Халифат

Идлиб – подвал Халифата —

чицвар

Бетонное подвальное помещение без окон… на стенах большие и малые бурые пятна от прошлой крови… многие совсем выцвели… их тёрли и мыли, но недомыли, кровь впиталась в бетон и стала бурой… одна стена обита нержавеющей сталью, в неё вделаны наручники, скобы и крюки… в потолке – лебёдка с перекладиной и двумя крюками, чтоб жисть мёдом не казалась… подъёмные верёвки с коричневыми пятнами… поменяют, когда станут совсем жёсткими… никакого пошлого модернизма… проверенный средневековый вариант.

В пыточной стене ниша с острыми шипами внутри и дверью, обитой войлоком, измазанным опять же чем-то коричневым (возможны варианты)… тёмные затёртые пятна – тоже скребли небось… в полу рельсы, на них кресло на колёсиках с ремнями… нет только паровозика «чу-чу», а жаль… пленников тоже надо развлекать между пытками… для контраста… у стены напротив – шкафчики и столики со скальпелями, шприцами, инструментами и медицинскими препаратами.

В углу узкий стол… за ним сидят двое напротив друг друга… Николай привязан к стулу широким шпагатом, охватывающим поясницу… непрестанно бормочет, запрокидывает голову и ведёт себя как сумасшедший… не спал дней десять или двенадцать… кто знает?.. до пяти ещё недавно умел считать.

Перед ним сидит молодой следователь, Бекбулат, в круглых очках a la Джон Леннон… внимательные умные глаза, чисто выбрит… одет в длинную белую рубашку и маленькую чёрную шапочку… он узбек и говорит по-русски… за его спиной штатив с лампой, видеокамерой и микрофоном.

Голова Николая вдруг падает на стол… безвольно свешиваются руки, раздаётся протяжный хрип, будто спустили шину… он сразу засыпает… Бекбулат перегибается через стол и несколько раз легко ударяет пальцами в середину лба Николая… тот моментально просыпается с мучительным выражением лица… хватается за голову и громко орёт от сильной боли… начинает блевать… но уже выблевал раньше всё, что мог, остались лишь блевотные спазмы… его трясёт, начинаются судороги.

– (Бекбулат): пока ты спал, джинни прилетела и спрашивает: для чего ты приехал в Идлиб?

Пленник роняет голову на стол и катает её по-всякому… хочет схватить Бекбулата зубами за руку… тот уклоняется, встаёт, поднимает Николая под мышки и усаживает вертикально на стуле… тот настырно таращится… хитренькое глуповатое личико… требовательно спрашивает:

– ак… какой-с сён ден?.. гвари!

– (Бекбулат): Аллах не разрешил дням меняться для тебя.

– (Николай): ну там… поне… сельник… вторт… тник… чиц-вар…

– (Бекбулат): чицвар, чицвар… все твои дни теперь – один сплошной чицвар.

Николай лукаво щурится… из глубин тяжёлого бреда выплывают остаточные и бессвязные мыслительные способности:

– ты тошно знаишь?.. а то гворят сякое…

Бекбулат сдержанно кивает… следит за ним, стараясь понять, когда можно будет снова задавать вопросы.

– (Николай): чё там на тее?.. рыбахин… вот раньши дугой был… а, ты хто?.. не… не… эт-то потом… я – хто?!

Николай тыкает себя в грудь и впивается в Бекбулата сумасшедшим пронзительным взглядом… с необычайной силой концентрируясь на вопросе и требуя ответа, но пытаясь скрыть интерес.

– (Бекбулат): это мы и хотим узнать… а ты упираешься… помнишь какие-либо ещё имена, кроме Камила и Байрама?

Не слышит Николай… у него хаос в голове… вдруг засмотрелся на лампу… сразу взор поплыл, фокус потерялся… закрывается рукой от бьющего света… а где же тот?.. сидел тут только что?.. лишь смутная тень на месте Бекбулата.

– (Николай, с болью): еси узнашь, хто я, ксажи… (со страхом и мольбой) …т-ты видь кажишь, а?

У него всё шарахается в глазах… потолок ползёт вниз… раздавит… рушится!.. пусть!.. пусть не будет меня… пусть проваливает этот!.. который во мне… его не надо… и всех их не надо… ничего здесь не надо!.. грохается головой на стол и сразу засыпает.

Бекбулат перегибается через стол и снова легко постукивает пальцем по лбу Николая… тот судорожно машет руками… просыпается… вскидывает вверх лицо с разинутым ртом… страшная боль пронзает голову, когда будят… ревёт… цветные пятна и свет… опять не в фокусе… пытается угадать, это реальность или нет… подозрительно осматривается… чё то я не помню где… и чувак не тот сидит…

– (Бекбулат): рано в жмурки играть… It’s a long, long way to Tipperary9… а после конверта, что ты должен был сделать?

И тут Николай видит червей на своей руке… они копошатся в ране, беленькие, толстенькие… его лицо наполняется ужасом… орёт, пытаясь отшвырнуть руку как можно дальше… крайне испуган, бьёт по руке, бьёт рукой об стол… ужасный страх нарастает внутри… пытается утопить его стоном… но нет!.. душит спазмами… пленник ловит воздух, словно вытащенная из воды рыба… дёргается и болтается… шипит и сопит… удаётся схватить воздух… начинает постепенно очухиваться, выплывать с того света… бесконтрольно выгибаются пальцы… не может остановить… пытается сфокусироваться на Бекбулате и понять, кто он… наклоняется через стол и говорит весьма доверительно и серьёзно:

– жгёт… када трогаишь…

– (Бекбулат): хорошо, когда жжёт… значит, ты живой.

– (Николай, изумлённо): живой?.. хто живой?.. (с отчаянием) …я не заю, хто я!

Бьёт себя по лицу, груди, плечам… руки совсем ослабели и не слушаются… удары приходятся куда попало… бьётся головой о стол… хочет заставить себя снова думать!.. помнить!.. гневно скребёт её… мычит.

Его пронизывает резкая головная боль каждый раз, когда они… д-другие… стучат по лбу и будят… он силится не спать, щипает себя, упорно старается держать голову высоко, не дать ей упасть… чтоб сасем не улететь отсюда на хуй собачий… чтоб не было этого тук-тук и ужасной боли… плавает в странном мире между сном и реальностью… не отличает одно от другого и не уверен ни в чём… его пустые глаза, повёрнутые в вечность, как на портретах Модильяни.

***

Идлиб – подвал Халифата – приёмная

Так называемая «приёмная» – это средних размеров помещение для недолгого держания смертников… оно отделено грубой деревянной перегородкой с большим окном от просторного бетонного подвала, где совершаются казни… окно наполовину закрыто шторкой… за стеклом виден большой подвал с земляным полом.

За столом сидит Карим и роется в бумагах… рядом мобильник… за спиной – стеллаж с коробками и папками… урна в углу… на табуретке большая перевёрнутая бутыль воды с краником… на полу у противоположной стены полулежат, полусидят три пленника со связанными руками.

Охранники вводят Николая… швыряют на пол к остальным… он привстаёт на колени… осматривается.

Рядом мальчик, лет двенадцати… подозрительно косится на него и нервно озирается.

Второй – полный пожилой курд… залез в угол… упёрся лбом в стену и угрюмо уставился в пол остановившимися глазами.

Третий – тощий лысоватый европеец средних лет… дёргается, привстаёт, пытаясь привлечь внимание охранников… кричит:

– I gave you the phone number!.. Did you call?.. They will explain to you everything!10

Охранник подходит и равнодушно бьёт его по башке сверху вниз… как гвоздь забивает, чтоб не вставал… европеец плюхается на зад и пытается закрыть лицо плечом, ожидая дальнейших побоев… оба охранника выходят.

Николай оборачивается глянуть на Карима за столом… тот чувствует… мельком зыркает в ответ и продолжает писать.

В окне перегородки виднеются знамёна Халифата, развешанные на бетонных стенах подвала… там ходит боевик в чёрном, лет тридцати пяти… жестикулирует и разговаривает с кем-то… входит в приёмную, оставляя открытой дверь… разводит руками… громко выражает общее недовольство текущим моментом, ни к кому конкретно не обращаясь… оборачивается в сторону подвальной двери и говорит нечто назидательное в пространство… знаменуя сказанное указательным пальцем… наклоняется к Кариму, тихо и почтительно спрашивает… тот указывает на пожилого курда и европейца.

В приёмную входит второй боевик, тоже в чёрном… с порога начинает громко объяснять первому… перекрикивают друг друга, доходят до гневной перепалки… оба, как всегда, чувствуют себя правыми… второй боевик повышает голос… начинает тыкать пальцем в потолок… имея в виду некие высшие инстанции (начальство?.. приказы?.. принципы веры?.. или самого Аллаха?)… первый отворачивается и замолкает… он сердит, но больше не прекословит.

Водит глазами по сторонам… подходит к пожилому курду… тащит за волосы вверх, чтоб поставить на ноги… курд неуклюже переваливается на коленях… ему трудно подняться со связанными сзади руками… однако встаёт… гнётся и разминает плечи… уставился перед собой куда-то мимо всех… первый боевик толкает его к двери… второй хватает курда за шкирку и выводит в подвал… тот с отупелым лицом и приоткрытым ртом послушно плетётся, куда ведут.

Первый боевик, схватив за ухо, поднимает европейца… тот начинает что-то громко объяснять с безумными глазами… пытается броситься к Кариму… боевик хватает европейца за шиворот и бесцеремонно пихает к двери… тот сопротивляется и по-прежнему орёт про телефон Кариму… боевик даёт ему кулаком в живот… тот сгибается от боли, судорожно хватает ртом воздух… не может больше кричать… боевик вытаскивает его в подвал… Карим продолжает писать, не обращая внимания на суету вокруг.

Карим – достойный и уважаемый глава большого семейства… заботится о детях, его обожают внуки… он вообще-то не злой, просто на работе он «надевает» своё дежурное лицо – и всё уже по-другому!.. на работе не место слащавой любезности… здесь надо блюсти моральный долг… быть суровым и беспощадным к врагам ислама… а ещё лучше – их не замечать… ибо кто ж они, как не жалкие черви?.. совсем иная жизнь начнётся, когда он придёт домой… отшлёпает по попке Азиза за разлитый компот… ущипнёт за плечико Наргиз… она просияет и убежит счастливая… обнимет и поцелует Гильяну на кухне.

А когда все улягутся спать, сядет почитать Коран… и будет думать, почему были люди, которые выступали против Пророка… даже воевали с ним… ведь по любому его слову ясно, что он – Пророк!.. а они не поняли… должно быть, зло их обуяло до беспамятства… а когда ты под властью зла, то уже не видишь, где правда… тёмное кажется светлым… красное – зелёным… словно джин душу взял и унёс на погибель в мрачные самумы безверия… спаси, Аллах… зло лишает неверных ума… для них ложь становится правдой, а правда – ложью!.. и уж не видят они мира во всём великолепии… мерещатся им лишь гнусные миражи аль шайтана… Аллах, защити меня от такой судьбы!

***

Идлиб – подвал Халифата – казнь

Николай видит в окне, как боевики подводят пожилого курда и европейца к стене со знамёнами Халифата… бьют по ногам… те падают на колени… боевики тащат их за шкирки и ставят спиной к стене… недалеко друг от друга.

Второй боевик уходит… выкатывает откуда-то треногу с видеокамерой… устанавливает перед курдом и европейцем… ездит с треногой, выбирая правильное положение кадра.

Первый боевик становится за спиной курда… достаёт из кармана балаклаву… надевает на голову, закрывая лицо… и даёт знак второму боевику.

Второй боевик прилипает к видоискателю, морщит лицо и поднимает руку, требуя внимания… потом резко её опускает.

Первый начинает торжественную речь… указывает вниз, в сторону пожилого курда… пинает его ногой, изображая негодование… выкрикивает гневные слова, похожие на проклятье и энергично размахивает руками.

Второй морщится и останавливает съёмку… подходит к первому и показывает, что тот слишком много двигается то влево, то вправо… уползает из кадра… первый угрюмо кивает… бросает какое-то короткое возражение… которое тут же гневно отметается вторым… он возвращается к камере и вновь поднимает руку… первый принимает позу… второй даёт сигнал «начали!».

Первый снова произносит торжественное вступление… теперь его жесты не столь широки, но по-прежнему исполнены смелости и отваги… речь напевна и выразительна… то обличает и негодует, то прижимает руку к груди и кланяется, знаменуя покорность высшим силам… и вновь негодует праведным гневом… опять сдерживает себя, помня, что он лишь слуга Аллаха.

Пожилой курд смотрит прямо перед собой… пустые глаза… он уже не здесь… остолбенелое, застывшее лицо… чем-то слегка озадаченное… глубоко вздыхает… медленно движется грудь.

Первый боевик произносит несколько значительных фраз… поднимает руку с пальцем, направленным вверх… обозначая исполнение высшей воли… достаёт нож из чехла на поясе… показывает в видеокамеру… ногой пинает курда на землю… наступает коленом ему на спину… хватает за волосы… загибает голову курда назад и, быстро двигая ножом туда-сюда, перерезает ему горло.

Лицо курда медленно превращается в нелепую маску… с мёртвыми мигающими глазами и шлёпающими губами… как у рыб, вытащенных из воды… странная искажённая гримаса боли и страха медленно уплывает… мышцы расслабляются, и лицо стекает вниз… парафином по свечке… застывает в расплывшемся, бесчувственном выражении… в нём проявляется то неземное и отрешённое, что бывает у покойников в гробу.

Николай оторопело уставился… всё расплывается перед ним, словно пришло из ниоткуда… в замедленном движении нож перерезает шею… кровь хлещет фонтаном… странные судорожные движения плеч, живота, рук, ног… при полной неподвижности лица на отрезанной голове… тело падает на землю… нелепой культяпкой… последние конвульсии, колыхание, дрожь… ещё слегка движутся за спиной пальцы на связанных руках… первый боевик отводит голову от тела… и поднимает её за волосы.

Николай ошарашен… он стоит на коленях с полуоткрытым ртом… шумно дышит… присох к своему месту и не способен двинуться… его застывший взор приклеился к окну… не отвернуться… магнитит эта голова с пустыми глазами и упавшее вниз безжизненное тело.

Сцена повторяется вновь и вновь перед умственным взором… тело курда без головы… медленно падает и падает… стелется по земле, словно шина, из которой выпустили воздух… когда все мышцы расслаблены и перестают держать форму… совсем безвольный студень… словно плоть ушла вместе с душой и осталась одна одежда.

Боевик встаёт, небрежно несёт за волосы отрезанную голову… капает из шеи… на земляном полу поблёскивает лужица крови… внизу, под знамёнами Халифата, земля заметно потемнела… очерствела… здесь слишком много всего случилось… она ещё впитывает кровь, но уже неохотно.

Швыряет голову к стене… Николай почему-то усиленно разглядывает его ботинки возле лужицы крови… видит, как они обходят лужицу… и медленно шагают туда, где видны колени европейца… тот испускает пронзительный детский вопль… у него сумасшедшие глаза… начинает дёргаться во все стороны… пробует приподняться.

Вопль бьёт по ушам… Николай не может больше выдерживать, отворачивается и сжимается… словно пытается заглушить, стереть память, в которой застряли давешние видения… сейчас они опять… сейчас и этого.

Но в подвале раздаются громкие голоса… опять вроде свара… Николай поворачивается обратно к окну… может, кончили?.. может, больше не будут?

Второй боевик выключил камеру… вышел вперёд… размахивает руками… долго и напористо объясняет другому… опять, видимо, замечания… ясное дело – режиссёр!.. первый боевик вяло огрызается… и показывает рукой второму, мол, хватит… он понял и согласен… усё будить в ажуре… второй разочарованно качает головой, постепенно успокаивается и уходит к камере.

Первый подходит вплотную к европейцу, хватает за редкие волосы, поворачивает к себе и говорит что-то.

Европеец ошарашен… его лицо приобретает странное мышиное выражение… он не владеет собой и делает несколько странных неуклюжих движений плечами.

Первый кивает второму… второй включает камеру и прилипает к видоискателю.

Опять торжественная речь… на этот раз в руках первого боевика нет ножа… он несколько раз кланяется со сложенными ладонями… вроде молится… рассуждает с невидимой аудиторией как лучший друг… опять кланяется… он сама благовоспитанность и целомудрие.

И только в самом конце своей речи боевик произносит гневные слова, наполненные жгучей правдой и высшей истиной… вынимает нож… пинком валит европейца на землю… встаёт коленом ему на спину, изображая жестами триумф и победу… хватает европейца за подбородок… резко загибает голову назад… и, быстро двигая ножом, перерезает горло… кровь хлестанула было, но напор быстро иссяк… теперь лишь струйки текут из разрезанного горла вниз по одежде… худощавое тело европейца как-то сразу стало заметно меньше… валится вперёд пустым халатом… боевик поднимает отрезанную голову, забрызганную кровью… с нелепо разинутым ртом и большими глазницами… держит в воздухе напоказ перед камерой… поворачивает в профиль.

Второй боевик одобрительно машет рукой и выключает камеру.

Первый швыряет голову к стене… второй распрямляется и даёт знак кому-то сзади.

Прислужники, совсем молодые ребята, лет двенадцати, бегут к двум безголовым трупам с верёвками в руках… привычно и сноровисто обматывают ими ноги… живо переговариваются… и утаскивают тела прочь… на земляном полу остаются длинные борозды со следами крови… прислужники прибегают обратно… один несёт два металлических стержня… втыкает их в землю у стены и аккуратно насаживает отрезанные головы… поправляет, чтоб висели ровно… ребята снова уходят и приносят грабли… скребут ими землю на месте казни… и полосы от волочения трупов… работают быстро и сноровисто… переговариваются… показывают… понимающе кивают… резвые добрые парнишки… с такими хорошо играть в футбол.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

.СИЗО – следственный изолятор.

2

Храни вас Аллах (араб.).

3

Исламское государство Ирака и Леванта (запрещено в РФ).

4

Исламское государство Ирака и Леванта (запрещено в РФ).

5

Маленький общественный фонтанчик питьевой воды, расположенный на стене.

6

Çarşamba (тур.).

7

Вкл. (англ.).

8

Переносной зенитно-ракетный комплекс.

9

Долог путь до Типперери (англ.) – маршевая песня британской армии.

10

Я дал вам номер телефона! Вы звонили? Они вам всё объяснят! (англ.).