Первый секс – это больно

Окончательно обессилев физически, Надя рухнула на скамейку в незнакомом ее дворе, невесть в каком районе, неосведомленная о времени. Девушка никогда ранее не была в столь поздний час на улице без родительского надзора. Слезы прекратили приливать, и упомянутая грязная лужа на лице, подсохнув, приняла вид слякотного месива. Выжатый напрочь лимон, лишенный всякого сока – если можно так назвать ее самочувствие, то сок – это всяческая жизненная энергия.

«На улице спокойнее, хоть и холодно», – успокаивала себя Надя, от безысходности расположившаяся вдоль лавочки и мирившаяся с тем, что спать ей предстоит здесь. Ни телефона, ни босоножек, ни сумочки – ничего. Она одна под холодным покрывалом ночи, застилавшим дома, торговые центры, трамвайные провода.

Холод неизвестного прежде и похожего на множество других района скоро сойдет на нет, в точности – утром. А мороз, поджидающий девушку, по возвращению домой вряд ли поддастся корректировке, не говоря уже о сохранении умеренной температуры.

Так думала Надя, так она искренне считала, принимая во внимание принципиальность и нетерпимость отклонения от принципиальности отца. Обдумывая то, на что еще хватало силенок, девушка, обездвиженная температурой воздуха и текущим микроклиматом в семье, провела не менее двух часов на неудобной, непривычной скамейке.

«Может вернуться домой» – подсказывал ей инстинкт самосохранения. «Бунтовство девственницы», даже не проявившись толком, виделось ей уже непоправимой революцией, но можно ли избежать гражданской войны?

– Эй? – знакомый голос вырвал Надю из раздумий.

Девушка, так сильно желавшая поддержки и помощи в этот момент, пожелала второй раз в течение дня провалиться сквозь землю.

– Надь, ты? – мужчина выразил жест, претендующий на запрос, касающиеся узнаваемости его со стороны девушки.

Заплаканная и обессиленная девчушка не верила своим глазам, а, может быть, хотела не верить: перед ней – недоумевающая, приближающаяся фигура Степы, человека, присутствие которого было всегда было необходимым для нее, но только не сейчас. «Почему именно в таком виде?», – девушка обрушивала судьбу этим вопросом.

Тот поднял девушку на ноги уверенным и не лишенным родительской заботы жестом, вглядываясь в сокрытое потекшей тушью лицо, дабы удостоверится в том, что ему не почудился в объятиях ночи образ другого человека – не того, к какому он мог так по-отечески отнестись.

Степан, озадачившись и даже испугавшись положением Нади, схватил ту в охапку и начал нашептывать какие-то жизнеутверждающие фразы в духе «все будет хорошо» в ее черноволосую макушку. В мыслях его пролетали предположения о том, что же могло случиться: от конфликта с друзьями до трагедии со смертельным исходом в семье. Вторая, внезапно пришедшая в голову, так же стремительно и покинула ее.

– Что случилось? – подозрительным шепотом поинтересовался Степан в то время, как Надя пробуждала в себе утраченные силы, находясь в его руках.

– Ничего, – безразлично отреагировала девушка.

– Как ты оказалась тут? Эм, ладно. Поехали, я отвезу тебя домой.

Степан, не догадывающийся о том, что послужил, хоть и косвенно, причиной их с Надей внезапной встречи, не намеревался погружаться в подробности ее ситуации, рассчитывая лишь увезти ее домой к отцу, к своему товарищу.

– Нет! Я не поеду! Только не туда! – Надя, внезапно нашедшая в себе силы, резко отпрянула от предлагающей помощь руки. Ее настрой был полным решительности и уверенности в правильности решения; она уже не противилась тому, чтобы оказаться дома, но принимать благодеяние Степы напрочь отказывалась.

– Ну, хорошо, – мужчина не стал сопротивляться настрою терявшей самообладание девушки. – Но ты же понимаешь, что, увидев тебя в таком состоянии и в таких обстоятельствах, не могу оставить тебя здесь? – риторический вопрос сократил объем выбора девушки, и она предложила:

– Можно переночую у тебя? – Надя неожиданно для себя озвучила мысль, которую хотела бы услышать от своего спасителя, внезапное появление которого мерно согревало ее изнутри. Тот факт, что Степан не хаял ее облика, придал девочке инициативности, поэтому она решила без промедления задать этот содержащий надежду вопрос.

Будь на ее месте любая другая жертва положения вещей, любящий и утопающий в женском внимании мужчина согласился бы поставить свою подпись в контракте на роль локального Супермена, но в то же время не мог подвести черту в дружеских отношениях с Ростиславом Михайловым, признавая влекущую наружность дочери второго, которую он по достоинству оценил еще в момент первой встречи и от которой в свое время и предпочел отдалиться.

– Не вопрос, только твоему отцу позвоню, предупрежу.

– Не надо! – противостояла девушка любым словам, в которых фигурировала слово «отец». – Позвоним, когда приедем, – добавила она, завидев вопрошающий взгляд Степы.

– Ладно, так и сделаем. Голодная? – не без внимания к собственной учтивости спросил мужчина.

Надя утвердительно кивнула, чувствуя себя преданной отцом, чувствуя, как сама едва не предала свои чувства к Степану. Удивленная предоставленному ночлегу и его – крайней мере, сейчас – решению «не выдавать» девочку Ростиславу, Надя искала в своих слабо функционирующих извилинах способ благодарности; и то, что привлекало ее искренний интерес и резонировало в душе, она сразу же отбросила, трезво ссылаясь на бредовость мыслей.

Если бы не произошло такой совершенно не прогнозируемой встречи сейчас и здесь не случилось, то Надя, вернув себе эмоциональную стабильность, тотчас предприняла бы еще одну попытку выстроить с каким бы то ни было парнем коммуникацию романтического и откровенного характера. Впрочем, встреча уже произошла, и человек, чувства к которому она, буквально выпрыгивая из собственных штанов, стремилась подавить, оказался в текущий временной отрезок самым радушно расположенным к ней.

– Ну, поехали тогда. – Степан жестом указал на черную массивную машину, расположенную в тридцати метрах от них. Марку и модель Надя не знала, но в кино на таких ездят особо важные люди, возможно, представители олигархических или близким к ним кланов. – Садись на переднее, – продолжил инструктировать девушку ее непредвиденный оберег от истощающей холодной ночи.

– Влажных салфеток бы, – Надя почти шепотом выразила намерения привести себя в порядок, очистить уже не казавшееся ей самой привлекательным лицо, смыть притупившуюся боль нынешней ночи.

– Щас. Я найду аптечку, вроде в ней лежат салфетки – Степан, усевшийся на водительское место, начал рыскать в бардачке. Руки, находившиеся столько близко к коленям девушки, отвлекали ее от изучения салона и приковывали куда большее внимание, нежели непонятные кнопочки, огоньки, спидометры и прочее. – Ага, вот она, – Степан достал небольшую коробку, содержавшую в себе средства первой медицинской помощи, и слегка приподнял ее перед надиным лицом, как бы демонстрируя трофей. Открыл, комфортнее расположившись в своем кресле, и выудил среди прочего скромную упаковку влажных салфеток, которую не глядя передал в руки пассажира, не забывая при этом убрать аптечку в свой «домик» с ловкостью и многозадачностью, присущими водителям микроавтобусов.

Меж тем, Надю, уже ощутившую приливы тепла и уюта, все еще потряхивало, но уже не столько от пережитых потрясений, сколько от холода.

– А, давай я сам, – предложил мужчина, вдруг заметивший некую недееспособность девушки. Замешкавшись на четверть минуты, она протянула ему салфетку и безмолвно заключила девиз остатка дня: «хватит уже запариваться над своими действиями, обдумывать каждый шаг, я устала и теперь хочу просто отдохнуть, даже от своих мыслей».

С видом ювелира, недаром Степан носил фамилию Яхонтов, любящего свою деятельность и рассматривающего сейчас исключительно драгоценное украшение, джентльмен мягко проводил рукой, освобождая хорошенькое личико от тягот, которые тому выпало прочувствовать.