Пьесы для 11 класса

Картина восьмая

Перед занавесом, на котором изображены пышные облака.

Входят: Тильтиль, Митиль, душа Свет а, Пес, Кошка, Хлеб, Огонь, Сахар, Вода и Молоко.

Душа Света. На этот раз, надеюсь, Синяя птица у нас в руках. Об этом следовало нам подумать во время первого нашего перехода. Но только сегодня, рано утром, когда я набралась сил в огне зари, у меня мелькнула эта мысль. Мы находимся у входа в волшебные сады, в которых живут под покровительством Судьбы все Радости, все Блаженства людей.

Тильтиль. Много их? Их можно будет забрать с собою? Маленькие они?

Душа Света. Есть маленькие, есть большие, тучные и тонкие, прекрасные и не особенно привлекательные. Но самые некрасивые были недавно изгнаны из садов и искали убежища у Несчастий. Нужно вам знать, что Несчастья живут в соседней пещере, смежной с садом Блаженств и отделенной от него одним только облаком, чем-то вроде тончайшего занавеса, который приподымается каждый миг от дуновения ветра, доносящегося с вершин Правосудия или из глубин Вечности. Теперь нам необходимо сговориться и принять некоторые меры предосторожности. Большею частью Блаженства очень добры; но все же между ними есть такие, которые опаснее и коварнее, чем величайшие Несчастья.

Хлеб. У меня идея. Если они опасны и коварны, то не лучше ли нам подождать у дверей, чтобы в нужную минуту подать помощь детям, когда они принуждены будут бежать?

Пес. Ни за что! Ни за что!.. Я хочу идти всюду, куда идут мои два маленьких божества. Пусть у дверей остается тот, кто боится. Мы не нуждаемся (глядя на Хлеб) ни в трусах, (глядя на Кошку) ни в предателях…

Огонь. Я иду с ними. Говорят, там весело. Все время пляшут.

Хлеб. А там едят?

Вода (хнычет). Я никогда не знала ни малейшего блаженства. Я хочу наконец увидеть хоть одно из них.

Душа Света. Молчите! Вашего мнения не спрашивают! Вот что я решила. Пес, Хлеб и Сахар пойдут с детьми. Не войдут ни Вода – она слишком холодна, ни Огонь – он чересчур буйный. Молоку советую ждать у дверей, слишком оно впечатлительно. Что касается Кошки, пусть поступает, как хочет.

Пес. Она трусит.

Кошка. Я пойду поздороваться мимоходом с Несчастьями. Они мои старые приятели и живут рядом с Блаженствами.

Тильтиль. А ты, душа Света, разве ты не с нами?

Душа Света. Я не могу проникнуть в таком виде к Блаженствам, большинство из них меня не выносит. Но со мной густое покрывало, которым я закрываюсь каждый раз, когда посещаю счастливых людей… (Развертывает длинное покрывало, в которое тщательно закутывается.) Не надо, чтобы малейший луч моей души пугал их, потому что есть много Блаженств, которые боязливы и несчастливы. Вот так. Теперь наименее красивые и даже самые тучные не будут иметь причин бояться.

Занавес поднимается над девятой картиной.

Картина девятая

Сады Блаженств.

По открытии занавеса видна, перед входом в сады, зала с высокими мраморными колоннами, между которыми, закрывая всю глубину сцены, развешены тяжелые пурпуровые занавеси, поддерживаемые золотыми шнурами. Архитектура напоминает самые чувственные и роскошные времена Возрождения венецианского или фламандского – Веронезе и Рубенса. Гирлянды цветов, рога изобилия, ленты, вазы, статуи, позолота – где только возможно. Посередине тяжелый, роскошный стол из яшмы и эмали, заставленный канделябрами, хрусталем, золотой и серебряной посудой, полной волшебных яств. Вокруг стола расположились самые тучные блаженства земли. Они едят, пьют, кричат, поют, суетятся, валяются на полу или спят посреди блюд с жареной дичью, с крупной рыбой, с небывалыми плодами и опрокинутых чаш. Эти блаженства огромны, чудовищно тучны и румяны, одеты в бархат и тканые материи и носят золотые венцы, украшенные жемчугом и драгоценными каменьями. Прекрасные рабыни разносят бесконечное количество разнообразных блюд и пенистых напитков. Пошлая, разудалая и грубая музыка, с преобладанием медных инструментов. Тяжелый красный свет заливает сцену.

Тильтиль, Митиль, Пес, Хлеб и Сахар сперва довольно робко жмутся, справа на авансцене, к душе Света. Кошка, не говоря ни слова, отправляется в глубину сцены, тоже направо, приподымает какую-то темную занавесь и исчезает за нею.

Тильтиль. Кто эти толстяки, которые там веселятся и едят так много вкусных блюд?

Душа Света. Это самые тучные блаженства на земле, которые видны простым глазом. Возможно, хотя и не особенно вероятно, что Синяя птица на мгновение затерялась среди них. Поэтому подожди, не поворачивай еще алмаза. Для порядка исследуем сперва эту часть залы.

Тильтиль. А можно к ним подойти?

Душа Света. Конечно. Они ведь не злые, хотя вульгарны и большей частью плохо воспитаны.

Митиль. Какие там у них пирожные!

Пес. Какая дичь! Какая колбаса! А баранина! А телячья печенка!.. (Торжественно провозглашает.) Нет на свете ничего прекраснее, ничего желаннее телячьей печенки.

Хлеб. За исключением, четырехфунтового хлеба, испеченного из тончайшей пшеницы. И великолепен же у них хлеб! Как прекрасен! Право, толще меня самого.

Сахар. Простите! Тысячу раз простите. Позвольте, пожалуйста. Я не хочу никого обидеть. Но не забывайте о сладостях, составляющих украшение этого стола. Их блеск и великолепие превышают, если я смею так выразиться, все, что находится в этой зале и, быть может, во всем мире…

Тильтиль. Какой у них довольный, счастливый вид! Как кричат! И хохочут! И поют! Кажется, они увидели нас.

В самом деле, около дюжины самых упитанных блаженств поднялись со стола и, с трудом поддерживая животы руками, направляются к группе детей.

Душа Света. Не бойся. Они очень обходительны. Они, наверное, хотят пригласить тебя к обеду. Не принимай ни за что их приглашения. А то ты можешь забыть, за чем пришел.

Тильтиль. Как? Нельзя отведать ни пирожка? А пирожки на вид такие вкусные, свежие, так густо залиты сахаром, украшены фруктами и переполнены кремом.

Душа Света. Они опасны. Они расслабляют волю. Необходимо уметь приносить жертвы ради исполняемого долга. Откажись вежливо, но решительно. Вот они…

Главное тучное блаженство (протягивает Тильтилю руку). Здравствуй, Тильтиль!

Тильтиль (изумленный). Разве вы меня знаете? Кто вы?

Главное тучное блаженство. Я самое упитанное Блаженство, Блаженство быть богатым, и я пришел от имени моих братьев просить вас и ваших близких почтить своим присутствием наше нескончаемое пиршество. Вы найдете там все, что только есть лучшего среди истинных тучных блаженств этой земли. Позвольте представить вам главнейших из них. Вот зять мой Блаженство быть собственником, у которого живот в форме груши. Вот Блаженство удовлетворенного тщеславия, щеки которого так изящно раздуты.

Блаженство удовлетворенного тщеславия покровительственно кланяется.

Вот Блаженство пить, когда уже не чувствуешь жажды, и Блаженство есть, когда не чувствуешь голода. Они близнецы, и ноги у них еле двигаются.

Они кланяются, пошатываясь.

Вот Блаженство ничего не знать, оно глухо, как камбала. А это Блаженство ничего не понимать, слепое, как крот. Вот Блаженство ничего не делать и Блаженство спать больше, чем необходимо, у которых руки, как хлебный мякиш, а глаза, как желе из персиков. Вот, наконец, Утробный смех, у которого рот до ушей и против которого ничто не устоит.

Утробный Смех, хохоча, кланяется.

Тильтиль (показывая пальцем на одно из тучных Блаженств, которое держится в стороне от других). А это, которое не смеет подойти и поворачивается к нам спиной?

Главное тучное блаженство. Не настаивай. Видишь, оно смущено. Ему неловко показаться перед детьми. (Хватает Тильтиля за руку.) Да идемте же. Пиршество снова начинается. За сегодняшний день двенадцатое счетом. Ждут только вас. Слышите, как все участвующие громко зовут вас. Всех представить вам нет возможности. Слишком их много… (Предлагая руку детям.) Позвольте посадить вас на почетные места.

Тильтиль. Очень вам благодарен… Я крайне сожалею… Но теперь никак не могу. Мы торопимся. Мы ищем Синюю птицу. Не знаете ли случайно, где она скрывается?

Главное тучное блаженство. Синяя птица? Подождите-ка. Да, вспоминаю. Я когда-то слышал о ней. Это, кажется, птица несъедобная. Во всяком случае, за нашим столом она никогда не подавалась. Говорю это, чтобы показать вам, что особенным уважением она здесь не пользуется. Но не огорчайтесь. У нас есть много гораздо лучших яств. Разделите с нами нашу жизнь, и вы сами увидите, что мы делаем.

Тильтиль. Что же вы делаете?

Главное тучное блаженство. Да мы все время занимаемся тем, что ничего не делаем. Ни минуты отдыха. Надо пить, есть, спать. Ужасно обременительно.

Тильтиль. И занятно это?

Главное тучное блаженство. Да-а. Что ж, ведь на земле другого дела нет.

Душа Света. Вы думаете?

Главное тучное блаженство (указывает Тильтилю пальцем на Свет). Кто эта молодая, плохо воспитанная особа?

Во время предыдущего разговора толпа тучных блаженств второго разряда занялась Псом, Сахаром и Хлебом и увлекла их к своей оргии. Тильтиль видит, как они, дружески заняв место рядом с пирующими, едят, пьют и громко веселятся.

Тильтиль. Взгляни, душа Света, ведь они сели за стол.

Душа Света. Позови их. Не то все кончится плохо.

Тильтиль. Тило́! Тило́! Сюда! Сию же минуту, слышишь! А вы, Сахар и Хлеб, кто позволил вам отойти от меня?.. Что вы там делаете без моего позволения?

Хлеб (с полным ртом). А повежливей говорить не желаешь?

Тильтиль. Что, Хлеб осмеливается мне грубить? Очумел, что ли? А ты, Тило́? Так-то ты слушаешься? Ну-ка, на колени! На колени! Да скорее, ну!

Пес (шепотом, в конце стола). Когда я ем, я никому не принадлежу; я ничего не слышу.

Сахар (медоточиво). Не взыщите. Не можем мы так сразу бросить таких любезных хозяев.

Главное тучное блаженство. Вот видите: они подают вам благой пример. Идемте, вас ждут. Мы отказа не принимаем. Над вами учинят дружеское насилие. Ну-ка, тучные блаженства, ко мне на помощь! Давайте усадим их силой за стол! Да будут они счастливы помимо воли.

Все тучные блаженства, испуская крики радости и скача, кто как может, увлекают сопротивляющихся детей, в то время как Утробный смех грубо хватает душу Света за талию.

Душа Света. Поверни алмаз! Пора!

Тильтиль исполняет приказание души Света. Тотчас сцена освещается неизреченно-чистым, волшебно-розовым, легким светом. Тяжелые украшения первого плана – плотные красные портьеры отпадают и исчезают, открыв волшебный, тихий сад, полный легкого и ясного покоя, а также дворец, окруженный зеленью, тихими аллеями, в которых роскошь могучих и светлых растений, дышащих избытком жизни и тем не менее расположенных в строгом порядке, а также девственное опьянение цветов и радующаяся свежесть текущих, струящихся и бьющих со всех сторон вод, как бы разносит весть о счастье до самых пределов горизонта. Стол пиршества проваливается, не оставив следов. Под светлым дыханием, наполняющим сцену, поднимаются, рвутся на части и падают к ногам изумленных участников пира бархатные и шитые золотом ткани, короны и смеющиеся маски тучных блаженств. Все они в одно мгновение, подобно проколотым пузырям, сжимаются, смотрят друг на друга, щурят глаза от неведомых, разящих лучей. Увидев себя такими, каковы они в самом деле, т. е. голыми, уродливыми, плоскими и жалкими, они испускают вопли стыда и ужаса, причем все их голоса покрывает собою голос Утробного смеха. Одно только Блаженство ничего не понимает, остается спокойным, между тем как его товарищи суетятся, пытаются бежать и прячутся по углам, где надеются скрыться в тени. Но в ослепительно-ярком саду нет тени. Поэтому большинство из них в отчаянии старается проскочить под грозный занавес, который в правом углу замыкает вход в пещеру Несчастий. Каждый раз, когда кто-нибудь из них, охваченный паникой, приподымет край этого занавеса, из глубины пещеры доносится буря брани, угроз и проклятий. Что касается Пса, Хлеба и Сахара, то они с виноватым видом присоединяются к группе детей и трусливо прячутся за ними.

Тильтиль (глядя на убегающие тучные блаженства). Господи! Вот уроды! Куда это они?

Свет. Они потеряли голову. Идут искать спасения у Несчастий, а там их задержат навсегда.

Тильтиль (оглядываясь вокруг себя, в восхищении). О, какой прекрасный сад! Где мы?

Душа Света. Мы не тронулись с места. Только сфера твоих глаз изменилась. Мы узрели правду вещей. Сейчас увидим души тех Блаженств, которые переносят свет алмаза.

Тильтиль. Как красиво! Как хорошо! Как будто в разгаре лета. Смотри, кто-то подходит. Нас, кажется, заметили.

В самом деле, сад начинает наполняться ангелоподобными созданиями, как будто пробужденными от долгого сна, которые в гармоническом движении скользят между деревьев. Они облечены в сияющие одежды самых тонких и нежных оттенков: распускающейся розы, смеющихся вод, утренней лазури, янтарной росы и т. д.

Душа Света. Вот идут к нам милые и достойные внимания Блаженства, которые нам все объяснят.

Тильтиль. Ты знакома с ними?

Душа Света. Да, я всех знаю. Я часто спускаюсь к ним без их ведома.

Тильтиль. Сколько их! Сколько их! Они идут со всех сторон.

Душа Света. В прежнее время их было еще больше. Тучные блаженства стали им поперек дороги.

Тильтиль. Все-таки осталось немало.

Душа Света. То ли ты увидишь по мере того, как сила алмаза разольется по всем садам! На земле гораздо больше Блаженств, чем предполагают. Но большая часть людей не умеет их отыскивать.

Тильтиль. Вот идут маленькие. Бежим навстречу.

Душа Света. Незачем. Те, с которыми нам хотелось бы поговорить, подойдут сами. А с другими и времени нет знакомиться.

Толпа маленьких блаженств, прыгая и громко смеясь, прибегает из глубины зеленой чащи и составляет хоровод вокруг детей.

Тильтиль. Какие прелестные! Откуда они пришли? Кто они?

Душа Света. Это Детские блаженства.

Тильтиль. Можно задать им вопрос?

Душа Света. Это бесполезно. Они поют, танцуют, смеются, но еще не могут говорить.

Тильтиль (радостно суетясь). Здравствуйте! Здравствуйте! О, посмотрите на толстушку, которая смеется! Какие щечки у них! Какие платьица! Они тут все, что ли, богатые?

Душа Света. Нет, и здесь, как везде, больше бедных, чем богатых.

Тильтиль. Кто же из них бедный?

Душа Света. Отличить нельзя. Блаженство ребенка всегда одето в самое прекрасное, что есть на земле и на небе.

Тильтиль (не может устоять на месте). Хотелось бы поплясать с ними.

Душа Света. Совершенно невозможно. У нас нет времени. Я вижу, что Синей птицы у них нет. Да и они, видишь, торопятся. Ушли. И им нельзя терять времени. Детство проходит быстро.

Другая группа блаженств, слегка выше ростом, чем предыдущие, врывается в сад, распевая во все горло: «Вот они! Вот они! Они нас видят!» – и танцуя вокруг детей веселую фарандолу, по окончании которой то блаженство, которое как будто предводительствует этой маленькой группой, направляется к Тильтилю и протягивает ему руку.

Блаженство. Здравствуй, Тильтиль.

Тильтиль. Еще одно знакомство! (Свету.) Меня начинают понемногу узнавать повсюду. Кто ты?

Блаженство. Не узнаешь?.. Бьюсь об заклад, что ты не узнаешь ни одного из нас.

Тильтиль (смущенно). Нет… Не знаю… Не припомню, право, чтобы видел вас когда-нибудь.

Блаженство. Слышите, так я и знал! Он никогда нас не видел!

Все остальные блаженства прыскают со смеху.

Да что ты, Тильтиль, ведь только нас ты и знаешь. Мы с тобою неразлучны. Мы едим, пьем, просыпаемся, дышим, живем – всегда с тобой.

Тильтиль. Да, да, конечно, я вспоминаю. Я хотел бы только знать, как вас зовут.

Блаженство. Я вижу, что ничего ты не знаешь. Я – глава блаженств твоего дома, а все они – остальные блаженства, живущие в нем.

Тильтиль. Значит, дома у нас живут блаженства?

Все блаженства хохочут.

Блаженство. Слышали? Живут ли блаженства в его доме? Да знаешь ли, мой бедный мальчик, их столько там, что они выпирают двери и окна. Мы смеемся, поем, создаем веселье, от которого стены стонут, крыши подымаются на воздух. Только напрасно мы все это делаем; ты все равно ничего не видишь и не слышишь. Надеюсь, впредь ты поумнеешь. А пока пойди, пожми руки самым крупным из них. Таким образом, вернувшись домой, тебе легче будет узнать их. Наступит день, когда ты сумеешь ободрить их доброй улыбкой или словом благодарности, потому что они поистине делают все, что только в их силах, чтобы жизнь твоя была легка и приятна. Вот я – имею честь представиться – Блаженство чувствовать себя здоровым. Я не из самых красивых, но зато самый серьезный. Будешь меня узнавать? Вот Блаженство дышать чистым воздухом, оно почти прозрачно. Вот Блаженство любить своих родителей. Оно одето в серое, всегда слегка грустно – на него никогда не обращают внимания. Вот Блаженство глядеть на голубое небо, одетое, понятно, во все голубое. А вот Блаженство леса, которое, тоже вполне понятно, одето в зеленое. Его ты увидишь всякий раз, как выглянешь в окно. Вот еще милое Блаженство солнечных часов, цвета алмаза, и Блаженство весны – изумрудного цвета.

Тильтиль. И вы каждый день так прекрасны?

Блаженство. Да, в каждом доме, где живут с открытыми глазами, все дни недели – воскресные. А подходит вечер, и является Блаженство заходящего солнца, которое красивее всех королей на свете. За ним идет Блаженство видеть зажигающиеся звезды, все золоченое, как древний бог. А настанет плохая погода, и вот тебе Блаженство дождя, покрытое жемчугом, и Блаженство зимнего огня, которое накидывает на замерзшие руки свой пурпуровый плащ. Не говорю уже о лучшем из нас, ибо он почти родной брат большим чистым Радостям, которые вы скоро увидите. Это Блаженство невинных мыслей – самое светлое из нас. А вот еще и еще… Однако слишком их много. Нет нам счета, а между тем Великие радости ждут там наверху, в глубине, у дверей неба, и не знают еще о вашем приходе. Пошли к ним Блаженство бежать босиком по росе, оно самое проворное среди нас. (К только что названному блаженству, которое подходит вприпрыжку.) Ступай!

В эту минуту какой-то бесенок в черном трико, толкая всех, испуская несвязные крики, приближается к Тильтилю и начинает бешено вокруг него скакать, щиплет и осыпает ударами и пинками.

Тильтиль (оглушенный и глубоко возмущенный). Что за дикарь!

Блаженство. Ну вот! Опять Блаженство быть невыносимым сбежало из пещеры Несчастий! Не знаешь, куда его запрятать. Отовсюду убегает. Несчастья и те не захотели держать его у себя.

Бесенок продолжает тормошить Тильтиля, не знающего, как от него отбиться, потом с громким хохотом исчезает так же внезапно, как явился.

Тильтиль. Что с ним? Не в своем, что ли, уме?

Душа Света. Не знаю. Говорят, ты бываешь точно такой же в те минуты, когда делаешься непослушным. Но надо бы расспросить о Синей птице. Возможно, что глава Блаженств твоего дома знает, где она.

Тильтиль. Где Синяя птица?

Блаженство. Он не знает, где Синяя птица!..

Все домашние блаженства хохочут.

Тильтиль (сердито). Нет, не знаю. Чему смеетесь?

Новый взрыв смеха.

Блаженство. Полно! Не сердись! Перестаньте и вы смеяться! Не знает. Что с ним поделаешь? Он не более смешон, чем все другие люди. Но вот маленькое Блаженство бежать по росе босиком предупредило Великие радости, и они направляются сюда.

В самом деле, высокие, прекрасные, ангелоподобные фигуры в сияющих одеждах медленно приближаются.

Тильтиль. Как они прекрасны! Но почему они не смеются? Они не счастливы?

Душа Света. Смех еще не доказывает счастья.

Тильтиль. Кто они такие?

Блаженство. Великие радости.

Тильтиль. Ты знаешь, как их зовут?

Блаженство. Конечно. Мы с ними часто играем… Вот впереди всех Великая радость быть справедливым, которая улыбается каждый раз, как исправлена несправедливость. Я слишком молод и еще ни разу не видал ее улыбающейся. За нею Радость быть добрым, самая счастливая, но и самая грустная. Ее с большим трудом удерживают от того, чтобы идти к Несчастьям, которые она хотела бы утешить. Справа – Радость завершенной работы, а рядом с нею – Радость мыслить. За ними Радость понимать, которая ищет всегда своего брата Блаженство ничего не понимать…

Тильтиль. Я видел ее брата. Он ушел к Несчастьям с тучными блаженствами.

Блаженство. У меня не было сомнения на его счет. Он пошел по плохой дороге, дурные знакомства испортили его. Но не надо говорить об этом его сестре. Она отправится искать его, и мы таким образом лишимся одной из прекраснейших радостей. Вот там, среди наиболее высоких ростом, Радость созерцать прекрасное, которая ежедневно прибавляет несколько лучей к свету здешних мест.

Тильтиль. А вот там, далеко-далеко, в золотых облаках? Та, которую я с трудом различаю, даже становясь на цыпочки?

Блаженство. Это Великая радость любить. Но напрасно ты тянешься смотреть на нее. Слишком ты еще мал, чтобы видеть ее всю с головы до ног.

Тильтиль. А там, в глубине, те, которые закутаны в покрывала и не приближаются?

Блаженство. Это те радости, которых люди еще не узнали.

Тильтиль. Почему некоторые рассердились? Почему удаляются?

Блаженство. Они уступают дорогу новой, грядущей к нам радости, может быть, самой чистой из всех тут находящихся.

Тильтиль. Кто это?

Блаженство. Неужели еще не узнал ее? Вглядись пристальнее, открой оба глаза до предела твоей души. Она увидела тебя. Увидела! Бежит к тебе с простертыми руками. Это радость твоей матери, радость, ни с чем несравнимая, Радость материнской любви.

С приветственными криками другие Радости сбегаются со всех сторон и потом, молча, расступаются перед Радостью материнской любви.

Материнская любовь. Тильтиль! И Митиль! Вас ли вижу здесь? Не чаяла этого счастья. Я чувствовала себя одинокой в доме, и вдруг вы оба подымаетесь до самого неба, где сияет в радости душа всех матерей. Но дайте сначала тысячу раз поцеловать вас. Придите оба в мои объятия, ничто в мире не доставляет большего счастья. Тильтиль, ты не смеешься от радости? Ты тоже, Митиль? Вы не узнаёте любви вашей матери? Да глядите же на меня, не мои ли это глаза, мои губы, мои руки?

Тильтиль. Да, узнаю теперь. Только я не знал… Ты похожа на маму, но ты гораздо красивее.

Материнская любовь. Конечно. Ведь я не старею. И каждый проходящий день только увеличивает мою силу, молодость, счастье. Каждая твоя улыбка сбавляет мне не меньше года. Дома все это незаметно, но здесь все видно, а это и есть истина.

Тильтиль (в восхищении рассматривает ее и покрывает поцелуями). А твое красивое платье из чего сделано? Это шелк, серебро, жемчуг?

Материнская любовь. Нет, это поцелуи, нежные взоры, ласки. Каждый данный мне поцелуй прибавляет к моей одежде луч луны или солнца.

Тильтиль. Забавно! Никогда бы я не поверил, что ты так богата. Куда же ты прятала это платье? Не в том ли шкапу, от которого ключ всегда прячет папа?

Материнская любовь. Да нет. Это платье всегда на мне. Только его никто не видит, потому что нельзя видеть, когда глаза закрыты. Все матери богаты, если они любят своих детей. Нет ни бедных, ни некрасивых, ни старых. Любовь их остается навеки самой прекрасной радостью. А когда они кажутся печальными, один поцелуй, который они получают или дают, преображает слезы в глубине их глаз в звезды.

Тильтиль (с изумлением смотрит на нее). Да, да! Твои глаза полны звезд! Да, правда, это твои глаза, только гораздо прекраснее. И рука тоже твоя. Вот маленькое колечко. Даже остался знак от ожога, когда ты зажигала лампу. Но она гораздо белее и кожа нежнее. Как будто насквозь светится. Она не работает, как та, что у тебя дома?

Материнская любовь. Да нет, это та же рука. Разве ты не замечал, какой она всегда становится белой и лучезарной, когда ласкает тебя?

Тильтиль. Удивительно, право, мама. Вот и голос совсем твой, но говоришь ты куда лучше, чем там, у нас.