Однажды, когда дед Гриша гостил у нас, он вызвался вывести меня на прогулку. Но когда мы с ним оказались на улице, выяснилось, что на детскую площадку он идти не хочет, потому что сидеть ему скучно, и он предложил мне просто пройтись. Мне было пять, и я была не против прогулок, только вот дед был знатный ходок во всех смыслах, а у меня к тому моменту ноги еще не были самыми длинными среди сверстниц. Шли мы довольно долго – я почти вприпрыжку, чтобы поспевать за спортивным дедом – и дошли до большого универсама, куда обычно ездили на трамвае три остановки. Увидев знакомый магазин, я тут же обрадовалась, что мои усилия могут быть вознаграждены, и попросила купить мне мороженое. Дед, никогда не воспитывавший детей, не знал, зачем человеку мороженое, о чем мне тут же сообщил, вызвав бурю эмоций. Я заупрямилась и сказала, что без мороженого я никуда больше не пойду, он уступил. Получив сладкое и празднуя свою маленькую победу, я вдруг почувствовала усталость. Мы и вправду много прошли, если измерить путь моими маленькими, пятигодовалыми, шажками. Но дед настаивал на возвращении домой тем же путем, то есть пешком! И тут настал момент истины. Я вдруг очень твердо сказала, что если он хочет идти пешком, то пусть идет. Я же поеду на трамвае. И он пошел. Гордость не позволила ему спорить или менять свое решение, несмотря на то, что рядом была маленькая девочка.
Когда я, переполненная гордостью за свою самостоятельность, впервые в жизни сама приехала на трамвае к дому, то домой не пошла, а осмотрительно осталась гулять на площадке и украдкой поглядывала в сторону, откуда должен был через какое-то время появиться Граф. Он прошел, сделав вид, что меня не заметил. После этого не разговаривал со мной дня два. А потом постепенно мы помирились. Но этот случай остался в памяти, как победа здравого смысла и отстаивание своих границ, несмотря на небольшой возраст. Да, я была маленькой, но я была девочкой, которая ценила свои чувства и не хотела ничего делать через силу, просто потому, что кому-то это надо. Я очень хорошо помню, как это решение рождалось внутри меня. Понимала, чем я рискую, ведь вряд ли кому-то из взрослых это понравится. Но я не могла иначе! И я благодарна деду Грише за этот ценный опыт, который раскрыл мне еще одну часть моей силы. Назовем ее – женское умение сказать «нет».
По ощущениям, именно зарождающаяся женственность, которую мне удалось прочувствовать с помощью украденной игрушечной сумочки, начинала набирать силу и заявлять свои права.
Однажды, в том же возрасте, меня взяли в общественную баню. Мне было очень страшно и неприятно. Куча народа, шум, женщины бегают раздетые с шайками и вениками. В парилке я смогла простоять одну минуту, потом подумала, что задыхаюсь, и выскочила. Большую часть времени я провела в раздевалке, где наблюдала, как приходят и уходят посетители, и в какой-то момент я словила, как теперь понимаю, медитацию. Я завороженно смотрела на обнаженные женские тела, они были все абсолютно разные: низкие, высокие, стройные, пухленькие и даже откровенно пышные. С грудью и попами абсолютно разных форм и размеров. Когда женщины были в одежде, они были обычными, можно было сказать, что у кого-то красивая фигура, а у кого-то нет, кто-то мне нравился, кто-то наоборот. Но без одежды они все преображались и становились прекрасными! Я не могла оторваться от этой красоты и была поражена своим открытием. Без одежды мы все красивы! И я тоже принадлежу к этой чудесной касте чудо-существ!
Получается, что инициирующие события проясняют тебе твой образ, помогают узнать себя настоящую, даже если этот процесс никем специально не организован, ему есть место в жизни каждой женщины. За тем, чтобы инициация произошла в нужное время, следит сама Природа, за всем этим процессом стоит сама Жизнь, которая подкидывает нам ситуации и снабжает нужными людьми и даже насекомыми.
Наверняка и в твоей жизни происходили события, которые не забываются, несмотря на прошедшее время. Я думаю, что мы их помним не просто «потому что», но и «для того, чтобы». Потому что они эмоционально заряжены, и для того, чтобы, когда будем готовы, иметь возможность их проанализировать. Мне бы не хотелось в этой истории с сумочкой делать дидактических выводов о том, например, что плохо брать чужое. В данном случае вообще речь не об этом, на мой взгляд. Если бы я разбирала этот случай как собственный сон, то увидела бы такую картинку. Девочка украла сумочку – элемент женственности, пока еще игрушечный, но точно указывающий на женское. Возможно, это был единственно возможный вариант заполучить его в ее ситуации. Во сне нет места осуждению, украсть можно то, без чего никак не обойтись в реальной жизни. А возможно, получение женского должно быть связано с опасностью разоблачения, это то, что делается только скрытно, что не афишируется. Это тайное знание, которое приводит в экстаз само по себе, потому что в такой момент все совпадает. Это то, чего она ждала, это ощущение своей принадлежности к определенной мощной силе. Она танцует, поет, даже, возможно, под музыку, которая звучит исключительно в ее голове, значит, она действительно переживает необыкновенное состояние, состояние измененного сознания. И именно в этом состоянии она встречает шмеля – мужской элемент, обладающий опасным жалом – символом мужественности.
Она хочет положить его в сумочку, чтобы он там жил, то есть соединить мужское и женское. Но получает урок – предупреждение о той боли, которая ее ждет в будущем при взаимодействии с мужским миром и мужчинами в частности.
Не всегда так просто соединить то, что такое разное, даже если оно само стремится к соединению.
Плюс, конечно, сам момент «ужаливания», впрыскивания чужеродной субстанции, яда, всегда означает некое посвящение. Именно так мужской мир дает женщине новые знания, помогая открывать новые части себя, беременеть идеей и рождать что-то новое.
Думаю, что первая инициация девочки незаслуженно забыта в наши дни, ведь важность ее необыкновенно велика. Многие источники считают первым посвящением девочки момент наступления менструации, о чем и сказка «Красная Шапочка», например, многократно проанализированная коллегами. Однако в современном обществе девочки зачастую не получают инициации, связанной с наступлением менструации, поэтому, мне кажется, имеет смысл говорить об определенном возрасте, когда может произойти инициирующее событие, не привязываясь к факту гормональной перестройки организма, то есть примерно это возраст 10—14 лет. Но я все же считаю, что это время второй инициации, а здесь хотела напомнить про существование первого посвящения, которое связано с самоидентификацией, первым ощущением своей принадлежности к женской стае, это возраст примерно 3—4 года.
Это еще очень рано, но оставляет сильное впечатление, первое из тех, что мы в состоянии осознать. Хотя можно вспомнить и еще более ранний инициирующий опыт – момент собственного рождения, который, несомненно, обладает способностью влиять на жизнь на протяжении очень долгого времени, пока не будет осознан с помощью перерождения. Я имею в виду открытую Станиславом Грофом2 перинатальную матрицу, сильнейшему влиянию которой подвергается каждый родившейся ребенок. И эта травма – базовая для всех, она абсолютно бессознательна и очень глубока, потому что в той ситуации у нас вообще отсутствует какой-либо выбор, зато есть полный спектр ощущений и эмоций.
Родовой канал
Я гуляла одна в свои пять лет. Были времена! Снега навалило столько, что под ним можно было вырыть еще один город, чем дети и занимались! Прямо у своей парадной, в одной из гор собранного с дороги снега, кстати, совершенно белого и чистого, что сейчас трудно представить, я вырыла тоннель. Он шел от дворовой дорожки к газону. Отверстие было достаточно широкое, по моим оценкам, и я решила его испробовать. Занырнула я в лаз со стороны дороги и застряла посередине, ни туда ни сюда. Я подергалась-подергалась и поняла, что мне не вылезти. Благо воздух поступал с обратной стороны тоннеля, но руки мне было не высунуть наружу, зато ноги торчали со стороны входа, и я могла ими шевелить. Я лежала и думала: «Вот интересно, меня кто-то найдет?» Потом стало холодно лежать, и я немного испугалась. Тогда я решила позвать на помощь. Не помню, что именно я кричала, но, думаю, что-то наподобие: «Вытащите меня! Вытащите меня!», и меня вытащили! Какой-то мужчина, проходя мимо, видимо, увидел торчащие из норы в снегу детские ноги и просто дернул за них, вызволив меня из заточения. Это воспоминание всплывет и осознается позже.
В детстве одной из моих любимых книжек стала «Козетта», как я потом узнала, эта история является частью романа «Отверженные» Виктора Гюго. Название романа тоже стало открытием, как ты понимаешь. «Козетту» мне читала бабушка и, судя по тому, что читала с большим удовольствием, для нее это тоже было значимое произведение.
Так вот, в «Козетте» девочку оставляет мать, потому что не может ее прокормить и должна уехать туда, где есть работа. Девочка живет у женщины, которая загружает ее черной работой и относится к ней как к рабыне, но в один прекрасный момент ее спасает мужчина, который видит ее страдания. Он делает вид, что приехал от мамы девочки и, по сути, выкупает ее у хозяйки. Спасает от неминуемой гибели практически. Скоро поймешь, зачем я все это рассказываю.
Практику «Родовой канал»3 я проходила раза три в своей жизни. Во второй раз, когда мне было лет тридцать пять. Я участвовала в тантрическом семинаре у Роба Илинскаса – известного в нашей стране преподавателя массажа и других телесных практик. К слову сказать, это был семинар для всех уровней, поэтому тантрические практики сводились в основном к медитациям и дыханию. Было интересно, наверняка были открытия, которые сейчас уже не помню, но вот тот «Родовой канал» был самым сильным впечатлением и оказался самым сильным Каналом для меня до настоящего времени.
Только представь. Огромная группа – человек сорок, не меньше. Половина женщин, половина мужчин. Приглушенный свет и специальная музыка, какая-то смесь звучания натуральных инструментов, преимущественно барабанов, со звуками природы и перинатальными звуками, как в утробе матери. Сначала мы все «раздыхиваемся» довольно долго в технике холотропного дыхания. Все эти звуки, полутьма и дыхание вводят в трансовое состояние.
Потом, не прекращая дышать, группа создает живой канал, вставая на колени и предплечья. По принципу игры «Ручеек» каждый из канала по очереди его проходит, заползая в канал на спине головой вперед, как идет младенец по родовым путям. А в конце стоят мужчина и женщина, которые играют роль родителей и встречают народившегося заново человека.
Ощущения, которые я испытала, передать сложно, но попробую.
Страшно, горячо, очень горячо, очень мало места, кажется, что ты не пройдешь, застрянешь, задохнешься! Горячие обнаженные тела, соединенные вместе, создают ощущение огромного живого организма, с которым ты борешься! Тебе надо победить, выйти, выжить! Потом замечаешь, что если ты груба, злишься и толкаешься, то Канал тебе отвечает тем же! Учишься успокаивать себя, учишься принимать его живым.
Он живет и двигается, раскачивается из стороны в сторону, дышит и гудит. Ты летишь в открытом космосе. Нет ничего и никого… пока… Откуда этот звук?! Он ужасает и одновременно погружает тебя все глубже в себя, на уровень общего для всех людей бессознательного. Там остается только желание выжить и, как ни странно, вера в то, что ты зачем-то нужен на Земле. Это осознание помогает, успокаивает, и ты продвигаешься еще немного…
Потом вдруг снова захлестывает эмоция жуткого страха: «Я не выберусь! Не смогу!» Орешь, умоляешь выпустить. Канал непреклонен, ты должна пройти его сама! Цепляешься за краешек светлой мысли: «Я ведь когда-то уже это делала и, наверное, даже не единожды!» Снова ползешь…
Силы на исходе. Кажется, ни руки, ни ноги больше не могут двигаться. Сдаешься. Лежишь где-то в середине пути и думаешь: «Ну и ладно! Пусть так, не рожусь я сегодня, останусь здесь, все равно скоро задохнусь…» Но Канал не терпит тебя в статике, начинает поддавливать. Ползешь одной спиной, что делать! Остаются считаные «ползки» до выхода. Ты уже видишь маму с папой, которые тянут к тебе руки и радостно улыбаются – они ждут тебя! Еще прибавляется сил.
Один метр до выхода. Я сдалась. Не могу сдвинуться с места. Не хочу ничего. Только мама и папа, которых я вижу, запрокинув голову назад, дают надежду. Я вою, из последних сил высвобождаю руки и протягиваю к ним. И, о чудо! Меня берут за руки и вытягивают наружу!
Неожиданная жизнь, когда казалось, что смерть неизбежна! Родители, которые говорят, как они меня ждали и что я их самая любимая девочка! Эмоции переливаются через край, я ору во весь рот, как это делают младенцы. Меня укутывают и кладут к маме, которая укачивает и говорит мне всякие приятные слова о любви и моей нужности. Потом наступает момент тишины и единения с собой. Какое-то время ты остаешься со своими переживаниями и перевариваешь то, что можешь переварить, а потом с новыми силами и новым пониманием идешь обратно к Каналу, чтобы быть причастной к рождению остальных.
Когда я спросила у мамы, как проходили мои роды, она сказала, что я не хотела рождаться. Была рядом с выходом и ныряла назад! Врачу пришлось мне немного помочь! Этой информации я не имела раньше!
Когда я сложила все выходные данные: мое застревание в снежной норе, книга «Козетта», опыт «Родового канала» и подтверждение этого опыта, то поняла, что один из основных сдерживающих паттернов моего поведения – это ожидание помощи со стороны, в частности от мужчин.
Как будто бы без этой помощи я не могу двигаться дальше. То есть мой перинатальный опыт проигрывался в жизни многократно, пока, благодаря психологии, я не вывела его на поверхность и не осознала.
Вот так маленькая игрушечная сумочка привела к размышлениям о моем перинатальном опыте и следующей за ним инициации идентификации, которую можно считать базой на пути индивидуации. К сожалению, сейчас во многих западных странах детей с детства намеренно путают, предлагая им самим выбрать половую принадлежность, называя их «оно», а папу с мамой – родителем №1 и родителем №2, я считаю это огромной и непростительной ошибкой, за которую потом будет расплачиваться целое поколение. Именно родители являются проводниками ребенка в мире, на них огромная ответственность. И эта ответственность не ограничивается кормлением, одеванием и обучением. Важнейшим аспектом родительства, на мой взгляд, является именно помощь в духовном развитии, приводящем к индивидуации.
Если что, то я здесь вообще не про религию, но про реальную помощь самоосознанию маленького человечка. Кто еще ему поможет, пока он полностью во власти взрослых?
Привет, Я твоя сумочка! Рассказ №1
Светлана Заруцкая, 49 лет, психолог, стилист.
Ее сумочка – это небольшая сумка-планшет, или почтальонка, черного цвета, из-за почтенного возраста превратившаяся в винтажную.
Я – сумочка, которая любит путешествовать и быть нужной. Поэтому мне нравится, что хозяйка всегда берет меня в разные поездки, и я могу видеть мир. Я очень ценю, что меня не нагружают различной дрянью. Хорошо, что я такое не вмещаю!
Мне приятно чувствовать себя надежной, что я не подведу, что я крепко и хорошо сделана и что я красивая…
Я бы хотела, чтобы хозяйка почаще вытряхивала из меня лишнее, потому что когда во мне скапливается мусор, например, в виде табака, то я чихаю…
Я не люблю стоять без дела в углу, я сумка действия, поэтому мне хочется движения, путешествий, ощущения своей нужности, необходимости. Стоять в углу – это не про меня, я не чемодан!
Кому-то может показаться, что я старенькая, возможно, какая-то кривая, косая, тем не менее на меня всегда обращают внимание и даже говорят: «Ну надо же, какая милая!» У меня еще очень много нерастраченной энергии, поэтому я не считаю себя старой, скорее, это не старость, а новая жизнь в новом образе!
Глава 2. Мамино наследство
Когда рождается девочка, она может быть похожа на кого-то из родителей или других членов семьи, потом она становится очень похожей на свою маму и, только когда действительно найдет себя, станет похожа только на себя саму.
⠀
Ольга Погорельцева, поэтесса, г. Ужгород, из сборника песен «Про маму»Старая душа
Есть одна фотография, которую мы с мамой сделали в фотоавтомате, так вот, на ней моя прекрасная мама, необыкновенной красоты, и половинка моего лица. Ну так вышло, я же маленькая была, но уже, наверное, неудобно было держать меня на руках. Правда, получилось одинаково на всех четырех кадрах, ну и ладно, я себе там все равно нравилась, а вторую половину лица я легко могла дорисовать в воображении. И потом я помню, что как-то снисходительно, что ли, относилась в детстве к маме, с каким-то слишком взрослым пониманием. А фото это мне кажется вполне показательным и символичным. Можно сказать, что мама на нем намного важнее меня или что я пока «недомама», но я уже есть, показалась наполовину! Я уверена, что эта фотокарточка сохранилась в альбоме, потому что мама там очень хорошо получилась. А то, что меня не видно, ее, думаю, не очень смущало.
Наверное, наши родители, я имею в виду мое поколение, нас слишком рано родили. Вернее, родили-то как положено, но сами еще оставались детьми, и вопрос взросления в том смысле, в котором мы сейчас задаем его себе, перед ними не стоял. Они были такими, какими могли быть, любили, как могли любить, и никто даже не задумывался, как сделать свою жизнь лучше, стать счастливее, просто проработав какие-то проблемы прошлого. Жили как жили, а тут еще мы со своими надобностями родились, ну никто не ожидал!
Я очень хорошо помню, как примерно в свои года два стояла на кухне в нашей новой кооперативной квартире, на седьмом этаже, в Веселом поселке – одном из спальников Ленинграда, и смотрела на родителей. Было жарко, окна распахнуты настежь, все ходили полураздетые и почему-то очень веселились. Папа пододвинул магнитофон прямо к открытому окну и включил «Битлз» на всю громкость, так, чтобы весь двор мог слышать музыку, и они с мамой принялись пританцовывать. Это был момент какого-то откровения, возможно, я уловила сообщение своей уже немолодой души, которая, как мудрая бабушка, смотрела на этих молодых людей, качала головой и сокрушалась: «Какие же они все-таки еще дети!»
На весь двор бомбила заводная «Сan’t buy me love!», и родители прыгали и кружились по еще пустой кухне, а я стояла и смотрела на них с очень серьезным лицом, как «самая старшая из присутствующих здесь дам»4…
Бесполезные туфли
Родители взрослели вместе с нами, но редко кому из них удавалось хотя бы немного оставаться резвящимся детьми, как, в принципе, и повзрослеть внутри. Со временем они становились родителями, которые забыли, что когда-то весело дурачились на кухне под орущую на весь двор музыку, стали серьезными и «взвалили» на себя долг воспитания.
Мне было лет восемь, когда на день рождения кто-то из родни подарил мне туфли. Они были очень милые, белые, с черным лакированным ремешком и на широком небольшом, пятисантиметровом каблучке. Это были очень нарядные, несомненно, детские туфли, и они были мне точно впору, но мама почему-то решила, что они выглядят слишком вызывающе для моего возраста и не разрешила их носить.
Туфли убрали обратно в коробку и засунули в шкаф до лучших, более правильных времен. Я тихо плакала, уткнувшись в бабушкин передник, измазанный мукой, и не могла понять смысла происходящего. Тогда мне казалось, что я за что-то наказана, только непонятно за что.
Однажды у нас были гости, и мама попросила меня станцевать цыганочку. У меня был прекрасный костюм из цветастой длинной юбки, светлой блузы с рюшами и косынки с люрексом. Я обожала этот костюм и танец, не знаю даже, как я ему научилась, по-моему, просто посмотрев фильм «Табор уходит в небо», который произвел на неокрепшую детскую психику сильнейшее впечатление. Думаю, что я была даже похожа на главную героиню в исполнении Светланы Томы, или мне так казалось. Хотя я была согласна и на ту маленькую девочку-цыганочку, которая так душевно пела грустную красивую песню и зажигательно плясала. Словом, фильм, музыка Доги и сама история долго варились в моем воображении и задавали направление творчества. Мы с бабушкой смастерили костюм из старых платьев, и я танцевала на радость гостям, когда таковые заходили к нам домой.
Так и в этот раз, я открыла шкаф, чтобы достать свой цыганский костюм, и увидела коробку с теми самыми белыми туфлями на каблучках. Как сейчас помню мамино удивление, когда я не смогла в них втиснуться, прошел ведь только год! Девочка неожиданно выросла вместе с размером обуви, а туфли обычно не растут вместе с девочками, поэтому они остались прежними и немым укором ушли в закат. Мама была разочарована. Ее картина мира пошатнулась. Оказывается, эти туфли были задуманы именно для меня восьмилетней, и теперь они совершенно бесполезны!
Как же часто мы лишаем себя радости момента из-за каких-то глупых внутренних ограничений или суровых принципов! Потом момент уходит, и его уже не вернуть. Конечно же, будут новые возможности, жизнь их постоянно подкидывает. Я думаю, что мы должны использовать абсолютно каждую! А мы почему-то склонны хватать только то, что расстраивает и приводит к стрессу. Есть такая особенность у женщин – не позволять себе радоваться, как будто это неприлично или даже «греховно», зато пострадать – мы тут как тут, потому что это считается благородным, опять же все жалеют, короче, выгодно. Но, на самом деле, от женщины требуется только одно – пребывать в радости. Радость – это женская валюта! Радость растет на любви к себе. Когда мы радуемся, значит, мы к себе хорошо относимся, принимаем, тогда мы и всех остальных вокруг себя с легкостью можем полюбить. И наши дети, и наши мужчины, и сотрудники будут чувствовать себя рядом с нами хорошо, они никуда не захотят уходить, потому что с нами они любимы и приняты. Поэтому каждый раз, когда мы теряем радость, нам надо придумать всевозможные способы, чтобы снова ее найти. Одним из моих любимых способов восстановить свою радость является пребывание в женском кругу. Когда удается снять маски, расслабиться и забыть на время о мирских проблемах, можно почувствовать общую энергию группы, которая складывается из энергии каждой из нас, и каждый раз этот узор будет звучать по-новому, каждый раз будет наполнять. Мы как реки, которые бегут каждая в своем направлении и вдруг сливаются во временное море, играют там, веселятся и возвращаются к своим берегам наполненные и обновленные.
Сумочка №2. Стиль и свобода
Мама одевалась всегда как артистка, несмотря на то, что денег особо не было, как и у всех в те времена, но она как-то умудрялась! Природный вкус и точеная фигура всегда выделяли ее среди подруг. В комнате у родителей стоял румынский стенной шкаф – стенка, которую достали по случаю, с переплатой в двадцать рублей, – спасение для молодой семьи. Треть стенки была заполнена книгами и хрусталем, а две другие трети – мамиными вещами, папины же вещи жили в детской, так как места им не хватило, да и что там были за вещи! Что вообще мужику надо? Пара брюк да рубах, да ящик с бельем! Никто не жаловался, кстати, папа маму очень любил и принимал ее звездность.
Помимо прочего, у мамы был комод, как я теперь понимаю, с винтажными вещами, которые она надевать не решалась, но хранила, потому что уж очень они были интересными и красивыми. Я часто примеряла мамины вещи, особенно туфли, которых у нее было пар двадцать, и все итальянские. Как сейчас помню, стоили они в магазине девяносто рублей за пару, и надо было иметь блат, чтобы тебе заранее сообщили, когда новый товар «выкинут» на прилавок, чтобы оказаться среди первых покупателей. Молодые женщины нашего двора часто толпой выезжали на промысел и потом все ходили в одинаковых туфлях, но у мамы всегда был выбор больше, поэтому она почти ни с кем не повторялась! Только через блат или еще с переплатой можно было ухватить кусочек красоты. Мне кажется, мама не просто любила хорошо одеваться, она собирала коллекцию туфель, это было ее отдушиной в сером советском мире и, возможно, ее реальным сокровищем.
А вот комод с практически музейными экспонатами винтажных аксессуаров был тайной целью моих секретных паломничеств в родительскую комнату. Эти вещи маме тоже нравились, но носить их она не осмеливалась, наверное, или, может, считала их немодными. Выбросить же такую красоту, конечно, было невозможно.
Жила в том комоде одна сумочка. Рыжая замшевая почтальонка или, как еще ее называют, кросс-боди на широком длинном ремне. Она была небольшая и плоская и, конечно, предназначалась исключительно для украшения, что само по себе было нонсенсом в те времена! Нормальные женские сумочки для ежедневного ношения должны были вмещать множество вещей. Театральные сумочки – другое дело. Но эта! Для театра слишком хипповая, для обычного дня слишком маленькая, вообще непонятно куда, как и кому ее носить! Вот и лежала она в комоде, как в музее.