Но были и исключения. Восточнее реки располагались богатые камнем и глиной земли, которые, как следствие, облюбовали многочисленные общины и кланы каменотесов, глиномесов и гончаров. Эта область считалась своеобразной границей цивилизованного мира, так как еще восточнее плотность населения резко снижалась, а земли, хоть и считались обитаемой территорией Зоократии, были ничуть не лучше пограничной необитаемой зоны – следов цивилизации там было практически не видать.
Собственно говоря, по землям гончаров сейчас и двигалось победоносное войско язычников. Воины пребывали в приподнятом расположении духа: шагали бодро, говорили громко, смеялись часто. И от этого всеобщего веселья Джавана просто тошнило. Весть о бесчестье Оры потрясла принца, и теперь мысли об этом всецело овладели им, не отпуская ни на секунду. Кровь князя закипала от мысли, что Куаутемок посмел переспать с принцессой, а стоило лишь подумать, что Джаван не прирезал гада самолично, его начинало и вовсе трясти. От безразличья Трапезустия к проблемам семьи хотелось что-нибудь сломать, а от его ограниченной тупости – кричать. И вся эта гребаная радость после «славной победы», которую никак нельзя назвать честной, походила на приторное вино – вроде бы и вино, но, по сути, помои помоями.
Смех и явно льстивые хвалебные речи звучали чаще и громче во главе колонны, в свите наилучшего и отрядах царской гвардии. А по мере продвижения к ее концу смех постепенно сменяли плач и горестные вздохи конвоируемых в столицу рабов, подгоняемых свистящими и звучными ударами хлыстов.
Когда войско остановилось на привал, легче принцу не стало. Он нашел более или менее уединенное место в сторонке ото всех и попытался собраться с мыслями, попутно стараясь заставить себя съесть хоть что-нибудь. Но еда не лезла в горло, Джаван только без толку мял в руках маисовую лепешку и все думал лишь об одном: как уговорить, ну, или заставить жреца-вардарагха помочь Оре? Вот главный вопрос, который мучил Джавана. Он уже решился провернуть это дело, какова бы ни была цена, осталось только продумать детали. Но вот здесь и таилась главная проблема. Вардарагхи – заклятые враги Союза, убивающие его жителей без разбора и угрызений совести. Они даже детей не щадят. Встреча с воином или жрецом культа Элендорада мгновенно превращается в ожесточенную схватку, в которой кому-то да настанет конец, и это еще повезет, если голову сложит вардарагх. О разговорах и даже предложениях побеседовать и разойтись миром в таких случаях даже никто и не думает. А Джаван хочет невозможного – переговорить с последователем черного культа. Но как, черт бы все побрал, это сделать?!
Безумное в своей бесполезности хаотичное метание мысли, которое сводило с ума и раздражало еще сильнее, чем весь этот послепобедный пафос кругом. Методичные витки размышлений закручивались все сильнее и сильнее, и остановить разгоряченную работу мозга не мог даже привал.
– Джаван, привет! – резко вырвал принца из пучины нелегких раздумий Яджар, человекоорел, командир отряда боевых магов храма птицы.
– А! Привет, Яджар! – Джаван всячески постарался сделать непринужденный вид, хотя от неожиданности чуть не уронил несчастную лепешку.
– Поздравляю с победой! Я присяду?
– Да! Конечно, – улыбнулся Джаван и приложился к фляге с пульке.
Яджара Джаван знал давно. Он был сыном постоянного посла Матарапи в Тагараски. Орленок рос в столице, где его отец нес вахту, и был ровесником Джавана. Более того, они всегда хорошо ладили, даже нередко вместе убегали гулять в город без охраны и сопровождения. Вообще Яджар – хороший парень. Принц ему доверял. Пару лет назад его отец отошел от дипломатических дел и уехал обратно в Матарапи, чтобы на старости лет заняться более спокойной жреческой практикой. Тогда Яджара быстро женили на красивой (по меркам птиц, конечно же) совихе и уже как зрелого и состоятельного мужчину представили к должности постоянного посла Матарапи в Тагараски.
Но, несмотря на то что принц всегда, ну, почти всегда, был рад видеть Яджара, сейчас Джаван мысленно проклинал орла за то, что он пришел в столь неподходящее время, когда принц специально старался уединиться.
– Говорили, что Куаутемок с Куном пропали, и что-то я их и правда не вижу. Ты не знаешь, что случилось? – поинтересовался Яджар, невольно затронув больную тему, отчего Джаван аж поперхнулся.
– Эй, с тобой все в порядке?! – удивился орел столь странной реакции товарища, при этом старательно постучав его по спине.
– Да чтоб он сдох! – не сдержавшись после долгого и упорного мозгового штурма, выругался Джаван, после чего сразу же понял, что сболтнул лишнего. Теперь Яджар и вовсе ничего не понимал и не сводил с принца принца округлившихся от удивления глаз в ожидании хоть каких-то объяснений.
– Он переспал с Орой, – злобно выдавил из себя Джаван.
– Что, не дотерпел до свадьбы? – рассмеялся Яджар, но быстренько замолчал, поймав на себе гневный взор Джавана.
– А Трапезустий его простил и не покарал как следует!
– Подожди, я не пойму, что тебя так взбесило, – и орел тоже приложился к пульке. – Да, по законам наилучший должен казнить любого, кто прикоснется к принцессе, если только это не кто-то из касты лучших или не предводитель или наследник предводителя участника Союза. В таком случае государь может вместо казни предложить нарушителю легализовать, скажем так, свои отношения с принцессой. Если я все правильно понимаю, Трапезустий именно так и поступил, и, если ты спросишь моего мнения, правильно сделал, так как в нашей ситуации, когда мы готовимся к расколу, просто недопустимо своими руками убивать союзников, – попытался успокоить Джавана Яджар. Храм птицы всегда был сторонником наилучшего и, как следствие, также был посвящен в планы по подавлению непокорных княжеств как непосредственный его участник. А Яджар как далеко не последнее лицо в Матарапи был одним из тех, кто был в курсе событий.
– Нет, это неправильно! – воскликнул Джаван, огорченный тем, что никто не понимает его правоту. – Трапезустий молод, и все считают его наивным и неопытным, а потому не уважают и только и думают, как бы ограничить его власть. И ему нельзя прощать обиды, иначе его начнут откровенно презирать! Что он сделал за все время?! Он простил котов, убивших отца, а теперь он прощает того, кто опорочил его сестру! – негодовал принц.
– Вот с котами да, тут надо было сразу им отомстить, – согласился орел. – Для цареубийц помилования не бывает, только смерть. Но ситуация с Куаутемоком и Орой далеко не так критична. Трапезустий выбрал один из допустимых вариантов, который лучше подходит при угрозе войны. Но вот теперь, когда он мертв, все изменилось. Ведь, женись он на Оре, конфликт был бы исчерпан, и все счастливы. Но Ора не может выйти замуж за труп. А это значит, что вы либо ее ссылаете в храм, либо пытаетесь выдать замуж за кого-то другого. Вот только во втором случае выяснится, что она не девственница, и тогда конфликт будет еще большим, не говоря о том, что ее, вероятнее всего, забьют камнями прямо на месте.
– Да знаю я, знаю, – раздраженно закивал Джаван. А чем он еще занимается, как не пытается придумать, как решить эту проблему?
– Но есть еще одно «но», – продолжил птицелюд. – Проблем бывает больше не от правды, а от слухов и разговоров, потому что с правдой еще можно как-то работать и что-то делать, а слухи развеять почти нереально. И вот ты теперь подумай: все судачили про связь Куаутемока и Оры. Если бы они поженились, об этом быстро бы забыли. Но теперь разговоров о беде принцессы станет только больше. Но и это не самое страшное! – вдруг воскликнул Яджар, когда Джаван уже подумал, что хуже уже точно некуда. – На этом фоне смерть Куаутемока выглядит так, словно Трапезустий решил ему отомстить и приказал убийцам незаметно грохнуть его в разгар битвы. А это означает, что наилучший покусился на главу суверенного храма без суда и следствия. Вот это уже в преддверии союзных переговоров, которые и без того обещают быть нелегкими, не говоря уже о том, что они могут перерасти в междоусобицу, не способствует укреплению положения твоей семьи.
– Мда, – только лишь хмыкнул Джаван, после чего замолчал и сделался еще более удрученным.
– Джаван, нужно что-то делать с Орой, если ты не хочешь, чтобы ее забили камнями или сослали в храм, – через некоторое время разорвал пелену напряженной тишины Яджар.
– Знаю, надо… – задумчиво протянул Джаван. – Слушай! Есть у меня одна мысль! – вдруг, сам пораженный внезапно пришедшей идеей, выпалил Джаван. Видимо, все-таки сами духи направили ему орла именно сейчас.
ХХХ
Очнулся Куаутемок уже затемно, аккурат перед тем, как эльфы решили устроить привал. Голова кружилась от парализующего яда, но это было лишь цветочками по сравнению с тем, какая судьба ждет каждого человека или зверолюда, попавшего в плен к эльфам.
Остроухие всегда были врагами людского рода, и причины этой вражды лежат в глубоком прошлом, во временах высокой эры, когда в мире не было богов, кроме единственной и вечной Айли. Тогда были лишь две цивилизованные расы – эльфы и гномы, так называемые высокие народы. Именно в честь их господства над миром то время и зовется высокой эрой.
Люди тогда тоже были, но они были дикарями, не владеющими даром речи, не умеющими разводить огонь и что-либо делать своими руками, живущими в темных, холодных и сырых пещерах. В общем-то, люди были ничуть не лучше любых других животных. Эльфы охотились на людей, как и на других животных. Более того, культ живой природы эльфов запрещал им причинять вред многим видам зверей и птиц, поэтому убийство животных считалось у них более предосудительным, чем охота на людей. Делали они это, понятное дело, не потому, что делать им было больше нечего, а потому, что кушать что-то надо.
Затем в мире начали появляться иные боги, и началась ранняя эра разброда. Тогда бог солнца Сатарис, владыка духов света иллюминантов, научил людей говорить, писать, разводить огонь, пользоваться орудиями труда, строить дома и укрепления. Он принес им дар цивилизации. С этого момента берет свое начало поздняя эра разброда.
Люди, став народом цивилизованным, начали давать отпор охотникам, чем те поначалу были несказанно удивлены. Опасаясь мести со стороны своей «еды», эльфы решили уничтожить людей. Но человеческий род смог защитить себя. Эта борьба людей и эльфов получила название Голодных войн. С тех пор эльфы были вынуждены пересмотреть свой рацион и отказаться от массового людоедства – слишком дорогой ценой давалась еда. Но, надо сказать, в меню остроухих до сих пор осталось много блюд из человечины. Просто теперь они похищают людей намного реже и делают это аккуратнее, чтобы лишний раз не воевать с многочисленными княжествами и царствами смертных.
Собственно говоря, поэтому отношения между людьми и эльфами никогда не были теплыми. А еще именно из-за этого люди не почитают Айли, ведь она за все время высокой эры не то что не помогла, даже не попыталась помочь людям, которые служили кормом треклятым эльфам! Зато с гномами дела обстояли совсем по-другому. Бородачи людоедством никогда не грешили, а потому их отношений с людьми как с цивилизованной расой ничто не омрачало.
Поэтому у Куаутемока не было иллюзий насчет того, зачем их схватили эльфы. Суп, шашлык, гуляш, отбивная и котлеты – это все безумно вкусно, если только приготовлены они не из тебя. А именно к этому все и шло… Жрецам нужно срочно бежать, вот только смыться от отряда эльфийских охотников за головами, которые путешествуют по свету ради отлова людей, будет не так просто, как от пары языческих конвоиров.
Судя по всему, эльфийские охотники за головами уже давно промышляют в языческих лесах. Людоеды уже успели наловить немало зоократов. Да что там, Куаутемок готов был зуб дать, что та деревня, где его с Куном поймали, опустела именно по вине остроухих. Мда, дела Союза действительно плохи, если язычники допустили, чтобы эльфийские людоеды бродили по их лесам.
Эльфов было много, около пятидесяти бойцов. Пленников было не меньше, а потому искать место для привала пришлось долго. В итоге остановились на ночлег на крупной поляне, где могло разместиться столь внушительное количество людей и эльфов.
В совершенстве владеющие магией, управляющей живой природой, эльфы согнали пленников на краю поляны и приковали к земле корнями деревьев. Само собой, при этом остроухие не забыли приставить к своей добыче охрану. Судя по тому, что у Кауатемока отняли его посох, людоеды поняли, что два товарища – жрецы-чародеи. Поэтому двух брахманов держали под прицелом трое лучников, а еще за ними пристально наблюдал друид, эльфийский священнослужитель и боевой маг. Это очень плохо, ведь в таком случае сбежать будет очень проблематично, если вообще возможно… Если бы не это, можно было бы попытаться улизнуть, ведь навряд ли эльфы заметят бегство двух пленников из полусотни. Хотя кто его знает, быть может, остроухие поужинают, выпьют, а там, глядишь, брахманам выпадет шанс спастись. Главное, чтобы кого-то из них не решили съесть…
С другой стороны поляны, подальше от пленников, эльфы сложили амуницию и снаряжение, приставив к ним отдельную охрану. Парочка остроухих пошаманила над костром, и вскоре ночной полумрак разогнал яркий свет угрожающего пламени. Вот и настал страшный момент – охотники за головами стали выбирать, кого они съедят сегодня… Эльфы столпились возле несчастных пленников, рассматривали их, щупали, трогали, обсуждали.
Охи, ахи, стоны и причитания пленников стихли. Животный ужас сковал язычников, и они смиренно ждали своей участи, не решаясь даже пошевелиться. Куаутемок от страха прижался к земле и опустил взор. «Лишь бы не меня, лишь бы не меня…» – молился жрец.
Кто-то схватил Куаутемока за подбородок и бесцеремонно задрал ему голову. Безжалостные глаза эльфа, казалось, видили его насквозь. Остроухий наклонил голову жреца в одну сторону, затем в другую, внимательно рассматривая на свету.
– Не, этот слишком жилистый! – остановил товарища другой остроухий, похлопывающий брахмана по бокам. – Его сначала откормить надо, давай другого.
– Может, тогда его друга? – предложил эльф, держащий Куаутемока, осклабив свои устрашающие заостренные зубы.
– Нет! Сегодня я хочу человека, а не зверя! – послышался мелодичный женский голос, который мог бы быть чарующим, если бы не тот факт, что девушка сейчас решала, кого отправить на заклание.
Саму эльфийку Куаутемок не видел, но он был уверен, что она прекрасна. Они вообще все прекрасны, остроухие девицы. Охотник, сдавивший своей стальной схваткой лицо брахмана, повиновался и отпустил жреца. Слава духам, что у эльфов матриархат, а значит, людоедшу никто не посмеет ослушаться, и Куаутемоку с Куном ничто не угрожает, по крайней мере пока что.
За эти несколько мимолетных секунд, когда эльфы решали судьбу двух брахманов, Куаутемок весь взмок, жизнь пронеслась у него перед глазами. Да, он никогда этого не забудет, это будет его самым страшным воспоминанием, будет сниться в ночных кошмарах. Он посмотрел на Куна. Койот весь дрожал, а его глаза неестественно выкатились от ужаса, сверкающими блюдцами уставившись в пустоту.
В итоге остроухие выбрали двух человек более плотного телосложения. Бедолаги, едва осознав, что роковой выбор пал на них, истошно заорали, завизжали. Но эльфы быстро положили этому конец и принялись разделывать мертвецов. Это зрелище было ужасным даже для язычников, которые привыкли приносить в жертву духам своих врагов. Белоснежные одежды эльфов быстро обагрились, придав их облику демонический вид.
Эта изуверская картина была настолько отвратительной, что у Куаутемока ком подступил к горлу. Он чувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку. Брахман пытался заставить себя не смотреть на все это, но не мог, словно его взор был прикован к эльфам какой-то невиданной кошмарной магией. Он хотел не думать о том, что сейчас происходит, но мысли не слушались его.
Затем, когда с приготовлениями к веселому (само собой, для эльфов веселому) ужину было покончено, остроухие демоны разлили вино и начали танцевать. Грациозные пляски вечно молодых эльфов в неровном свете костра, на котором жарилось человечье мясо, выглядели прекрасно и пугающе одновременно. Это было похоже на какой-то запретный ритуал неизвестного тайного общества. Но это зрелище хотя бы помогало отвлечься от того, что сейчас творится богопротивный акт людоедства.
«Так, спокойствие! Надо что-нибудь придумать, надо бежать!» – Куаутемок пытался собраться с мыслями, едва почуяв, что леденящий душу страх отпускает его.
Чуть в стороне от всеобщего веселья, царящего у костра, трое друидов увлеченно рассматривали огненный посох Куаутемока. Магия эльфов была более утонченной, чем чары людей, и строилась она на управлении силами живой природы. У них даже разрушающие заклинания эксплуатировали силу жизни. Парадокс? Еще какой! И разумению человека такое никак не поддавалось. Но эльфы были иного мнения. Насколько красивая и аппетитная на первый взгляд ягода может быть ядовитой, настолько же энергия жизни может быть смертоносной. Это точно так же, как жизнь хищника есть путь «по головам» других животных.
Друиды повертели посох так и сяк, подержали по очереди в руках, то и дело презрительно кривясь от этого чуда грубой магии стихий. Но скоро их внимание переключилось на вещь куда более интересную… Эльфы начали изучать фамильный клинок Куаутемока. Черт, остроухие, как и жрец-ягуар, который хотел убить Куаутемока, не поленились обыскать пленников.
