Аниме Взрыв. Что? Почему? Вот это да! Феномен японской анимации

Аниме должно заставить аудиторию что-то почувствовать. В этой главе рассматривается, почему фанаты чувствуют то, что они чувствуют: визуальные, слуховые и социальные условности из повседневной жизни японцев, встроенные в аниме.

Очень часто при обсуждении аниме в интернете затрудняются с изложением «клише» аниме. Это, может быть, не самое используемое слово в обсуждениях темы, но оно, безусловно, самое неправильно понятое. Прежде чем продолжать, следует выяснить почему.

Искусство не существует в вакууме: его время и место определяет эстетика, от которой отталкивается произведение. И чтобы искусство считалось приемлемым для своей аудитории (это справедливо и для разговора о высоком искусстве, и для массового продукта), оно должно быть узнаваемо как искусство. Как? Воплощая в жизнь правила, касающиеся этого произведения, в то время и в том месте.

Давайте не будем обманывать себя: искусство определяется его правилами. Только в последние десятилетия с такими, казалось бы, случайными художниками, как Джексон Поллок, было ли искусство без правил даже концепцией, не говоря уже о возможности? Массовая культура, желая быть популярной, избегает авангарда, который по определению нарушает правила, руководит, а не следует, и расстраивает буржуазию на каждом шагу. Изменения в культуре обычно все же носят более постепенный характер, чем в оптовой торговле: правила, скорее, изменяются, чем отменяются.

Мы склонны забывать об этом, поскольку история меняет нашу точку зрения.

Бетховен являлся новатором, писавшим романтическую музыку, в то время как тогда все еще в моде была классическая школа. Однако он развил романтизм, изменив классицизм, а не отбросив его полностью. Только немногие авангардисты шли на радикальные перемены, и мы редко помним их имена. Мало кто знает Гарри Парча, композитора, который решил, что «хорошо темперированная» гамма западной музыкальной традиции больше не интересна – он разделил октаву и, поскольку большинство музыкальных инструментов было к этому не приспособлено, изобрел свои собственные инструменты.

Точно так же абстракционист-аниматор Норман Макларен вообще отказался от репрезентативного рисунка: его методы включали нацарапанные изображения, которые наносились на пленочную эмульсию с помощью булавки или полностью снимались с эмульсии и наносились непосредственно на прозрачную поверхность. Результаты были хаотичными, странными, и почти никогда больше не использовали, хотя техника Макларена была возрождена в 1995 году для некоторых самых странных, «галлюцинаторных» серий «Евангелиона».

Смысл этого отступления состоит в том, чтобы признать: слово «условность» имеет положительные коннотации, а слово «клише» – отрицательные, но не каждый, кто использует эти слова, понимает, почему это так. Жест, сюжетная линия, речь или немного бизнеса – это не обязательно клише просто потому, что их часто используют. В некоторых обстоятельствах эти часто используемые методы обладают способностью возбуждать и развлекать аудиторию, а также могут растрогать ее.

Внимание к условностям

Возьмем одну из самых популярных баллад Америки XIX века «Дом, милый дом» (Ноте Sweet Ноте). Сама по себе эта песня для современной аудитории звучит банально и слащаво, и включение ее в сцену, когда показывают дом персонажа, можно счесть банальным и лишенным воображения. И все же та же песня, но в скрипучей граммофонной записи начала века, звучит в конце «Могилы светлячков» по мере того, как камера в последний раз скользит по дому двух мертвых детей на болоте. В этот момент песня определенно не клише, она переполнена большим количеством сообщений для аудитории – и не в последнюю очередь такими: они никогда бы не оказались в этом месте, если бы не американские бомбардировки и безразличие взрослых.

Поэтому давайте будем иметь в виду такое разграничение:

Условность есть приемлемый прием, который по своей сути является частью повествования или характера персонажей и который (хоть он и кажется устаревшим) все еще можно использовать по-новому.

Клише вытесняет творчество. Клише используются ленивыми и бездарными художниками, которые хотят закончить работу, а не найти новое применение для условностей, наилучшим образом информирующих о работе.

Пример: в любом бою на мечах – от «Бродяги Кэнсина» (Rurouni Kenshin), и «Юной революционерки Утэны» (Shoujo Kakumei Utena) (самурайские эпосы в реальном времени) до девушки-кроссдрессера, расправляющейся со своими врагами, в «Принцессе-рыцаре» (PrincessKnight) доктора Тэдзуки, существует стандартизированная хореографическая часть. Противники стартуют на некотором расстоянии друг от друга. Они бегут во весь опор друг на друга, проходят мимо друг друга таким образом, что вы не можете понять, был ли кто-нибудь вообще ранен, а потом стоят как вкопанные во время драматической паузы. Чтобы увидеть повреждения, нужна еще пара секунд.

Если к этим приемам подходят творчески или искренне (имеется в виду с полной уверенностью в достоверности этой ситуации как части рассказа истории, а не насмешливо в качестве способа быстрее закончить работу и успеть в срок), они не становятся клише. Посмотрите на первую дуэль в первом эпизоде «Юной революционерки Утэны» (1997). Кёити Сайондзи пытается срезать цветок с одежды Утэны мечем Диоса. Утэна явилась на дуэль вооруженной лишь бамбуковым тренировочным мечом. Несмотря на несоответствие, вы знаете, кто победит. Тем не менее, действие, весьма захватывающее.

Еще один пример: хореография такого рода также использована в фильме 1988 года «Акира», за исключением того, что в скоростной игре «на слабо» мечи заменены на мотоциклы. Условность становится клише только в результате чрезмерного или многократного использования.

В конце истории Такахаси Румико «Доходный Доходный дом Иккоку» (Maison Ikkoku) (1988), Годай Юсаку наконец-то женится на своей прекрасной овдовевшей квартирной хозяйке Отонаси Кёко. Если бы это просто был общий финал, то он стал бы клише: предсказуемый финал, который просто ждал своего часа за кулисами, чтобы выйти на сцену. Однако в манговом изложении этой истории Такахаси растягивал ухаживание, которое длилось более семи лет, и читатель (и зритель аниме-сериала) видит в конце удивительную инверсию стереотипных гендерных ролей: Кёко продолжает управлять зданием, в то время как ее муж работает в совершенно женском мире ухода за детьми.

Звук аниме

«Доходный дом Иккоку» является одним из наиболее интересных аниме-сериалов по тому, как в нем используются условные символы и сигналы – он как бы стенограмма японских мультфильмов. Это посыл для осведомленной аудитории, который может завести в тупик тех, кто о нем не знает. Например, при показе здания снаружи фоном часто звучит странный звуковой сигнал. Японская аудитория знает не только, что это такое (в конце рабочего дня в рог по традиции трубит производитель тофу), но и когда (ближе к вечеру) и где (район Накано в Токио, где сам Такахаси учился в колледже, когда был студентом, и здание, которое, вдохновило его на сериал) это происходит[40]. Но зритель никогда не видит мастера тофу: мы просто слышим гудок. Чисто за счет повторения западный зритель может уловить лишь тот факт, что сцена с рогом происходит во второй половине дня.

Еще одним примером творческого использования звуковой условности является весь сериал «Евангелион», начатый в 1995 году. Многие сцены на улице, в том числе дальние (общие) планы жилого дома Мисато, сопровождает жужжание насекомых на заднем плане. На самом деле это звук цикад – шумных маленьких насекомых, которые огромным роем появляются в Японии каждое лето. Однако это исключительно летние насекомые. В «Евангелионе» их гудение преследует зрителя неделю за неделей, месяц за месяцем. Тому, кто привык слышать их каждый год лишь в течение короткого времени, становится очень неприятно. В сюжете это призвано отразить изменившийся климат Японии после Второго удара, когда Земля сместилась относительно своей оси и климат Японии стал тропическим. Постоянное жужжание цикады – это напоминание зрителю (по крайней мере, зрителю, который знает о цикадах), что в мире произошло что-то невероятно ужасное.

Перечисление всех элементов аниме-стенографии и их значений заняло бы отдельный том, но существует несколько общих положений, которые абсолютно необходимо уяснить с самого начала. Многие из этих условностей возникли в манге и затем перешли в аниме.

Внутри линий

Возможно, наиболее характерной условностью является тенденция в моменты действия или проявления высоких эмоций полностью убирать фон. Вместо этого мы видим широкие стремительные линии, указывающие на скорость или мощность. Такой прием фокусирует наше внимание на персонаже, а также дает нам понять, что персонаж участвует в серьезной борьбе или совершает какие-то усилия. Примеров предостаточно, редко когда в аниме нет такой сцены.

Этот фокус на персонаже является элементом повествования как в аниме, так и в мангах, которые отдают предпочтение длинным сюжетным аркам. Такого рода повествование позволяет тщательно продумать не только развитие сюжета, но и развитие персонажа. В аниме последнее, как правило, более важно. Люди, которые смотрят аниме, хотят видеть, как персонажи растут, изменяются и реагируют на стресс. Реакции могут быть незаметными или избыточными, но в любом случае основное внимание уделяется персонажу. Когда фон исчезает, этот фокус становится буквальным.

Неточность в движении губ

Вторым примером условности в аниме является очевидное отсутствие естественности в движении рта говорящего персонажа. Для тех, кто был воспитан исключительно на театральной анимации Диснея (в отличие от их последних мультсериалов, созданных для телевидения), движения рта персонажей аниме вверх-вниз выглядят фальшиво. Вы испытываете еще большее неудобство, когда смотрите аниме с субтитрами и, слушая оригинальный японский диалог, понимаете, что движения рта не совсем соответствуют произносимым словам. Что за халтурная работа?

Это не халтура. И это даже не является чем-то универсальным, так как некоторые студии более добросовестно, чем другие, относятся к соответствию движений губ произносимым словам. В любом случае существует несколько причин, по которым это может делаться именно так.

Просто там все по-другому. Хироки Хаяси снял несколько самых популярных аниме – «Тэнти – лишний!», равно как и «Кризис каждый день: Токио 2040» (Bubblegum Crisis Tokyo 2040)[41]. Он также был художником в американском сериале «Громокошки» (Thundercats). Он говорил:

«В американском сериале диалог сначала пишется на бумаге, а затем записывается, и кадры делаются в соответствии с этим. В японском все по-другому, так как там сначала делают съемку, а затем записывают голоса… Как правило, мы используем только три изображения [движений рта], когда персонаж разговаривает, в отличие от американского сериала, в котором нам нужно было сделать восемь»[42].

Ранние средства массовой информации. До телевидения и массового распространения журналов одним из классических типов японских рассказчиков был камисибай. Он устанавливал мольберт с серией рисунков на нем, которые он использовал в качестве иллюстраций к своим рассказам, при этом говорил разными голосами и применял звуковые эффекты[43]. Рты марионеток Бунраку неподвижны, так же как и у актеров в театре, где главные герои обычно носят маски. В Японии существуют примеры того, когда зрители «озвучивали» рты, которые двигались, но не издавали звуков, и примеры речи, доносящейся из неподвижного рта.

Западные примеры. Большая часть западной телевизионной анимации на самом деле сталкивается с той же проблемой. Движения пасти медведя Йоги ненамного точнее, чем у Спиди-гонщика. Предъявлять обвинения всему этому виду искусства из-за такой условности в лучшем случае мелко.

Восточное предпочтение. Здесь мы снова находим приоритет эмоциональной жизни персонажа и меньшее беспокойство о том, является ли мультфильм идеальным с технической точки зрения. Актриса озвучки аниме и поп-певица Хаясибара Мэгуми рассказывает в своей автобиографии (опубликованной в формате манги) о занятиях, которые она проводила для подготовки к озвучиванию. «Самая важная вещь для актера озвучки состоит в том, что он не должен пытаться соответствовать голосу [движениями рта], а заботиться о том, чтобы как можно глубже проникнуться тем, что чувствует персонаж». В любой ситуации к неверной синхронизации губ довольно легко привыкнуть, и это не должно отнимать у вас удовольствие от просмотра аниме.

Блондины привлекательнее?

Еще одна условность, которую следует отметить, восходит к началу XX века. В период эпохи Мэйдзи (1868–1912) Япония покончила с двухвековой изоляцией от остального мира, отказавшись от многих своих традиционных моментов. Все современное «входило» автоматически, и все западное было по определению современным. Так в Японии появились газетные комиксы, копирующие западные, а десятилетием позже этому примеру последовала анимация. В результате получилась череда героев, которые выглядели по-европейски или имели светлые волосы, даже если они были японцами. Потребовались буквально десятилетия, чтобы художники манги, родившиеся после Второй мировой войны, начали рисовать азиатов, которые выглядят как азиаты. В то же время японские зрители воспринимают Сейлор Мун как японку, несмотря на светлые волосы.

Быть реальным

Четвертая условность связана с третьей и восходит к 1960-м годам, когда художественные стили в манге начали выходить за рамки мультяшного образа послевоенных лет. Фанаты манги, которые выросли и стали следующим поколением художников, начали либо придерживаться старого стиля в подражание доктору Тэдзуке, Мацумото Лэйджи, Исиномори Сётаро, Икэде Риёко и другим громким именам, либо старались превзойти их и работать в более реалистичной манере. Этот «реалистичный» стиль на самом деле варьировался от карикатурного до гиперреализма (между ними огромный разбег). Новый стиль даже получил собственное имя – гэкига (драматические рисунки), – чтобы отличать его от манги. Суть заключается в том, что аниме показывает один и тот же диапазон, начиная с очень большого внимания к деталям до вопиюще карикатурного изображения. В последние годы наметилась тенденция даже серьезных персонажей представлять карикатурами, своеобразными «детскими версиями» самих себя. Их иногда называют SD (супердефомациями) или СВ (от child body, «детское тело», либо chibi (чиби), «коротышка»). Эти буквы перед названием обычно означают, что вас ждет комедия.

Шаржи существуют примерно столько же, сколько само рисование. Есть множество примеров времен античной Греции и Древней Японии: люди, нарисованные с искаженными чертами лица, или изображения людей в виде животных и животных в виде людей. И аниме, которое развилось как из манги, так и из западных мультфильмов, давно использует нереалистичные лица и конечности.

Но одну конкретную условность в аниме можно датировать точно. Весной 1988 года две студии начали работать над «супердеформированными» (SD) комедийными проектами. Студия Sunrise, создатель сериала «Мобильный воин Гандам», занималась фильмом «Мобильный воин Гандам: Ответный удар Чара» (Char's Counterattack) – приквел, когда придумала «SD-Гандам» – серию коротких эпизодов в формате OAV, снятых режиссером и разработчиком «Мобильного воина Гандама»– Гэн Сато.

И люди, и механизмы имеют огромные головы, короткие тела, как у детей, и носят бесформенные одежды. Цель – юмор, причем, весьма плоский: например, Гандам начинает атаку и запутывается в рыболовной сети.

Тем временем, в студии Artmic создатели женского экипажа в «Девичьей силе» (Gall Force) работали над собственным SD-проектом. «Десять маленьких девичьих сил» (Ten Little Gall Force). Сил показывает нам американские версии экипажа с детскими телами, которые собрались не для того, чтобы патрулировать Вселенную, а для того, чтобы сделать музыкальное видео.

С тех пор открылась дорога для супердеформации. SD-версии девчачьей бейсбольной команды появляются в качестве коммерческого буфера в «Девяти принцессах» (Princess Nine: Kisaragi Female Baseball Club). В телесериале «Летопись войн острова Лодосс» (Record ofLodoss War) каждый эпизод заканчивается вставкой «Добро пожаловать на остров Лодосс» – омаке (бонусом), в котором даже драконы супердеформированные. Третий фильм «Сейлор Мун» кратко представляет нам SD-версию матросов, уверенных, что они дети, которые едят пряничный домик. А Нагаи Го придумал SD-версии собственных персонажей, включая кровожадного Человека-дьявола.

Язык тела и жестов

Другие условности манги/аниме являются более характерными для культуры Японии. К ним относятся:

• почесывание затылка при смущении;

• появление гигантской капли пота (не следует путать со слезой) или видимые очертания X на виске персонажа во времена стресса;

• кровотечение из носа при сексуальном возбуждении;

• большой мокрый пузырь, выходящий из носа персонажа, обозначающий, что персонаж спит;

• вытянутый кулак с вытянутым мизинцем – это жест (обычно у героев мужского пола), указывающий на то, что говорящему или субъекту, которому он относится, «повезло»[44];

• если персонаж (обычно женщина) улыбается и высовывает язык, часто при этом с закрытыми глазами, то он посылает зрителю определенное сообщение: «Разве я глупа?» Есть много примеров этого:

• в начале пятого сезона «Сейлор Мун» так делает Ами, книжный червь среди сейлор-сенши (команды в матросках), которая уткнулась носом в очередную книгу. На этот раз, однако, она роняет книгу, и мы видим рожок с двумя шариками мороженого;

• в одном из эпизодов «Милашки Хани» (Cutey Honey) есть андроид, являющийся репортером, пытающимся найти связь между рок-певицей и вторгающимися монстрами. Когда рокер застает Милашку Хани в гримерке, она бросается к певцу и признается ему в любви. Певец выталкивает Милашку Хани из гримерной, хотя потом андроид говорит себе: «Даже приятно». Улыбка и язык – сигнал аудитории о том, что «симпатию» к любви девушки не следует воспринимать всерьез;

• Кон Сатоси в «Актрисе тысячелетия» (Millennium Actress) – это, среди прочего, попытка рассказать о жизни и творчестве Фудзивары Тиэко, знаменитой японской кинозвезды. Она начала свою карьеру в 1937 году в возрасте четырнадцати лет, когда руководитель студии нашел ее и решил дать ей роль в частично романтической, частично националистической пьесе, которую собирались снимать в оккупированной Маньчжурии. Спустя много лет Тиэко рассказала документалисту о том, что она просто хотела поехать в Маньчжурию, чтобы увидеться с одним радикально настроенным студентом, в которого она по уши влюбилась. Она согласилась играть, хотя ее совершенно не интересовали политика или кино. Она прервала рассказ, высунув язык. На самом деле именно так она дала понять, что все это глупости, так как девушка, которая на самом деле не заботилась об актерской игре, в следующие несколько десятилетий стала кинозвездой большой величины.

Все эти условные жесты указывают аудитории не только на то, что происходит (или вот-вот произойдет), но и как к этому относиться, посредством пробуждения в памяти аналогичных ситуаций в предыдущих аниме. Это вовсе не спойлеры того, что касается сюжета, но они по-своему помогают.

Сцена во время начальных титров «Девяти принцесс» – сериала 1999 года о женской бейсбольной команде, бросающей вызов своим коллегам-мужчинам, тоже наглядно демонстрирует это. Сериал построен вокруг Кавасаки Рё, уникальной пятнадцатилетней подающей, которая, по-видимому, унаследовала точные броски левой рукой от своего отца, который также был питчером профессионального уровня (и который погиб в дорожно-транспортном происшествии, когда Рё было пять лет). В кадре в огнях стадиона видно лицо Рё, покрытое грязью и мокрое от слез, но это слезы радости, потому что она смотрит в небеса. Любой, кто знает спортивные манги или аниме, понимает, что происходит: битва окончена, одержанная победа досталась нелегко, и девушка «общается» со своим отцом.

Отнесись авторы к этой сцене небрежно или цинично, она не имела бы и половины той силы, которую несет. Однако этот отрывок сигнализирует аудитории, что, несмотря на препятствия, с которыми сталкивается Рё как в спортивном, так и в личном плане, будет побеждать справедливость[45]. Это подтверждение того, что аудитории следует понять больше, чем показано, в том числе и то, что (как ни странно) по мере взросления девушке придется справляться с проблемами японского общества.

Повседневная жизнь в Японии – это сложная сеть семейных отношений, социальных ролей и даже языка. Популярная культура, в том числе аниме, помогает обществу ориентироваться, даже когда оно фокусируется на благородных и героических одиночках.

У всякой культуры есть свои доминирующие мифы, основные верования, которые являются почти религией. Американская культура, например, отрывается от своих европейских корней в части американского убеждения – почти догмата – в том, что обычные, простые люди обладают врожденной мудростью, несравнимой с элитой власти. Оно проявлялось различными способами как в первом независимом акте политического инакомыслия в Америке (Восстание виски, 1794), так и книгами вроде «Приключения Гекльберри Финна». Торжество здравого смысла над утонченностью и цивилизацией было в основе нескольких телесериалов: «Жители Беверли-Хиллбилли», или «Жители Беверли-Хиллз» (The Beverly Hillbillies), «Настоящая Маккой» (The Real McCoys), «Уолтоны» (The Waltons), «Шоу Энди Гриффита» (The Andy Griffith Show), «Симпсоны» (The Simpsons), и даже «Принц из Беверли-Хиллз» (Fresh Prince of Bel Air). Но американские мифы – это тема для другой книги.

Японские мифы устоялись и отшлифовались, поскольку японская культура примерно в десять раз старше американской. Влияние на культурную мифологию Японии оказывают многие факторы – от религии до политики, но можно утверждать, что доминирующей силой является жилищный вопрос.

Единение

Возьмите половину населения Соединенных Штатов (или около 135 миллионов человек[46]) и ограничьте их тремя штатами на западном побережье: Вашингтон, Орегон и Калифорния. Это перенаселение поможет представить, что такое жизнь в Японии. Большая часть площади этого островного государства занята горами, непригодными для сельского хозяйства или торговли, и каждый год зеленых насаждений становится все меньше и меньше. Следовательно, понятие приватности (частной жизни) в Японии всегда сильно отличалось от того, что было на Западе. Люди в Японии исторически жили очень близко друг к другу, традиции архитектуры обычно предполагали использование тонкого дерева и бумаги для внутренних стен, так что у людей никогда не было ощущения настоящего уединения.

В этой культуре идентичность человека возникает из принадлежности к группе, а не просто из его самостоятельного эго.

Домашний рубеж

Все начинается с семьи. Она стоит в Японии на первом месте, и это символизирует важность членства в ней. В прежние времена браки, заключавшиеся посредством переговоров между кланами, случались так же часто, как и браки по любви. Даже в современных условиях членство в группах является важной частью жизни в японском обществе. Все социальные общности, начиная со школы, которую посещал, и заканчивая фан-клубами, соединяются и становятся частью формулы жизни, выраженной в словах «он» (обязательство, долг) и «гири» (честь). «Каждая группа, – пишет Т. Р. Рид, – имеет право на преданность со стороны других членов, и это, по существу, определяет японскую жизнь. Группы, к которым вы принадлежите, составляют то, кто вы есть»[47]. Хорошие дела скорее становятся частью общей ценности социального взаимодействия, чем поступки, совершенные ради какой-то морали или чего-то еще. Если кто-то это сделает непосредственно для вас, то у вас появляется обязательство вернуть услугу; если вы этого не сделаете, вы обесчещены. Это имеет этические последствия, которые отличают повседневную жизнь в Японии от жизни на Западе, где предполагается, что групповая принадлежность занимает второе место после свободной воли человека.