Смерть заберет с собой осень
– Чего притих, тоже хочешь? – хмыкнул парень-без-имени, крепче стискивая мой локоть.
– Мгм, – точно в трансе, покачал головой я.
Я оглянулся через плечо. Те девчонки пристально смотрели на нас и не смущались бурно обсуждать. Одна из них достала карманное зеркальце и начала поправлять макияж, добавляя блеска губам. Со стороны они казались самыми что ни на есть реальными, но всё же я немного поразмыслил и, когда напитки были готовы и мы несли их тем девушкам, заявил:
– Они могут быть такой же частью моего воображения. Знаете, как массовка. Просто для того, чтобы происходило взаимодействие с главным персонажем всей этой абсурдной истории.
– Хм-м… – в характерной для него манере протянул он. – Приятно слышать, что я числюсь в списке основных персонажей, а не наоборот! – Он иронично вскинул одну бровь. – Но тогда что же происходит с настоящим тобой?
И ведь правда: что же происходит со мной, если вся окружающая меня реальность – фальшивка?
– Велика вероятность, что я в психиатрической клинике, – равнодушно отозвался я, не отводя взгляда от подвешенной к потолку фигуре оленя, обмотанного праздничной гирляндой. Чем дольше я на него смотрел, тем больше он казался мне ненастоящим. – Белые стены, санитары, антипсихотики, чтобы усмирить больных, и как результат – сны наяву.
Такой расклад меня совершенно не пугал, потому что временами он казался наиболее вероятным и правильным. Уж не знал, начинал я так мыслить в периоды безграничной тоски или нет, но реальность порой давала сбой: дождь казался фальшивым, лица близких людей – чужими. Кругом незнакомцы. Актёры. Кто угодно, кто отыгрывал бы роль моего отца или брата, например. В такие моменты я чётко осознавал, что Асахи – мой милый собранный и невероятно амбициозный старший брат; что папа – это папа, всё такой же скупой на эмоции и преданный своему делу. Должны ими быть, ведь я знал их с детства, но смотрел будто бы со стороны, как на посторонних, которых вынужден называть отцом или старшим братом.
– Вот оно что. – Парень не высказал ни капли удивления и оставался всё таким же бесстрастным. Он забрал у меня второй стаканчик с напитком и поспешил оставить их девушкам. Те захихикали, и одна из них передала ему клочок бумажки. Наверняка со своим номером. Тот его, конечно, принял, но стоило отойти от их столика подальше, как листочек улетел в урну. – Тогда тебе не о чем беспокоиться, ведь если предположить, что в данную секунду ты находишься в палате под присмотром санитаров, то в этом мире ты волен делать всё что заблагорассудится, не боясь последствий. Звучит очень даже интересно, не находишь?
– Боюсь, что нет. – Я мотнул головой, напоминая себе безмозглого барана. – Ведь нет прямых доказательств, что я – это не я, а вся окружающая меня реальность – лишь фантазия.
– И то верно. – Он развёл руками. – Но также у тебя нет доказательств, что я являюсь игрой твоего больного разума, а значит, ты не вправе отрицать мою реальность.
Ничем возразить я ему не мог, да и сбежать – тоже. Где бы я по-настоящему ни находился, это не отменяло того факта, что я был загнан в ловушку. Уж в реальности или в мире собственных фантазий, не так важно.
Я остановился посреди коридора. Поток людей огибал нас стороной, точно мы были камнем посреди быстрого ручья. Со всех сторон горели яркие вывески магазинов, а в нос бил запах моющих средств: недалеко от нас стоял уборщик с ведром на колёсиках и длинной шваброй, которой он старательно водил по полу.
Незнакомец вскинул подбородок, засовывая руки в карманы пальто. Он развернулся ко мне лицом и смотрел прямо мне в глаза с немым вопросом: «Что на этот раз?».
Не чувствуя ног, я подошёл к нему ближе. Парня это ничуть не смутило, но на дне его безжизненных глаз, в которых словно промелькнула быстрая тень заинтересованности, можно было разглядеть слабое удивление.
Большим пальцем я дотронулся до бледной кожи щеки. Она была холодной, точно незнакомец только-только пришёл с улицы, или же просто у меня поднялась температура и всё казалось не таким, каким являлось в действительности.
– Просто пытаюсь осознать вашу реальность. – Я не оправдывался, а говорил как есть.
– И? – Он вытащил руку из кармана и сжал ею мою ладонь так, чтобы я не смог убрать её.
– Ощущения – это всё, на что я могу рассчитывать. Однако… – под его пристальным взглядом я замялся, – …как можно доверять тому, что в любой момент может подвести?
– Хороший вопрос, – кивнул парень.
– Это равноценно тому, – продолжил я, – когда человек, которому ампутировали конечность, продолжает считать, что она есть. Самообман, дарованный нашим мозгом? Привычка? Не столь важно, ведь они чувствуют то, чего на самом деле нет. Вот и я не понимаю: схожу ли я с ума или вы и в самом деле стоите передо мной.
На его губах заиграла слабая улыбка, из-за которой мне сделалось очень паршиво, будто бы он решил надо мной поиздеваться. Я вырвал свою руку из его хватки и отшатнулся, чуть не врезавшись в какого-то мужчину с несколькими пакетами, до отказа набитыми одеждой.
– Извините, – промямлил я. То ли мужчине с пакетами, то ли незнакомцу, что продолжал сверлить меня насмешливым взглядом.
Развернувшись и поправив ворот своего пальто, я вскинул руку в прощальном жесте. Я не сильно верил в то, что парень оставит меня в покое, и был готов выдать новую порцию бессмыслицы, когда резко осознал, что остался один. На краткий миг я растерялся, удивлённо оглядываясь по сторонам, но его нигде не было. И можно было бы сказать, что я ему благодарен, если бы сердце не начало тоскливо сжиматься от нахлынувшего чувства полного одиночества. Оно сковывало тяжёлыми цепями и постепенно тянуло на илистое дно, где меня не ждало ничего, кроме скорой смерти, что каждодневно злорадно шептала на ухо: «Скоро наступит твой час, и ты встретишь его один».
Глава 3
– Тадайма[6].
Дома оказалось темно и пусто. Родители ещё не вернулись – странно, ведь мама предпочитала уходить с работы пораньше, чтобы успеть приготовить ужин к возвращению отца. Тот всегда говорил, что легче было бы заказывать что-нибудь из ближайшего ресторана, но мама слишком любила готовить, поэтому он перестал с ней спорить.
Перед тем как войти, я стряхнул налипший снег с зонтика, но даже он не спас моё пальто, и его полы промокли насквозь, как и мои ботинки. Поставил зонт на место, скинул с себя верхнюю одежду и обувь. Последнюю предусмотрительно отправил сушиться на брошенное у стены полотенце, чтобы то впитало в себя всю уличную влагу. Стянул с ног мокрые носки и быстро влез в тапочки. Сразу же стало теплее и приятнее.
Тишина саднила в ушах. По привычке включил музыку на телефоне – в последнее время мне особенно тяжело было находиться наедине с самим собой – и, войдя в комнату, осторожно поставил рюкзак у изножья кровати.
Сам же я быстро переоделся, сменив свои любимые джинсы на удобные шорты по колено, а рубашку с тёплой жилеткой – на свободную футболку. Попутно вытащил обогреватель. Несмотря на то что в нашем доме было отопление, пол казался невероятно холодным, и дрожь пробирала даже через толстую подошву тапочек, а учитывая моё и без того хилое здоровье, заболевать мне было строго запрещено, иначе я мог в очередной раз угодить в больницу, а это было бы некстати – совсем скоро должны были начаться экзамены.
Ловко подхватил рюкзак, садясь за стол. Включил настольную лампу, и та затопила часть комнаты холодным белым светом. Отчего-то в голове всплыл образ того парня, когда тот решил проводить меня домой, и живот опять неприятно скрутило.
– Идиот, – пробормотал я в пустоту.
Достал ноутбук. Вытащил с полки несколько учебников и всерьёз решил заглушить свои мысли учёбой. Она спасала меня далеко не всегда, но метода вернее я не знал. Так хотя бы была какая-то польза. Утешал себя только этой мыслью, время от времени жалея, что не выбрал способ поинтереснее.
Жизнь проносилась невероятно быстро. Будто ещё вчера я поступил в старшую школу, а сегодня уже отучился половину положенного в университете. Это пугало. У большинства знакомых уже были чёткие планы на жизнь, а я не знал, сколько мне осталось, и загадывать что-нибудь грандиозное было бесполезно. Сходить с ума – тоже. Но не из-за бесполезности, а из-за первобытного страха, захватывающего всё моё тело в моменты, когда я готов был сорваться. Это давали о себе знать мои двадцать лет, проведённые в тепле родного дома, где не было место сумасшествию. Спокойная, размеренная и несомненно скучная жизнь – вот что стремились подарить нам с Асахи наши родители, и им это удалось.
Я не знал, сколько просидел, уткнувшись в свои лекционные записи, книги и учебные ролики. За окном уже давно стемнело, на фоне играла слабая мелодия, чтобы я не чувствовал себя совсем уж брошенным, а родителей всё не было. Помимо прочего начал болеть желудок: ещё не сильно, но то была тягучая, нарастающая боль, которая не отступит так просто, пока не вытянет из меня все жизненные соки.
Уткнулся лицом в ладони, устало его растирая. Хотелось, наверно, спать, но я не был уверен. Абсолютно ни в чём. Я мог бы и всю ночь просидеть над учебниками, просто не зная, чем ещё себя занять, в какую сторону пустить свой жалкий остаток энергии, чтобы забыться или хоть ненадолго обрести счастье.
Или не счастье. Уж больно сложное и непонятное мне понятие. Просто что-нибудь положительное, чтобы хоть на краткий миг я забыл обо всём, что терзало мою хилую душу.
В животе что-то булькнуло. А потом ещё и ещё. Я вцепился в край стола и зажмурился в надежде, что в скором времени меня отпустит, но боль запульсировала сильнее, точно кто-то пытался вспороть мне брюхо изнутри раскалённым ножом.
Как не вовремя зазвонил телефон, прерывая песню! С трудом разлепил один глаз, пытаясь прочитать номер абонента. Это была мама.
– Да? – Я согнулся в три погибели, пытаясь надавить на живот. Казалось, что от этого мне станет легче, но, разумеется, это не помогало.
– У тебя всё хорошо? – В её голосе слышались нотки волнения.
– Ага, – соврал я. – Просто ты меня немного отвлекла.
– А, прости! – Вряд ли мои слова убедили её, но так я значительно сократил время нашего диалога. – К нам перекрыли дорогу из-за снега, представляешь? Ты хоть успел вернуться домой?
– Угу.
– Уф, хорошо, а то я переживала. Думаю, мы с отцом доедем до Асахи, у них переночуем… или в отеле. Ещё не знаю. – Она говорила немного сбивчиво, явно волнуясь. – У тебя точно всё хорошо? Ты поужинал? Сахар в норме?
– Всё супер. – Я попытался выдавить из себя улыбку и почувствовал рвотный позыв.
Мама ненадолго затихла. На фоне я слышал какой-то шум. Вероятно, она спряталась в подсобке магазина, но даже оттуда слышались писк кассового аппарата и неразборчивые голоса покупателей.
– Ладно. – Она устало выдохнула. – Напиши мне утром, хорошо?
– Ага. – Чуть пошатываясь, я поднялся на ноги и поплёлся в сторону туалета. – Мне нужно готовиться к экзаменам, прости.
– Да-да, конечно, я понимаю. – Теперь я был уверен, что она улыбнулась. – Ты у нас такой умный, хах, прямо как Асахи! – На этот раз её сравнение с братом меня не задело; моё умение воспринимать информацию в принципе куда-то испарилось. Все мои мысли были заняты болью в животе: я представлял, как множество маленьких человечков пытаются изрезать меня на маленькие кусочки своими крохотными ножичками. – Всё, не буду тебя отвлекать. Не забудь выпить таблетки и поужинать! Люблю.
Я первый отключил телефон и, отбросив его на пол, вцепился руками в ободок унитаза, который даже не успел поднять. Шумно выдохнув и сморщившись, я чувствовал, как липкие капли пота стекают по шее и подмышкам. Прежде чем я очистил желудок, живот скрутило от нескольких сильных спазмов, из-за которых в уголках глаз выступили холодные слёзы – те потекли по щекам, когда меня рвало желудочным соком и кровью.
Я громко всхлипнул. Руки дрожали, перед глазами плыло. Я искренне верил, что умираю, и отказывался это так просто принимать: конечно, мало кто покидал этот мир красиво, но я точно не хотел это делать с перепачканным рвотой ртом и опухшими от слёз глазами на полу нашей маленькой ванной. Как угодно, но только не так.
В какой-то момент меня отпустило. Меня знобило, и не было сил подняться и привести себя в порядок. Я просто завалился на пол в жалких попытках выровнять дыхание. Дышать было тоже страшно. В голове сидела назойливая мысль, что неправильный вздох способен вновь вызвать рвоту, и тогда я уж точно выблевал бы все свои внутренности, в этом можно было не сомневаться.
– Хм-м, – раздалось уже знакомое хмыканье у меня над головой.
Мне было необязательно смотреть, чтобы понять, кто пришёл. Думать о том, как он это сделал, – тоже.
Чуть повернув голову, я смотрел на то, как он спустил воду и та с шумом унесла всё, что недавно было во мне, в канализацию. Затем он закрыл крышку и сел сверху, закинув ногу на ногу. Смотрел на меня, чуть склонив голову. Волосы, всё ещё собранные в хвост, слегка растрепались, и почему-то мне показалось, что резинка держалась только на честном слове.
– Возьми. – Он протянул мне бумажное полотенце.
Дрожащими пальцами я принял его и немного неловко утёр лицо. Содрогнулся всем телом, чувствуя, что в животе опять скрутило, и, подтянув ноги, сжался на манер испуганного ребёнка.
А может, всё же стоило умереть прямо сейчас?
В моей груди жгучим огнём полыхало болезненное противоречие, покрывая пеплом и обдавая жаром только две враждующие между собой мысли: «Я не готов умереть вот так вот» и «Какая, к чёрту, разница, если я разваливаюсь на глазах у всех».
Но ответ не приходил, сердце продолжало биться, а незнакомец, угрюмо взиравший на меня сверху вниз, выжидающе молчал, с неподдельным любопытством разглядывая моё болезненное лицо, покрытое испариной.
– Планируешь тут всю ночь пролежать? – без тени иронии спросил парень. Он нагнулся и смахнул волосы с моих глаз.
– Мгм.
– Хм-м… – в очередной раз задумчиво протянул он. – Прости, я не расслышал. Повтори.
Голос его звучал до противного заботливо, что совершенно не вязалось с поведением. Я устало прикрыл глаза, стараясь впитать в себя приятный холодок, гуляющий по полу. Мысли о том, чтобы самостоятельно подняться и уж тем более дойти до спальни, казались невероятно далёкими и недостижимыми, поэтому я нечленораздельно пробормотал:
– Немгусам…
– Вот оно что. – Он подался поближе. – Тогда, надеюсь, ты не будешь против, если я тебе помогу?
Одна его рука скользнула мне под голову, другая – под колени. Он осторожно оторвал меня от пола и не спеша вынес из ванной. Я прижался лбом к его плечу, вдыхая непонятный мне запах, который пробуждал в моём хилом сознании давнее воспоминание о том, как мы с Асахи, когда мне было шесть или семь лет, приехали на зимние праздники к бабушке и дедушке. Они жили в небольшой деревушке в префектуре Яманаси, откуда открывался невероятный вид на гору Фудзи с одной стороны и на гладкое, похожее на зеркало озеро – с другой. Каждый день я вставал на рассвете и тайком пробирался в комнату старшего брата, потому что только из его окна я мог лицезреть гору и любоваться тем, как первые лучи солнца скользили по её заснеженной верхушке, точно сама богиня Аматэрасу[7] любовно проводила по ней рукой, даря одному мне известное благословение. В те моменты я явственно осознавал свою незначительность в этом огромном мире, ощущая себя букашкой, неутолимо скачущей на самом дне, но отчего-то эти мысли не наводили на меня тоску. Я просто признавал это и радовался тому, что мне позволено лицезреть рассветную картину каждое утро, проведённое в их доме, впитывать в себя ту энергию, разливавшуюся по окрестностям с первыми лучами солнца, и воображать, что даже такая незначительная букашка, как я, по-своему важна.
Из полудрёмы меня вытянул шорох одеяла, когда парень попытался меня укрыть. Сквозь полузакрытые веки я наблюдал за ним, всматриваясь в тонкие черты лица, чуть размытые от головокружения и сгущающейся ночной тьмы, разбиваемой слабым отсветом настольной лампы.
– Можно вас попросить? – Я попытался схватить его за запястье, но дрожь в пальцах всё не унималась.
– Конечно. – Он перехватил мою руку и аккуратно, словно боясь сделать мне больно, сжал её.
– На полке в холодильнике стоит сок. – Язык мой немного заплетался, но выговаривать слова было уже гораздо легче. – Можете принести? Любой.
Не сказав ни слова, парень легонько кивнул и, отпустив мою руку, скрылся в тёмном коридоре. До моего слуха донёсся знакомый звук открывающейся дверцы холодильника, сопровождающийся звоном стеклянных бутылок. Было странно представлять, что где-то там, в глубине дома, был кто-то посторонний, совершенно чужой, но мне не сделалось ни тревожно, ни радостно – просто странно, точно в позабытом наутро сне.
Когда он вернулся, я заставил себя найти силы, чтобы сесть и принять картонный пакетик с пластиковой трубочкой, которую он любезно воткнул. Я сделал два больших глотка. В животе заурчало, сладкий вкус персика обволакивал весь рот изнутри, словно покрывая тонкой плёнкой.
– Кто вы? – спросил я, не глядя на него.
– Хм-м… – Незнакомец сел на моё рабочее кресло, подхватывая со стола словарь и без особого интереса листая его пожелтевшие страницы. – Что-нибудь слышал про Юки-онну?
Всё так же вглядываясь в плотно закрытую дверцу шкафа, я неуверенно кивнул. Не потому, что не знал мифологию, поскольку этот образ был не то чтобы сильно популярным, но известным, а из-за взаимосвязи с ним. Юки-онна[8] – женский снежный дух, а никак не мужской.
Только из-за затянувшегося молчания я озвучил ему эти мысли.
– Всегда находил вас, людей, забавными и наивными. – Он отложил словарь в сторону и подкатился на кресле поближе ко мне. – Я не ёкай[9] и не юрэй[10], лишь бесполый сгусток энергии, вынужденный обитать в пределах существующего мира.
– Как заключённый?
– Как заключённый, – кивнул он.
– Звучит… обречённо, – пробормотал я, наконец решившись повернуться к нему. Глаза незнакомца даже в полутьме сверкали, точно холодный лунный свет отражался на искристом снегу, играя переливами и красками. – Тогда почему же Юки-онна, а не Юки-отоко или Юки-хито?
Уголки его бескровных губ поползли вверх. Он откинулся на спинку кресла, запуская руку в свои серебристые волосы, которые сейчас действительно напоминали мне о первом снеге.
– Если бы я только знал. – Он удивлённо вскинул брови.
Поставив пустую коробочку из-под сока на прикроватную тумбу, я нелепо начал разворачиваться лицом к парню, вжимаясь спиной в прохладную стену. Подтянув колени к груди и обхватив их руками, я поставил на них свой подбородок, продолжая всматриваться в его бледное лицо. В какой-то момент мне почудилось, что оно становится полупрозрачным.
– Тогда почему же вы стали мужчиной? – Вопрос сам сорвался с губ.
– Хороший вопрос. – Кончики его губ дрогнули в подобии улыбки. – Просто стало… скучно.
Он произнёс это слишком спокойно, словно выбор стать кем-то новым и не выбор вовсе. Мне, как человеку довольно тревожному, мало была знакома «скука» в том понимании, о котором говорил незнакомец. У меня не было и крупицы той вечности, что расстилалась у его ног.
– Вот оно что… – Я понимающе кивнул, но скорбь тенью легла на моё лицо.
– Да, в последнее время мне нравится именно этот облик – привычка, не более того.
– А почему вы выбрали меня? – Сердце тревожно сжалось, и я невольно задержал дыхание.
Тут замялся уже он – это было несколько неожиданно.
Я поёрзал на месте, пальцами вжимаясь в тощие коленки. Сквозь полуоткрытое окно пробиралась зимняя прохлада, остужая моё лицо и заставляя шторы слегка колыхаться от слабых дуновений.
– Если я скажу, что причин было несколько и одна из них – твои веснушки, ты мне поверишь? – В глубине его глаз будто бы что-то сверкнуло, и это заставило меня неуютно сжаться.
– В-веснушки? – смущённо прошептал я. – Вы что, они же похожи на грязь…
Парень проигнорировал мои слова. Вместо ответа он решил поразглядывать мою комнату, и всё его внимание было приковано к горе таблеток, томикам манги и моей немногочисленной коллекции жеод. Между его бровей залегла вертикальная морщинка, но он никак не прокомментировал свои мысли, поэтому мне оставалось только догадываться, что же из всего этого заставило его задуматься.
– Как тебя зовут? – полюбопытствовал он.
– Хагивара Акира, – едва слышно произнёс я. – Хагивара от леспедецы двухцветной[11] и поля, а Акира от осени и похищения[12].
– Осени? – Он жадно впился в меня взглядом, из-за чего по телу вновь прошла дрожь. – Какая ирония! Или, может, нам было суждено пересечься самой судьбой.
От столь пристального внимания мне стало и вовсе нехорошо, поэтому я поспешил задать ему вопрос, чтобы хотя бы на время отвлечь:
– Тогда как же мне называть вас?
– Как сочтёшь нужным. – Он улыбнулся как-то по-доброму. – Моё имя было похоронено в снегах, поэтому ты можешь дать мне новое.
Я задумчиво прикусил щёку изнутри, но в голову ничего не шло. Это больше походило на то, что я собирался дать кличку питомцу, а не человеку, духу или кем он там был на самом деле.
– Можно я буду называть вас Юки[13]? – Это была единственно верная мысль, пришедшая в голову.
– Разумеется. – Он лениво поднялся на ноги, одёргивая край своего свитера. – Тогда я тоже буду обращаться к тебе по имени, если ты, конечно, не против, Акира-кун. – Улыбка всё ещё не сходила с его лица. – Да и не будь таким занудным. Мы же почти ровесники, не стоит обращаться ко мне так, словно я твой начальник.
– Почти ровесники, правда?
– Конечно же нет. – Он взмахнул рукой, приглаживая волосы. – Немного обманул, не бери в голову.
– О… – Я не был удивлён. – Понятно.
С минуту мы ещё молча смотрели друг на друга, и я не знал, куда себя деть: хотелось спрятаться от бдительного взгляда Юки и утопить себя на дне вместе с моим интересом – весь он был пронизан чем-то необычным, так и притягивающим всё моё внимание, но если я и позволял себе взглянуть на него, то сразу терялся.
Возможно, он смог почувствовать моё настроение, а потому произнёс:
– Тебе уже лучше, я рад. – Он потянулся рукой к моему лицу, и его холодные пальцы дотронулись до россыпи веснушек на носу, и от этого я весь будто бы одеревенел. – Тогда тебе стоит отдохнуть, а завтра… А завтра мы встретимся вновь, Акира-кун.
И опять, как и в первую нашу встречу, он растворился в снежном вихре, а я уже был уверен, что это не просто прихоть моего умирающего мозга. О нет, то было действительно что-то волшебное, прямо как рассвет на горе Фудзи из окна дома моих бабушки и дедушки, только на сей раз богиня благословила меня по-настоящему, взаправду.
Глава 4
С самого утра я был как на иголках. Последние слова Юки-сана, брошенные перед уходом, не выходили из моей головы. Они нагло перетягивали на себя все мои мысли, отчего сосредоточиться на учёбе было практически невозможно. Я успел напредставлять сотню вариантов того, как произойдёт наша встреча, в лучших жанровых традициях манги, но время шло, а он всё не появлялся.
– Хагивара-кун, ты здесь? – Ивасаки-кун помахал ладонью перед самым моим лицом.
Я вздрогнул, выдавливая из себя слабую улыбку:
– Да.
– Не похоже. – Он усмехнулся, заталкивая ноутбук в рюкзак. – Весь день будто в облаках витаешь. Что-то произошло? – Он задумчиво повёл бровью. – Дай угадаю…
– Нет-нет, правда ничего такого. – Я попытался отмахнуться, но по лицу однокашника было ясно, что он не собирался просто так отступать.
– Ты то хмурый, то счастливый. – Ивасаки-кун потёр острый подбородок, едва сдерживая вырывавшийся наружу смешок. – Либо что-то очень хорошее, либо нет.
Мы вместе поднялись и двинулись в сторону выхода из нашей небольшой аудитории. Я мельком глянул в сторону – он объяснял что-то девушке с заколочками в виде звёзд в волосах. Голос Ивасаки-куна начинал тонуть в шумном потоке голосов других студентов, доносящихся со всех сторон.
– Отличная логика, Ивасаки-кун! – попытался пошутить я.
– Да ладно тебе. – Он по-дружески закинул свою руку мне на плечо. – Надеюсь, это всё же что-то хорошее.
Я молча кивнул, хотя по-настоящему не был уверен, можно ли считать приход Юки-сана хорошим и вообще настоящим. Вчера мне было ужасно плохо и одиноко, поэтому я мог и вообразить его, чтобы залатать ту брешь в душе, источающую вязкий страх перед неизбежным. Но в то же время это давало мне чётко понять, что, кем бы он ни был, рядом с ним мне становилось… легко. Свободно и совсем не так страшно. Согласно преданию, юки-онна был духом девушки, сгинувшей в снегах, а значит, он мог разделить со мной тот миг отчаяния, что ждал впереди.
И хотя стрелка часов близилась к вечеру, я продолжал надеяться, что он явится. Если честно, то я желал, чтобы он помог нырнуть мне в ту пучину безумия, о которой я тайно мечтал, но стоило об этом подумать, как меня охватывал нешуточный стыд, и перед глазами всплывал образ плачущей матери и разочарованного отца, которые отворачивались от меня, бросая через спину: «Как ты до такого докатился, Акира? Разве мы воспитывали тебя для того, чтобы ты творил такие безумства? Посмотри на своего брата. Он – пример и идеал, к которому ты должен стремиться».