– Послушай, Андрей, – обратился он к Мельникову, – ты давно здесь живешь?
– Я тут родился.
– Прекрасно, – улыбнулся Валахов, – значит, ты коренной новосибирчанин… Я понимаю, что Новосибирск – большой город, но может быть, совершенно случайно, ты знаком с некой Ксенией Петровной Завгородней? В данное время ей должно быть около шестидесяти…
Чуть поразмыслив, Андрей отрицательно покачал головой.
– Нет, но я могу навести справки об этой женщине. Фамилия необычная для наших краев, так что проблем не будет – найдем именно ту, которая вам нужна.
Балахову понравилось, что подчиненный не задавал ему никаких лишних вопросов, зачем, да почему столичный майор так интересуется этой женщиной. Мельников молча вышел из кабинета, а Валахов вновь принялся изучать список знакомых Савельева. Через пятнадцать минут Андрей вновь появился на пороге и, судя по просветлевшему лицу, Ксению Петровну ему удалось отыскать.
– В Новосибирске проживает только одна Завгородняя, – негромко начал Мельников, исподлобья поглядывая на сидевшего за столом майора. – Ей шестьдесят два года, проживает по адресу: улица Звездная, дом восемь, квартира пятнадцать. Много лет проработала в школе, преподавала химию, пять лет назад ушла на пенсию. Живет одна в трехкомнатной квартире, имеет сына и дочь, которые в данное время проживают в Москве. Муж, профессор Лапичев, погиб в шестидесятых годах во время опыта. Мой отец рассказывал, что эта смерть наделала немало шуму.
Валахов посмотрел на Мельникова с нескрываемым интересом.
– Ну-ка, ну-ка, поподробнее об этом происшествии.
– Можно я присяду? – вежливо попросил Мельников и, опустившись на стул, продолжил: – В тысяча девятьсот шестьдесят пятом году в новосибирском НИИ проводили испытания какого-то сверхмощного химического оружия. Руководил этим проектом покойный Лапичев. Перед самым пуском установки в оборудовании были замечены сбои. Профессора, естественно, поставили в известность. Однако он был настолько уверен в положительном результате испытаний, что молча взял свой стул и переместился поближе к установке. Когда установку перевели в стартовый режим, произошел сбой, о котором техники предупреждали. Громыхнул взрыв огромной силы и все, кто находился в этот момент в лаборатории, погибли.
Профессор Лапичев в том числе. Его даже хоронили в закрытом гробу…
– Все это – голые факты. Такие истории, к сожалению, не редкость, – устало прервал Валахов. – Ты мне лучше скажи, что сам-то думаешь по этому поводу.
– Лично я ничего не думаю, так как в шестьдесят пятом меня еще даже в проекте не было, – улыбнулся Мельников. – Но отец мне говорил, что после этого страшного взрыва по Новосибирску поползли слухи, будто профессор Лапичев был категорически против испытаний придуманного им самим оружия. И в лаборатории произошел не несчастный случай, а самоубийство. Лапичев принес себя в жертву ради спасения жизней миллионов людей…
– Все это звучит глупо и неправдоподобно, – подвел итог Валахов. – Но с Ксенией Петровной Завгородней мне все-таки придется встретиться.
В глазах Мельникова промелькнул скрытый интерес, однако он тактично промолчал. Молча встал и положил на стол листок с адресом вдовы профессора Лапичева.
– Я поручаю тебе произвести опрос соседей и людей, знавших академика Савельева, – официальным тоном проговорил Валахов. – Попробуй отыскать свидетелей, которые видели, как в квартиру Савельева входили гости. Ведь они наверняка попали туда через дверь, а не по воздуху. И находились в квартире как минимум час. Если верить заключениям экспертов, Савельева убили где-то между двумя часами дня и шестью вечера. В это время обычно все на работе, но вдруг тебе повезет.
– Я все понял, – кивнул Мельников. – Разрешите приступать к опросу свидетелей?
– Приступай.
Когда за подчиненным закрылась дверь, Валахов подошел к окну, отдернул шторы и принялся внимательно рассматривать маленький, грязный дворик. Как ни странно, но созерцание самых обычных картин провинциальной жизни помогало сосредоточиться, направить мысли в нужное русло.
«Эта история тридцатилетней давности меня мало интересует. Хотя бы потому, что она не имеет никакого отношения к моему нынешнему расследованию… И все-таки как ни крути вдова Лапичева была близкой подругой Березовой. А Березова долгие годы трудилась бок о бок с академиком Савельевым. А вдруг эта Завгородняя расскажет мне что-нибудь важное? Чем черт не шутит? Значит, надо немедленно отыскать ее и поговорить».
Придя к такому выводу, Валахов, на ходу одеваясь, решительно направился к двери. Местное отделение ФСБ умело оказывать радушный прием столичным командированным: прибыв в Новосибирск, Валахов получил служебную машину, маленький темно-синий «фольксваген». На нем майор и решил отправиться на улицу с романтическим названием Звездная.
Расспросив праздно шатающегося дежурного, как лучше всего проехать в нужный квартал, Валахов сел за руль, повернул ключ зажигания и нажал на педаль газа. Улица Звездная находилась неподалеку от Оперного театра.
«Новосибирск – странный город, – подумал Валахов, проезжая по ярко освещенному центру. – Когда-то давно, в семидесятых, здесь был голод и холод. На прилавках магазинов пусто, мяса и масла местные жители практически не видели. Особенно тяжело жилось деревенским. Люди пытались отсюда выбраться всеми правдами и неправдами. Интересно, а как здесь теперь? Неужели так же, как и прежде, за молоком выстраиваются километровые очереди?»
Ксения Петровна Завгородняя жила в пятиэтажном доме, построенном сразу после войны. Дом был добротный, кирпичный, с высокими потолками и просторным подъездом. К сожалению, лифт не работал, и майору пришлось подниматься на третий этаж пешком. Он даже немного запыхался, преодолевая крутые лестничные пролеты. Представив себе, что шестидесятилетняя женщина каждый день проделывает этот путь, искренне ей посочувствовал.
Квартиру Ксении Петровны Валахов отыскал без труда. На двери висела металлическая табличка с надписью: «Профессор Лапичев». Нажав кнопку звонка, майор отошел на шаг назад и достал свое служебное удостоверение. По своему опыту он знал, что пожилые люди весьма недоверчиво относятся к незнакомым гостям.
Как ни странно, но традиционное «кто там?» не прозвучало – дверь распахнулась сразу, словно по мановению волшебной палочки, и на пороге возникла самая настоящая фея из сказки. Женщине, появившейся в дверном проеме, было не больше пятидесяти. А при менее ярком освещении она вообще тянула на сороковник. Густые волосы, уложенные в затейливую прическу, накрашенные губы, весьма элегантный костюм – все свидетельствовало о том, что хозяйка кого-то ждала.
– Ксения Петровна Завгородняя? – на всякий случай уточнил майор – эта светская мадам совсем не походила на убитую горем шестидесятилетнюю вдову, а уж тем более, на бывшую учительницу химии. Впрочем, со дня смерти ее мужа прошло немало лет, да и в школе она уже давно не работала.
– Да, я Ксения Петровна. – Женщина склонила голову набок и прищурилась. – С кем имею честь разговаривать?
– Майор ФСБ Валахов.
– Ого! – На лице Ксении Петровны появилось изумление. Похоже, она удивилась не меньше Балахова. – Ну и с чем вы ко мне пожаловали?
– Я хочу поговорить о вашей подруге Вере Михайловне Березовой.
Балахову на миг показалось, что на лице Ксении Петровны появилось недовольство, но тут же исчезло, так что майор не мог с полной уверенностью заявить, было ли это недовольство вообще.
– Но не будем же мы разговаривать на пороге, – вдруг сказала Завгородняя и шагнула в прихожую. – Проходите…
– Вы не боитесь пускать к себе в квартиру незнакомого человека?
– Но вы же представились!
– Мало ли кто как может представится, – заметил Валахов, переступая порог. – Вы даже удостоверение мое не посмотрели!
– А что толку смотреть? – улыбнулась Ксения Петровна. – Я все равно ничего в этом не понимаю.
– А вдруг я – преступник? И пришел к вам, чтобы вас ограбить?
– Ой, не смешите! Преступники знают, к кому ходить. А что с меня взять? Я уже в том возрасте, когда можно ничего не боятся… К тому же чему быть, того не миновать.
Ксения Петровна увлекла гостя в гостиную, искренне возмутившись, когда Валахов принялся снимать обувь.
– Ну что вы, право, как мальчик. В порядочных домах не принято разуваться. Неужели вы думаете, что я настолько стара, что не в состоянии убрать за вами?
– Напротив, вы очень неплохо выглядите… Для своего возраста, – смутился майор.
Ксения Петровна громко расхохоталась и царственным жестом указала на широкий диван, стоящий в глубине комнаты.
– Располагайтесь, а я пока сварю кофе. Или вы предпочитаете чай?
– Мне все равно.
– Извините, но как вас зовут? Не могу же я обращаться к вам «товарищ майор».
– Константин Валерьевич. Можно Костя.
– Костя, если хотите, включите телевизор… А я убегаю… на кухню… – грациозной походкой Ксения Петровна вышла из комнаты.
Воспользовавшись отсутствием хозяйки, Валахов внимательно осмотрел гостиную и пришел к выводу, что ремонт в этом доме последний раз делали лет тридцать назад. Старые, пожухлые обои в некоторых местах заметно отставали от стены, на потолке проступали бурые пятна, а дорогой персидский ковер протерся до дыр. К остаткам прежней роскоши можно было отнести шикарную, хрустальную люстру со множеством подвесок. Но и она смотрелась в этой запущенной гостиной несколько странно.
На стене висел портрет хозяйки, написанный маслом. Судя по дате в углу холста, картина была написана лет двадцать назад. Как ни странно, но с того времени Ксения Петровна мало изменилась – только волосы чуть поседели, да в глазах появилось меньше задорного блеска.
– Что, любуетесь? – насмешливый голос хозяйки заставил Балахова вздрогнуть и обернуться.
Перед ним стояла Ксения Петровна с подносом в руках. Майор так и не понял, как ей удалось войти в комнату столь незаметно, да еще в туфлях на высоких каблуках. И в это мгновение Валахов понял, что он с самого начала недооценил эту женщину.
– Этот портрет написал один мой поклонник, – как ни в чем не бывало продолжила Ксения Петровна, присаживаясь на диван. – Весьма талантливый художник… В ту пору он был в меня влюблен, поэтому и портрет получился хорош. Правда, мне кажется, что я не очень похожа на себя… Ну, да бог с ним, с портретом! Вы, кажется, хотели поговорить со мной о Вере? Как она поживает?
– Вера Михайловна умерла, – без всякой подготовки брякнул Валахов.
– Как умерла?! – растерялась Ксения Петровна. – Когда?
– Месяц назад. Ее нашли мертвой во дворе частного дома. Смерть наступила от удара тяжелым предметом по затылку, но перед тем, как прикончить старую женщину, ее долго пытали.
Лицо Ксении Петровны Завгородней окаменело. Щеки покрылись нездоровым румянцем, а в глазах заблестели слезы.
– Я не понимаю, почему Снежана мне не позвонила? – дрожащими губами прошептала она. – Почему?! Я бы приехала на похороны…
– Ксения Петровна, успокойтесь. – Валахов на мгновение пожалел, что рассказал Завгородней столь ужасающие подробности. Но только на одно мгновение, так как спустя минуту Ксении Петровне удалось справится с нарастающим волнением.
Она достала из кармашка тонкий, батистовый платочек и насухо вытерла слезы. Попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то измученной и неискренней.
– Простите, ради бога, старую, сентиментальную дуру, – с грустью проговорила хозяйка. – Я просто очень расстроилась.
– Вам не стоит извиняться. Это вполне нормальная реакция на такое печальное известие… Но давайте вернемся к вашей покойной подруге. Скажите, у нее были враги?
– Послушайте, молодой человек, а почему именно КГБ занимается расследованием убийства Веры? Если я правильно поняла, вы служите в органах?
– Да. Только КГБ давно уже нет. Теперь наше управление называется несколько иначе – ФСБ. Но на ваш вопрос, почему именно мы занимаемся этим делом, я отвечу. Вы наверняка в курсе, что вчера в своей квартире был обнаружен труп академика Савельева. Его, так же как и Веру Михайловну Березову, убили. Преступники попытались сымитировать самоубийство – академика нашли в ванной с петлей на шее.
На этот раз Ксения Петровна побледнела. Да так сильно, что Валахов испугался. Однако женщина, заметив его волнение, жестом показала, что с ней все в порядке.
– Продолжайте, молодой человек, мне просто стало нехорошо… Когда один за другим погибают твои хорошие знакомые, нелегко держать себя в руках.
– Вы хорошо знали Савельева? – удивился Валахов.
– Лучше некуда. Но, признаюсь честно, я его никогда не любила, а присутствие этого прохвоста в своем доме терпела только ради Верочки. – В глазах Ксении Петровны вдруг промелькнуло что-то похожее на озарение. Несколько мгновений она молчала, а затем с решительной прямотой спросила: – Значит, убийства Веры и Савельева как-то связаны между собой? И поэтому вы здесь?
– Да. Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Березовой и Савельеве. Все, что вы о них знаете. Может быть, ваши сведения помогут нам найти преступников?
– Хорошо. Думаю, вы уже выяснили, что у Верочки с академиком Савельевым был продолжительный роман. Он начался так давно, что вас, молодой человек, наверное, еще на свете не было. Верочка тогда только начала работать в институте, Валентин Иосифович был младшим научным сотрудником. Они понравились друг другу с первой встречи, как только Верочка переступила порог лаборатории. К сожалению, на тот момент Верочка уже была замужем, мужа своего хоть и не любила, но уважала, и на развод не соглашалась ни в какую. Первые несколько лет их любовь была заметна всем окружающим, но только не им самим. Они упорно делали вид, что не интересуются друг другом. Но однажды Валентин Иосифович все же решился признаться Верочке в своем чувстве. С тех пор их отношения перешли в разряд платонических… Хочу особо отметить, что Березову нельзя было ни в чем упрекнуть свою жену – Валентин Иосифович и Верочка встречались только на работе. Возможно, все в конце концов и окончилось бы свадьбой, если бы не Валентин. Это он уговорил Верочку не спешить. Дескать, вот напишет он диссертацию, станет на ноги, получит свое жилье. Ведь в те годы он жил в общежитии. И Верочка, привыкшая во всем ему подчиняться, не спешила. Именно поэтому у них с Николаем так и не было детей. Верочка, в силу каких-то своих принципов, считала, что рожать от нелюбимого человека – это преступление. Шли годы, все оставалось по-прежнему, Савельев защитился, получил свою квартиру и работал над новым научным проектом. Хоть я никогда не относилась к Валентину с симпатией, хочу признать, что ученый он был отменный. Благодаря его разработкам отечественная ядерная физика сделала огромный скачок вперед. Валентин был прекрасным ученым, но человеком, простите за выражение, дерьмовым. До самого последнего времени он не переставал водить Верочку за нос, уверяя, что любит только ее. Правда, это ничуть не помешало Валентину дважды жениться… Я много раз говорила Вере: «Дорогая, он трус и лжец. Сделай над собой усилие, забудь его раз и навсегда». Однако она меня не слушалась и всегда находила оправдание его нехорошим поступкам. К слову сказать, все браки Савельева оказывались неудачными и длились максимум по два года. Видно, не каждая женщина могла вынести каждодневное отсутствие своего мужа. Ведь Савельев дневал и ночевал в институте. Иногда не появлялся дома по трое суток… Когда Вера уехала из Новосибирска, он был в трансе…
– Простите, что я перебиваю вас, – вмешался в монолог Валахов, – но почему Вера перебралась в Воскресенск?
– О, это вообще странная и непонятная история, – задумчиво протянула Ксения Петровна. – Многие были поражены, когда заведующая лабораторией Березова написала заявление об увольнении. В это время академик Савельев как раз закончил работу над очередным, очень важным проектом. Верочка, как всегда, помогала ему производить испытания. Как сейчас помню, в тот день, когда они сдавали результаты этого проекта комиссии, приехавшей из Москвы, Верочка ходила грустная и какая-то потерянная. Я долго пыталась узнать у нее, что произошло. Вера коротко ответила, что, дескать, все в порядке, проект принят, Валентин Иосифович в восторге. Но через неделю она уехала в Воскресенск.
– Это произошло десять лет назад?
– Да, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году.
– И даже лучшей подруге она не объяснила причину этого внезапного отъезда?
– Нет. Конечно, она придумала какой-то неубедительный предлог типа, что ее давно тянуло на родину и все такое прочее. Но согласитесь, в пятьдесят лет сложно все начинать на новом месте.
– Неужели руководство института даже не попыталось уговорить Березову остаться?
– Конечно, попытались. Не такие уж они свиньи! Но Верочка, когда хотела, могла быть очень настойчивой. Она отыскала какого-то знакомого в министерстве, и тот помог ей уладить все формальности.
– Насколько мне известно, с тех пор Вера Михайловна не раз приезжала в Новосибирск?
– Это вам Снежана сказала?
– Да.
– Она приезжала сюда три раза. Первый – после того, как умер ее муж. Второй – в прошлом году. А третий раз, совсем недавно, в середине июля, – Ксения Петровна горько усмехнулась. – К сожалению, я ее почти не видела. Вера останавливалась у меня, но практически целыми днями торчала у Савельева.
– Неужели они все еще поддерживали дружеские отношения? – искренне изумился Валахов. – Я имею в виду после всего того, что между ними произошло?
– Может быть, вам это покажется парадоксальным, но в нашем возрасте заводить новых друзей поздно. Верочку и Валентина связывало не только то, что на протяжении многих лет они любили друг друга. Они вместе работали, у них было общее дело, общие планы, устремления. Знаете, Верочка была настоящим ангелом. Она умела прощать других, хотя весьма категорично относилась к собственным промахам и ошибкам.
– А разве не ошибка столько лет быть преданной человеку, который долгое время использовал тебя в своих корыстных интересах?
На губах Ксении Петровны заиграла легкая улыбка.
– Вы еще так молоды и категоричны… – вздохнула женщина. – Верочка прекрасно осознавала, что долгие годы она руководствовалась чувствами, но ничуть не жалела об этом. Правда, в последний свой приезд она обронила одну интересную фразу. Вернувшись от Савельева, Верочка, не зажигая света, долго сидела на кухне и смотрела в окно. Заметив меня, совершенно неожиданно сказала: «Я верила и надеялась, что это – досадная ошибка. Бог мой, как я была не права! Но теперь я этого так не оставлю. Пришло время собирать камни, и каждый получит то, что заслужил».
– Интересно, что она имела в виду?
– Не знаю, – пожала плечами Ксения Петровна. – В тот момент я решила, что это касается Валентина, их отношений с Верочкой. Все-таки он столько времени водил ее за нос. Не сочтите меня за нахалку, но я спросила Веру об этом. Она горько усмехнулась и покачала головой. И вдруг я подумала, что это касается Снежаны, ее племянницы…
– Снежаны? А при чем здесь она?
– Ну, – немного смутилась Ксения Петровна, – Вера часто жаловалась на свою племянницу. Ей не нравился образ жизни Снежаны, не нравились ее знакомые, не нравилась работа, которой Снежана занималась. Ведь кроме племянницы у Веры никого не было, и вполне естественно, что она принимала близко к сердцу все проблемы этой юной особы. Так вот, когда Вера сидела у меня такая расстроенная и потухшая и упорно не желала говорить о своих проблемах, я решила оставить ее в покое. Однако перед самым своим отъездом она вдруг сказала мне: «Ксения, если со мной что-нибудь случится, присмотри за Снежаной… Она, конечно, не подарок. Она слишком любит деньги, но она – моя племянница».
– Вы хотите сказать, что Вера Михайловна предчувствовала свою страшную смерть?
– Нет-нет, что вы! Понимаете, в нашем возрасте все может случиться – сердечный приступ, например. Скорее всего, именно это она и имела в виду.
– И это все? – уточнил Валахов.
– Да.
«Я возлагал на этот визит такие большие надежды, а в результате выяснил только одно – Снежана Березова очень любит деньги… – с разочарованием подумал майор. – А кто их не любит, спрашивается? Стремление жить красиво любой ценой – не самый главный человеческий недостаток… Миллионы людей желают купаться в роскоши, но ведь это не преступление».
Глава 4
Они встречались часто – Леха Дардыкин, лучший охранник «Олимпа», и Зоя Метелкина, самая скандальная журналистка Москвы, работавшая в «Совершенно секретно». Они встречались часто, однако старались не афишировать свои отношения. Во-первых, Леха Дардыкин все еще был женат. Он мог, конечно, давно развестись, но что-то упорно удерживало его от этого решительного шага. Наверное, нежелание Зои впустить его, Леху Дардыкина, в свою жизнь. Порой это доходило до абсурда. Каждый раз, когда Дардыкин предлагал пригласить ее друзей на чашечку кофе, Зоя мгновенно переводила разговор на другое. А если он продолжал настаивать, то девушка захлопывалась в своей раковине, словно устрица, и делала вид, что не слышит. Естественно, что Леха обижался, в то же время прекрасно понимая, что в глазах Зои он еще не дорос до того уровня, когда его без всякого стеснения можно смело показывать своим именитым коллегам. Ну кто он, собственно, такой? Обыкновенный парень, выросший в рабочем квартале и не закончивший никаких университетов. Ну что из того, что он умеет здорово драться и когда-то даже занял первое место в городских соревнованиях по самбо? Ну разве этим сейчас кого-нибудь удивишь?
В компании интеллигентных хлюпиков, которые только и могут, что чесать языками, это не являлось аргументом в Лехину пользу. Скорее, наоборот. Раз ты умеешь драться и держать в руках оружие, тогда почему ты так плохо живешь? Почему у тебя нет шестисотого «мерседеса» и дачи в Рублево? Почему в охранном агентстве, где ты работаешь с утра до ночи, зарплата гораздо ниже, чем у банковского работника? Почему, если ты умеешь стрелять, о тебе не говорят в криминальных новостях? Сейчас ведь люди с такими талантами на вес золота. Вон какими миллионами ворочал Солоник, пока его не прихлопнули. Да сейчас все киллеры имеют столько бабок, что и не снилось! И спрос на специалистов подобного класса повышается с каждым днем.
Именно такие мысли читались на лицах друзей Зои, когда они приходили к ним в гости. Было удивительно, что никто из них так и не высказал эти мысли вслух. Обычно они сидели, пили водку, посматривали на Леху, как на прокаженного, открыто демонстрируя пренебрежение. И никого не интересовало, что Леха Дардыкин думает по этому поводу. А ведь он ненавидел зарабатывать бабки нечестным путем. Раз, правда, попробовал, связался с мафией, так потом едва отмылся.
Увы, но, как правило, журналистам неинтересно общаться с порядочными людьми. Им подавай сенсацию. Если бы Леха был киллером, вот тогда бы Зоя гордилась им. Привела бы в свою компанию и похвасталась – смотрите, братцы, с кем я трахаюсь. Да, вы не ошиблись, этот тот самый снайпер, который неделю назад пришил банкира Апельсинова. Все думают, что он давно в Штатах, а он тут, у меня под крылышком. И все бы охали и ахали, косились бы на Леху с уважением и с завистью поглядывали бы на Зою.
Но он не киллер, хотя и стреляет получше многих. Да и дерется неплохо. Только кому это надо? Зое и ее коллегам уж точно нет. Все они одним миром мазаны. Считают, раз ты не умеешь использовать свои таланты по назначению, значит ты – дебил.
Зоя не раз тактично намекала Дардыкину, что если уж ты не бандит и не убийца, то неплохо бы повышать свой интеллектуальный уровень. В прессе просматривать не только последние страницы с анекдотами, но иногда почитывать Толстого и Достоевского. Леха понимал, что Зоя права, но врожденное чувство гордости мешало ему согласиться с ее доводами. Все свободное время он качал мускулы в спортзале, стрелял в тире, а из художественной литературы признавал только Маринину, Корецкого и Воронина.
Несмотря на все шероховатости в отношениях, их роман длился уже полгода. Они познакомились шесть месяцев назад при весьма странных обстоятельствах и почему-то сразу решили, что созданы друг для друга. Спустя некоторое время, когда улеглись бурные страсти и жизнь вошла в привычную колею, Леха вдруг понял, что Зоя – совсем не девушка его мечты. Скорее, наоборот. Независимая журналистка привыкла вести весьма свободный образ жизни – приходила когда хотела, а перед сдачей номера могла вообще не явиться ночевать. Вначале Леха страшно ревновал, закатывал скандалы, пытался шантажировать Зою тем, что уйдет от нее. Но девушка пропускала его угрозы мимо ушей, всем своим видом демонстрируя полнейшее равнодушие к тому, в каком ключе будут развиваться их отношения. В конце концов Леха смирился со своим незавидным положением, в глубине души надеясь, что рано или поздно он сможет найти в себе силы порвать с Зоей навсегда.
И вот этот момент наступил. Только все получилось совсем не так, как Дардыкин себе представлял. В ту ночь они опять поссорились из-за пустяка. Именно так считала Зоя, хотя Леха Дардыкин был уверен, что на этот раз повод для скандала весьма и весьма существенный.