Моё-твоё сердце

Хейли

– Пожалуйста, мамочка… Прошу тебя, услышь меня.

Я талдычила одно и то же уже… сколько? Несколько минут или часов? Как только Тедди ушла, выскочила из палаты, как из клетки со змеями, я не могла пошевелиться. В голове заварилась такая каша, что её во век не расхлебать, сколько не черпай ложкой. Я успела перемерять палату шагами вдоль и поперёк и забыть, сколько шагов вышло. А пока ходила, мой пульс принимался слегка ускоряться от переживаний, но вместе с душевными скоростными гонками заводилось и моё сердце, запускало кривые на мониторе с удвоенной скоростью, и приходилось брать себя в руки, чтобы не созвать вокруг себя очередную команду по спасению.

На третьем скачке показателей я кое-как обуздала собственное сердце. Мне удавалось договориться с ним и даже в этой ужасной ситуации я дышала ровно, а оно билось размеренно. Подобные выходки попугали моих родителей так, что они стал шарахаться от малейшего звука. Мама так и не выпила свой ужасный кофе и расплескала его по полу, когда на форточку приземлилась птица и чирикнула. Так резко и громко, что маме уже предвиделась моя кончина. Она решила, будто этот чирик – последний писк монитора перед тем, как прямая сердца уже никогда не стрельнет зигзагом.

Казалось, что всё это – и объятие Тедди, и визит птицы – случилось так давно. А может, и вовсе в другой жизни. Жизнь… Тедди лишила меня её, отобрала всё. Сначала семью, потом любовь, а теперь вот и жизнь. Но как бы я ни злилась на неё, в чём бы ни винила, без неё было так одиноко. Потому что мама уже битый час молчала и смотрела сквозь меня. На тело на кровати. Уж не знаю, кто из нас двоих больше походил на овощ.

Моё тело успели свозить куда-то и вернуть на место. Жутко, что теперь моё место здесь. Я же боялась высунуть нос из палаты и сидела в своём углу, словно прикованная цепями узница. Удивительно, как долго мама могла сидеть без движения. Как будто ей кто-то сказал, что с минуты на минуту я очнусь, и она выжидала ту самую минуту. Но папа так не мог. Он то ходил по палате, то куда-то выходил, то возвращался и печатал что-то в телефоне.

– Мамочка, посмотри на меня. Это я, Хейли. Я здесь… – Нежно приговаривала я.

– Мама, я тут, слышишь? Почему же ты не слышишь меня? – Чуть громче, чуть нетерпимее, чуть напуганнее вопрошала я.

– Да отзовись же ты! Алло! Ты мне нужна! Нужна, слышишь?! – Размахивала я руками перед её лицом.

Но казалось, её лицо спрятано за непроницаемой оболочкой, куда не проникают ни звуки, ни колыхания воздуха, ничего. К пятому такому монологу я выдохлась и опустилась на пол в углу палаты. Поджала колени к груди и зарылась в них лицом. В детстве мне казалось, что, раз я не вижу, значит, я тоже невидима для остальных, поэтому всегда пряталась в таком «домике» и проигрывала в прятки. Столько лет спустя этот супергеройский навык наконец заработал. Правда, я видела всех, но никто не видел меня. Невидимка. Заблудшая душа.

Я тихо плакала в своём углу. Всё, на что я гожусь. Всегда была слабачкой, привыкла, что другие решают проблемы за меня. Мама, папа, даже Дилан… и Тедди. Джейк. Все они брали на себя роли моих нянек и по сей день отлично с этим справлялись. Сейчас же я чувствовала себя брошенной посреди открытого океана, и акулы уже кружили вокруг, а никто из них не мог бросить мне лестницу, чтобы я выбралась по ней на борт какого-нибудь корабля. И руки мои слабели от барахтанья, так что, когда я потону или пойду на корм акулам, – лишь вопрос времени.

Тедди наверняка там пытается найти какое-то спасительное решение. Она всегда была такой. Сильным звеном в нашей короткой цепочке. Её ничего не могло выбить из колеи. Как в тот раз, когда мы переходили широкий перекрёсток на Ломбард-стрит и услышали визг шин. Прямо на нас мчалась виляющая машина и не думала останавливаться. Я не придумала ничего получше, как застыть и уставиться в лицо смерти. Но только не Тедди. Она не думала, а если и думала, то её мысли опережали события на несколько минут. Она просто вытолкнула меня с полосы и отпрыгнула сама, и в следующую же секунду ненормальный пронёсся мимо. Из салона вырывались басы и жёсткий рэп, а сам он не остановился узнать, как мы, а просто понёсся дальше. Его, кстати, словили и потом показывали по всем новостным каналам. Парень просто обкурился и не разбирал, где реальность, а где вымысел. Прямо как я сейчас.

Подруга – теперь уже бывшая – выручала меня ни один и не два раза, а всё потому, что не давала своей крови забурлить от страха. Когда нам было лет по двенадцать, и мы возвращались домой из магазина с полными сумками вредностей – куда же девичник без шоколада, попкорна и девчачьих фильмов? – как к нам пристала собака. Здоровенный пёс, в чьей пасти поместилась бы вся моя голова, пожелай он полакомиться чем-то более экзотичным, чем сухой корм. На нём был ошейник, поводок тянулся следом, но хозяина поблизости не оказалось. Сначала пёс просто рычал и поглядывал на наши пакеты, а затем стал лаять и кидаться, причём мои кремовые бисквиты «Твинки» и крекеры-кролики «Энни» приглянулись ему больше, потому что зверь намеревался растерзать именно мои пакеты на мелкие кусочки. И меня заодно. Но Тедди не дала меня в обиду. Она принялась рычать в ответ, точно ротвейлер, сорвавшийся с цепи. Размахивала своими покупками, на которые спустила последние карманные деньги, как центрифугой. Пёс опешил от такой реакции и стал отступать. Ну а когда в него полетели коробки с печеньем и бутылки с газировкой, решил, что никакие вкусности не стоят ему жизни.

Но был случай, который запомнился мне больше других. Когда мы повели Дэнни на детскую площадку в парк Бивер Понд. На летних каникулах между седьмым и восьмым классом, когда наша семья впервые за долгое время никуда не собиралась уезжать. Дерек Гордон, папин непосредственный начальник и полный кретин, не давал папе продохнуть, не говоря же о том, чтобы отпустить на пару недель на Гавайи или во Флориду, куда мы обычно любили ездить летом. Поэтому я скучала с Тедди и взяла на себя обязательство развлекать Дэнни любыми возможными способами.

В тот день он захотел на площадку в Бивер Понд. Там только-только установили новые горки, а ещё канатный городок в виде большого пиратского корабля. Стиви, приятель Дэнни из группы и невыносимый задавака, все уши прожужжал моему младшему братишке, и тот, будучи самым ангельским ребёнком на свете, выносил нам с Тедди мозги, лишь бы мы сходили на этот пиратский корабль. Выбора не оставалось: или отвести Дэнни, куда он захочет, и париться под солнцем, или застрять в четырёх стенах и мучится от скуки и его истерик.

Мы выбрали первое и потащились по пеклу в Бивер Понд. Мы с Тедди устроились на скамеечки в тени каштана, издали наблюдали за моим маленьким пиратом, но по большей части оживлённо обсуждали Брук и Челси, и их очередные выходки. Все эти девчачьи штучки – в четырнадцать лет нет катастрофы хуже, чем одноклассница, которая строит из себя королеву и охмуряет мальчика, который тебе нравится. В те времена никакого Джейка не было и в помине, и я млела по Джексону Бентли, что учился классом старше.

Я как раз жаловалась Тедди на то, что Брук тоже положила на него глаз. А когда-то мы вместе сидели на уроках рисования, обменивались ссобойками из контейнеров в столовой и хотели попасть в группу поддержки. А потом случилась Тедди, и все эти общие мечты стёрлись. Брук меня возненавидела и хотела отобрать всё, что принадлежало мне прежде. И даже то, что не принадлежало, вроде Джексона Бентли. И в тот момент, когда я придумывала колкие эпитеты в её адрес, мы услышали глухой хлопок, детский визг десятков голосов и какой-то ажиотаж. Я обернулась и потеряла дар речи. Забыла и о Брук, и о Джексоне, да обо всём на свете.

Мой пятилетний братишка лежал в песке и хватался за грудь. Вокруг клубилась пыль от падения и стайка ребятишек – кто хныкал, кто таращился во все глаза, кто ухмылялся, не успев сообразить, что Дэнни не просто свалился с верёвочного мостика, а изо всех сил боролся за жизнь.

Ноги сорвались с места быстрее, чем у спринтеров после выстрела сигнального пистолета. Со всех сторон уже сбегались другие мамы и няни – посмотреть, покряхтеть и порадоваться, что беда случилась не с их чадами.

Мне было девять, когда Дэнни родился, и мне так нравилось быть старшей сестрой. Мне было двенадцать, когда Дэнни поставили диагноз – астма, и мне так нравилось чувствовать ответственность за него. Но это легко, когда приступ случается раз в несколько месяцев, и его можно предсказать, а в кармане всегда лежит полный баллончик. Но всё случилось так быстро… То ли от удара, то ли от страха Дэнни стал задыхаться. Он лежал в песке, мой крошечный младший брат, за которого я взяла ответственность, и не мог втянуть воздух в свои крошечные лёгкие.

А я застыла. Добежала до места происшествия раньше Тедди – она всегда медлила из-за лишнего веса – но просто замерла у ног брата и не могла пошевелиться.

– Это ваш брат? – Спрашивали меня голоса.

– У него приступ?

– Что же вы стоите?

– Может, вызвать скорую?

Не страх, а паника – вот самое предательское чувство. Страх даёт нам крылья, паника – лишает способности здраво мыслить и действовать. Я слышала, как Тедди дважды позвала меня и спросила про ингалятор, но не смогла ответить. Стояла и смотрела, как мой брат задыхается.

Тогда Тедди отобрала у меня ответственность и взвалила на свои плечи. Велела всем отойти подальше, чтобы не перекрывать доступ к воздуху. Залезла в мою сумку и перерыла её вверх дном.

– Его нет! – Закричала она. – Хейли, ты брала ингалятор?

В тот день я так спешила выпроводить Дэнни из дома, лишь бы не слышать его нытья, что забыла захватить с собой самое важное. То, что могло бы спасти его, начнись у него подобный приступ. Но я прихватила кое-что другое, что могло его спасти. Тедди. Когда выяснилось, что у Дэнни астма, она перечитала кучу книг, чтобы знать, как действовать в чрезвычайных ситуациях. Я лишь посмеивалась над ней, но после этого случая не смеялась никогда.

– Так, кто-нибудь, вызовите скорую! – Скомандовала Тедди, и мамаши на двадцать лет старше её безоговорочно подчинились.

Тедди присела рядом с Дэнни и стала ласково с ним говорить. Она действовала по строгому алгоритму и справлялась просто блестяще.

– Милый, не волнуйся, всё будет хорошо. Ты только не паникуй, это всего лишь небольшой испуг и всё. – Она гладила моего брата по волосам, в которых застряли песчинки. – Теперь нужно, чтобы ты сел, вот так, молодец. Дыши глубоко вместе со мной.

И она стала делать глубокие вдохи, вбирая в себя весь кислород игровой площадки. Дэнни заметно успокоился и стал повторять. Приступ не проходил, но он хотя бы не так сильно задыхался.

– Да ты просто умница, Дэнни!

Через пару минут послышалась сирена скорой, и всё это время я стояла среди зевак, пока моя подруга спасала брата. Очнулась я уже в больнице, куда прибежала мама. Я думала, она станет винить меня во всём, что не усмотрела, не помогла, не защитила младшего брата. Но она лишь обняла меня и сказала:

– Всё хорошо. Я так счастлива, что с вами всё в порядке.

Тедди тоже получила свою порцию объятий – она была почётным членом нашего семейства, пусть её мама была против, да и мой отец как-то холодно относился к тому, что девчонка из окна напротив постоянно торчит в нашем доме. Но его часто не было дома, поэтому этой холодности почти не ощущалось.

Я и Тедди – воздушный змей и ветер. Один не полетит без другого. Она была частью моей семьи целых десять лет, но подула слишком сильно и размозжила меня о скалы. Мы отдалились за этот год, но я и подумать не могла, что из-за этого. Её тайну хранил дневник в верхней шуфлядке письменного стола, и, если бы не случайность, я бы никогда не узнала о её предательстве.

Я была так зла, так обижена на неё, но мне так её не хватало. Той Тедди, какой она была до всего этого. До аварии, до моего предыдущего дня рождения, до Джейка…

– Мистер и миссис Морган. – В палате снова появился тот высокий, худой человечек в докторском халате, наверное, единственный на всём свете, кого белый цвет вытягивал в ещё более тонкую линию. – Простите, что вам пришлось ждать.

Доктор Макклири обогнул постель и заглянул в мою медицинскую карту, припрятанную в основании кровати. Пусть он не выделялся на фоне белых стен, не выглядел авторитетно и вообще вызывал насмешливую улыбку, папа отложил телефон, а мама наконец вышла из транса. Вот на что способен белый халат и писулька с пометкой «доктор».

– Что вы выяснили? – Опасливо спросила мама, хватаясь за отца.

Врач вздохнул, и я обмякла. Такие вздохи ни к чему хорошему не приводят.

– МРТ показало скопление жидкости во внутричерепном пространстве. Такое случается при таких серьёзных травмах головы, как у Хейли. Отёк пока слабый, мы будем отслеживать его и попутно постараемся вывести лишнюю жидкость с помощью диуретиков. Это снизит внутричерепное давление.

Мама внимала каждому его слову, пока отец поглаживал её нежную руку своей – шершавой. Вот бы почувствовать то же самое, что и она. Его силу и поддержку. Грубую кожу и теплоту. Но я чувствовала лишь холод и страх.

– Как только отёк спадёт, ваша дочь вполне возможно сможет дышать самостоятельно, и мы уберём трубку. Но пока… – Доктор Макклири снова вздохнул, как человечек, уставший сражаться с болезнями и всем миром. – Для поддержания перфузии мозга и предотвращения ишемии, мы будем давать Хейли сосудорасширяющие препараты. Сульфат магния и раствор глюкозы помогут нормализовать мозговую деятельность. Медсестра будет постоянно наблюдать за ней. Проводить мониторинг жизненных показателей. Давление, частота дыхания, пульс, уровень сознания и реакция зрачков.

Родители стойко выслушали всю эту медицинскую дребедень, из которой я вынесла самое важное. У меня серьёзно повреждена голова, в мозгу скапливается лишняя жидкость, из-за которой я не могу дышать, как нормальный человек. Вот почему изо рта торчала эта мерзкая штуковина, что превращала меня в монстра.

Но папу не устроило то, что он услышал.

– Но вы не сказали главного… Какой прогноз? Когда моя девочка очнётся?

Мы втроём одновременно взглянули на доктора.

– Сложно сказать на данном этапе. Хейли очень повезло, но пока рано говорить о сроках. Она может оставаться без сознания несколько часов, а может несколько дней или даже недель. Сейчас самое важное – снять отёк.

– То есть… – Почти зашептала мама. – Нам придётся только ждать? Сидеть и ждать, пока сработают таблетки?

– Это всё, что мы можем.

– А если они не сработают? – Всхлипнула мама, и папа сильнее сжал её руку. Никогда не видела её такой несчастной, сбитой с толку, неживой. Мне стало неважно, что там ответит доктор Макклири, что станет со мной, лишь бы мама снова стала собой. Красивой, румяной, весёлой. Я протянула руку к ней, но побоялась дотрагиваться. В прошлый раз не получилось, но мало ли…

– Мы сделаем всё возможное, чтобы помочь Хейли. – Уверенно сказал доктор Макклири, но тут же снова вздохнул и напомнил, что он не всемогущ. – Но если все наши меры не помогут, придётся проводить хирургическое вмешательство. Дренаж жидкости из желудочков головного мозга – экстренный…

Увидев, как побледнела моя мама от слова «хирургический», он замолчал и слабо улыбнулся:

– Но всему своё время. Пока мы будем действовать поэтапно и надеяться на лучшее.

Надеяться на лучшее. Неплохой план, да? Вот только сложно надеяться на лучшее, когда у тебя черепно-мозговая травма, отёк мозга и туманные перспективы. Когда твоя мама бледна, как сама смерть, а отец чувствует себя бесполезным, наверное, впервые в жизни. И уж тем более, когда ты смотришь на всё это из потустороннего мира.

А ещё, когда твоя подруга целый год врала тебе и чуть не угробила. Но она оставалась единственной ниточкой, что связывала меня с самой собой. С жизнью.

К противному, но уже привычному писку аппаратуры пристроился гудок папиного телефона.

– Извините. Я отойду.