Халифат
– (Николай, себе): словно змея в животе крутится… а она прислушивается и следует… невольница змеи… вот всунешь в неё, а змеюка возьмёт и откусит твой член изнутри… да и в любом случае… стрёмно с такой бабой в постель идти… не ты её будешь трахать, а она тебя… не сумею я… с девчонками по-прежнему остался пацаном.
Официант принёс специи и лаваш… Пётр листает меню… а Николаю не надо… наизусть знает… в Баку те же блюда… долма… табуле… буглама… соскучился по ним.
– (Пётр): по нейтралке бегаешь резво.
– (Николай): да уж – нейтралка!.. того и гляди сзади в шею чего-нибудь психиатрическое вколют… замотают в халатик с длинными рукавами… а потом ты будешь меня, мяукающего дурачка, через посольство спасать.
– (Пётр): буду… правда, не через посольство… а ты знай, что здесь – лафа.
– (Николай): если америкосы в местные кичманы халифов возят… то значит здесь – сплошной беспредел!
– (Пётр): для тех особые тюрьмы… но это – посторонняя философия… к нам отмашка пришла – через три дня едешь за реку… один.
Удивление на лице Николая… он встревожен и озабочен… опускает голову, чтобы скрыть смятение и собраться с мыслями:
– не готов я к вашей шпионской химии… да, может, и никогда не буду готов.
– (Пётр): доставишь конверт и вернёшься… и не говори мне, что ты не готов даже для такой ерунды… инструкторы много хвалебного про тебя написали.
– (Николай): да уж… могу целый день провисеть на колючей проволоке, зацепившись глазом… если у человека нет слуха, то его можно сто лет учить пению… и всё кошке под хвост.
– (Пётр): мы все учимся всю жизнь… эта ознакомительная поездка – тоже часть учёбы… ты должен узнать обстановку на практике… и начинать надо с простого.
– (Николай): я не готов… моментально вляпаюсь во что-нибудь… и устрою вам ацтой… неужели нет замены?
– (Пётр): задействованы и другие… но могут быть варианты твоего профиля… выполняй все приказы своего контакта.
– (Николай): какие варианты?!. какой профиль?.. я ни хера не умею!.. что в конверте?
– (Пётр): для прочих он бесполезен… а для адресата – это пароль… иди прямо к нему… не глазей по сторонам, не привлекай внимание, избегай свидетелей… веди себя словно ты при делах.
– (Николай): а если они будут глазеть на меня?!.. мочить их прикажешь?!
– (Пётр): зачем же лишний шум?.. будь как листик на дереве… неотличим.
– (Николай): то будь нежданным и негаданным, то неотличим… я в упор не бачу такие навороты… слишком тупой для ваших дел.
– (Пётр): что ж тут непонятного?.. то нежданным и негаданным, а то – неотличимым… всегда не таким, как вчера… как минуту назад.
– (Николай): и где же этот неотличимый листик должен трепыхаться на ветрах судьбы через несколько дней?
– (Пётр): Сирия… Идлиб.
***
Сирия – Идлиб – Николай идёт через город
Палаточный лагерь беженцев… давно высохшее бельё на верёвках… дети пускают воздушных змеев над палатками… пацаны пинают мяч… девушки в головных платках и хиджабах… парни в куртках и штанах камо с повязками на головах… редко кто с оружием… у забора лавки с овощами, фруктами, продовольствием… неподалёку на ящиках сидят старики в спокойствии чинном… молчат и взирают… они весь день вот так взирают… всё уже ранее сделано… остались последние годы жизни… бабы готовят еду на низких печурках, сложенных из нескольких кирпичей… ездоки на мотоциклах и мопедах… незаметно среди палаток стоит джип с зенитным пулемётом… а вокруг кипит повседневная бляха-жизнь… будто и нет войны и убийств… независимо протекает, ибо всё вписано и встроено одно в другое.
Много народа шляется вокруг лагеря… возле лагеря… через лагерь… ходит, стоит, оглядывается, смеётся, сидит, молчит… нет грустных лиц, есть задумчивые… вокруг машины ездят… все помятые и покорёженные жизнью… рядом – полуразрушенные дома… обломки балок, бетонных перекрытий отодвинуты к стенам, чтоб сделать проход… а дальше уже видны и целые многоэтажные дома, где живут… незаметно начинается город, но до центра отсюда пёхать и пёхать.
Если долго идти от лагеря по широкой улице, а потом ещё дальше… то можно выйти на площадь, которая раньше называлась центром… а сейчас, наверно, лагерь беженцев – это центр… или базар… а в бывшем центре разрушенные дома вокруг площади… бетонные обломки посреди дорог… не проехать… когда-то здесь народ собирался по вечерам, лясы точил, планы строил… а сейчас – никого… разбитые и разграбленные магазины и кафешки… в сквере посредине – квадратная ротонда с четырьмя исцарапанными колоннами и тремя здоровыми дырками от бывших часов… одни часы пока не выпали… болтаются на петлях и скрипят на ветру, но не ходят… остальные исчезли… не, ну кто мог их уволочь?.. они ж тяжеленные, мля… небось, испарились в иное пространство… потому что кончилось прежнее время, которое они отмечали… была эпоха завитушек и пряников, а сейчас эпоха разрухи и трупов.
Николай идёт по пустой площади… проходит мимо ротонды… за углом сворачивает на Ювелирную улицу.
Тут всё же имеется кое-какой народ… множество маленьких лавочек и магазинчиков… теснятся, прямо налезают друг на друга… многие едва ли больше метра в ширину – дверь и узкое окно, но подчас в два этажа… в окнах фотографии ювелирных изделий… вывески на разных уровнях внахлёст… каждая старается закрыть соседние… передвижной лоток с фруктами… из машины ящики выгружают… кусковые алмазы?.. пацан на вЕлике едет… бородатый дядька с бутылкой воды сидит у стены… Николай ищет свой магазинчик… читает вывески… ходит туда-сюда… всё нет да нет… заходит в случайную лавку спросить.
***
Идлиб – Ювелирная улица
Небольшая тесная лавочка… картинки с ювелирными изделиями по всем стенам… у кассы под стеклом прилавка лежат настоящие ожерелья, серьги, браслеты и прочее… прилавок из небьющегося стекла… с большими специальными замками… грабили уж тут… или рядом… а теперь всё готово, чтобы отразить следующий налёт… ну, может, не совсем всё… мы ведь всегда не совсем готовы к завтрашнему дню… к своей жизни… к тем, кто с динамитом придёт… да и ко многому другому.
Хозяин лавки, невысокий, сухонький, улыбчивый, усиленно кланяется и струит халву во взгляде… Николай тоже приветливо улыбается в ответ… спрашивают друг друга о здоровье и благополучии семьи, как принято у цивилизованных восточных людей… о бизнесе, детях… да между прочим, не знает ли хозяин, где такой-то магазинчик?
Хозяин расцветает от удовольствия… конечно же, знает… с полной приятностью отвечает, счастливо размахивая руками и прижимая ладони к груди… с выражением абсолютной искренности и порядочности… указывает пальцем наружу… ведёт рукой по воздуху, изображая путь, который надо проделать… загибает ладонь, имея в виду поворот в переулок, где за углом находится требуемый адрес… источает похвалы владельцу искомого магазина… который ну прямо его лучший друг… Николай отвечает всевозможными благодарностями в ответ… делает комплименты кулонам и брошкам на прилавке под стеклом… говорит, что купил бы вот это и это своей жене, но сегодня спешит… кланяется и выходит.
Когда дверь за незнакомцем закрывается… хозяин лавки моментально меняется в лице – теперь он сама озабоченность… следит в окно и ждёт, пока посетитель не отойдёт от лавки и не перейдёт улицу… потом быстро вытаскивает мобильник и звонит.
Николай идёт по Ювелирной улице… находит короткий переулок, указанный в адресе… заворачивает в него… ищет вывеску… увы, магазинчика нет ни в переулке, ни где-либо рядом… лавочник указал именно сюда, но, может, они не поняли друг друга… спрашивает у парней на углу… те лениво пожимают плечами… он озирается, снова читает вывески… медленно идёт дальше и дальше, отдаляясь от площади и прежней лавки.
Обращается к уличному лоточнику… тот долго скребёт голову… видимо, стараясь таким образом оживить память… разводит руками… неуверенно водит пальцем туда-сюда… наконец тычет в обратном направлении… разочарованный Николай возвращается… читает многочисленные вывески по дороге… Пётр дал мобилу и предупредил – текстовать только в крайнем случае.
– (Николай, себе): я ищу пятнадцать минут… это крайний случай или нет?.. наверно, крайний… вывески нет… никто не знает… может, зайти ещё раз в ту прежнюю лавку?.. дать деньгу в лапу и попросить лично отвести?.. всё «может» да «может»… а чё делать-то?
Он достаёт мобильник, начинает текстовать… просит совета… ждёт… ходит туда-сюда… что-то долго молчит Пётр… видимо, занят… Николай возвращается в ту прежнюю лавку, куда он заходил раньше… навстречу ему по улице медленно едет полувоенный фургон.
За стеклянной дверью той лавки стоит хозяин… смотрит сквозь стекло на идущего обратно незнакомца и что-то говорит в мобильник.
Фургон останавливается возле Николая… оттуда выскакивают два душмана в чёрном… без лишних слов запихивают его внутрь… он возражает и сопротивляется, но те сильнее… дверца закрывается, фургон уезжает.
На улице лишь двое-трое заметили… уличный лоточник нервно озирается и спешно увозит свою тележку с лотками и зонтиком в переулок рядом с Ювелирной улицей… прочь от шайтанов!.. прочь!
***
Идлиб – подвал Халифата – камера Николая
Нежнейший закат на всё небо, напоминающий нам о красоте, мире и любви… крики муэдзинов, призывающих правоверных на молитву… ржавые крыши и выщербленные стены, раскрашенные закатом в амурные розовые тона… владельцы закрывают лавки и магазинчики… неторопливо идут тётки с авоськами… тащат домой еду… кормить ненасытную прорву… парень с девушкой едут на мопеде… у них планы… видимо, приятные.
В камере окошко под самым потолком… на уровне башмаков и колёс… но если отойти к противоположной стене… за крышами виден если не сам закат, то хотя бы дальний свет заката… чудный свет… слегка похеренный, впрочем, пятном на переднем плане… медленно проступающим и увеличивающим… нарушающим гармонию заката… оно только кажется размытым, если прищуриться, то оказывается – это просто кусочек грязи на стекле… однако не нужно обращать внимания на такие мелочи… потому что если начать присматриваться ко всему всерьёз, то постепенно появится и решётка на оконце… совсем небольшом оконце – такое, что не пролезть… а под ним в блёклой темноте проступят исцарапанные стены камеры… немые свидетели воплей отчаянья… уходящие в глухую темноту пола словно в глубокую шахту… в бездны непроглядной тьмы, наполненные безнадёжной чернухой, куда и зыркнуть-то страшно… нежнейший ангельский закат и леденящая вековечная тьма… они были созданы вместе… вечно где-то рядом… плавно дополняют и не дадут забыть о себе.
Но это если смотреть… а если человек избит в хлам и не может смотреть?.. или просто не на что больше смотреть, ибо вечер уходит в ночь… и земная видь исчезает в темнотах за окном и вокруг… если открыть глаза, то всё равно света особо не прибавится… но лишь сперва… нет в нашем мире полной тьмы… всегда найдётся что-то чуть светлее и себя обозначит… вот привыкнешь к потёмкам – и уже видна стена под оконцем… угол соломенного тюфяка… металлическая ножка кровати… чья-то бесхозная нога на полу… может, человек?.. не видно во мраках… думаешь: если уж нога – наверно, и человек?.. однако, совсем не обязательно… вполне могли ногу отрезать и отдельно на пол положить!.. очень даже могли… но не на этот раз… сегодня нога к чему-то приделана… постепенно проявляется человеческое тулово и голова Николая, лежащего щекой на полу рядом с кроватью… у него измученное лицо и блуждающие подслеповатые глаза… почему они блуждают?.. или по-другому – об чём они блуждают?.. ибо их движение отражает внутренние домыслы, вымыслы и фантасмагории… такое уж место – камера… здесь рождается множество миражей… из-за которых узники скребут стены и рвут ногти.
Если лежишь на полу… и понятия не имеешь, сколько ещё лежать… если пошевелиться не можешь… поскольку тебя изметелили в хлам… ты уже рассказал, что знал… но кто ж поверит?.. всё равно будут метелить… тут самое время стать шептуном, хиромантом и чародеем… пускать фантомы, двигать глюки… рисовать картинки на небе… ибо реальность не выдерживает никакой критики… на хер она нужна такая?.. пусть тащится себе параллельно и посторонне… а взамен потаённо появятся разные джинны, кикиморы и дивы… на Востоке начинаешь стихийно верить в чудеса… без предварительных вопросов, а как-то сразу и вдруг… чутьё подсказывает, что это чудное и чудесное место… за пределами камеры, разумеется…
Николай тупо разглядывает тараканов, бегающих по полу прямо перед носом… энергично и деловито тусуются… казалось бы, зачем?
– (Николай, себе): занимаются хернёй… как и все на свете… абсолютно все… полно других мест, но этих быстроногих почему-то тянет именно к моему битому рылу… можа, они меня нюхают и соображают – не еда ли?.. я тоже иногда думаю: не придётся ли их жрать?.. кто знает?.. любое живьё – еда… а уж кто кого и когда – зависит от обстоятельств.
Вдруг пугаются тараканы и бросаются прочь… в коридоре слышны приближаются глухие шаги… опять притащились, суки вонючие… думал, забудут до утра… так нет.
Два охранника открывают дверь… входят в камеру… скучно и нелицеприятно кантуют арестанта к выходу… вроде бы хотят поставить на ноги… Николай и сам пытается встать… ему трудно, болит всё… высокий охранник даёт пинка, якобы для ускорения процесса… а на деле замедляет его, поскольку зэк спотыкается и падает… мог бы не пинать, сука… с натугой поднимается с колен… качается, опоры ищет… низкий охранник заламывает ему руки назад… обматывает кисти широкой липкой лентой и толкает на выход… в коридор.
***
Идлиб – подвал Халифата – в кресле зубного врача
Обезьяний крик в ночных джунглях… с нарастающим плавающим воем и резким обрывом… словно той голосистой мартышке пасть вдруг заткнули… или удавкой придушили… мураш по коже идёт, когда вслушиваешься в этот подкожный крик… там спрятано что-то оргиастическое и болезненно сладкое… словно тонкий провод наматывают на головку члена и медленно затягивают до упора… и ты вопишь… маленький ничтожный человечек один в кромешной тьме… один против чего-то чужого, дикого, подавляющего… в сумраке беспредельного зла… со своим уязвимым беззащитным тельцем и оголёнными нервами.
А вокруг – бетонные стены с бурыми пятнами… в углу штепсель… от него по земляному полу тянется провод… привольно гнётся туда-сюда на просторе… и наконец доходит до ног стоящего человека в белом халате… доктор, наверно… а может, и ангел в башмаках… бывают ангелы в башмаках?.. не видел, не буду врать… да и место выглядит странно… тут может быть всё что угодно… ангелы… демоны… лучше не задавать лишних вопросов… словом, провод проходит мимо старомодных крепких башмаков, которые не везде найдёшь… а если найдёшь, то запросят немало… проходит дальше под столом… до военных ботинок… не просто военных, а западных берцев с высокой шнуровкой, раздобытых на чёрном рынке… опять же запросили немало… потом провод поднимается вверх на стол… и, послушно согнувшись, входит в коробку с круговым переключателем… вот так-то… для всякой свободы есть своя коробка, где она заканчивается.
Возле переключателя – левая рука сидящего молодого человека в военной форме (по руке трудно догадаться, кто он такой, но открою секрет – это охранник, и военные ботинки под столом – тоже его)… в правой руке он держит влажную тряпку и смывает ею что-то типа смазки с запястья… перепачкался бедняга… тряпка недостаточно влажная… охранник плюёт на неё и продолжает тереть грязь… скребёт пятно ногтём… размазывается вдоль, стерва… липнет к волосам… всё же мужик настойчив… и доводит дело до конца… разглядывает запястье, поворачивает по-разному… и кладёт вычищенную руку рядом с круговым переключателем… пальцы постукивают по столику… ждут команды.
Мы продолжаем двигаться за проводом… ибо он здесь главный… и, выйдя из коробки с переключателем, снова делает что хочет… идёт себе по столу дальше… мимо рук Карима (первого следователя)… лет пятидесяти… с официальным представительным лицом… которое мы пока не видим, поскольку следим только за проводом… Карим пишет, придерживая блокнот рукой… натруженные крестьянские руки… они не привыкли орудовать тоненькой шариковой ручечкой и рисовать разные маленькие завитушки на бумаге… однако сейчас требуется писать… и хозяин усердно старается приучить пальцы к этому нелёгкому занятию… рука останавливается, нетерпеливо вертит ручку… ожидая путёвой мысли… или формируя из неё толковое предложение… а потом снова начинает писать.
Провод плавно опускается со стола на пол… доходит до кресла… оно напоминает кресло зубного врача… из него торчат дрожащие голые ноги привязанного к нему человека… здесь провод разделяется на несколько маленьких и разноцветных… они идут вверх по ногам человека… пара синих проводков тянутся в бандаж, прикреплённый к пенису… белые – к соскам на груди… а чёрные идут куда-то под жопу, словно в задний проход (потому что они как раз туда введены).
Человек подрагивает мелкой дрожью… он обессилен и истощён… чувства притупились… несколько больших синяков на теле… один просто огромный… слился воедино из нескольких поменьше… словно чувака швырнули об стену… а почему нет?.. вполне могли… нас тут тогда не было… но это ещё не всё… мы отслеживаем другие маленькие проводки, которые подсоединены к ноздрям (ожоги у носа), ушам и надрезам в углах глаз… и наконец, посреди всего… мы видим перечёркнутое проводками судорожно подёргивающееся лицо с бессмысленным взглядом… словно круто удивился один раз и надолго остался удивлённым.
Кто же там в кресле?.. ба!.. да мы его знаем… это – Николай… лицо вспухло от побоев… один глаз почти заплыл… он так измотан, что может лишь шипеть… слишком долго раньше орал.
Рука охранника поворачивает переключатель… и мы снова слышим крик обезьяны… который не очень-то похож на крик настоящей обезьяны, и совсем не похож на крик человека… однако после всего Николай способен издавать только этот странный звук… тело начинает биться в нарастающих конвульсиях… рука охранника поворачивает переключатель обратно… мол, пока хватит.
Крик переходит в сип… конвульсии постепенно затихают… тело опадает… делает рваные незаконченные движения… по нему проходят остаточные судороги… чуть приоткрывается узкая прорезь между оплывшими веками… и где-то внутри маленькой рыбкой движется звёздочка зрачка… крохотный остаток человеческой души… глаз осматривает окрестности… злые окрестности, от которых не ждёшь ничего хорошего… жизнь… никудышная забитая жизнь медленно возвращается в привязанное тело… а с ней приходят и прежние боли, которые заглушили конвульсии… задвигались сухожилия на шее… кадык с трудом нырнул туда-сюда, дыхалку пробуя, словно заглатывая лекарство… Николай тяжело дышит… знает: снова будут мучить, суки позорные… ещё больнее и сильнее… но сейчас остался лишь плавный шлейф затихающих болей… не надо думать, что дальше… расслабился и рухнул всей душой в этот передых… такой нужный… такой недолгий.
Карим задаёт вопросы по-русски… без каких-либо особых эмоций… с характерным восточным акцентом:
– ну, нёс ты ему конверт… мы видели его – там письмо… о чём оно?
Николай с трудом разжимает губы… искажённый хриплый шёпот… с обезьяньим попискиванием:
– дать атвет… тоб он казал…
– (Карим): твой друг у нас сидит… он тебя не знает… и про письмо тоже.
– (Николай): я жа… нишего… не зна болши… тока… курер…
Карим сидит у стола, продолжая писать в блокноте… не отрываясь, кивает охраннику.
Тот опять поворачивает переключатель… Николай вздрагивает… начинаются конвульсии… затяжной обезьяний крик… гримаса боли на лице… на шее взбухают тёмно-синие вены… впивается зубами в губы… кровь течёт по подбородку… давится… широко открывает рот… не может больше кричать… скулит чужим шакальим голосом.
Чистая рука (уже без смазки) поворачивает переключатель обратно… конец крикам… только натруженное дыхание… охранник встаёт… рука плывёт по воздуху и наносит Николаю сильный удар под дых… не самый сильный всё же… зачем на работе усердствовать?.. надо поберечь костяшки… думаете, легко лупить эту шваль каждый день?
Резкая гримаса на лице… Николай задохнулся… скулёж прерывается и начинается сип открытым ртом… выпученные глаза… бешено хватает воздух немым, широко открытым ртом… не получается!.. никак не идёт воздух внутрь… он с перекошенным лицом валится на бок… чтоб совсем… совсем уйти от них.
Та же рука, разминая пальцы, степенно возвращается на прежнее место и вновь поворачивает переключатель в положение «On»7.
Николая трясёт… опять начинаются конвульсии… изо рта вылетают захлёбывающиеся звуки… хрип… визг… слюна висит на губе… хватанул немного воздуха… дыхалку мотает спазмами… ни вдохнуть, ни выдохнуть… клочками еле заглатывает… тело брыкается во все стороны… делает своё, непонятное… конец… любой конец!.. включая окончательное решение.
Рука опять вырубает переключатель… опускается на стол и лежит себе умиротворённо.
– (Карим): ну отдал конверт… а что ты должен был сделать потом?
Воздух!.. блаженный воздух!.. много воздуха!.. Николай захлёбывается слюной и отплёвывается… нет сил на плевок… слюна продолжает висеть на губе.
– (Николай): обрат… ни зна… чиво… тока… курер…
– (Карим): тут из Турции почта регулярно ездит… зачем же лично приезжать?
– (Николай): када казав… шо за речку… и я… тут… лично… шо так нада.
Карим кивает доктору в белом халате… ангелу?.. тот достаёт шприц, подходит к Николаю и делает укол.
Оно течёт внутрь мощной рекой… глушит боли… убирает ничтожную земную плоть… наполняет душу чистотой и покоем… когда уже нет… нет… нет ничего… тут иголочки пошли… везде!.. сначала аж до дрожи… выворачивает наизнанку… но нет… они расходятся, разбегаются… тают… Николай плавно поднимается над своим распластанным телом… всё выше и выше… сквозь потолок… нижние людишки теряются в тумане… лишь тот, в белом халате, поднимается с ним… как ангел… или в самом деле ангел?.. они летят сквозь облака… поют… говорят о цветочных лепестках прозрачных на свету… о размётанных стогах сена… об их волшебном шурше, если зарыться с головой… о трясогузках с длинными клювиками… о тропках с лужами воды… о военных без формы, купающихся в речке… о добрых крестьянах, которые поят их молоком… а этот ангел – его друг… новый друг… настоящий… спрашивает о том о сём… а Николай честно отвечает… всё начистоту!.. про Кострому… про Стамбул… про Петра… Петеньку моего… они летят выше и выше… а друг снова про Идлиб спрашивает… настойчиво так… ответил же ему… не знаю ничего больше… засмотрелся вниз… туда, где разбегаются земные просторы во все горизонты… но неведомые посторонние силы отвлекают и мешают… влекут… уводят в сторону взор… а если бы рассмотрел подробнее, то увидел бы внизу трёх маленьких человечков, которые окружили зубоврачебное кресло… и делают что-то с распластанной в нём голой человеческой фигуркой… сверху это выглядит как детская игра.
***
Идлиб – спальня Босса
Сегодня Босс рано проснулся… совсем рано… в подвале, где у них душевая и кухня… в своей узкой длинной спальне без окон… которая раньше была совсем не спальней… здесь хранились ПЗРК8 с новой системой наведения… спецхран со спецохраной… но тут земляной пол, а охранная инструкция запрещала такое… подкоп могут сделать… приказал убрать ракеты отсюда в новый хран с бетонным полом.
Раньше спал на складе… соорудил уютный закуток с раковиной и туалетом… но там вечно шум… народ постоянно шлындал в полночь, за полночь… а ещё Босс подумал, что бомбить в первую очередь будут склад… и организовал себе спальню подальше… здесь, в бывшей кладовке… вода тут была, а туалета не было… ну да ладно… зато тихо.
Вдали на столике пульсировал огонёк аппарата спутниковой связи… в маленьком окошечке в верхнем углу зелёными циферками стояло время… вот сейчас прыгнет на целую минуту, а потом снова сделает вид будто стоит… оно никогда не стоит… отсчитывает нам разные сроки… ниже экран побольше… с расшифрованными новостями… каждый день новости… и всегда плохие, на которые нужно как-то реагировать… не буду ничего делать… эта война на тысячу лет… всё не переделаешь… долго сидел на кровати… не хотелось вставать… любил утреннюю тишину и неподвижность… когда паришь сквозь глухой мрак и постепенно выходишь к свету… незамутнённая ясность в голове… и внутри тебя тоненьким камертоном бьётся жизнь.
Опять вспомнился сегодняшний сон… плавал в мозгах бессвязными пятнами… не всё помнил… почему так быстро забываются сны?.. когда его пытали в Иране, каждую ночь мучили рваные сны… клочьями вперемежку… ужасно много… потом, когда обменяли, отсыпался по-чёрному… иногда по двенадцать часов… и вообще ничего не снилось… долго… а сейчас появляется иногда всякая галиматья.