алданова, во многом определивших особенности его мировоззрения. Так, например, учение о статистическом характере протекания химических реакций явно повлияло на формирование концепции «хаоса истории» – см., [МЛЕЧКО], которая в оценке динамики исторических процессов стала у Алданова доминирующей.

Людям свойственно переоценивать долю намеренного, сознательного и целесообразного в действиях всевозможных правительств. Планы, мысли, стремления людей, стоящих у власти, вызывают разные, большей частью враждебные чувства. Но самое существование этих мыслей, планов, целей обычно не вызывает сомнения. Огромная доля бессознательного, случайного, механического в том, что делает власть, постоянно проходит незамеченной [«Чертов мост» АЛДАНОВ-СОЧ (IV)].