Римские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках

Итак, вас ждут семь маршрутов сквозь тысячелетия истории, возведенной на власти, на страстях, на крови; узнайте же жизненные перипетии женщин и мужчин разных эпох, вникните в их истории, разделите их мечты и тревоги. Императоры и папы, призраки и простолюдины, говорящие статуи и чудесные творения появятся в тех местах, где реальность сталкивается с воображением. Сами рассказы поведут вас, проложат маршруты. Сами герои, чудеса, древние и современные происшествия, подмигивая, будут настигать вас там и сям, подначивая: «Подойди-ка сюда, послушай! Эта байка придется тебе по вкусу!» Возьмите город в сообщники – и вы сможете заметить на его камнях очертания и послания, свидетельства удивительного прошлого. Рим предстанет перед вами во всем своем величии, допустит в потаенные уголки души. Первый маршрут начнется от моста св. Ангела. Предлагаю встретиться на стороне маленькой площади Моста св. Ангела (piazza di Ponte Sant’Angelo), зажатой между набережными Альтовити (Lungotevere degli Altoviti) и Тор ди Нона (Lungotevere Tor di Nona), на фоне великолепной громады замка св. Ангела за рекой. Ваш путь проляжет через четыре района («риона»): Понте (мы в нем как раз находимся), Пинья, Парионе и Сант-Эустаккьо.

Внезапный отъезд

Смотрите: у основания моста (на который мы позже вернемся ради других прекрасных историй) стоят две статуи – апостолы Петр и Павел. С этой скульптурной группой связан забавный анекдот. Однажды утром 1581 года каменные фигуры вдруг «заговорили». Как мы увидим, так частенько случалось (и случается) с римскими статуями… Статуя апостола Петра была тщательно укутана в дорожное одеяние, не забыты были и сапоги. У пьедестала другой статуи стояла табличка: «Петр, уезжаешь?» Та же табличка, что свисала с шеи первого апостола, гласила: «Павел, соратник мой, хочу бежать из Рима, ибо не уверен, что Сикст, взявшись за пересмотр старинных тяжб, не решит заодно поквитаться со мной за отрезанное 1580 лет назад ухо придворного раба Малха в Гефсиманском саду».

Что же заставило святых вступить в беседу? А вышло так, что в те дни некому убийце по имени Аттилио Бласки, порешившему двоюродного брата с женой и двумя детьми, отрубили голову прямо под статуями апостолов. Правда, правосудие настигло злодея не сразу, а с отсрочкой… в 36 лет. В течение которых он жил во Флоренции. Пока Сикст V, чья жестокость стала притчей во языцех, не настоял, чтобы великий герцог Тосканский выдал преступника. Вот кто-то и позволил себе немного иронии по поводу судебных проволочек. Заслышав о беседующих на мосту апостолах, папа только руками всплеснул: «Вот ведь пасквинство!», сравнивая этот «пасквиль» с «речами» статуи Паскуино, о чем пойдет речь чуть позже.

Рионы, т. е. районы, Рима – свидетельство того, как крепка связь римлян с собственной историей. Это слово происходит от 14 «регионов», на которые император Август некогда поделил город. Но с ходом времени, по мере роста и слияния городских территорий, их количество изменилось, достигнув современного деления на 22 риона, закрепленного в 1921 году. Геральдические гербы, возникшие при реорганизации 1744 года, до сих пор различимы на углах многих улиц в центре города. Из современных рионов 19 расположены к востоку от Тибра и лишь три (Трастевере, Борго и Прати, буквально – «Затиберье», «местечко» и «луга») – к западу.

Следуйте по улице Банка Святого Духа (via del Banco di Santo Spirito), но остановитесь через несколько метров напротив Банковской арки (Arco dei Banchi) справа (дом № 47). Обратите внимание, что, помимо образа милосердной Мадонны под звездным сводом, там находится самое древнее свидетельство о наводнении Тибра 7 ноября 1277 года. Уровень воды на мраморной табличке указан резной горизонтальной линией, разделяющей надпись надвое. Давным-давно этот столп был частью старой церкви Сан-Чельсо-э-Джулиано (святых Цельсия и Юлиана), перестроенной в XVIII веке. Надпись гласит:

«Сюда добрался бурлящий Тибр, но вскоре отступил. Это произошло в год 1277 от Рождества Христова, шестого индикта, в седьмой день ноября, при пустующем престоле». Наводнение нахлынуло в тот момент, когда папское место действительно оставалась вакантным: Иоанн XXI преставился за несколько дней до того, а его преемника еще не избрали. Теперь вернемся на улицу Банка Святого Духа и, добравшись до здания банка с крестом и голубем на фасаде, свернем налево (за домом № 26), на Новую Банковскую улицу (via dei Banchi Nuovi).

Банковские истории

Новая Банковская улица (via dei Banchi Nuovi, буквально – «улица Новых лавок»[3]) получила свое название в 1606 году, после того как сюда, поближе к перенесенному в эти края Павлом V монетному двору банка Св. Духа, переселились флорентийские банкиры. С тех пор улицу, где они раньше действовали, стали называть Старой Банковской (via dei Banchi Vecchi). В банке, помимо прочего, можно было оставить на хранение деньги, правда без роста процентов. Тем не менее граждане охотно доверяли банку свои сбережения, зная, что в любой момент могут их забрать, предоставив простую расписку.

Жизнь здесь била ключом. Деньги текли рекой из различных источников. Разумеется, поблизости проживали самые прославленные римские куртизанки. Среди них – волнительная Империя, любовница банкира Агостино Киджи. Сам Рафаэль запечатлел ее на Парнасе в образе нимфы Галатеи в росписях виллы Фарнезина, что на улице Лунгара. Эта знаменитейшая из римских жриц любви сумела заманить в свой литературный салон таких высококлассных литераторов, как Маттео Банделло, Пьетро Бембо и Бальдассаре Кастильоне. Ее дом был настолько богат и роскошен, что однажды посол Испании в ожидании, пока его примут, был вынужден плюнуть в лицо одному из собственных слуг, не найдя уголка, где бы он мог удовлетворить эту незначительную нужду.

Говорят, что призрак прекрасной Империи (не столь знаменитый, как другие римские привидения) до сих пор можно встретить бродящим по аллеям виллы Челимонтана. Красавица ищет там свои непогребенные останки, которые поместили было в пышную гробницу в церкви Сан-Грегорио-аль-Челио, но потом выкинули, чтобы предоставить место безвестному канонику.

На прилегающих улицах по преимуществу селились флорентийцы, подвизавшиеся здесь в качестве банкиров и счетоводов. А в доме № 3 жил архитектор Карло Мадерно. Бенвенуто Челлини тоже держал здесь свою мастерскую (он писал: «Мастерскую я держал в Банки, а домик у меня был позади Банки»). В его записках можно найти и следующее: «Мой дом и мастерская выходили спереди на Банки, а сзади возвышались на несколько локтей, потому что приходились со стороны Монте Джордано»[4]. Где-то неподалеку Челлини убил на дуэли своего соперника Помпео. В наши дни в память о великом ювелире здесь появился переулок Челлини (vicolo Cellini). Однако ранее он звался не иначе как «Калабрага» (буквально – «скидайштаны»)… А дело в том, что изначально здесь селились так называемые «рубашечные» или «желтые» куртизанки, девки самого последнего разбора, которым было предписано носить этот цвет. В их числе – Паскуа Падована, Джулия Фиорентина и Анджела Грека, которую прозывали просто «гречаночка». Последней, правда, удалось переменить участь: как вспоминает Пьетро Аретино, благодаря красоте она пробилась в любовницы папского мажордома.

Куртизанки делились на две большие категории. Те, что побогаче, назывались «честными» («honeste»), а победнее – «свечными» («alla candela» или «da lume»), поскольку им выпадало обслуживать клиентов на задворках при свете свечи, отмерявшей время оказания услуг.

Несмотря на наличие в рионе крупной церкви Сан-Джованни-деи-Фьорентини, приходским храмом здесь всегда считали храм Санти-Чельсо-э-Джулиано.

Со ступенек храма зачитывались указы, и однажды именно отсюда было объявлено, что флорентийцам официально разрешается здесь – и только здесь – практиковать свою игру в мяч во время карнавала. На эту же лестницу выводились приговоренные к позорному столбу, а на главном алтаре где-то в конце XV века выставили на всеобщее обозрение тело Ренцо Колонны, обезглавленного после восстания. Его мать, войдя в церковь, схватила голову за волосы и так, с кровящей головой в руке, провозгласила проклятья в адрес Сикста IV, потакавшего враждебному семейству – дому Орсини.

На Банковской улице (via dei Banchi) жил до своего окончательного переселения в Венецию литератор Пьетро Аретино. Здесь же неподалеку, в Трастевере, на берегах Тибра он ввязался в нешуточную потасовку с Акилле делла Вольта. Предметом спора стала некая служаночка, которую двое не могли поделить, и эта интрижка обошлась Аретино в пять ножевых ран. По мнению некоторых историков, «романтическая» распря была подстроена и речь шла о попытке заказного убийства. Заказчиком же выступал Джан Мария Джиберти, всемогущий глава папской датарии[5]. Таким образом он хотел избавиться от острого на язык «государева бича», испортившего ему репутацию. После случившегося Аретино стали еще больше опасаться при итальянских дворах, в первую голову при римском.

Продолжайте движение по Новой Банковской улице (via dei Banchi Nuovi) до площади Оролоджо (piazza dell’Orologio, буквально – Часовая). Название ей дали часы на башне монастыря ордена святого Филиппа Нери, расположенного неподалеку. Башенку с небольшой надстройкой-звонницей на три колокола возвел Франческо Борромини (1648), украсив ее по сторонам геральдическими бронзовыми звездами на двух столбах. На площадь выходит фасад палаццо Бенничелли, также творение Борромини, существенно перестроенное в конце XIX века. В этом доме родился в 1860 году Адриано Бенничелли, известный под прозвищем Граф Таккья, то есть «граф Болванка». Семья его издревле торговала древесиной, а «таккья» на римском наречии – деревянный клин или чурбан[6].

Граф Болванка, или Истинная «римкость»

Разумеется, подобное прозвание его ничуть не радовало, он негодовал и жестко поносил насмешников на римском просторечье-романеско (что, разумеется, лишь подзуживало их), пока его возок, запряженный то парой, то четвериком, а то и шестеркой лошадей, угрожающе несся от площади Пополо по улице Корсо. Однажды его квадрига вторглась в самые недра кафе Араньо, вызвав немалые разрушения и возмущение посетителей. Передвигаясь в своей двуколке среди проклятий и рукоплесканий толпы, он одной левой стопорил уличное движение и обрушивал на любого, кто не успевал вовремя убраться с его пути, встречный шквал ругательств и тумаков, провоцируя вмешательства стражей порядка.

Главной мишенью его бесчинств были извозчики: как-то раз графа призвали к судебному разбирательству за оплеуху, отвешенную некоему водиле. Судья приговорил виновника к выплате 50 лир штрафа. Но тот, узрев самодовольную улыбку извозчика, мгновенно выудил из кармана банкноту в 100 лир и влепил противнику еще одну оплеуху, округлив свой счет. В другой раз городовой (в Риме их звали «пиццардоне») застиг охальника в переулке, когда тот орошал угол. Последовал штраф. Граф безропотно раскошелился, попутно осведомившись, придется ли повторить плату, если ему прямо сейчас вздумается еще раз отлить. Страж ответил, что не придется. Тогда граф с лучезарной улыбкой пригласил прохожих тоже справить нужду, раз уж все оплачено.

Когда пристало время, он тоже перешел в стан автовладельцев и приобрел авто в 20 лошадиных сил. Эта штуковина моментально стала грозой римлян. 12 октября 1904 года при попытке объехать карету, не задев лошадь, наш герой вылетел на тротуар, сбив фонарный столб. Разумеется, виновником был объявлен муниципалитет, который понатыкал фонарей на его пути.

Благородный титул не отличался древностью. В 1860-м папа Пий IX «пожаловал» его отцу Андреа, Филиппо Бенничелли.

Говорят, это произошло после того, как понтифик посетил семейное деревообрабатывающее предприятие, иронично заметив: «А вот и граф среди своих подданных!» Ответ оказался выдержан в лучших семейных традициях: «Ваше святейшество, граф я, конечно, липовый, зато подданные мои – самые настоящие!» В итоге Адриано Бенничелли смирился с плотницким прозванием, поскольку именно оно принесло ему статус знаменитости. Он умер в 1925 году, будучи настоящей живой легендой.

Вот начало бесконечного, как бесчинства «графа Болванки», простонародного стишка про него:

На пересечении площади со Старой Правительственной улицей (via del Governo Vecchio) нас встречает образ Мадонны конца XVII века, скорее всего – творение одного из учеников Борромини. Под балдахином с бахромой и подвесками, в изысканном обрамлении предстает фреска «Богоматерь с младенцем». Вверху, над росписью, возносятся херувимы в лучах, а внизу ее словно поддерживают два прелестных длиннокрылых ангела, чьи движения подчеркнуты складками драпировки.

9 июля 1796-го, за считаные недели до вторжения французской армии в Папскую область[7], многие Мадонны чудесным образом задвигали глазами. Этот феномен продлился три недели на глазах у тысяч свидетелей. Ватикан подтвердил по меньшей мере 50 случаев во всевозможных алтарях. Иногда, когда толпа во время шествий доходила до гимна «Sancta Maria», глаза мадонн двигались туда-сюда, сопровождая людской поток на улицах и площадях «смиренным любящим взором».

11 мая 1861 года в доме № 57 по Старой Правительственной улице (via del Governo Vecchio) были зафиксированы необъяснимые происшествия. Внутри сами собой летали тарелки, разбиваясь об стены, слышались сильные удары и прочие звуки, с кроватей срывались матрацы и кружили по комнатам. Семейство Тромба, живущее в беспокойной квартирке, после нескольких изматывающих дней в отчаянии обратилось к местному прелату, а затем в полицию. Те прибыли, но поделать ничего не смогли и, более того, сами стали свидетелями происходящего. Тромба покинули свое обиталище. Вскоре неприятности прекратились без всяких причин.

Теперь направляйтесь по Старой Правительственной улице (via del Governo Vecchio) до перекрестка с улицей Коралло (via del Corallo) и по ней продолжайте движение налево, пока не окажетесь на небольшой площади Фико (piazza del Fico, буквально – Инжирная). Там, кстати до сих пор растет инжирное дерево. Пересеките площадь правее, по диагонали, до начала улицы Мира (via della Pace). Через несколько метров она приведет вас к повороту налево, к церкви Санта-Мария-делла-Паче, которую возвели в 1482-м по приказу Сикста IV в память о чуде. В этом месте древний образ Мадонны Мира (Madonna della Pace) после удара камнем закровоточил. Под впечатлением от явления папа дал обет: если заговор Пацци во Флоренции[8], в который он тоже был замешан, не приведет к ожидаемой с содроганием войне, то он построит здесь храм в честь Богоматери.

Так и случилось. В середине XVII века архитектор Пьетро да Кортона пристроил к храму барочный фасад наподобие театральных подмостков. В итоге здание активно «шагнуло» в пространство площади, наполнив его движением. Для создания этой асимметричной композиции было разрушено множество домов. Тем не менее перед нами – одно из лучших творений римского барокко.

Важным элементом церкви Санта-Мария-делла-Паче является так называемый дворик Браманте, созданный мастером в начале XVI века, в его первые годы работы в Риме. Внутри храма находятся фрески Рафаэля, завершенные Себастьяно дель Пьомбо после внезапной смерти урбинского живописца в 1520 году.

По правой стороне церкви проходит под сенью арок самый узкий переулок Рима: виколо делла Паче (vicolo della Pace, Мирный переулок). Прокрадитесь по нему и сверните вправо на улицу Санта-Мария-дель-Анима (via di Santa Maria dell’Anima, буквально – «Дева Мария души»). Остановитесь у дома № 16 по левой стороне (или № 17 согласно старой нумерации, существующей до сих пор). Прямо перед нами – окна палаццо де Купис. Чуточку везения – и вам откроется волнующее и таинственное зрелище…

Мимолетность ласк

Именно здесь, за стеклом одного из окон, ночью в полнолуние, в свете бледного светила можно наблюдать взмах белейшей руки Костанцы де Купис. Ее трагическая история всплывает в памяти с восходом полной луны. На заре XVII века молодая и благочестивая Костанца из семьи Конти была выдана за представителя древнего рода де Купис.

Кроме прочего, наша дама обладала идеальной красоты руками – предметом воздыхания тогдашних трубадуров. Однажды скульптор Бастиано, (прозванный «алли Серпенти», то есть «змеиный», поскольку проживал на улице Змей, ит. «Серпенти»), попросил разрешения воспроизвести одну из рук Костанцы в гипсе.

Слепок женской руки был изготовлен наилучшим образом и выставлен на обозрение в мастерской автора, лежащим на бархатной подушечке под стеклянным колпаком. Из-за поразительной красоты каменная рука сразу стала объектом паломничества горожан и поклонников искусства. Как-то раз один из таких «почитателей», каноник храма Сан-Пьетро-ин-Винколи, после посещения руки воскликнул, что подобной прелести ручку могли бы и отрезать, принадлежи она живому человеку.

Замечание достигло ушей Костанции и повергло ее в ужас. С того самого дня она стала изнемогать от темных предчувствий и жила в ожидании высшего наказания, как уступившая греху лести. И наказание не замедлило явиться: в один прекрасный день, когда женщина вышивала, она больно уколола палец. Заражение крови быстро распространилось на всю руку, та опухла и подверглась ампутации. Но это не спасло жизнь Костанцы. Горько оплакивая потерю, дама вскоре скончалась. Эта история постепенно обрела черты легенды. Согласно римской народной традиции, и по сей день, по прошествии многих веков, в ночи полнолуния рука, ставшая причиной стольких бед, шлет свой жемчужно-белый привет прохожим из окна дворца де Купис.

Надо сказать, что Бернардино де Купис перевез свое семейство из родного Монтефалько в Рим около 1462 года. Его сын Джандоменико стал, судя по всему, секретарем папы Юлия II, а потом занял архиепископское кресло в г. Трани. Затем в 1517-м он стал кардиналом и первым заселился в этот дворец, который сразу решил кардинально изменить. Скорее всего, именно он заказал объемный барельеф с родовым гербом: козел, вставший на дыбы. Скульптурная диковинка хорошо видна над порталом главного входа.

Наш путь продолжается вдоль улицы Санта-Мария-дель-Анима до небольшой площади Паскуино (piazza del Pasquino) с самой знаменитой «говорящей» статуей Рима, да и, пожалуй, всей Италии. Вам не составит труда найти ее, ведь поблизости нет иных памятников…

Жало каменного языка

Откуда взялось имя «Паскуино», остается только гадать. Предположений чрезвычайно много. А затем и сама статуя на высоком постаменте дала название близлежащей площади. Одна из расхожих версий повествует о некоем портном по имени Паскуино, державшем поблизости мастерскую. Этот парень прославился редкостным злоязычием, а его лавка считалась местом сходок злопыхателей и кляузников, охочих до обсуждения тех или иных политических фигур. После смерти портного здание мастерской разрушили, и – о чудо! – в 1501 году под ним обнаружилась статуя, ранее скрытая за дворцом Орсини. Потому-то на постаменте и стали появляться сатирические стишки и эпиграммы, с помощью которых народ подтрунивал и анонимно высказывался против власть имущих своей эпохи. Паскуино стал родоначальником своеобразного «Сообщества остряков»: группы так называемых «говорящих статуй», которые в Риме на протяжении столетий обращались к властям от лица простых смертных. Позвольте представить почетных членов сообщества. Это Мадам Лукреция, Марфорио, Носильщик-Факкино (с улицы Лата, по мнению некоторых – вылитый Мартин Лютер) и Аббат Луиджи. Вот уже пять веков гневные и ироничные пассажи-«пасквинады» задевают за живое многих публичных и влиятельных персонажей. В прошлом подобной чести «удостаивались» в основном папы – именно против них был обращен недовольный глас народа. Сегодня достаточно вооружиться тюбиком клея и листком бумаги – и критикуйте кого угодно.

Но раньше пасквинады выражались в форме табличек и сатирических манифестов, которые под покровом ночи вывешивали на шею Паскуино и остальных «говорящих» статуй «Сообщества остряков», чтобы на следующее утро все их могли прочитать до прихода полиции, зачищавшей место преступления.

Как раз в XVI веке, начиная с Паскуино, не только в Риме, но и в других городах Италии и Европы распространился обычай «разбалтывать» статуи с помощью картушей и листков с эпиграммами. На некоторое время Паскуино, по обыкновению «общавшийся» с Марфорио (лежачей статуей Океана, ныне упрятанной в Капитолийские музеи), вдруг стал напрямую обращаться к своему венецианскому «соратнику», статуе Горбуна с Риальто. Горбун впервые подал голос благодаря Пьетро Аретино, автору антипапских сатирических сочинений, сбежавшему в Светлейшую из Рима после восхождения в 1532 году на ватиканский престол Адриана VI Флоренца.