Не возвращайся

Глава 1

– С вещами на выход! Такси сама себе закажешь, – муж резко распахнул дверь.

Сын рядом, у стены скрючился, кулаки в кровь. У мужа лицо разбито, а я… я не понимаю как мы до этого дошли.

Жуткая ночь! А как хорошо всё начиналось… Всего несколько часов назад мой мир еще не был расколот.

… Я сидела за столом по правую руку от мужа. А вот, кстати, и его рука – незаметно для домочадцев талию мою сжала.

Подавила смущенную улыбку, стрельнула глазами – не заметили ли дети и гости что муж меня лапает?

– Как она тебе? – Паша чуть придвинулся, прошептал мне на ухо.

Взглянула на девушку сына. Муж о ней спросил. Одобряю или нет.

Нашему с Пашей старшему ребёнку 18 лет. Первокурсник. Радость, гордость и по совместительству тот еще разгильдяй по имени Глеб.

Влюбился наш мальчик, уже месяц встречается с сокурсницей.

– Хорошая девочка, – пожала плечами, отвечая на вопрос мужа. – А тебе эта Тамила как?

– Не знаю, Ась. Лучше бы Глебу другую девушку найти.

– Эй, это матери сыновей ревновать должны, а не отцы, – подначила я мужа. – По-моему, они хорошо смотрятся вместе.

Паша также как и я взглянул на Глеба и сидящую рядом с ним Тамилу. Промолчал.

С великой любовью сына я познакомилась неделю назад, Глеб пригласил нас обеих в кафе. И Тамила мне… не понравилась. Красивая, милая, веселая, чуть стеснительная девчонка, а я мысленно на дыбы встала.

Наверное, я бы сглупила и рассказала Глебу о своём отношении к его девушке. Если бы не вспомнила как меня свекровь приняла. 19 лет прошло, а до сих пор помню её выражение лица, будто что-то воняет, а не сын невесту привёл.

Свекровь взревновала.

Я тоже Глебушку к его Тамиле ревную?

Эта мысль отрезвила. Меньше всего хотелось быть грымзой, выносящей сыну мозг. Он так волновался, так хотел чтобы мне понравилась его девушка!

Разумеется, я сказала что Тамила мне нравится. Более того, решила присмотреться к девочке, по-настоящему её принять.

На длинные выходные мы решили уехать в загородный дом, годовщину отпраздновать. Муж пригласил партнёра по бизнесу, его жену и детей. Сыну мы предложили пригласить свою Тамилу.

И она по-прежнему не нравится мне!

Боже, я превращаюсь в свою свекровь.

– Ась, давай Глеба сами с кем-нибудь познакомим, – снова тихо обратился ко мне муж. – Пригласи подруг с дочерьми его возраста, пусть парень присмотрится. Обставь это как-нибудь… ну, как вы, женщины, умеете.

– Он уже на Тамилу запал, пусть встречаются, лишь бы без последствий. Девочка не наркоманка, учится хорошо, ничего дурного она сыну не сделает, – парировала я.

Муж перестал держать маску вежливости на лице, и уже не просто смотрит, а буравит взглядом подругу Глеба. Толкнула его локтём, призывая к порядку. Паша по натуре тот еще тиран, мило улыбаться – не про него.

После ужина мы еще посидели с гостями, но недолго. Все вымотались от активности на свежем воздухе, сытная еда разморила. В спальню я шла, зевая.

– Мам, – меня поймала младшая дочка, – а эта с нами завтра и послезавтра тоже будет торчать?

– Ты про Тамилу? Она не «эта», Лика, нельзя так!

– Что она здесь забыла, – надулась Лика.

Поправила её пижамку с «Паддингтоном», кивнула вопросительно:

– Брат не уделяет тебе время, вот и обижаешься?

– А чего они в обнимку ходят! – мятежно заявил ребёнок. – Я Глеба попросила мне с уровнем в игре помочь, а он вот так сделал, – Лика махнула рукой, – Кыш, говорит, мелочь. А к этой… к Тами-и-иле как прилепился. Говорят о глупостях всяких, а мне – кыш. Пусть домой едет!

– Ревнивица моя, – чмокнула Лику, шлепнула легонько и подмигнула: – Кыш!

– Мам! – пискнула Лика и мы обе рассмеялись.

Уже в спальне после душа повалилась рядом с мужем, привычно используя его плечо вместо подушки. Паша подгреб меня поближе, сам весь в телефоне. Поцеловала его лениво – красивый у меня мужик, все же! Возраст Паше идёт.

Так, не укрывшись, я и заснула. Сны мне не снились, даже спя я продолжила думать про Глеба и Тамилу.

Хочется быть мировой мамой, а не той кто из ревности сына пытается с девушкой разлучить. Но, может, дело не только в ревности? Дочке она тоже не понравилась. Правда, Лика у нас характером в папочку, привыкла что планета ради неё крутится. Глеб вдруг сошел с оси, на Тамилу переключил внимание, и дочке обидно.

Но ведь и Паша не одобряет эту девушку! Может и правда устроить «отбор невест», познакомить сына с кем-то еще, вдруг переключится…

Проснулась я резко, будто от шума. Но в доме тишина. Села на кровати – я одна, Паши рядом нет. Пить охота, солёного переела.

Встала, позевывая, вышла из комнаты, к лестнице направилась. И…

– О-па, – наткнулась на Глеба, выходившего из комнаты, которую я выделила Тамиле. – Молодой человек, я всё понимаю, гормоны, любовь, но в доме твоя сестра, и не все двери с замками.

– Блин, мам, да я просто зашел проведать. Я бы не стал, ты чего. И Тамила… не такая она, – смутился ребёнок. – Её нет, кстати. Наверное, на кухне.

– Я тоже на кухню, а ты спать иди, юный влюбленный, – ущипнула сына за бок, прошла мимо, надеясь что он не обманул и действительно просто зашел проведать свою девушку перед сном.

Глеб решил спуститься на первый этаж вместе со мной.

– Тамилку найду, – шепнул он. – Ей у нас понравилось, от восторга пищала.

– Ох, Глебушка, – улыбнулась через силу.

Первая любовь во всей красе.

– Папа тоже не спит, – кивнул сын на дверь старой гостиной, выполняющей роль библиотеки и кабинета мужа. – Кто-нибудь в этом доме вообще спит сегодня?! – возмутился Глеб шутливо.

Вот и проверим.

Заразившись весельем сына, на цыпочках подкралась к двери, открыла её шире, и… замерла.

И умерла, наверное.

В тот же миг, как увидела. Их увидела.

Сидящего за столом Пашу. А на его коленях – Тамилу, целующую моего мужа. Страстно, со стонами, с руками в его волосах…

– На что еще ты готова? – услышала голос мужа.

– На всё, – Тамила поднялась с его колен, приподняла шелковую комбинацию и принялась спускать трусики.

Господи.

Господи боже мой!

Так вот почему Паша просил найти Глебу другую девушку…

Чтобы оставить эту себе.

– Папа, – судя по шепоту Глеба он тоже не хочет верить своим глазам. – Ты… Я убью тебя!

Сын отодвинул меня и понёсся на отца.

Глава 2

Это просто фрагмент из кошмара. Самый жуткий, когда по спине пот стекает и ладони становятся влажными. Тот самый миг, когда я с криком проснуться должна, уткнуться в плечо мужа, ощутить на себе его руки…

Его рука летит в воздухе, блокирует удар сына. Но Глеб в бешенстве, и муж не рассчитал, он другую его руку пропустил – Глеб ударил отца кулаком в губы.

Это будто уличная драка, у сына не голос, а рев:

– Сука! Гандон!

У мужа губы в крови, красная струйка из уголка рта вниз ползет, до подбородка. Он перехватил руки сына, сжал – и Глеб ойкнул от боли.

– Паша, – шагнула в кабинет, позабыв о девушке, которая не просто вечер разрушила – жизнь мою сегодня сломала, я не вижу ее, вижу лишь, как больно моему сыну. – Ты в своем уме? – накрыла кулаки мужа ладонями, ногтями впилась в кожу, в попытке оторвать его руки от нашего сына. – Паша!

Муж отпустил Глеба. Сын покачнулся, но устоял.

Мне это снится, снится…

– Если бы я на отца поднял руку, – ровным голосом выговорил Паша. – Я бы уже в училище солдатскими сапогами землю месил.

– Ты девушку мою трахнул! – заорал сын.

У меня пальцы в кулаки сжались, ногти в кожу впились – больно, но что угодно, лишь бы не поднять ладони к ушам. Нельзя отгораживаться, это мой дом, моя семья.

Я должна это слышать.

– С вещами на выход. Такси сама себе закажешь, – муж распахнул дверь и шагнул из кабинета. – Тамила.

Девушка нашего сына с громкими воплями бросилась мимо него в коридор.

Совсем еще девчонка. Сколько ей, восемнадцать, как и Глебу? И уже такое откровенное, женское белье носит, она трусики снять успела – эта кружевная тряпка дикой кляксой белеет на полу возле стола моего мужа.

– Я с ней! – бросил Глеб. Машинально удержала сына за ворот футболки, потянула к себе.

– Глеб, успокойся.

– Успокоиться? – проорал сын мне в лицо. – Ты видела, что он с ней сделал, мам! Я у нее сам спрошу, мне надо, я должен, – он рванулся из моих рук и вылетел в коридор.

– Глеб! – побежала за сыном. У моего ребенка взгляд дикий, я никогда такого не видела. Выскочила на крыльцо и прикрикнула. – Глеб, не смей!

Он прыгнул в машину. И рванул прямиком к распахнутой калитке, за которой скрылась Тамила.

– Глеб, нет! – побежала по ступенькам. И остолбенела, когда машина сына с размаху протаранила калитку, вырвалась за наш участок, оставив после себя грохот железа и гул в ушах.

– Дыши, – прозвучал за спиной знакомый голос.

А я не могу, не хватает воздуха, открытым ртом его ловлю и не получается.

– На меня смотри, Ася, – потребовал муж и сдавил мои бедра толкнул на себя.

Впечаталась в него, тело к телу, и наша близость вывела меня из транса, оборвал приступ, я задыхаться перестала, полной грудью сделала вдох.

– Это не то, что ты подумала, – сказал Паша избитую фразу, я бы рассмеялась, звонко, по-настоящему, но не могу – в глазах слезы, и я не вижу его лица.

– Ася, что у нас за семья? Какого черта вы из-за этой шалавы кидаетесь на меня? Она мне не нужна. Не собирался я ее трахать. Успокоилась?

– А надо? – из меня вырвался нервный смешок. Сморгнула слезы, и влага на ресницах осела, я в упор посмотрела на мужа. – Ночью. В кабинете. С девушкой нашего сына. Паша… – мне противно с ним говорить. И смотреть противно на расстегнутый воротничок рубашки, узоры татуировки, что драконьим хвостом от шеи тянутся и прячутся в волосах, я видеть не могу массивную золотую цепь с крестом, каждое звено о его кожу греется горячую, он возбужден.

– Она девушка нашего сына, – повторила в пустоту куда-то, ведь муж прекрасно знал об этом, когда ее целовал.

– Она шлюха, Ася, – он взял меня за плечи и встряхнул, заставил смотреть на него. – Она мне сразу не понравилась. И ты об этом знала. Она полезла на меня – я проверял, как далеко она зайдет. Ты мне не веришь? А чему тогда веришь?

Он проверял! Она трусы сняла и верхом на моего мужа уселась, а он мне басни рассказывает про какие-то проверки?

– Веришь мне? – повторил Паша.

– Нет. Своим глазам, – отбросила его руки. Его взгляд поймала – и удивилась, что каких-то пару часов назад я к его плечу прижималась, тепло его кожи собирала губами. – На твоих презентациях куча женщин. Бери любую. За что ты так с Глебом? Почему с его девушкой?

Я спрашиваю спокойно. Ведь дело касается нашего сына. Паша не просто увел модельку с презентации в вип-кабинку, он в нашем доме, с Тамилой… Он прекрасно видел, как сын влюблен в эту девушку.

И целовался с ней.

Может, не впервые.

– Мне не нужны другие женщины, – муж сказал это так убедительно, словно с ума меня свести хочет, заморочить, внушить, что мне все это показалось. Жестокая игра разума, болезнь моего рассудка. – Ася, сколько мы с тобой вместе? Если бы я захотел переспать с другой – я бы не палился перед всей семьей, или ты считаешь меня идиотом?

Не считаю.

Но я видела. И наш сын видел.

– Ты не думал, что дочка войдет? – спросила и зябко повела плечами на ветру. – Ты не думал, – самой себе ответила. – Паш. Уходи.

– Ушел, – он шагнул в дом, отступил с прохода и потребовал. – Заходи, Ася, не мерзни.

– Я не замерзла, – спор глупый, мы оба видим, как я трясусь. Но причина не холод осенней ночи – он, мерзавец, стоит на пороге нашего дома. – Презентации, Паш, – повторила. – Я же помню, какие там ходят девчонки. И как ты пялился на этот силикон. Почему не они, почему Тамила?

– Я не пялился, – муж поморщился. И, показалось, дверью об стену готов шандарахнуть – такое у него стало лицо – рассеянное и злое. – А даже если пялился? – он шагнул ко мне на крыльцо. – Какая разница? Для чего они надевают платья с глубоким вырезом? Чтобы туда смотрели, Ася. Я смотрел. Что дальше? Это преступление? Ты серьезно? Из-за этого поругаться хочешь? Вперед.

– Чего? – я машинально шагнула ему навстречу, меня возмущение душит, я глотаю слова, но пока не кричу. – При чем тут это? Ты целовался в своем кабинете с этой девкой, – язык больше не поворачивается называть ту девчонку девушкой моего сына, я дрожь унять не могу, она захватила все тело. – Ты не только меня, предал, но и сына. Не понимаешь? Она залезла на тебя, оседлала, как… как… ты целовал ее, я же не слепая! Паш, просто уходи.

– Она сама на меня залезла, – повторил муж.

А у меня перед глазами картинка. Он и она, ее стройные ноги, ее гладкое тело – это молодость просто, она мимолетна, неужели возможно семью променять так легко, забыть обо всем, и какому-то ложному чувству отдаться, хотеть ее…

Да.

Он желал ее, не меня.

– Пошел вон отсюда, – выдохнула зло и схватила мужа за рукав рубашки, дернула.

– Успокойся и послушай, – Паша на меня подался, в охапку сгреб, лицом вдавил в свою грудь, а из меня уже рыдания рвались, мне захотелось во весь голос закричать ему это – пусть убирается.

У него сотовый зазвонил, и я дернулась, Паша не шевельнулся, лишь хватку усилил и шепнул:

– Ася, успокоишься – отпущу.

Музыка играет, играет, играет. Второй звонок, третий, четвертый – муж достал телефон.

И в наступившей тишине оглушающе громко в динамике прозвучал голос:

– Павел Рамзин? Это врач из 105 больницы. Ваш сын попал в аварию. Он сейчас у нас, приезжайте.

Глава 3

По пути в больницу мы увидели разбитое авто сына. Покореженное, с треснувшими, а местами и разбитыми стеклами.

Страшное зрелище.

– Господи, – сжалась, не в силах оторвать взгляд от машины.

– Всё хорошо, Ась. С Глебом всё хорошо, – размеренно, как ребёнку сказал Паша.

Отмахнулась, даже отвечать не стала.

Единственное, что хорошо – это то что Глеб не успел далеко отъехать от дома, больница тоже рядом, буквально в двухстах метрах, и скорая быстро сработала. А всё остальное – плохо, несправедливо, гадко.

– Ася…

– Не сейчас, – резко оборвала Пашу.

Не хочу слышать ни про него и Тамилу, ни про извечное «всё хорошо». Мои мысли только сыном заняты.

– Как Глеб? Он жив? К нему можно? – в два шага подскочила к врачу, слыша как за спиной муж благодарит дежурную медсестру за то что дорогу помогла найти.

– Вы…

– Анастасия Рамзина. Я мама Глеба, – протараторила.

Павел встал рядом, приобнял меня. Стряхивать его руку не стала – не до того, но от его поддержки мне не полегчало.

– Как наш сын? – спросил муж.

– Угрозы жизни нет, – сразу успокоил нас врач.

А затем начал пояснять про травмы сына: закрытые переломы правого плечевого сустава, лучевой кости, двух ребер, сотрясение легкой степени, многочисленные ушибы…

– Можно к Глебу? – взмолилась я.

– Он под обезболивающими, но можете зайти. Документы привезли? – обратился врач уже к Паше, а я проскользнула в палату.

Мальчик мой!

Дотронуться страшно, кажется, даже легкое касание ему боль причинит.

Глеб приоткрыл глаза, не спит. Улыбнулся, тут же скривился, закрыл веки. И я смогла немного успокоиться.

Живой – это главное. Переломы срастутся, синяки сойдут, а машина – чёрт бы с ней!

Дверь снова открылась, и в палату вошёл Паша. Как всегда собранный, жесткий, холодный, но муж скинул на миг маску, побледнел, взглянув на Глеба. Нахмурился встревоженно и горько.

– Живой, – выдохнул Паша. – Главное, живой и не покалеченный.

***

Ночь была муторной. Часть её я провела в больнице, допрашивая врача, договариваясь насчет отдельной палаты, расспрашивая про лечение. Затем нам с Пашей пришлось вернуться домой и объясниться с гостями, а также сообщить Лике что брат попал в больницу.

– Мам, можно я помогу? – Лика вошла в комнату Глеба, и я кивнула.

Мы вместе принялись собирать сумку с вещами, стараясь ничего не забыть.

– Я с тобой и папой поеду к Глебу, – приластилась дочка. – А эта где?

Поправлять Лику из-за её хамского «эта» я не стала.

– Она уехала.

– А вещи на месте. Или она сейчас у Глеба в больнице торчит, а потом с нами домой попрётся? – пробурчал ребёнок.

Черт, а жива ли вообще эта Тамила? Помню, она выбежала из дома – неужели в ночной сорочке и без трусов? И была ли она в машине с Глебом?

Не помню. Ничего не помню. Да и плевать на неё.

– Мам!

– С нами она домой не вернется. Обещаю.

Лика сделала вид что повеселела, и продолжила мне помогать. Но вижу – встревожена и сильно, просто умеет себя в руках держать. Очень уж на Пашу похожа наша младшенькая.

Паша, ну как ты мог! Это же ты виновен в том, что Глеб сейчас на больничной койке лежит! Ты, и… немножечко я – виновна в том, что не удержала сына. Видела его состояние, его шок. И должна была догнать, забрать ключи, собой ворота загородить, но не позволить уезжать.

В больницу мы ехали уже втроем, вместе с дочкой. А в коридоре нас ждал «сюрприз» – Тамила, баюкающая чуть припухшую забинтованную руку.

Она заметила нас. Подскочила со скамьи, губы задрожали – на меня не смотрит, только на Пашу.

Не хватало мне еще при дочке скандала!

– Если она хоть слово при Лике скажет – прибью, – тихо сказала мужу на ухо, передернула плечами и вошла в палату Глеба вместе с дочкой.

Пусть Паша разберется сам со своей… этой.

Сильный страх за сына чуть стих, и я снова мыслями то и дело в события ночи сбегаю. Горечью, разочарованием и обидой переполняюсь.

Мне 37 лет. Я прекрасно знаю, что юность позади. Это больно, но это жизнь: при всей моей красоте и ухоженности я проигрываю юным девочкам. В этом я каждое утро убеждаюсь, когда перед зеркалом стою. У меня отличная фигура, на косметологах я не экономлю, но черт возьми, я проигрываю!

Вот только я не думала, что должна соревноваться за своего мужа. Несмотря на проблемы в семье. Павел чуть больше года назад принялся поднимать еще один бизнес, и совсем перестал бывать дома. А когда бывал – мысленно отсутствовал, постоянно на телефоне висел, проблемы решал.

Мне это претило, но Паша не слушал меня, желая империю построить.

И я ревновала. Конечно же я ревновала, замечая его взгляды на других женщин. Но все равно доверяла, верила, что любит меня, что верен. А несколько дней назад у нас всё наладилось перед годовщиной, Паша предвкушал семейный отдых…

Или он встречу с Тамилой предвкушал? Явно, близкие у них отношения, раз она так смело разделась перед ним. Не впервые.

Боже мой! Тамила! Она же в дочери Паше годится…

Едва мы вошли, Лика кинулась к Глебу, без стеснения схватила брата за руку, и он застонал. Глаза открыл.

– Глеб, – хныкнула дочка.

Сын прочистил горло, морщась, и прохрипел:

– Не реви, Анжелика Пална. Мам…

– Сынок, – подавила всхлип, даже улыбнулась, – как же ты нас напугал!

– Прости, мам. Блин, голова гудит, тошнит так.

– У тебя сотрясение и переломы. Как только разрешат – домой тебя заберем.

– А Тамила как? – спросил сын.

– Живая, почти невредимая, – опустила я глаза.

Помню, как сын за ней помчался. За Глеба мне куда как обиднее, чем за саму себя.

– Хорошо, – выдохнул Глеб облегченно.

– Глеб…

– Мам, я всё понимаю, – язык у Глеба заплетается.

В палату вошел Паша. Надо же, не постеснялся. Впрочем, где стеснение, а где мой муж!

– Привет. Ну как ты, сын, – он смело подошел к койке Глеба, который на отца волком взглянул, будто даже слабость прошла. – Устроил ты нам с мамой отличную ночку, юный гонщик.

– Паша! – надавила я голосом.

– Мам, можешь в коридоре побыть немного? – попросил сын, не глядя на меня.

Не хочу оставлять их. Глебу сейчас точно противопоказано волнение, ссоры, но и сын и муж кивнули, оба на меня в упор посмотрели.

– Даю вам три минуты. У Глеба сотрясение, а потому никаких скандалов, – произнесла тихо, и потянула греющую уши Лику из палаты.

В коридоре оглянулась по сторонам. Тамилы не видно, и слава богу. Значит, Паша отослал её.

– Мам, а что у папы и Глеба случилось? Поругались?

– Немного.

– Глеб что-то плохое натворил? – наивно спросила Лика.

Натворил в этот раз не Глеб, а Паша. И как он перед сыном вину будет заглаживать – большой вопрос.

Из палаты донесся яростный окрик.

Черт!

– Лика, сходи за кофе, – быстро сказала, и рванула к двери в палату, но дочка стояла ближе.

Моя испуганная малышка первой подскочила к двери. Распахнула её…

– Лика! – развернула дочку за плечо.

Но увы. Из палаты послышался болезненный выкрик Глеба:

– … и после того, как ты маме с Тамилой изменял, смеешь говорить, что только Тамила – шлюха? А ты тогда кто?

Я вытащила Лику за дверь, и захлопнула её. А затем со страхом взглянула в лицо дочери, надеясь что она не поняла, не расслышала.

Что хоть её эта грязь не коснётся.

Глава 4

Глаза дочери расширились. Лика напряглась как пружина…

Слышала или нет? Поняла ли?

– Лика, – погладила свою любимую девчонку по щеке.

Она головой мотнула, но не зло. Даже улыбнулась мне.

– Ругаются, – кивнула она на дверь. – Тебе кофе купить, да? Я схожу, мам, куплю. А ты скажи им чтобы не ссорились.

– Лика, – я вся сфокусирована на лице дочери, чувствую облегчение что не поняла она ничего, усталость страшную, предчувствие. – Всё будет хорошо.

Я выдала эту пустую фразу, сдаваясь.

Дочка кивнула, взяла кошелек из моей руки, и не торопясь пошла по коридору.

А я в палату. Где уже не крики, а тишина. Паша стоит у окна, в подоконник кулаками уперевшись, спина напряженная. Глеб и вовсе словно неживой.

– Паш, сходи с врачом поговори, пожалуйста, – попросила мужа выйти.

Он кивнул, пошел к двери, но рядом со мной остановился.

– Лика заходила. Она слышала?

Покачала головой отрицательно, а затем неуверенно.

– Не знаю, – прошептала.

– Домой вернемся – поговорим с ней, – бросил муж, и вышел, наконец, из палаты.

Поговорить нужно, вот только что говорить – не знаю. Если дочка слышала, что делать? Врать? Рассказать правду? Сказать, что это дело взрослых? Всё – мимо.

– Мам… мамочка… прости, – выдохнул Глеб.

Села рядом с ним. Дотянулась, погладила пальцы на его ладони.

– Я не сдержался, не подумал что Лика может услышать. Я не хотел. Так – не хотел, – глаза у Глеба испуганные.

Сестру Глеб не просто любит – он её обожает. Сначала ревновал нас страшно, отказывался подходить к Лике-младенцу. Затем стал наблюдать и посмеиваться над тем, как дочка ползать училась, говорить, ходить. Прикипал. А лет с трех Лика превратилась в хвостик старшего брата. Глеб ворчал поначалу, но полюбил её безусловно.

– Ты не виноват.

– Виноват. Мам, я капец как виноват перед тобой. Прости, что в дом её привёл. Я такой дебил!

– Ты не виноват! – отчеканила увереннее и спокойнее.

– Я кольцо купил. На разогреве выступал, копил, сам хотел на кольцо заработать, – Глеб будто меня не слышит, делится. – Тебе не рискнул признаться, мы же с Тамилой месяц всего… но я как вы с папой хотел, думал у нас также: раз и навсегда, и незачем время терять. Хорошо что не успел предложение ей сделать. Пошла она!

Села поближе к сыну, гладила его по волосам, успокоить пыталась.

– Очень часто первая любовь – не про «навсегда», а про опыт. Ты еще встретишь девушку, которую по-настоящему полюбишь. Через месяц, через год, через десять лет, но встретишь. Времени у тебя много, мой хороший.

Я говорила, понимая что слова в пустоту уходят. Сыну нужно переболеть, я верю что он справится, но как же обидно за него! Первая любовь изменила не с кем-то абстрактным, а с родным отцом – подобное на всю жизнь запоминается, уязвляет.

– Убиваться по ней не собираюсь, – упрямо заявил Глеб, выслушав меня. – Итак уже опозорился, собачонкой за ней побежал, придурок. А нужно было с тобой остаться. Мам, прости что я такое дерьмо у тебя.

– Ты у меня замечательный.

Скривился. Не верит.

Глеб в принципе в меня пошел: творческий, во всём сомневающийся, компанейский, но доверяющий только самым близким. А вот Лика в Павла уродилась, взяв его властность, категоричность и целеустремленность.

– Глеб, ты точно не станешь глупости делать? – решилась на вопрос. – Тамила здесь, в больнице. Возможно, захочет с тобой поговорить. Она может обмануть тебя, и новую боль причинить. Ты влюблен, а влюбленного легко вокруг пальца обвести.

– Мам, я же сказал что с ней покончено.

– А еще ты спрашивал про неё сегодня, – напомнила.