Черный код

– Да как ты… смеешь… – я дергаюсь, как придавленная ботинком гусеница, пока Макс целует мою шею, мягко, нежно, в противовес грязным и пошлым словам, которые бормочет в перерывах между прикосновениями.

Собираюсь оттолкнуть его, но вместо этого только комкаю в пальцах грубую ткань его одежды. Сама не знаю, то ли пытаюсь отдалиться, то ли притягиваю его к себе все крепче. Мне стыдно до слез, что я такая. Слабая и безвольная в его руках. Неверная своему мужу, причем сознательно, что еще хуже.

Но мне хорошо до боли в искусанных губах.

Макс отпускает мои волосы, но я остаюсь в прежней позе с откинутой назад головой. Не хочу смотреть ему в лицо. Не хочу, чтобы он видел, что прав. Во всем. Я желаю его именно так, как он описал. Завидую всем его женщинам, потому что они уже испытали это. С ним. И вряд ли терзались за это угрызениями совести.

Руки Макса забираются под мою кофточку, а затем – под плотные чашки лифчика. Большие пальцы обеих рук находят соски и легонько вдавливают их в мягкую плоть круговыми движениями. Мне кажется, что все это Макс делает между моих ног – так далеко распространяются отголоски его действий по моему телу.

Я молюсь, чтобы он не останавливался. Потому что уверена, что потом горько пожалею о том, что позволила ему прикасаться к себе, буду мучиться от стыда и унижения.

Но ведь это будет потом? Не сейчас. Не сейчас…

– В прошлый раз я поцеловал тебя не против воли. Твои глаза просили сделать это, Синий Код.

Макс целует мое горло, ласкает его губами, скользит языком. Спускается к ключицам. Его ладони играют с моей грудью, теребят и мнут ее голодными, истосковавшимися по сексу движениями, и все вместе это сливается в одну сладкую пытку. Я не выдерживаю и начинаю тереться об его руки и жалобно постанывать. То царапаю ногтями доски, рискуя загнать болезненные занозы, то снова хватаю Макса за плечи, извиваясь перед ним.

Наконец, он тоже издает первый глухой стон. Его бедра двигаются снизу вверх, и твердая выпуклость под одеждой раз за разом прокатывается по самому чувствительному месту между моих ног, вызывая сначала покалывание, потом жжение, а затем такую волну острого спазма, что я внезапно понимаю – все пропало. Я так привыкла к четко выверенным и рассчитанным буквально до минуты оргазмам с Сергеем, что сейчас просто шокирована этим новым, беспощадным и неконтролируемым ощущением.

– Я не могу… мне нельзя… – делаю последнюю слабую попытку. Как будто индульгенцию себе покупаю, собираясь согрешить. Причем согрешить от души, на полную катушку.

– Да, ты не можешь. Тебе нельзя, – соглашается Макс. Он поднимает голову и возвышается надо мной, распластанной и уничтоженной им. Смотрит сверху вниз, вбирая взглядом каждую черточку моего лица. – Но я могу. И мне можно.

Он принимается расстегивать мои джинсы. Для этого сеанса я специально надела их, чтобы не давать такой легкий доступ к телу, как в прошлый раз, но теперь очень горько об этом жалею. Потому что когда верхняя пуговица с небольшим щелчком выскакивает из петли, мое тело горит от боли неудовлетворенного желания. Пока руки Макса неторопливо тянут вниз застежку-молнию, я думаю о том, что он мог бы уже быть внутри…

Глядя мне в глаза, Макс запускает руки мне за пояс и приспускает джинсы до середины бедер. Упирается одной рукой в стену за моей спиной, закусывает нижнюю губу с выражением дикого желания на лице. Средний палец едва касается меня, а я дергаюсь, как пронзенная молнией.

– Ш-ш-ш… – Макс начинает легкими касаниями обводить вход в мое тело. Раз за разом. Раз за разом. Не сдвигаясь с траектории, сколько бы мучений мне это ни причиняло. Я всхлипываю, прижимаю к губам сжатый кулак, кусаю собственные костяшки. Он же видит, что творит со мной!

Улучив момент, я делаю рывок бедрами, пытаюсь насадиться на его пальцы, но Макс убирает руку. Затем возвращается к пытке и снова отдергивает руку, когда я хочу ее прекратить.

Хищная улыбка расцветает на его лице, только на нижней губе, прямо по центру, где впивались зубы, выступает немного крови. Прежде я даже и не подозревала, что могу издавать звуки, которые рвутся из груди сейчас. Болезненная мольба, хрип, переходящий в стон. Все мое тело дрожит от напряжения. Все, о чем я могу думать, – это как поймать его пальцы.

– Ты странно ведешь себя для девушки, которая не любит, когда ее тянут за волосы, – слышится над ухом издевательский шепот Макса.

Свободной рукой он резко хватает меня за длинные пряди и дергает их, заставляя выгнуться. Другой – вводит в меня палец, глубоко, по самую костяшку. Мышцы моего живота сокращаются, я больше ничего не вижу перед собой, и некоторое время нахожусь в странном состоянии нирваны. Словно в тумане, чувствую, что Макс с силой хватает мое запястье, отводит руку ото рта, и понимаю, что все это время грызла собственный кулак. Взамен между моих губ появляется его палец, и я кусаю его, облизываю, вбираю в рот с совершенно безумным остервенением, просто потому что не могу иначе.

Очнувшись, я обнаруживаю себя в объятиях Макса, а его лицо – в каких-то жалких сантиметрах от моего. Я пытаюсь поймать его полураскрытые губы, еще не до конца отдавая себе отчет в действиях. Макс слегка дрожит, прижимая меня к себе, но уклоняется от ласки и произносит все тем же издевательским хрипловатым шепотом:

– Ты права. Гораздо приятнее, когда женщина сама хочет меня поцеловать.

Как вспышка в моей голове проносится озарение: что это было, и как я выглядела в его глазах.

– С-с-сука! – выдыхаю сквозь зубы.

Я отталкиваю его с силой, которой, к сожалению, не чувствовала в себе прежде. Макс с трудом удерживается на ногах, но больше не стремится ко мне. Отходит к противоположной стене, прислоняется к ней и просто съезжает вниз с видом человека, который смертельно устал. Складывает руки на коленях и прикрывает глаза. Я отворачиваюсь, чтобы торопливо застегнуть джинсы и одернуть кофточку.

– Если ты думаешь, что смог меня смутить, и после этого я перестану добиваться от тебя правды, то ты жестоко ошибся, – бормочу я и злюсь, потому что пальцы плохо слушаются, а пуговица выскальзывает из петли.

– Правды? – усмехается за моей спиной Макс. – Какой правды, Синий Код? Я всегда говорю правду. Я убил твоего профессора. Это ты себе лжешь. Во всем. Даже в том, что тебе не хочется меня по-настоящему.

– А тебе, видимо, хочется, – огрызаюсь я.

– Я сижу в одиночной камере и вижу только тупые рожи охранников. Меня может посещать лишь старуха-адвокат, которую я не хочу видеть, сестра, которая никогда сюда не придет без моего разрешения, и ты, Синий Код. Через пару заседаний суда меня все-таки приговорят, с твоей помощью или без нее. Так что плохого в том, что я хочу напоследок… – Макс обрывает фразу, как будто глушит какой-то внутренний порыв, но потом едва слышно добавляет: – Тебя, Анита.

Я по-прежнему не поворачиваюсь, но теперь по другой причине. Я не верю своим ушам. Где-то под ребрами словно трепещет маленькая бабочка, это пугает еще больше, чем предыдущая потеря самоконтроля. Макс назвал меня по имени!

Меня захлестывает радость. Дикая, беспричинная радость от того, что для него я больше не Синий Код. Что Макс хочет именно меня, не безликого перцептора, не виртуальную секс-игрушку, которая назойливо лезет в его фантазии и от которой ему никуда не деться.

Он хочет меня!

– Мы можем распорядиться оставшимся мне временем по-другому, – слышится усталый голос Макса. – Не тратить его на то, что не требует доказательств.

«Это шанс на миллион», – стучится в голове навязчивая мысль. Потому что Макс – моя фантазия. Порочная, тайная, постыдная фантазия, бросающая вызов всему, что было мне дорого прежде.

Но это же Макс, одергиваю я себя, и трепет затихает. Это человек, который, по словам его собственной сестры, никогда не ошибается. Он читает меня, как раскрытую книгу. Как наверняка читал многих женщин до меня. В самом деле, на десятой, пятнадцатой или двадцатой партнерше перестаешь гадать, что происходит в их мыслях, и начинаешь просто все понимать по их поведению. Так делала я в работе со своими объектами. До Макса.

Ну конечно, он практикует на мне мои же собственные методы! Пытается переключить внимание на то, что выгодно ему. Бессовестно управляет моими чувствами.

– Я замужем, – отвечаю резко, чтобы скрыть дрожь в голосе. Ни к чему показывать, что хотя бы на мгновение допустила мысль, что стану его любовницей вопреки здравому смыслу.

– Я знаю. И ты мне только что это продемонстрировала, – усмехается он.

Удар ниже пояса. Впрочем, вполне заслуженный. Позабыв, что не хотела встречаться с ним взглядом, я поворачиваюсь и сама смотрю на него в упор. Порываюсь что-то сказать, но Макс останавливает меня жестом.

– Прости, Синий Код. Сегодня я не настроен с тобой воевать. К тому же, на правду не обижаются.

– Ах, на правду! – я складываю руки на груди и, кажется, даже ногой притопываю. – Почему бы тебе, раз уж мы снова заговорили о правде, не поведать, за что, все-таки, ты убил Андрея Викторовича? Что такого он сделал тебе?

– Ничего. Он был ни в чем не виноват, – пожимает плечами Макс, и его лицо превращается в непроницаемую маску.

– Это была кровная месть? Типа вендетты?

– Нет.

– Может, вы что-то не поделили в прошлом?

– Мы не были знакомы в прошлом.

Похоже, он может играть в эту игру бесконечно.

– Почему же ты тогда выстрелил? Хочешь сказать, что тебе просто нравится стрелять в незнакомых людей?

Равнодушная маска сменяется хищной.

– Иногда – да, Синий Код.

Я понимаю, что он – страшный человек. И не могу отделаться от ощущения, что он не врет. Слишком уж уверенно отвечает. Без ноток сомнения или страха. На руках волоски встают дыбом, а по коже бегут мурашки. Я вдруг осознаю, что буквально несколько минут назад терлась всем телом и кончала с мужчиной, который, возможно, убил больше, чем одну жертву. Это не укладывается в голове. Этому нет объяснения. Это не похоже на меня.

– Я была у тебя дома, – бормочу я. – И познакомилась с твоей сестрой.

– Это я уже понял, – показалось, или в глазах Макса снова зажегся огонек интереса?

– Она хочет тебя спасти, – продолжаю я.

– У нее не получится.

– Мне кажется, она знает, – не хочу лукавить я. – Но все равно делает это из чувства благодарности.

– Конечно. Я старался, чтобы она ни в чем не нуждалась.

– Нет, не поэтому, – я стараюсь говорить спокойно и не ускорять темп речи, чтобы Макс не почувствовал подвоха раньше времени. – Дарья чувствует себя обязанной за то, что ты защитил ее когда-то. Прямо здесь.

Я делаю жест рукой, и Макс невольно поворачивает голову, оглядывая конюшню. Задерживаю дыхание, пока он рассматривает широкий проход между стойл. Только бы получилось! Только бы сработало!

Поначалу ничего не происходит. Макс хмурится и морщит лоб, как будто силится что-то припомнить. На меня накатывает оцепенение. Неужели… я ошиблась? Неужели Дарья что-то напутала? Или сам Макс забыл, где все происходило? Ведь тогда они были почти детьми.

Но вдруг картинка меняется. Совсем незначительно – дверь дальнего стойла приоткрывается и остается так. Взгляд у моего объекта светлеет. Макс порывается встать, но поздно – я уже бегу со всех ног, опережая его. Распахиваю деревянную створку…

…и отскакиваю обратно. Прямо на входе, коленями в соломе стоит грузный человек. За спиной у него виднеется вбитое в стену кольцо и обрывок замусоленной веревки. Его куртка испачкана в земле, руки свисают до пола, голова со спутанными грязными волосами опущена. Вилы, которыми обычно перекидывают сено, проткнули его шею. Сломанной деревянной ручкой, огрызок которой валяется тут же, они упираются в землю и служат опорой для тела. Вот почему он не падает.

Несколько мгновений я разглядываю эту чудовищную конструкцию. Потом носком туфли пытаюсь толкнуть висящую руку мертвеца, но та не шевелится. Даже капельки крови, бегущие из-под рукава, застыли на кончиках пальцев и не срываются вниз. Все статично. Это воспоминание.

За спиной плачет девочка. Я поворачиваюсь и вижу Дарью такой, какой она была много лет назад. С пухлыми румяными щечками, блестящими густыми темными волосами, заплетенными в две косички. Очень красивой, под стать брату, и очень юной. У нее короткая юбочка-солнце, расстегнутая кожаная куртка с множеством молний в качестве декора и белая блузка под ней. На воротнике остался темный отпечаток грязного пальца.

– Прости, Максим, – плачет Дарья, жалобно глядя на приближающегося к ней Макса. Я на мгновение бросаю взгляд на него: на лице написана братская нежность. Видеть его таким очень непривычно. – Это не я… я не знаю, как так получилось… оно само…

Макс останавливается перед фантомом собственного воспоминания, поднимает руку и ласково проводит по щеке девочки. Та продолжает плакать и умоляет помочь. Я не выдерживаю и прекращаю это. Дарья исчезает, и труп – вместе с ней.

– И что это было? – требую я ответа, пока Макс удивленно моргает, словно только что очнулся.

– Добилась, чего хотела. Да, Синий Код? – с издевкой произносит он и снова становится хмурым.

– Что это было? – повторяю я. Но догадка уже приходит сама собой. – Это Дарья! Это она убила того заложника!

– Она рассказала тебе? – Макс качает головой с явным осуждением. – Не стоило.

Я припоминаю, с какой неохотой и волнением его сестра открывала мне «страшную семейную тайну».

– Но она сказала, что его убил ты!

– Правильно, – усмехается он.

– Что правильного?! Я же только что все видела! Не знаю как, но это она насадила его на вилы!

Челюсть у Макса упрямо выдвигается вперед.

– А если бы я успел прийти раньше, то все равно бы сделал это сам, Синий Код! Дашку нельзя винить. Он приманивал ее. Прикидывался добрым. Попросил принести зеркальце, уж не знаю, что там наболтал. А сам сломал его и осколком успел распилить веревку, а потом напасть на мою сестру. Дашкино счастье, что она схватила первые попавшиеся под руку вилы, а он умудрился на них наткнуться.

– Это понятно… но твоя сестра сказала, что убил его ты! Убил и закопал в лесу.

– Закопал я, – кивает Макс, – и приказал ей, что если дело хоть когда-нибудь всплывет, говорить, что это сделал я.

– Но почему?!

Он смотрит на меня так, словно я не способна понять очевидные вещи.

– А разве так не положено поступать старшему брату? Отец бы шкуру с нее спустил. Ей было всего четырнадцать, а у него была тяжелая рука.

– Спасибо, я уже наслышана…

Мне требуется время, чтобы все переосмыслить. В том, что и брат, и сестра в детстве до ужаса боялись отцовского гнева, я не сомневалась. Ну не может быть добрым и ласковым человек, который подставил под пули собственную жену и глазом не моргнул. Ни за что не поверю и детей вполне понимаю. Но вот поступок Дарьи в разговоре со мной… она же уже взрослая женщина! Их отца уже давно нет в живых! Как же правдоподобно она поверяла мне их совместную с братом тайну! Будто и в самом деле верила, что убийца – он, а не она.

Вспомнилась ее вечная нервная ухмылка, слова Макса «я ей приказал». Все встало на свои места. Похоже, что избавившись от отца, Дарья предпочла впасть в зависимость от брата, потому что так было удобнее. Ее слабая, склонная к истерии натура неудержимо тянулась к кому-то более сильному. Брат приказывал, он решал за нее проблемы, а она только нервно курила, потягивала коньяк в неподходящее для этого время суток и изводила мужа подозрениями в изменах.

Чем больше я узнаю о семействе Велсов, тем чаще вспоминаю слова Дарьи «добро пожаловать… вы уже шокированы?».

– Твоя сестра всегда слушается твоих приказов? – спрашиваю я у недовольного Макса.

– Всегда, – даже не колеблется он.

Конечно, и тут нет никаких сомнений. Дарья его боготворит… или боится? Ведь жена Макса не слушалась… и это закончилось очень плохо.

– Тогда почему ты ей не прикажешь убрать адвоката и не платить мне?

– Это единственный момент, в котором она стоит на своем.

И ведь правда. При всех своих недостатках Дарья заняла твердую позицию лишь в вопросе спасения брата. Что же это – боязнь остаться без опоры в жизни, ведь сама причитала, что кроме него у нее никого не осталось: родители умерли, муж ушел. Или ей все-таки движет искренняя сестринская любовь? Попытка спастись самой, помогая брату, или первый за долгое время осознанный взрослый поступок?

Я продолжаю теряться в догадках. На эти вопросы у меня пока ответа нет. Зато возникает еще один вопрос: каким же человеком надо быть, чтобы собственная сестра защищала тебя лишь из чувства эгоистичного страха?

Макс внимательно наблюдает за мной, пока размышляю. Похоже, его даже забавляет любоваться, как я силюсь прийти к какому-то определенному умозаключению. И он совершенно точно не собирается облегчать мне задачу.

– Ну что, Синий Код, – наконец, произносит, – ты все еще хочешь снова появляться в моей голове?

Я не знаю, чего хочу. Нужно обдумать увиденное. Нужно понять… мне нужно что-то понять в отношении Макса, сделать какой-то важный вывод, только пока не понимаю – какой. Ясно лишь одно – я пошла по ложному пути в этот раз.

– Если не желаешь больше меня видеть, у тебя есть выход, – отвечаю я, стараясь выглядеть невозмутимой. – Покажи мне момент преступления. И все закончится.

Макс фыркает. Смотрит так, словно я сказала милую глупость или отпустила забавную шуточку. Но уже через секунду его брови сходятся на переносице.

– А ты не из тех, кто верит людям на слово. Да, Синий Код?

Смирившись с тем, что сегодняшний сеанс не продвинул дело ни на шаг вперед, я лишь огрызаюсь:

– Такая уж у меня работа, ничего личного. Можешь расслабиться до следующего раза, а пока все…

Неожиданно он хватает за руку, больно сжимает пальцы, подтягивая меня к себе. Я возмущенно вскрикиваю и пытаюсь вырваться, но все равно оказываюсь слишком близко.

– Может быть, я хочу, чтобы мне поверили на слово, Синий Код, – выдыхает Макс прямо в лицо, сверкая глазами и заставляя оцепенеть от ощущения близости наших тел. – Чтобы хоть раз в жизни… хотя бы ты… поверила мне на слово!

Другой рукой он хватает меня за затылок и придерживает голову, чтобы не смогла увернуться от поцелуя. Теперь все по-другому, не как в тот, первый, раз в его спальне. Макс вкладывает в этот поцелуй всю силу и страсть, но не проверяет степень готовности к сопротивлению и не доказывает ничего. Он вынимает из меня душу, возносит ее на небеса и швыряет оттуда вниз. Ласкает мои губы своим ртом, но на самом деле лишает разума, способности ясно мыслить. Если это его способ убеждать, то я почти раздавлена аргументом.

Самое ужасное, что я чувствую, – Макс тоже получает удовольствие от нашего поцелуя и даже не пытается это скрыть. Он смакует мой рот, те ощущения, что мы дарим друг другу, и я невольно повторяю за ним. Не просто механически отвечаю на поцелуй, совершая давно заученные движения, как привыкла это делать. Я пробую мужские губы на вкус, наслаждаюсь их мягкостью и полнотой, их теплом, будоражащими прикосновениями его языка к моему. Страшно представить, что будет, если я займусь сексом с этим мужчиной. Это меня сломает и сделает его рабыней на всю жизнь. Зависимой секс-рабыней.

Макс отпускает меня и с удовлетворением окидывает взглядом. Я все еще облизываю свои губы и пытаюсь восстановить дыхание. Наверняка выгляжу очень вульгарно, но почему-то в такой момент это не волнует.

– Я разрешаю тебе подумать, Синий Код, – говорит мне Макс. Даже не говорит, а приказывает. – Не нужно больше этих уловок с лекарствами и проникновением в мой дом. В следующий раз, когда ты придешь, я сам тебе все покажу, если попросишь.

Я не могу сдержать удивленного вздоха, но он не дает мне ничего сказать.

– Но в ответ на искренность я попрошу искренности и от тебя. Ты должна признать, что хочешь меня, а не своего мужа. В следующий раз я хочу увидеть тебя голой в моей постели. С раздвинутыми ногами и без этого ложного стыда, за которым ты прячешься. И тогда я сделаю с тобой все, о чем ты мечтаешь, но боишься признаться себе самой.

Мне в лицо словно холодной воды плеснули. Я отшатываюсь.

– Ты предлагаешь переспать с тобой ради того, чтобы добиться признаний?!

Макс красноречиво молчит. Пожалуй, слишком красноречиво.

– Гори в аду! – стискиваю я кулаки так, что ногти больно впиваются в ладони.

Вырываюсь из сеанса, а в ушах так и звучит голос, полный издевки:

– Скоро так и будет, Синий Код. Скоро.