Мое имя Офелия

Глава 5

Вскоре после нашего визита к Мектильде я обнаружила книгу, которую Элнора отложила в сторону, потому что ее слабое зрение больше не позволяло ей читать. Книга была тяжелая, как сундучок монет, и озаглавлена «Травник или общая история растений». Для меня это было сокровище, ценнее золота. Когда я уставала от вышивания, а это случалось часто, я со все большим увлечением изучала эту книгу. Я рассматривала точные рисунки в ней и запоминала полезные свойства и способы применения всех растений. Я узнала, что если принимать пион с вином, он может облегчить ночные кошмары и избавить от печальных снов. Семена петрушки помогают последу выйти чисто и полностью после рождения ребенка. Фенхель дает острое зрение и является средством против некоторых ядов. Все это, и не только это, я сохранила в своей памяти. Вскоре Элнора начала доверять мне приготовление новых микстур и укрепляющих напитков. Я сама сделала припарку из кумина по рецепту Мектильды, и Элнора почувствовала большое облегчение, избавившись от боли в боку. Она меньше бранила меня за лень и меланхолию и позволяла проводить больше времени за учебой и записями.

Так как Элнора разрешила мне изучать эту книгу, которая так увлекала меня, я старалась угодить ей, посещая вместе с ней церковную службу. Она толкала меня локтем в бок, чтобы привлечь внимание, когда проповедник предостерегал от гордости и тщеславия. Я также по ее указанию читала книги о правилах поведения, которые должны были развить мою нравственность, хоть и находила их очень скучными. Все они учили меня быть молчаливой, целомудренной и послушной, иначе мир рухнет из-за моей испорченности. Это казалось мне смешным, я подозревала, что автор совсем не знает женщин, и еще меньше их любит. Еще одно руководство советовало мне молчать, но не всегда, чтобы я могла научиться вести остроумную, но скромную беседу, как и следует придворной даме. Я предпочитала эту книгу.

Однако у меня не было случая завести остроумный разговор, разве что с самой собой. Иногда во время работы я представляла себе беседу между прекрасной женщиной и ее благородным ухажером. Или мысленно спорила с невежественными авторами, которые считали женщин хрупкими и лишенными добродетелей. Такие упражнения отвлекали меня от той черной работы, которую мне поручали, как самой низкой по положению из дам Гертруды. Мне приходилось выносить горшок из кресла-туалета королевы, что раньше было задачей Кристианы. Мне также приходилось таскать огромные кувшины с водой для ванной Гертруды и выливать воду из ванны потом, и мои ноги распухли от беготни к колодцу и уборным, а руки болели.

Я приходила в отчаяние от того, что меня выбрали, как новую игрушку, а потом забыли, как мимолетный каприз. Гертруда редко заговаривала со мной, но я смотрела на нее во все глаза, впитывая ее красоту. Ее волосы сияли подобно натертым маслом дубовым панелям, а в серых глазах, казалось, скрывалась душа. У нее еще сохранилась хорошая фигура, а на лице не было морщин. Ее дамы всегда превозносили ее красоту, и королева любила, когда ей говорили, что она слишком молода для матери такого взрослого принца. Как и Гертруда, я заплетала волосы в длинную косу, которую иногда прятала под шапочкой, собственноручно расшитой фиалками, – правда, довольно неуклюжими. Мне очень хотелось узнать, одобряет ли королева мое платье и мои манеры. Обидно было думать, что Гертруда не обращает внимания на мои попытки угодить ей.

Мне было очень трудно овладеть такой добродетелью, как покорность, потому что мне не нравилось все время держаться униженно, опустив глаза. Однако, однажды, глядя вниз, я сделала поразительное открытие: на моем теле появились новые выпуклости. Округлые маленькие груди приподняли шелковый корсаж. Они начали болеть и пульсировать. Однажды у меня начались месячные, полилась яркая кровь и я почувствовала острую боль в животе. Я бросилась к Элноре.

– Я поранилась, сама не знаю, как, – закричала я в панике.

Она меня успокоила и вытерла мои слезы. Принесла мне чистые тряпочки и объяснила, как происходит размножение. Меня поразило, что теперь мое тело способно создать ребенка, и мне было страшно думать о боли, которая ждала меня в будущем. Это напоминало внезапный поворот судьбы – вот так, внезапно, превратиться во взрослую женщину.

Теперь, когда я стала женщиной, я твердо решила больше гордиться своими платьями и украшениями, пускай даже их до меня носили другие дамы. Я считала, что мои кружевные манжеты оттеняют белизну рук. Жесткий круглый воротник, бывший тогда в моде, выгодно обрамлял мое лицо, хотя, когда я надела его в первый раз, Кристиана меня оскорбила.

– У тебя такая короткая шея, что ты похожа на бульдога! – насмешливо сказала она.

– А у тебя на лице пятна, которые ты не потрудилась закрасить, – парировала я, и она, молча, кипела от негодования. Мне не надо было краситься, потому что у меня были от природы ярко-красные губы и щеки, а кожа стала нежной от клубничной воды Мектильды. Это меня радовало, и я немного гордилась этим, но считала, что мне, как придворной даме, подобает проявлять некоторое тщеславие.

Мне уже исполнилось тринадцать лет, в этом возрасте многие юные девушки начинали флиртовать, а некоторые даже были помолвлены. Любопытно, я наблюдала, как мужчины и женщины вели себя в присутствии друг друга. Я тренировалась поворачивать голову и поводить плечами так, как вела себя одна из дам королевы во время разговора с молодым лордом. И гадала, покажется ли такое движение привлекательным Гамлету. Глядя на свое отражение в миске с водой или в зеркале, я думала, как удивится Гамлет, когда увидит, что я превратилась из отчаянной девчонки в леди. Но мы с ним не встречались с того давнего дня у ручья. Гамлет уехал в Германию учиться в университет в Виттенберге. Наверняка у него есть о чем подумать, кроме меня, да и у меня оставалось очень мало свободных минут каждый день, когда я могла думать о нем.

Более того, мне ежедневно напоминали о том, что мое положение при дворе Эльсинора – шаткое, и вряд ли благосклонность ко мне долго продлится.

– Твой отец – никто, и ты – ничто, Офелия, – дразнила меня Кристиана. – Представить себе не могу, что находит в тебе королева. Ха! – И она весело рассмеялась.

Я ничего не сказала в свою защиту. Я все еще сердилась на отца, который, по-видимому, обо мне совсем не заботился, и стыдилась бедности нашей семьи. Действительно, почему Гертруда будет меня держать при себе?

Вскоре я получила ответ. Когда королева узнала, что я обучена латыни и французскому языку, она велела мне читать вслух, пока она и ее дамы трудились над вышиванием. Одной из любимых книг Гертруды была «Зеркало грешной души», написанная, как она нам сказала, Маргарет, королевой Наварры из Франции. Читая вслух и переводя прочитанное, я была рада возможности снова упражнять свой ум и язык. Хотя я по-прежнему выполняла свою черную работу, но осмеливалась надеяться, что мое положение при дворе упрочилось.

Гертруда понимала, что другим ее дамам не нравятся эти благочестивые занятия. Они злились на меня за то, что я читала молитвы и рассуждения в то время, когда они предпочитали сплетничать. Но когда Гертруда читала молитвы, они кланялись и крестились, и, казалось, внимательно слушали.

– Мы будем смотреть на отражения в этом зеркале, похожие на нас, и размышлять о наших грехах, – говорила она, слегка прикасаясь к книге. – Боюсь, что если я не стану заботиться о вашем духовном благополучии, то нарушу свой долг. – Она произносила это почти извиняющимся тоном.

Вскоре я поняла, что под набожностью Гертруды скрывается тайное удовольствие. Однажды вечером она позвала меня в свои покои. Ее волосы были распущены и блестели при свете свечей. Она была одета в ночную сорочку, застегнутую по корсажу на драгоценные пуговицы. Стоя на коленях, словно собиралась молиться, она отпустила Кристиану, которая принесла и поставила таз с душистой водой.

– Мои усталые глаза не позволяют мне читать молитвы, – сказала она. – Офелия почитает мне Библию.

Кристиана злобно уставилась на меня, подобно зеленоглазому чудовищу из известной поговорки. В тот момент меня поразила невероятная догадка: она мне завидует. Однако мне некогда было размышлять над этим открытием, потому что королеве требовались мои услуги. Кристиана выскользнула из комнаты и прикрыла за собой дверь, а я стояла и ждала. Гертруда встала, взяла с высокой полки маленькую книгу и вернулась к мягкой кушетке, жестом приказала мне сесть у ее ног. Я села, бесшумно, как кошка. Книга, которую вручила мне королева, была похожа на ее другие молитвенники. Она называлась «Гептамерон», и я увидела, что ее также написала благочестивая королева Маргарита.

Я открыла книгу там, где лежала лента-закладка. Начала читать вслух и обнаружила, к своему смущению, что это не сборник молитв. Я покраснела, и читала едва слышным голосом рассказ о благородной женщине, у которой был глупый муж и которую соблазнил красивый рыцарь. Элнора наказала бы меня за чтение подобной книги! Она бы запретила мне даже дотрагиваться до переплета! Но мы с Гертрудой, вечер за вечером, проводили час или больше за чтением этих молитв, мы читали рассказы о любви и страсти. Потом королева ставила книгу на место и желала мне спокойной ночи. Я возвращалась к себе в комнату, переполненная чувством вины, но снедаемая любопытством.

Однажды, когда я закончила чтение, Гертруда подарила мне несколько безделушек – украшенный жемчугом гребень для волос и маленькое зеркальце с трещиной. Я опустилась на колени и поблагодарила ее. Затем, осмелев от такого проявления доброты, я рискнула задать вопрос.

– Миледи, вы королева. Почему вы тайком читаете эту книгу?

Гертруда вздохнула.

– Милая Офелия, – ответила она, – король – человек благочестивый и праведный. – Она прикоснулась к его миниатюрному портрету, который носила на ленточке вокруг шеи. – Он был бы огорчен, узнав, что я читаю подобные истории, которые, как считают мужчины, не предназначены для ушей леди.

– А поскольку я не леди, они мне не повредят? – спросила я.

Смех Гертруды походил на звон колокольчика.

– Ты мудрая и остроумная девочка, Офелия. Ты экономишь слова и не тратишь их зря. Более того, ты – честная. Я знаю, что тебе можно доверять, ты не станешь сплетничать по поводу моего пристрастия к любовным историям.

– Я тоже полюбила эти истории, – призналась я, – потому что мне нравится читать об умных женщинах, которые обрели любовь.

– У тебя душа как у леди, Офелия. Хоть ты и не родилась в аристократической семье, ты достигнешь величия, – сказала Гертруда и легонько поцеловала меня в лоб.

Я чуть не расплакалась от ее прикосновения, и навсегда сохранила его в памяти. Были ли губы моей матери такими же нежными?

– За что мне такая милость? – прошептала я.

– Потому что Элнора – пуританка, а Кристиана – тщеславна и глупа, – сказала она, неправильно поняв меня. Для меня самым ценным был поцелуй, а не чтение. – Ты, Офелия, благоразумная девушка, но несведуща в вопросах любви и страсти. Необходимо тебе узнать светские обычаи и пороки мужчин, чтобы ты могла им противостоять. Поэтому читай, что захочешь, моя дорогая.

Меня удивило, что Гертруда, которая, казалось, совсем меня не замечала, в действительности хорошо меня понимала. Поэтому, воспользовавшись ее разрешением, я много читала, только тайно, и эти книги дополняли мое образование при дворе. Я узнала из книг Элноры о правилах поведения, как важно быть добродетельной, а романы Гертруды поведали мне о радостях любви и способах их получить. Я представляла себе то время, когда стану достаточно взрослой, чтобы наслаждаться такими радостями, и с нетерпением ждала его.

Тем не менее, иногда я сомневалась в пользе той или иной истории. Однажды вечером я читала Гертруде о ревнивом чиновнике, который отравил жену зеленью для салата за то, что она завела молодого любовника. Эта история развеселила Гертруду, но я не разделяла ее веселья.

– Что, ты разве пуританка, и тебе не смешно? – упрекнула она меня.

– Нет, но меня тревожит этот рассказ о том, как неправедный поступок женщины заставил ее мужа убить ее. Она была скорее слабой, чем испорченной, – сказала я.

– Это же выдумка, Офелия, а не реальная история. Мы часто любим читать о поступках и желаниях, на которые сами не осмеливаемся. В этом и прелесть таких сказок.

– Но я не могу поверить, что мужчины и женщины способны совершать такие злодеяния во имя любви, – возразила я.

– О, они их совершают, и будут совершать, – ответила она многозначительно, и прекратила разговор.

Так как мудрость Гертруды открыла мне глаза, я стала с бо́льшим вниманием прислушиваться к сплетням Кристианы и других дам. Я обнаружила, что жизнь в Эльсиноре действительно очень похожа на те истории, которые я читала вместе с Гертрудой.

И мужчины, и женщины в равной степени стремились получить как можно больше удовольствий и как можно меньше пострадать за это. Но дамы хотели добиться удовлетворения в любви, а мужчин больше всего манила власть.

Мой отец, поняла я, был одним из таких мужчин. Он хотел обладать знанием, некими тайными сведениями, которые мог бы использовать себе во благо. Я начала опасаться Полония, когда он навещал меня, надев маску любящего отца. Потому что он отводил меня в сторонку и задавал прицельные вопросы.

– Девочка моя, что нового в личных покоях королевы?

– Ничего, милорд, – отвечала я сдержанно.

– Предпочитают ли мне Вальдемара? Говори! – требовал он.

– Не могу сказать, милорд. – Действительно, я мало знала о супруге Элноры.

– Не можешь сказать? – насмешливо переспрашивал он. – Ты должна мне рассказывать обо всем, что знаешь. Это твой долг, ведь ты моя дочь.

Я молчала. Не смела напомнить ему, что его отцовский долг – любить и защищать меня. Но я не могла скрывать свое недовольство.

– Я начинаю понимать, что ты устроил меня на службу к королеве не ради моего собственного блага, – сказала я, – а для того, чтобы я стала твоей шпионкой.

– Неблагодарная девчонка! – воскликнул отец, брызгая слюной от ярости, и мне даже на мгновение показалось, что он меня ударит. – С того места, куда я тебя устроил, видно далеко. И если ты умна, – сказал он, постучав себя пальцем по голове, – ты возвысишься еще больше. А теперь перестань дурить и отвечай мне. Как королева проводит часы своего досуга?

Я решила рискнуть рассердить его. Я не сказала ему о тех историях, которые мы читали, а повернулась и пошла прочь.

– Офелия, вернись! – крикнул он, и я услышала ярость в его голосе. Но я не подчинилась, и даже не оглянулась. Я осознала, что люблю Гертруду и буду хранить ее тайны вечно.

Глава 6

Проведя четыре года среди придворных королевы, я освоила искусство быть леди. К тому времени, как мне исполнилось пятнадцать лет, моя фигура стала женской. Я почти сравнялась ростом с моей повелительницей, королевой Гертрудой, и я копировала ее манеру держаться, даже наклон головы.

– Природа создала тебя, но воспитание сделало тебя совершенной, – часто говорила Гертруда с гордостью, словно я была ее творением, вырезанным из неподходящего куска дерева. Ее слова несколько смягчали язвительные уколы Кристианы и холодность других дам. В отличие от них, я не была дочерью графа или герцога, или кузиной принца из Европы. Я понимала, что они считают меня недостойной моего положения. У меня не было ни одного истинного друга при дворе, кроме Элноры.

Я все же приняла к сведению некоторые советы отца, так как не считала его глупцом. Я была осторожной и наблюдательной, и моя репутация честного человека, умеющего хранить тайны, начала завоевывать еще большую благосклонность королевы. Когда король приходил в покои Гертруды на обед, мне оказывали честь им прислуживать. Сначала я приходила в ужас от необходимости находиться так близко к королю, но вскоре поняла, что он такой же смертный, как любой мужчина. Я наполняла его бокал и слышала его отрыжку, и убирала его тарелку с костями, с которых он наполовину обгрыз мясо.

Гертруда с любовью относилась к мужу. Она гладила его поседевшие волосы и поддразнивала его тем, что они у него уже не такие черные, как у его сына. Король, в свою очередь, ласково разговаривал с Гертрудой, называл ее своей горлицей и смотрел на нее так, что мне становилось завидно. Когда они касались в разговоре государственных вопросов, то понижали голос, так как король никогда не терял бдительности. Тем не менее, однажды вечером я услышала их спор о Клавдии, младшем брате короля. Его похотливость была предметом сплетен при дворе, как и его пьяные выходки в парадном зале. Король сердился на него за какой-то недавний проступок, я не поняла, какой именно.

– Он нарочно бросает мне вызов и доводит до бешенства, – жаловался король, а Гертруда пыталась его успокоить.

– Пожалей брата, у него большие амбиции и много разочарований.

– Ба! Ты слишком снисходительна. Ему нужны лишь две вещи: жена, которая обуздает его, и чертово собственное королевство, которым он будет править, – проворчал в ответ король. Это был единственный случай, когда я слышала разногласия между королем и королевой.

Когда они были готовы лечь спать, я приносила сладкое вино и чистые простыни, снимала нагар со свечей и уходила, заперев за собой дверь. Утром король обычно уходил до моего прихода, а я помогала Гертруде умыться и одеться. Я с любопытством искала признаки того, что любовь как-то изменила королеву, но мне казалось, что она лишь выглядит уставшей, и веки у нее тяжелели. Ее внутренний мир был скрыт от меня.

Я считала, что король Гамлет и королева Гертруда любят друг друга и верны друг другу. Я также думала, что министры короля преданы ему, а придворные дамы честно служат королеве. Но со временем я поняла, что двор Эльсинора – это прекрасный сад, где в траве прячутся змеи. Многие из тех людей, которые казались преданными, были неискренними. Честолюбие заставляло и мужчин, и женщин стремиться к возвышению, даже прибегая к предательству и обману. Они быстро поднимались на вращающемся колесе Фортуны, а затем столь же быстро падали вниз и погибали. Одна из дам Гертруды потеряла свою должность, когда выяснилось, что она беременна от первого министра короля. Она сбежала в дом своей кузины в сельской местности, опозоренная, в то время как министр сохранил свой пост, и его считали благородным человеком, так как он признал сына. Даже я понимала, что с этой дамой обошлись очень несправедливо.

Благосклонность королевских особ походила на розу, расцветающую пышным цветом, но быстро вянущую, и скрывающую шипы под цветком. Часто ею пользовались люди порочные, а не благочестивые и скромные. Элнора, возможно, была исключением, но Кристиана подтверждала это правило, как и ее ухажеры Розенкранц и Гильденстерн. Этих людей с позором выгнали из армии короля Норвегии Фортинбраса за какое-то предательство. Теперь, на службе у короля Гамлета, они щеголяли своей богатой одеждой и веселым поведением, плодами своего предательства. Они были похожи, как близнецы, своим стремлением завоевать благосклонность короля и дам. Оба они ухаживали за Кристианой, а она отдавала предпочтение Розенкранцу, по-моему, но обоих встречала одинаково кокетливым смехом и одинаково соблазняла их, откровенно показывая грудь под искусно приоткрытым корсажем.

Я гадала, насколько Кристиана сведуща в любовной страсти. Вокруг себя я наблюдала развивающиеся романы, как в тех непристойных историях, которые читала вместе с Гертрудой. В парадном зале дамы и кавалеры напивались до такого состояния, что их речь становилась развязной. Проходя мимо темной лестницы, я натыкалась на любовников, обнимающихся, целующихся и не только. Я извинялась, но они лишь смеялись над моим смущением. Элнора громко жаловалась на утрату чести мужчинами и добродетели женщинами.

– Слишком много пения и танцев, такая легкомысленность подрывает сдерживающее влияние добродетели, – жаловалась она, тряся своими седыми локонами. – Когда я была молодой, мы стремились вести себя достойно, а сегодня весь мир идет к гибели.

Я понимала, почему Гертруда назвала Элнору пуританкой. Хотя я сомневалась, что поведение влюбленных очень изменилось за сорок лет, но не возражала Элноре.

– Будь сдержана в своих желаниях, Офелия. Не распускай язык и запри на замок сокровище своей добродетели, – предостерегала Элнора. Она пристально смотрела на меня, словно искала во мне недостатки. – Я верю, что ты не дашь ни одного повода для сплетен. Ты – честная девушка.

Несмотря на похвалу Элноры я считала себя скорее осторожной, чем добродетельной. Я мало говорила, но не потому, что считала молчание высшим достоинством, а потому, что удовлетворяла свое любопытство, слушая, наблюдая и читая. Иногда я жалела, что не родилась мужчиной, тогда я могла бы стать ученым. По крайней мере, Гертруда одобряла мою привычку учиться и позволяла мне читать все, что мне хочется. После того, как я проглотила огромный «Травник», мне хотелось узнать больше, не только о тех обычных растениях, которые растут под ногами. Я читала о дальних странах, об Индийских островах и о фантастических созданиях, которых видели путешественники на суше и на море. Лаэрт теперь учился во Франции, и я старательно изучала карты Европы, помечая города, которые он описывал в своих редких письмах ко мне. Мои ревнивые пальцы скользили по линиям маршрутов путешествий брата и Гамлета во Франции, Германии и Голландии.

Я стремилась попасть в далекие и неизвестные места, но куда сильнее мне хотелось больше узнать о любви. Я прятала некоторые книги в своем запертом на замок сундуке и читала их поздно ночью при свете свечи. Тайком я проглотила поэму «Искусство любви»[2], потому что все моралисты клеймили как опасную книгу. Я воображала путешествие в грешную страну Италию, где мужчин учат совращать девственниц, а женщины пользуются большой свободой. Читая поэта Овидия, я узнала, что никто не может устоять против любви, ибо вода обтачивает самый твердый камень, и даже самая прочная почва, в конце концов, разрушается под плугом.

Из прочитанных книг я очень много узнала о любви, но не имела в ней никакого опыта. Я размышляла над этим парадоксом, лежа ночью на своей узкой, одинокой кровати. Когда же я найду любовь?

Глава 7

В то время как я читала книги о любви за стенами замка Эльсинор, школой Гамлета был весь огромный мир. Он учился в замечательном университете в Германии и плавал в Англию и Францию вместе с Горацио. Он много месяцев проводил за пределами Дании, и Гертруда всегда грустила в его отсутствие. Только письмо с новостью о его возвращении могло обрадовать королеву, и она праздновала его приезд домой с таким размахом, будто это государственный праздник или день святого. Доставляли большие количества провизии для пира, приглашали музыкантов, стражники и лакеи одевались в яркие новые ливреи. Приезд принца вызывал оживление в самых темных уголках Эльсинора.

Однажды летом, когда Гамлет вернулся, загоревший после каких-то приключений на море, Гертруда обнимала его и гладила по головке, словно он все еще маленький мальчик. По приказу королевы я принесла им в ее покои вина и деликатесов. Она была так поглощена сыном, что даже не взглянула в мою сторону. Гамлет не поздоровался со мной, мы не посмотрели в глаза друг другу. Я была разочарована, но почувствовала облегчение, так как я бы залилась краской и начала заикаться, если бы принц со мной заговорил. Возможно, подумала я, он меня не узнал. Я очень изменилась за четыре года. Гамлет, которому теперь было двадцать два года, не стал выше ростом, но сделался более мускулистым, и казался еще более энергичным, чем прежде. Жизненный опыт подарил лицу принца новое выражение, и вел он себя, как светский муж.