Красота без смысла
– Не мирные и не добрые, но у нас не лгут. Свинью принято называть свиньей, а не белым пушистым лебедем.
– То есть все для вас – свиньи. Даже северяне – и те, оказывается, свиньи. Но вы лично, значит, белый и пушистый.
Все же я не сдержался в своих словах, и это доставило Верту удовольствие. Он рассмеялся и ответил:
– Нет, парень. Я свинья. Убийца, насильник, мародер. Все это обо мне. Но я не лицемер.
– Если признаете себя таковым, то что ж не меняетесь? – глухо поинтересовался я.
– А вот знаешь, когда я был твоего возраста, ну может чуть постарше, оглянулся тогда на себя и подумал: Верт, ты чего такой весь неблагородный? И я даже стал немножко меняться, пока не понял простую истину: живешь со свиньями – будь свиньей!
– Это вы серьезно? – если раньше я думал, что десятник говорит, как думает, то теперь засомневался: может, весь этот разговор – его дурная шутка?
– Не шучу.
– То есть вот живете вы с такими, как Новарт, и вынуждены быть свиньей? – мне невольно хотелось задеть Верта словами, упомянув командира, которого тот сам же хвалил.
– Новарт… – задумчиво произнес он. – Большинство Новартов мало чем отличаются от меня. Если ж ты о Стивене… что ж, считай его лебедем. Но вот только его случай лишь подтверждает, что так нельзя. Вот смотри, парень: Стиви родился, считай, с золотой ложкой во рту. Сын барона. Старший сын. Наследный. Еще и не дурак: поумнее меня, наверное. К тому же образован: институты там всякие заканчивал. Силой особой, может, не отличается, но ловок – этого не отнять. Отрядом умеет управлять. В общем, прям, идеал, верно? Да вот только его и в грош на Севере не ставят. Даже придурок Робер пытается на него сверху вниз смотреть. А вот будь Стивен свиньей, быть ему легендой Севера. Вот возьми он тогда свой меч да отруби головушку Роберу, тогда б его зауважали. Потому что вокруг не благородные лебеди, а грязные свиньи, парень. Не понимают они по-лебединому. Для них лебедь – мохнатая гадина с кривой шеей.
11
– Сти-иви! Кто к нам пришел! – раздался язвительный голос со стороны охранного поста.
Мы стояли у гарнизона Горного виконтства, за которым находился Перешеек – последнее препятствие на пути к Оазису, нашему конечному пункту назначения. Маленькое княжество так боялось своих грозных соседей, что отгородилось от них крепостными стенами у всех доступных выходов из гор. Мы как раз находились у одних из них.
– Откройте ворота, страж, – спокойно произнес Новарт.
– Ворота, говоришь? Дай-ка подумать. Знаешь, тут что-то заклинило. Погоди-ка тут недельку-другую, авось починим.
Со стороны охранного поста раздался смех.
– Это нарушение договора.
– Договора, говоришь? А там этот, как его, форс-мажор – во! – прописан был. Так что, Стиви, никак не получится.
– Эй, придурок! – громко крикнул Верт. – Ты что, головой ударился? Ничего, у старины Верта волшебный меч имеется – мигом от головной боли тебя избавит.
Воин пригляделся и, похоже, узнал десятника.
– Все равно не открою, – хмуро буркнул он.
– Да ты, парень, глаза разуй, – ответил ему Верт. – Помимо волшебного меча, мы еще и волшебный ключ привезли, вон там, видишь, стоит. Таран зовется.
Только тут до меня дошло, зачем мы так долго тащили сюда этот медленный таран. Страж присмотрелся и, похоже, проникся угрозой:
– В-вы н-не посмеете, – с легким заиканием произнес он. Никогда не видел, чтобы с человека так быстро сбивали спесь.
– Вас никто не тронет, воин, – вмешался Новарт, быстро поняв причину страха, – если откроете ворота за пять минут.
На некоторое время повисло молчание, затем страж спросил:
– Слово?
– Слово.
12
На посте нас проверили на наличие луков и арбалетов, которые, оказывается, запрещено здесь иметь всем иностранцам. После досмотра мы могли спокойно ехать дальше, однако Верту такой вариант был явно не по душе:
– Командир, я убью ровно одного человека, ровно одного.
– Нет, – тихо ответил Новарт, и Верт нехотя отошел.
Рядом стояли несколько тех северян, что присоединились к нам недавно. Один из них прокомментировал:
– Дурно командир поступил, не по-северному.
Верт уже на середине фразы развернулся и, резко приблизившись к солдату, сильно ударил его в лицо.
– Щ-щенок! – прорычал десятник.
Голова воина мотнулась в сторону, он еле удержался на ногах.
– Верт! – крикнул Новарт и очень вовремя – кулак десятника замер в считанных сантиметрах от лица противника.
– Я защищал вашу честь, командир!
Новарт только покачал головой, и Верт сник:
– Понял. Глупость сказал. Извини, командир.
Воин ошалело помотал головой и сплюнул кровью. Вместе с ней, как мне показалось, выпал зуб. Тем временем к нему обратился Новарт:
– Дарт, действия командующего обсуждаются лишь с его разрешения. На первый раз – просто предупреждение, на второй наем будет расторгнут, после этого в нашем баронстве воином тебе не быть.
13
Мы отъехали от охранного поста километра на три, когда Новарт отдал новый приказ, смысл которого я понял не сразу. Солдаты приблизились к тарану и… разобрали его. Таран оказался пустышкой. Внутри были длинные луки и стрелы.
– Что, удивлен? – я обернулся и увидел Кевина, впервые на моей памяти улыбающегося. – Вот так-то!
Десяток недавно присоединившихся воинов быстро вооружился, и мы проследовали дальше.
Узкая долина словно была создана для засад лучников. Отсутствие дальнобойного оружия не давало ни единого шанса даже северным солдатам против стрелков, которые, как выяснилось, и поджидали нас: дозорные дали знак, и мы начали занимать позиции в соответствии с приказами Новарта. Наши лучники, не торопясь, нашли себе цели и дали первый залп. Послышался вскрик, и Новарт поморщился:
– Сказал же: мимо.
Один из стрелков виновато пожал плечами: мол, не хотел, вышло так. А с той стороны так и не последовало ни единого выстрела – луки противников оказались рассчитаны на меньшие расстояния! Северяне и тут предусмотрели все – две белых тряпки развевались с обоих окружавших нас склонов.
14
Мы неторопливо следовали по долине – таран, пусть и пустой, все равно замедлял наш ход. Я вдыхал горный воздух и думал, что наконец-то первая и ключевая половина пути будет пройдена. Осталось лишь прибыть в Оазис – графство, которое, несмотря на свое северное расположение, славилось теплом. Говорят, его омывают теплые воды океана, оттого на Дальнем Севере и расцвело цивилизованное место с мягкими нравами, отделенное от свирепых северных баронств Перешейком, по которому мы, собственно, и ехали.
Позади выезд из Сарепты, встреча с разбойниками, ночевка в пещере, неделя в крепости, въезд в Перешеек. Позади и бой с лучниками – самый нелепый бой, который только можно представить: один залп, попадание в ногу одному из противников, белые флаги. Новарт тогда о чем-то посовещался с моим нанимателем, и в итоге «врагов», если их можно так назвать, после дознания просто отпустили, раненого даже подлечили.
Теперь барон с северным командиром ехали впереди меня, о чем-то переговариваясь, а я размышлял обо всем случившемся со мной за последнее время.
Неожиданно рядом мелькнула тень, я повернулся – и увидел справа Верта. Тот, подмигнув мне, твердой рукой схватил за узду моего коня и уверенно прибавил ход – мы приблизились к барону и Новарту. Я с непониманием посмотрел на десятника, а тот, хитро улыбаясь, лишь приставил палец к губам.
– …Вы были правы, Стивен, а я – нет, – донесся голос нанимателя.
– Простите, ваша светлость, мои действия. Это был абсолютно неприемлемый ход с моей стороны…
– Нет-нет, Стивен, виноват я. Возвращаюсь все к тому моменту и понимаю, что обидно, но виноват все же я…
– Ого, – прошептал рядом Верт, – а мой кулак-то волшебный: мозги, оказывается, вправляет. А я, дурак, мечом все махал.
– …Мне нужен ваш совет, – продолжал тем временем Лафорт. – Для начала: вы догадываетесь, кто я?
– Полагаю, мне следует называть вас вашим высочеством.
– Откуда? – удивленно произнес наниматель.
– Цельный принц! – не менее удивленно прошептал Верт. – Черт побери, принцев я еще никогда не убивал.
Из-за последних его слов я недоуменно посмотрел на десятника, но тот, похоже, полностью сосредоточился на беседе, ничего не замечая вокруг.
– Во-первых, сам наем был необычным. Бывает, дворяне желают проехать в северные баронства, но добираться до Оазиса почти все предпочитают морем. Сухопутную поездку может выбрать разве что император, который должен показать: это его территория. Есть, конечно, вариант с дворянином, страдающим морской болезнью…
– Достаточно. Я верю вам.
– Вот дурак! – пробурчал Верт. – Сильней мне нужно было его бить: глядишь, молчал бы, когда умные говорят.
– Я оказался в трудном положении, Стивен. Отец… выбирает наследника. Старшего брата он направил на мятежный остров. Брат одержал победу, но отец был недоволен. Оказывается, он надеялся, что тот сможет решить все мирно, а брат поступил… несколько кровожадно, да и войск потерял немало. Реджи, другого моего брата, отец тоже проверил. Подробностей не знаю, но Реджи я с тех пор не видел. Теперь вот мой черед. Он направил меня решить проблему Севера, договориться с Оазисом…
– Елки-палки, не думал, что принцы такие кретины! – шепотом возмутился Верт. – Говорить северянину, что с Севером решили разобраться! Это мы сейчас с тобой разберемся, дебил.
Я подумал, что с меня хватит. И бесед, которых мне явно не положено слушать, и Верта с его дурными замашками. Я остановился, но десятник мгновенно среагировал, снова взяв коня за узду и уверенно потянув его вперед. Мне он лишь хмуро покачал головой. Пока я думал, как лучше поступить, разговор продолжался:
– …и после всех этих засад я даже не знаю, что думать. Вышел на легкую прогулку, а получилось, что меня чуть не убили. Стивен, вы разумный человек, поэтому я не прочь был бы услышать вашу оценку.
– Ваше высочество…
– Называйте меня Луис, – неожиданно поправил принц.
– Черт побери, Стиви, я начинаю тебя бояться, – прошептал Верт. – За всю жизнь только отца боялся, а теперь еще и тебя.
– …Луис, боюсь, что за засадами стоит как раз Оазис, – донесся до меня конец фразы Новарта.
– Но ведь я же сам еду к ним?
– Прежде чем продолжить, если позволите, решу один момент.
Принц кивнул, и Новарт неожиданно развернул коня:
– Верт, Серж, вам нужно дать клятву о неразглашении.
Я почувствовал себя ребенком, которого поймали на постыдном поступке. Уши начали гореть. Но Верт, похоже, никакой вины за собой не чувствовал:
– Командир, интересы Севера прежде всего, а это, уж простите, выходит за рамки.
– Если для Сержа мои слова лишь просьба – я не командую им, – то для тебя, Верт, это приказ.
Десятник недовольно замер, уставившись на Новарта, и лишь секунд через десять прошипел:
– Клянусь высшим из сущего…
15
Массивные ворота на выезде из Перешейка были открыты настежь. Похоже, виконтство вполне ладит с Оазисом. Вся наша процессия постепенно проходила мимо скучающего стражника, пока нас не осталось трое. Тут страж встрепенулся:
– Ого! Кого я вижу! Кровавый Верт! Славный конец карьеры вышел, не так ли?
– Заткни свою пасть, – хмуро ответил ему десятник.
– Да ладно тебе, ты ж теперь собачонка при Стиви, кого ты тронешь?
Верт остановился, повернулся к стражу и сделал плавный шаг в его сторону.
– Эй, здесь тебе не Север! – стражник осторожно отступил, хватаясь за эфес.
– Север там, где я, – ответил Верт, делая еще один плавный шаг. Его рука потянулась к мечу.
– Верт! – окликнул его Новарт.
Десятник медленно повернул лицо к своему командиру, но тот уже отвернулся, посчитав, что дальнейшие указания не требуются. Верт резко, но бесшумно вынул меч. Страж замер, однако десятника интересовал не он. Плавными, но быстрыми движениями Верт преодолел пять метров, отделявших его от Новарта, и наискось рубанул мечом, засвистевшим в воздухе.
Новарт успел упасть на землю. Верт рубанул еще, но командир, перекатившись, подставил под удар свой меч. Еще удар – Новарт парирует и его, поднявшись на колено. Еще – сын северного барона встречает его в полный рост.
Верт замер. Новарт на какой-то момент тоже, а потом медленно вложил меч в ножны. Он внимательно посмотрел на своего подчиненного и сказал:
– Ты Верт Кровавый, легенда Севера. А этого всего, считай, не было. Верт, легенда Севера. А этого, считай, не было. Легенда Севера.
– Легенда Севера, – медленно повторил десятник.
Новарт кивнул и повернулся ко мне:
– Ты же ничего, считай, не видел, Серж?
Верт посмотрел на меня, и я аккуратно покачал головой.
– И ты, страж, тоже?
Тот с испугом и шоком на лице – интересно, я так же выгляжу? – тоже покачал головой:
– Клянусь высшим из сущего, – для верности добавил он.
16
Я ехал в легкой прострации, раз за разом прокручивая в голове увиденный бой. Это была не медленная дуэль с паузами, игрой на публику, а считанные секунды сумасшедшей мощи и запредельной реакции. «…но ловок – этого не отнять», – невольно вспомнились слова Верта. Да, теперь я знаю, что такое ловкость.
Ни у отца, ни даже у мастеров-мечников, которых я знал, не было ни единого шанса ни против Верта, ни против Новарта. Конечно, шокировал и сам факт стычки между ними, но все застилало впечатление о собственной никчемности. Хотел быть наемником? Вот, получи: встретишь таких людей – и успеешь досчитать только до одного.
Вдруг кто-то поравнялся со мной. Я повернулся, ожидая увидеть Верта, однако это был Стивен Новарт. Перехватив мой удивленный взгляд, он произнес:
– Серж, я должен предупредить вас: Верт безумен, – Новарт задумчиво повернул лицо в сторону дороги и продолжил: – Возможно, вы знаете: на Севере Кровавым прозывают того, кто собственноручно убил не менее ста человек. В каждом поколении такие люди – редкость, и сейчас в живых только один – Верт. Может, убийства как-то на людей действуют, может, те сами предрасположены к этому, но многие из Кровавых к концу жизни были опасны даже для друзей и родственников.
Новарт сделал паузу и затем продолжил:
– Два месяца назад Верт убил двоих. Любого другого на его месте казнили б, но он легенда, его в наказание просто сделали подчиненным неопытного командира в маленьком отряде… Две недели назад он стал меняться, как перед тем двойным убийством: сначала стал чрезмерно активным, потом – агрессивным, а в итоге то, что видели. Вроде этот пик, если так можно выразиться, прошел, но я боюсь, что вас он будет считать свидетелем позора, а такое он не прощал и в нормальном состоянии. Поэтому, Серж, будьте осторожны.
Я не знал, что сказать в ответ, поэтому просто молчал. Спустя минуту Новарт обратился ко мне:
– Серж, не хотите поработать у нас? Сейчас не хватает воинов, нужны новые люди, оплата не меньше той, что получаете вы в настоящее время.
Я удивленно посмотрел на Новарта:
– Вы же понимаете, что я и близко не сравнюсь ни с кем из северян. Почему я?
Командир батальона улыбнулся:
– Во-первых, это наживное. Года через три станете настоящим воином Севера. Во-вторых, навыки боя один на один слабо востребованы в отряде – каждый задействован со своей сильной стороны. В-третьих, вы умны, у вас есть понятие чести, а это редкие качества на Севере – уже через два года можете стать десятником, а затем и командиром своего отряда. И наконец, нам сейчас очень нужны люди. Намечается локальная война, каждый наемник будет на вес золота.
Я словно оказался в сказке. Моя детская мечта – стать грозным воином Севера – мне поднесена на блюдечке. Интересные перспективы, хороший командир, что еще нужно? И все же…
– Вы знаете, я, когда шел сюда, наверное, не понимал, что значит быть воином. Боюсь, не мое это, хочется иного.
– А какой путь вы видите своим?
– Хочу стать торговцем. Есть одна идея, чем торговать. И вот, думаю: поеду в университет, поучусь год, а потом займусь этим. Как закончится наем, денег как раз на все должно хватить.
Новарт кивнул:
– Торговое ремесло куда лучше военного: война – грязное дело. Могу только пожелать вам успеха. Если позволите непрошеный совет, в вашем случае Восточный университет, вероятно, лучше Имперского.
– Почему? – удивленно спросил я. Собирался-то поступать я как раз в столицу.
– В Имперском вас просто зачислят на первый курс – и вы получите лишь отрывочные сведения, рассчитанные на то, что проучитесь еще несколько лет. Восточный же подберет обучение ровно под вас: хотите год – будет год. В итоге цельное, хорошее понимание предмета. К тому же Восточный свободнее по нравам – будет легче. Ученые тоже выбирают свободу и тянутся туда. Как ни странно, там больше науки, чем в столице.
Я посмотрел на Новарта совершенно другими глазами. «…институты там всякие заканчивал», – вспомнилась фраза Верта, на которую я тогда не обратил внимание. И я решился на вопрос, который меня интересовал и прежде:
– А почему вы выбрали быть воином?
Мой собеседник на миг задумался и ответил:
– Иной раз смысл подталкивает к не совсем логичным поступкам, которые в итоге приносят результат.
– А в чем смысл? – спросил я, и Новарт, помолчав секунд пять, тихо ответил:
– Нет бога, кроме Бога.
Все-таки Новарт странный парень.
II. Дюжина уроков студента
1
Я сидел в приемном зале Восточного университета перед ректором и деканами четырех факультетов.
– Купеческое дело за один год? – задумчиво произнес глава торгового факультета. – Что ж, счетоводство тогда отметаем, его проходят три года, да не так уж оно и нужно, если честно: здравого смысла часто вполне достаточно, а на остальное, коль торговля разрастется, просто наймете специалиста.
Декан кивнул своим мыслям и продолжил:
– Экономическую теорию, пожалуй, включим, но только самое начало: первый курс или даже его половину, остальное уже не так важно. Так… теперь реклама, сбыт и все такое прочее. К сожалению, не успеем. Тут я бы порекомендовал самостоятельно почитать учебники. Ну и, к счастью для вас, основы всего этого включены в «Лавку на практике», главный предмет четвертого курса. Собственно, на последнем курсе студенты уже организуют свое дело под контролем преподавателя. Даже если у вас нет идей о собственной лавке, станете чьим-нибудь младшим партнером, это нормально.
Декан задумчиво постучал пером по столу и добавил:
– Вот, собственно, и все, как ни странно. Торговля все же не астрономия какая-нибудь. Хватит и этого. Итак: первый год экономической теории, «Лавка на практике» и самостоятельное чтение учебников по рекламе и сбыту.
– Господин Норин, – обратился к декану ректор, – сколько предметов можно вместить в оставшуюся часть программы?
– Один или два коротких. Я бы рекомендовал один. «Лавка на практике» нередко вообще все время занимает, это ж свое дело, работа фактически. Может, из-за этого даже экономтеорию до полугода стоит в итоге сократить.
– Хорошо. Серж, вы согласны с выбором господина Норина? Если у вас есть собственные идеи, скажите: окончательный выбор только за вами, мы можем лишь предлагать.
– Нет, я доверяю вашему выбору.
Ректор кивнул:
– Теперь ваше мнение, господин Сорт. Один короткий предмет с военного факультета?
– Нет, – с легкой ухмылкой ответил глава военных.
– Можете пояснить? И молодому человеку, и нам, думаю, полезно было бы услышать логику ваших умозаключений.
– Да вы на его комплекцию гляньте. У меня не каждый выпускник такой… мускулистый. Оружием владеешь?
– Мечом немного.
Воин хмыкнул:
– Будешь самым мощным торговцем во всей империи. Может, айда к нам? Сдалась тебе эта торговля.
– Прошу прощения, но я уже сделал выбор, – вежливо ответил я.
– Хорошо, – подытожил ректор. – Что скажет факультет лекарей?
– Боюсь, что тоже нечего предложить, – ответил седовласый толстячок. – Торговцу обычно проще нанять лекаря, чем стать ему заменой.
– Научный факультет? – обратился ректор к последнему декану.
– Тут подойдут два коротких предмета, – неспешно сказал господин Крегус, если я правильно запомнил его фамилию. – Оба, правда, несколько экспериментального характера: «Смысл жизни» и «Суть математики». Поскольку требуется лишь один предмет, то, господин Лерв, выбирать вам.
– А можно поподробнее о них? – попросил я.
– В «Смысле жизни» будут рассмотрены различные взгляды на то, зачем вообще жить, в чем цель жизни. При этом преподаватель не будет отстаивать какую-то одну точку зрения, то есть не будет покушаться на личный выбор человека. Он постарается как можно более отстраненно рассмотреть все взгляды, рассказав об их зарождении, доводах и так далее. Что касается «Сути математики», фактически здесь говорится о сути науки. Часто люди изучают предметы, в том числе экономическую теорию, «зубря» их, – каждая наука кажется полубессмысленным набором разрозненных фактов. Наш же предмет старается раскрыть перед студентом красоту и смысл знаний. Мне кажется, изучив предмет, человек смотрит на мир совершенно иначе.
– Тогда, пожалуй, «Суть математики», – после паузы ответил я.
Это вызвало улыбку ректора:
– Господин Крегус, никого не интересует смысл жизни?
– Увы, – развел тот руками.
– С другой стороны, в молодом возрасте разве кто интересуется смыслом жизни? – смягчил свои слова ректор.
– Как раз в молодом возрасте о нем и задумываются. Потом же все упорно роют свои жизненные траншеи, считая, что усталость, грязь да тьма – это и есть жизнь, а для формального ответа о смысле ограничиваются «мнением всех ученых», убеждениями предков и прочей ерундой, – печально ответил декан.
– Если вы считаете… – попытался вклиниться я.
– Нет-нет, – поднял ладони декан. – Выбор только за вами. Это ваш выбор и ничей иной.
2
Первым уроком была «Экономическая теория». Подвижный лектор с энтузиазмом говорил:
– С чего, казалось бы, стоит начать первую лекцию о предмете? С его определения, с того, что вообще такое экономическая наука. Но давайте отложим данный момент на недельку-другую и просто поговорим о том, с какими базовыми фактами сталкиваются экономисты. Таких фактов два: безграничность потребностей и ограниченность ресурсов.
Преподаватель обвел аудиторию взглядом и продолжил:
– Итак, первое – безграничность потребностей. Человек – интересное существо. Ему всегда всего мало. Дайте ему десяток золотых, он захочет сотню. Дайте сотню – захочет тысячу. Дайте тысячу – захочет десять тысяч. И так далее до бесконечности.
– А мне б десяти тысяч хватило, – послышался тихий голос с последней парты.
– Представьтесь, молодой человек, – как оказалось, лектор тоже услышал студента.
– Джон Голд.
– Голд, – улыбнулся преподаватель, – говорящая фамилия. Что ж, господин Голд, давайте заключим пари: когда – и я думаю, что именно когда, а не если – у вас появится десять тысяч золотых, мы с вами встретимся еще раз и вспомним ваши нынешние слова.
Джон пожал плечами: мол, не против, чтобы так все вышло.
– А для остальных поясню, – продолжил лектор. – За свою жизнь я видел немало людей, которые говорили о скромности собственных потребностей, но вот, проходило время – и тот, кто прежде рад был бы просто есть досыта, рассказывал, что ему не хватает денег на двухэтажный дом. Кто мечтал о паре золотых в месяц, десять лет спустя вздыхал в собственном роскошном саду, что не быть ему бароном. Да, этот принцип затрагивает не только деньги, но и остальные активы, включая баронский титул, хорошую семью, детей, призвание и… власть. Да, власть. Например, империю иногда сравнивают с газом. Если твердое тело просто лежит себе в ограниченном своем пространстве и ни на что не покушается, если жидкость хоть и кочует с места на место, но занимает всегда одинаковый объем, то с газом все обстоит иначе: он расширяется практически бесконечно. Например, воздух в этой комнате вполне мог бы уместиться в небольшую коробочку, но он занимает все, до чего может дотянуться. Не четверть комнаты, не полкомнаты, ему нужно все. Так и с империей: она занимает весь объем, не обращая внимания на такие глупости, как границы, договоры, обещания. Как и в случае с воздухом, который способна остановить лишь твердая стена, империю остановят лишь крепостные стены с огромным войском. Человек – удивительно жадное существо. Даже не так: не просто удивительно, а бесконечно жадное. Таков первый факт – бесконечность потребностей. Вопросы есть?
Аудитория ответила ему молчанием.
– Вопросов нет, продолжаем. Второй факт – ограниченность ресурсов. Казалось бы, очень хочется… – лектор посмотрел на пухлого паренька и добавил: – вкусно поесть… – перевел взгляд на единственную в классе девушку: – поболтать, обзавестись семьей… – взглянул на меня: – помахать мечом. В общем, столько у нас бесконечных потребностей, но…