Подлежит удалению

Как ни странно, даже при наличии некоторых неудобств, отдыхающий чувствовал себя нормально. Вёл себя спокойно, без нервов. Отдыхал. Обстановка, вскользь напоминала базу. Местность, откуда недавно сбежал. Не благоговел, но и не скучал. Нужно, просто принимать свои обязанности как есть, даже если они переходят определённую грань. Если её простили, значит, и его простят. Если при этом ещё и удастся немного получить кайф, значит, поездка точно была не зря.

По сути, это была та же самая свобода, но только в другом месте. Подальше от промышленных центров и высокоуровневых построек. Вдали от затхлости забитых улочек. Уединённость от технического прогресса. Пускай и иллюзорная свобода, но прочувствовать что-то новое – тоже не плохо. Разнообразие, как ни крути, берёт своё. Наличие характерной «примеси» в воздухе, слегка отупляет чувство неуютной замкнутости. Требовалось быстрее идти вперёд.

Не успел Кай толком выйти наружу, как сразу же застыл на крыльце. Мальчишка никуда не собирался идти. То ли пытливая любознательность, то ли закоренелый страх. Повсюду бегает глазами. Попытки иногда проскальзывают, чуть дальше продвинуть ногу на шаг, но и тут не всё так гладко. Одно движение вперёд. Два назад. С лесенки в итоге, так и не удалось сойти. Вертелся. Хватался за поручень. Периллы. Сношал взглядом ручку двери. Требовалось как можно живее его отдёрнуть. Подстегнуть чуть ближе к выходу. Изловить.

Пальцы рук от чесотки чуть ли не горели. Едва включил телефон, как сердце забилось чуточку быстрее. Тот самый, ответственный мандраж. То самое ощущение, как при защите диплома, только в разы хуже. Не оценка тебя угробит, а недовольное вожделение рук. Десятки вопросов посыпаются на голову, а добьёт окончательно разочарованный взгляд близких и родных. Остальная публика так и так тебя пожрёт. Ей без разницы. Главное – как можно быстрее отстрелятся и дело с концом. Марк так и поступил.

В первые несколько секунд ничего серьёзного не произошло, но потом парня как пьяного понесло. Едва добавил громкости, как тело чуть ли со ступенек не шлёпнулось, цепляясь за поручень животом. Со стороны казалось, словно что-то лопнуло в башке. На секунду схватился за голову и тотчас же кубарем упал. Чудом удалось приземлиться задницей, а не лицом. Одного лёгкого импульса оказалось предостачно. Даже слишком. Звук стал гораздо тише. Теперь поджилки наполняла только остаточная боль. Внутри полный погром. Десятки тарелочек, которые посыпались с верхних полок шкафов. Безалаберность чуть ли не стоила второй попытки. Ладони ещё сильнее взмокли.

Лёгкий, одурманивающий шок. Невозможно понять, что именно произошло секунду назад. Этот отрезок будто нарочно выпал из памяти. Один раз моргнул и очутился прямиком на земле. Поднялся. Немного отряхнулся. Бегло оглянулся. Замер. Врос в почву как вкопанный столб. Перед лицом маячил перепуганный до жути медперсонал.

Вместе с пылью поднялся незначительный гам. Без лишних предисловий мальчишку отчитали. Скептически ответственный контингент. Печётся в большей степени о себе. Место. Зарплата. Льготы. Их, не столько его здоровье в первую очередь волнует, а навязанное дело, которое прямо на глазах горит.

Из многообразия слов, прикосновений, взволнованных диагнозов и речей, первые произнесённые слова прозвучали как вердикт: «В больницу». Едва вышел, как нужно поворачивать назад. Этого Кай боялся больше всего. Если вскроется ещё один скрытый недуг, ему навряд ли удастся ещё раз сбежать. Если покажется неладное – тогда всё, капут. Ситуация складывается только хуже.

Если раньше мольба вскользь ушей проходила в детстве, то сейчас Марк как никогда серьёзно молился. Неважно помнит ли проповеди матери или нет. Как всегда, сложит нехотя руки. Сделает умный вид. Сейчас не та ситуация, чтобы корчить из себя святошу. Формальности ни к чему. Пару наспех сказанных слов и дело с концом. Уповать на всевышнего – последняя возможность. Атеист в её глазах, сейчас подавится чёрствой коркой. По-другому к нему никак не подойти.

– (Про себя) Боже…Твою мать… Помоги…

Оживлённые жестикуляции и намерения, всё сильнее склоняют парня к медосмотру. Сперва лояльно. Потом напористо. В пол уха долетают всё более громогласные претензии. Более насыщенные и опасные диагнозы. Хорошо, что, хотя бы вяло отмахнулся. Реакция была, а значит – всё не так пагубно звучит. Что-то там себе под нос невнятное пробубнил, развернулся и поплёлся медленно прочь. От сердца немного отлегло, правда медики, не собирались просто так сдаваться. Шанс быть схваченным всё ещё был. На мелкую сумятицу обратило внимание ещё большее количество людей.

Идти кроме как по центральной дорожке, выбора особого и не нет. Другие тропинки либо ведут на скамеечки с клумбами, где отдыхают старики, либо более удалённые вглубь парка, до которых ещё требовалось дойти. Надоедливые зеваки только портят настроение. Человечьи кучки собираются в стадо, глазея на парня как на придурка. Какой ещё идиот откажется от помощи? Кто в таком положении захочет умирать? Неоднозначные взгляды с трудом удавалось игнорировать. Поскорее хотелось выйти за пределы ворот.

Первые несколько метров, медперсонал ещё обильно наседал, стараясь то ли ухватить за руку, то ли достучаться. Окружающая толпа на удивление молчала, нехотя интересуясь, во что же выльется подобный инцидент. Ни во что. Большая часть кучки отсеялась сразу. Их не шибко-то интересовала судьба мальчишки, учитывая, что гад противится и юлит. У крыльца осталось всего-то пару зевак и то не на долго. Одна из девушек практически моментально сошла с дистанции за остальными, пока вторая, реально пыталась остановить. Может всё бы и удалось, но другой персоне явно не хватало опыта в медицинской практике. Не получилось пациента убедить. Заставлять почему-то она не хотела. Как итог – тоже пришлось отступить. Ещё больше усилился шаг отторжения. Ещё несколько неудачных дублей – махнула на прощание рукой. Прочая публика – и близко вмешиваться не стала. Несколько косых взглядов и всё. Конфликт исчерпан.

Руки нервно растирали лоб. Оппонент же наоборот. С облегчением потирал ладони, хотя, ещё рано было судить. Двое других надсмотрщиков никуда не делись. Они настороженно поглядывали за пациентом. Один чуть по отдали. Другой плюс-минус на средней дистанции. Планирование никуда не делось. Оно как никогда имело место быть.

Звук от простого, палатного писка аппаратуры, медленно перерастал в малосвязанное растягивание нот. То тише по направлению к выходу, то громче в сторону больницы. Отголоски зачатков музыки, стучали по голове барабанной дробью, устало гоняя путника. Боль не такая резкая, но её позывы и толчки, не дают толком расслабиться. Вечное напряжение и куча неудобств. Он просто запутался в направлении, зациклено наворачивая одни и те же круги. Пришлось на некоторое время остановиться. Отправной точкой стало затишье.

На половине пути к воротам остаточная мигрень полностью улетучилась. Мир снова заиграл красками. Повысилось настроение. Зелень вокруг перестала убогой быть. Парень, наконец, расправил плечи. Выпрямил осанку. Протёр глаза. Приятно вздохнул. Персонал вместе с ним, кажется тоже с облегчением вздохнул. Только щебетание пресловутых дроздов разбавляло умиротворённое спокойствие. Один из малочисленного вида перинных успешно прижившихся тут. Их пение заглушало тревогу. Гул публики постепенно стих.

Отсутствие боли никак не помогло. Никоим образом не мотивировало. Дело просто застопорилось. Оно только закрепило удачное положение вещей.

Основная, центральная площадка, где красовался постамент без скульптуры – больше всего Марка бесил. Каждый, новый виток, обратно затягивал парня в «лабиринт». Зациклился на бездумном повторении. Через каждые полкруга один и тот же поворот. Только после 7–10 кольца, таки удалось. Вырвался из пленения. Шаг в нужном направлении неохотно фигуру волочил. Преодолеть расстояние стоило огромных рисков. Пальцы снова приноровились кнопку включить.

Новое журчание эхом пронеслось в голове, словно тихим шёпотом распевают слова, мило говоря влюблённому на ушко. Звучит довольно знакомо, хоть и голос по ощущениям слышится другой. Разобрать сходу слова попросту невозможно. Не получается. Незначительный отзвук от лёгкой вибрации суставов и костей. Определённо, нечто женское в нём есть. Запись звучит максимально тихо, тем не менее, заглушая все посторонние звуки. Ничего не слышно вокруг, будто вакуум в голове. Будто попал в некий транс. Тело становится тяжелее. Лень становится идти. Ориентирование по местности знатно страдает, однако путь уже выбран. Их разделяет небольшой отрезок пути.

Ещё несколько невыносимых секунд томления, после чего фигура медленно встаёт. Идёт. Силуэты постепенно сходятся с разных концов в одно положение. Когда взгляды пересекаются – звук становится невыносим.

Что-то невидимое коснулось лица и плавно вышло прямиком из затылка. Будто ветер насквозь пронёсся, который вскоре исчез. Тело застыло. Оно в кротчайшие сроки отказалось работать. Онемело. Оцепенело. По конечностям пробежалась треклятая дрожь. Застряла в лёгких. Контроль окончательно потерял место быть. Всё живое за мгновенье стало чуждо. Клетки стали отмирать. Мышцы – наглухо замкнуло. Оставалось просто слушать и дышать. Смотреть. Надеется на чудо.

Нужные люди может, и были рядом, однако одним только боковым зрением на помощь их не позовёшь. Они для него больше абстрактные. Наличие есть, правда, как таковой пользы, скорее нет. Незнакомец в сравнении, гораздо чётче выглядит, хотя и попадает в кадр, всего лишь краешком лица. Его расплывчатые черты напоминают акварельный портрет в технике «по-сырому». Смотрятся разве что цельно, самые незначительные куски. Воротник пальто. Пуговицы пижамы. Волосинка из копны волос. Всё остальное – размытая грязь. Как же хочется крикнуть, но сил хватает разве что по-рыбьи молча воздух глотать. Всё сделано так, чтобы обстановка смахивала на обычную беседу. Первым заговорил гость:

– (Шёпотом) Ну наконец-то… Задрал.

С лёгкостью, без всякого на то сопротивления, телефон уткнулся в висок. Реакция на последствия очень порадовала. Это как в упор выстрелить. Крайне будоражащее и эффектно. По крайне мере, таким образом, преподносится насилие в фильмах. Сценически оправданно и красиво. На деле же смерть выглядит чуть менее помпезно. Сперва голова наклонилась в бок. Затем плавно накренился корпус. В самом конце быстро поджались ноги и всё. Тело лежит. Больнее всего падать на твёрдую поверхность. Газон располагается в нескольких сантиметрах.

Мёртвый груз шлёпнулся поперёк дороги костлявым мешком. Если первый жест воодушевил, то второй наоборот, озадачил. Ещё как озадачил. Как такового чуда не случилось. Как минимум обещали сошествие из ворот рая с ангельскими краснопениями. Тут же наоборот. Только обмякший труп. Идея не то, что не сработала – её изначально не было. Обманули. Всё совершенно пошло не так. Кай не поднялся и не говорил. Он даже для приличия не шевелился. Дыхание грудной клетки прекратилось. Улыбка медленно сползала с лица.

Хуже всего наблюдать не за собственной ошибкой, а за последствиями. Взбешённые санитары, тут же подорвались. Активнее всех бежала назначенная медсестра. Марка сложно назвать позёром, но один, неверно истолкованный шаг, стоил всех разом загубленных усилий. Уже не имело никакого смысла исправлять. Ему не верилось, что он всё просрал.

– (Обескураженно) И это… – посмотрел на экран телефона, – всё? (Злостно) Да быть такого не может… Ну же, пацан, давай, – пнул ботинком в ребро, – вставай! Ты же падла не сдох. Хватит придуриваться. Ну же, – ударил. – Вставай!

Помощь двигается быстрее. Тактика, лупить по болевым точкам, никакого эффекта не даёт. Иногда слабее. Чаще, хаотичнее и сильнее. По руке, по бедру. По почкам. По селезёнке и лёгкому. Не намеренно, но очень активно. Далеко не первые проблемы начались уже тогда, когда издалека пошли прорываться крики. Чем ближе, тем активнее надрывались глотки. До Марка, наконец, допёрло, что пинать при свидетелях человека, неважно живого или мёртвого, не очень-то и благоразумно. Тотчас же начал для спасения все усилия прилагать. Исправления в чужих глазах смотрелись слишком поверхностно. Никто в раскаяния не верил. Оставалось чуть меньше метров тридцати.

– (Из далека) Отвали собака!! Не трогай!!!

– (Понуро) Да я… да я ж ничего, – осмотрел конечность. – Ничего… Он же это… – стал грызть ноготь, – сам… Он… – поднял взгляд на бегущих, – он это… (Уверенно) Сам!! Он сам только что упал! – стал импульсивно жестикулировать. – Я дал ему только позвонить! – протянул руку с телефоном, – а он это… упал. Я ничего плохого не сделал! – открестился руками. – Клянусь! Это не моя вина!!

– (Запыхавшись) Вы что, совсем больной?!! – выкрикнула другая медсестра. – А ну живо положите руку!! Отойдите от него!! – остановилась в нескольких метрах от пары. – Отойдите!!

– (Испуганно) Ща-ща-ща, – резво приподнял за подмышки. – Ща я вам…

Ловушка полностью распахнулась. Охотник попал в своего рода транс. Заразительный, притягивающий к себе взгляд. Оторваться на секунду попросту невозможно. Яркое, гипнотическое, алое сияние бушующего моря блистает в чужих глазах. Зрачки полностью выражают озлобу. Они бесконечно всасывают внутрь себя. Юркий, трескучий водоворот. Вместо журчанья воды чудится высоковольтный звук. Злиться поток, беснуется. Бурлит. Спуску особо не даёт. Хочет вырваться за пределы радужки и всё смыть. Пускай и хаотичная, но всё же, целенаправленная волна. Когда попытки бесполезны, снижается оборот воды. Поток постепенно успокаиваться, когда чужой взгляд подбирается всё ближе и ближе. Гуще с движением становится пелена. Нарастает резкость. Появляются новые слои. Готовиться новая напасть.

Через сущие секунды, которые невозможно прочувствовать и отследить – больше не видно, как такового зрачка. Белок тоже размывается капиллярами, но не так охотно, как центральная его часть. Окончательно ослабевают порывы. Воронка перестаёт обороты нагнетать. На поверхности возникает крохотная рябь не больше самой песчинки. Чем больше вглядываешься, тем, находишься ближе к разгадке той самой непостижимой мысли для ума. Если очевидные проблемы и были, то со стороны, это совершенно не так казалось. Время потеряло место быть.

Лица обоих практически соприкоснулись лбами. С этого всё и началось.

Спокойная рябь взбесилась. Тонюсенькие нити прорвали плоть. Множества начал и ответвлений, намеренно скрутились в единую спираль. Хоть оба глаза и кровоточили, но только левое око смогло обуздать прорывы. Правое же наоборот. Струйками по лицу сочилось. Чем дальше они в разные стороны тянулись, тем более отличимым получался эффект. В одном случае ничего. Пустая трата сил и времени. В другом же – совершенно наоборот. Изящные нити вместе сплелись. Получилось этакое подобие капиллярного древа. Цветение и рост, полностью состоящий из витиеватых корней. Столь малое и миниатюрное. Прекрасное. Оно не разрасталось вширь, однако компенсировало диаметр, потоком ввысь. Свежие веточки разрастались всюду, давая новую жизнь бесконечным отросткам. Милые. Изящные. Малые. Пик роста достигнут. В одночасье всё сорвалось.

Спираль плотнее прижала друг к другу отростки, достигнув тем самым нужной длинны. Едва кончик коснулся, как тут же проткнул остриём глазное яблоко. Не медицинская игла, но сродни что-то схожее, имей оно вместо метала абстрактную плоть. Один единственный укол, будто разбитый на сотню, а то и тысячи в миг выпущенных, крохотных гарпунов. Криков нет. Тишина. Поддался мнимому образу, утраченных нужд и надежд. Манящий глаз, хлипко поддерживал плети между обоими. Нити окончательно нащупали брешь.

Финальный отрезок времени, как и весь ритуал, продлился не долго. Капилляры плотно схлестнулись в последний раз и отпустили корни. Под самый конец своего существования образ дополнился недостающими вещами. Когда все отростки слились в единую цепь – кончик хвоста промелькнул очертанием червя. Не толще самой обычной нити. В половину длины спичечного коробка. Как показался, так и исчез. На этом всё и потухло.

Невозможно толком понять, что именно произошло. В мгновении ока всё закончилось. Цепкий феномен перестал иметь место быть. Иллюзия растворилась. Все детали рассыпались в одночасье. Значимые последствия за миг улетучились. На деле обстановка выглядела гораздо хуже. Одно проклятие сменилось другим.

Взгляд после обморока обаял всю суть. Реальность круто исказилась. Стало очень много красного. Красное небо, трава, деревья. Кусты, статуи. Постройки и даже птицы. Всё отдавало багровым оттенком. Жизнь, в сущности, замерла как на картинке, но только не для него. Кай оказался живее всех живых. Конечности, пускай и не двигались, за то глаза с лихвой выполняли недостаток движений. Как бешенные метались по округе. И ладно бы только, одно безумное мельтешение. Нет. Сам образ выглядел чересчур неуютно и дико. Беснующиеся зрачки в купе с истощённым лицом обтянутой бледной кожей. Уж слишком острыми казались отдельные черты. Глазницы. Скулы. Тощий подбородок. Тёмные под глазами круги и кровь. Подтёки – обстоятельно закрепили образ. Сгустки к этому времени успели возле нижней губы застыть. Это не воспаление больного ума. Ситуация гораздо хуже. То, что в действительности существовать никак не могло, имело место быть. Душа, как будто издохла в стоячей оболочке гроба.

В одно, единственное мгновение, резкая боль пронзила обе руки жертвы, заставляя неистово кричать во всё горло. Безудержно. Горестно. Молча. Гортань что есть мочи вопила. Губы судорожно сотрясали без толку воздух. Чужие пальцы наполовину прожгли плоть. Запах опалённого, кроваво-жареного мяса въелся в ноздри обоих. Кай моргнул. Конечности послужили как своего рода трамплин.

Парень не стал тянуть. Молниеносно вскочил на ноги. Голова практически и не фурычила, за то прекрасно работали рефлексы. Каждое неуклюжее действие ненамеренно, но ослабляло эффект. Мужчина не должен двигаться. Он обязан мёртвой фигурой на одном месте стоять. Получилось всё, несколько наоборот. Сгорбился. Упал на колени. Устало прилёг на бочок. Тихо начал стонать. Сквозь тишину прорезался чужеродный звук, который начисто капкан и разрушил. С остальных, тотчас же послетали оковы. Спали нити кукловода. Остаточной силы хватило разве что, плотно прижать к земле. Менее плавно. Более резко. Не так болезненно. Медрабочие, тоже подали свой голос. Окружающий фон стал более блёклым. Кай тотчас же рванул наутёк.

Лицо оставалось таким же болезненно бледным, хотя сами щёки постепенно наливались багровым румянцем. От ошпаренных пальцев так и веяло жаром. В них изначально не было никакой нужды. На кистях заметнее всего проступали вены, болезненно истончая кожу до видимых связок мышц и костей. Клубы пара вырывались из груди, а ноги с каждым движением в разные стороны кренило. Голова опускалась ниже. Руки практически касались земли. Больше похож на зверя, чем на людской отпрыск. Всё меньше человеческой сущности внутри. Всё больше необъяснимого «оно». Нечто из распахнутой клетки. То, чему просто позволили вырваться наружу. То, что не успели вовремя усмирить.

«Оно» не казалось изначально разумным и скорее походило на воплощение чистого хаоса, замкнутого в человеческом теле. Столь деструктивное и мощное, что невозможно забыть. Вся прыть рвётся изнутри. Тело нагревается. Пот на коже блестит. Чтобы самому, внезапно, не подохнуть, требовалось спокойно переждать критически важный для жизни лимит. Как всегда, ситуация пошла не тем путём. С первой попытки споткнулся на ровном месте. Разучился ходить. Сухожилия обтачивались облезлой кожей на просвет. Ощущение, словно медленно выгорает изнутри. Как же не хватало фонтана. Вместо него стоял пустой постамент.

На каждый свой шаг «оно» кубарём летело вниз и всё так же без проблем подымалось обратно. На общую скорость это никак не влияло. Тело всё так же продолжало нестись вперёд, через раз на полном ходу шмякаясь об землю. Общая скорость ни на каплю не совпадала с хаотичным движением разобщённых ног. Словно ветер безудержно гнал в спину и не, а бы какой, а вполне штормовой. На остальных же данная оказия, никак не повлияла. Не успели от дремучего сна отлипнуть. Зевок или моргание глаз, целую вечность затянулись. Обтянутые красным контуром, ровным счётом продолжали и дальше волочить привычный распорядок дня. В их жизни ничего не изменилось. Пока.

Смещение акцентов уже виднелось на первой стадии побега. «Оно» – не умело здраво размышлять. Вместо открытых ворот, которые манили к себе всем свои видом, «оно» резво рвануло в обратную сторону больницы. Пренебрежение не только собой, но и всей окружающей обстановкой. Напрочь содраны людские ориентиры. Молниеносные движения и неуклюжие попытки всюду прорваться, делают сугубо хуже только этому существу. Уничтожение всего на своём пути не означает, что «оно» в какой-то момент остынет. Помятые кусты и разбуренные клумбы наоборот, только лишнего огонька задают. Первой более-менее значимой преградой стали – скамейки.

«Оно» – не умело выбирать. Не умело вовремя перестраиваться. Не умело для себя решать, что сейчас важно, а что нет. «Оно» вообще многое, что не умело. То, с чем может справиться обычный смертный, «оно» как раз давало спуску, однако, некоторые свои повадки – ни один в мире не исполнит человек. «Оно» тупо неслось напролом, сминая под ногами метал и древесину. Разухабисто. Косо. Грубо. Тело швыряло то прямо на землю, то поперёк. То падало, то поднималось вновь. «Оно» не бежало поверх рабочего материала. «Оно» спокойно проносилось насквозь, будто все объекты сделаны из плитки шоколада. Скоростной бульдозер на двух ногах, разве что прыгучий и без ковша. Надобности в разрушении, нет.

Целая плеяда однотипных скамеечек, разбавлялась хлипкими деревцами, которые сразу же шли на щепки и дрова. Шуршание листвы перед лицом, прежде чем окончательно погибнуть. Будь впереди хоть густо растущий лес, он навряд ли бы стал большущей преградой. Пока что нет вещей, способных остановить.

Трудно сказать, по какому остаточному принципу, «оно» несётся вперёд. Наверное, хочет окончательно себя добить. У него своя кривая прямая, которая ведёт чёрт пойми куда. Пожёванный газон. Смятая клумба. Одна убитая лавочка. Две. Несколько спёртых веток красуются на животе. Конечная точка и вовсе не достигнута. Люди отовсюду начинают прибывать.

Прыть и близко несопоставима с реальной силой. Скорость неостановима. Как только начинается мощёная кладка, «оно» с прыжка влетает в постамент. Ни кусочка, ни скола. Даже грязной потёртости не оставило после себя. Ничего, разве что, вьюнком по земле прокатило. Немного остудил пыл.

«Оно» так бы и пробежало сквозь двери больницы, если бы не постамент. Даже лёжа на земле, его обратно, словно ветром подхватило, направляя прямиком в кусты. Там, где недавно всё было хорошо – с его приходом вдруг стало плохо. Чреде вреда подверглись несколько рядом стоящих женских скульптур. Просто не повезло оказаться на его пути. Дорога пролегала там, где нормальному человеку ход закрыт. Зелень и ухоженные клумбы в который раз приняли на себя удар.

В отличии от монолита фигура гораздо охотнее шла на контакт. На вид возвышенная, имеющая людские формы и черты – вмиг опустилась на землю. Сходство в не ком плане идеального и божественного, сочетаемого в одном образе – до основания практически сошло на нет. Первая дама, можно сказать, чудом уцелела. Её разве что пошатнули. Не сломали. Согнали мимолётом пыль. Другой особе, пришлось значительно наоборот. Хуже. Мельком через соседние кусты, получила критические повреждения. От успешного столкновения мигом откололась с арфой рука. Посыпались искры. В ту же секунду отвалилась часть левого крыла. В бровь ударили осколки мраморной крошки. Вандализм чистой воды. Финалом послужил роковой полёт. Падение, окончательно и добило.

Женский силуэт рухнул на землю, глухо сломавшись в нескольких частях. Грубо отрубленная наискосок голова, откатилась подальше от низкой платформы с лодыжками. «Оно» вихрем прокатилось вдоволь по газону. Без каких-либо хлопот просто вскочило на полном ходу. Ноги как угорелые несли только вперёд.

Центральная полоса изначально заточена на комплексный ряд ключевых фигур. Готовился своего рода ансамбль из пяти ангелов. Поверх тела божества – туника или тога, а в руках один из музыкальных инструментов. Свирель. Арфа. Мандолина. Скрипка со смычком. Не хватало связующей статуи и конечного оформления. Точно неизвестно, каким именно предметом, центральную богиню отблагодарят. Каждое изваяние, определённо что-то за собой несёт, так как заранее под табличку на подставке, была изготовлена специальная выемка. «Оно» при любом раскладе не узнало бы, какую конкретно пакость наворотило. Время истончалось. Люди активнее стали наседать.

Спустя одну лавочку после скульптуры, численность пациентов и персонала больницы стала резко пугать. Вместо нуля объявилось человека три. С каждой развилкой и поворотом, только и прибавлялись единицы. Они не замечали изменений, хотя не ровен час, когда всё человечество проснётся. Окутывающий контур и оболочка стали ещё бледнее. Разбавленный томатный сок, от мякоти которого практически не осталось следа.