На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь

– Если мы сможем найти пару сотен мешков, то можно будет устроить скрытую переправу, – предложил я. – Насколько мне известно, лето было жарким и почти без дождей. Река обмелела, и тут должно быть много бродов, пусть и довольно глубоких. Набиваем мешки землей, складываем из них опоры для переправы так, что до поверхности воды останется сантиметров двадцать или тридцать. Сверху кладем доски, естественно, привязав их к мешкам или к камням, чтобы не всплыли. Если расстояние между опорами нашего подводного моста будет около метра, то река не запрудится, а тягачи смогут спокойно проехать. Речка не такая уж большая, так что все можно будет сделать очень быстро.

– Почему бы не поднять опоры повыше, чтобы нам не пришлось мокнуть лишний раз?

– Ну, переправа нам еще понадобится, а если настил будет видно, то немцы ее разбомбят.

– Так, с переправой мы определились, – заключил комполка, – еще попробую уговорить штаб соседней 29-я армии помочь нам. Они очень умело применяли обходные маневры в ходе последних боев, так что надеюсь, наша идея им понравится.

Решив все вопросы, я тоже отправился на склад выбирать себе форму по росту. Старую, заляпанную кровью, надевать не хотелось.

Через полчаса явился корректировщик – младший лейтенант артиллерии Гусев, вместе со связистом, несшим два телефона и катушку провода. Так как у нас было много трофейных биноклей, то я раздал по одному разведчикам, не забыв и себя, любимого. У артиллериста сразу загорелись глаза, когда он увидел цейсовскую оптику, и я великодушно согласился с ним поменяться.

Сержант-разведчик быстро научил нас менять магазин на МП-40 и показал, как нажимать кнопку, чтобы разложить приклад. Распихав магазины по трофейным подсумкам, мы стали прицеплять их к амуниции. Оказалось, что это не так уж и просто. Крепить подсумки можно лишь к поясному ремню, и только под наклоном градусов сорок. Довольно непривычно, но перешивать петли времени не было. Впрочем, такой способ оказался достаточно удобным. Но так как всем выдали по десять магазинов, а два подсумка, входивших в комплект, были рассчитаны только на шесть, то пришлось рассовывать оставшиеся по карманам. Мы попрыгали и еще раз переложили боезапасы поудобнее, чтобы и ничего не гремело, и ползти не мешало.

Наш маленький отряд вышел за три часа до заката, поэтому шли мы не спеша, обходя открытые места, где нас мог подстрелить вражеский снайпер. Мне уже рассказали, что именно так погиб командующий дивизией полковник Гвоздев. Он решил срезать путь и пройти через открытую местность, простреливаемую снайпером.

Немецкую форму надевать пока не стали, ведь нам еще километров пять топать по нашим позициям. Еще не хватало получить пулю от своих.

Как и обещал капитан, разведчики соседней дивизии нас встретили и провели на передовую позицию. Мы переоделись в немецкую форму, и любопытные солдаты, особенно молодое пополнение, обступили нас, стараясь получше рассмотреть эдакую диковинку. Я даже специально прошелся по окопам, чтобы подбодрить наших бойцов. Пусть видят, что немецкий зверь не так уж и страшен, что его тоже можно изловить и содрать с него шкуру.

Когда солнце уже стало садиться, мы достали мешочек с угольками и начали намазывать себе лицо и кисти рук. Местные разведчики, не раздумывая, тоже последовали нашему примеру.

Связист еще раз проверил работу телефона, повторил условные сигналы, и мы поползли. Местность была лесистой, и в сумерках здесь легко можно было пробраться незамеченными. Как я понял, на нашем участке немецкие посты были довольно редкими, и особых проблем не ожидалось. К тому же было видно, что разведчики на местности ориентируются великолепно, и маршрут хорошо изучили. Честно говоря, я был рад спихнуть проблему пересечения линии фронта на других, и думал только о нашем батальоне, которому, возможно, скоро предстоит бой. Впрочем, уже через пару сотен метров ерзанья по земле никаких мыслей в голове, кроме как о избитых локтях и коленях, уже не оставалось.

– Товарищ старший лейтенант, – одернул меня сержант, – не пыхтите так сильно. Немцы рядом.

Черт, я что, действительно шумлю больше всех? Мало того что я не привык к такому способу передвижения и выбился из сил, так мне надо еще и за дыханием следить! Но постепенно, приглядываясь, как ползут профессионалы, я приноровился повторять их движения, и оказалось, что ползанье – не такое уж и утомительное занятие. Правда, автомат у меня висел на спине, в отличие от разведчиков, держащих оружие в руках. Но ничего, со временем научусь и этому.

Приблизившись к немецким позициям, мы изменили темп движения. Теперь каждые пятьдесят метров разведчики останавливались и долго прислушивались. К счастью, опасности пока не было. В крайнем случае, если нас засекут, мы сможем по телефону скорректировать огонь минометов и успеем отойти обратно. Но все обошлось, участок действительно оказался спокойным. Стрельбы здесь почти не было, осветительную ракету немцы запустили только один раз, и то далеко в стороне, так что мы даже не останавливались. Все время попадались заросли кустарников и небольшие рощицы, поэтому уже метров через триста после пересечения передовой мы встали и дальше пошли пешком, лишь немного пригнувшись.

Обещанная Весельчаковым роща действительно стояла на бугорке. Хотя в темноте сам холмик не было видно, но мы почувствовали, что тропинка пошла в гору. Несмотря на темноту, старожил этих мест уверенно подвел нас к большому дереву. Дойдя до цели, я вздохнул с облегчением, потому что провод в катушке уже заканчивался.

Скинув сапоги и аккуратно положив автомат, я ухватился за толстую нижнюю ветку и начал карабкаться на дерево. Артиллерист, не снимая со спины катушку, полез за мной. Уже минут через пять он сидел на самом верху и поудобнее устраивал телефон в развилке ветвей. Когда мне удалось забраться на соседнюю с ним ветку, лейтенант доложил мне, что связь работает, цель обнаружена и опознана, а дивизион готовится начинать пристрелку.

– Ну, приступай, Гусев, задай жару фрицам, – подбодрил я артиллериста. Мне же осталось только достать старый потрепанный бинокль и наблюдать за происходящим.

Естественно, никакого хутора я в темноте не нашел. Младлей несколько раз показывал мне направление, куда надо смотреть, пока я случайно не заметил несколько огоньков, почти незаметных за стеной деревьев. В бинокль стали видны темные строения с освещенными окнами и серые фигурки солдат, расхаживающие вокруг.

– Вот немцы сволочи, не заботятся о светомаскировке. Ну мы им сейчас подсветим, – бурчал я, довольный, что пока все складывается удачно.

Свиста снаряда с такого расстояния было не слышно, поэтому сначала я заметил яркую вспышку, чуть не ослепившую меня через стекла бинокля. Секунд через пять долетел грохот разрыва, и сразу же, но уже потише – буханье от выстрела гаубицы.

– Перелет двести тридцать. – При десятикратном увеличении оптики дистанция полтора километра это не расстояние. Хутор был виден как на ладони, и артиллерист спокойно корректировал огонь своего орудия.

Секунд через двадцать за лесом снова вспыхнуло, но я уже смотрел без бинокля. Теперь снаряд лег всего метрах в тридцати от цели, и в третий раз отстрелялся уже весь дивизион. Стена огня накрыла цель, и я засомневался, что там кто-нибудь может выжить. Как и обещал капитан, всего по хутору произвели двенадцать залпов. Теперь вместо сплошной стены огня осталась только россыпь огоньков, отсюда кажущихся игрушечными – догорали остатки домов и сараев, разбросанных взрывами по окрестностям.

Уже спускаясь вниз, я решил, что обратно лучше не идти – всполошенные ночным обстрелом немцы наверняка усилят бдительность. А вот прогуляться в сторону штабных развалин не мешало бы. Разведчики согласились со мной, что там нас может ждать много интересного, и мы трусцой отправились к хутору, ориентируясь по отблескам пожара.

Уже на подходе стали слышны взрывы со стороны села, которое сейчас должен был осаждать наш батальон. Моего скромного опыта уже хватало, чтобы отличить разрывы больших снарядов и маленьких мин ротных минометов. Потом добавилась трескотня пулеметов, сильно ослабленная расстоянием.

Прежде чем выходить к хутору, расположенному на открытой поляне, мы залегли в зарослях и внимательно его осмотрели. Целых строений, естественно, не осталось. Повсюду были разбросаны горящие бревна и доски, виднелись остовы сгоревших легковушек и грузовиков.

Как можно было ожидать, почти все обитатели фашистского логова погибли или были тяжело ранены. Несколько выживших, видимо находившихся в дозоре, хлопотали вокруг развалин, вытаскивая уцелевших офицеров. Заслышав шаги со стороны своих позиций, они ничего не заподозрили, а немецкая форма позволила нам спокойно приблизиться метров на тридцать. Ну, а больше ничего и не требовалось. Семь автоматов с близкой дистанции, когда противник не ожидает нападения, не оставляли немцам ни единого шанса.

Бойцы разошлись парами, чтобы отыскать выживших, и хлопки выстрелов говорили о том, что такие здесь еще были.

К счастью, раненый офицер, которым немцы занимались перед нашим приходом, сидел в сторонке в тот момент, когда мы открыли огонь, и наши пули его не задели. Я подошел к нему, настороженно озираясь по сторонам – в развалинах могли скрываться недобитые фашисты.

В знаках различия вермахта я не разбирался, но, судя по роскошным погонам, пленный был высокого ранга. Это хорошо, как и то, что его раны на плече и на голени, очевидно, были не опасны для жизни.

Офицер тут же начал что-то быстро рассказывать, показывая на себя. Видимо, доказывал, что он важная птица, которую не нужно убивать. Насколько я уловил из его бормотания, он был полковником и начальником штаба дивизии.

Убедившись, что опасности нет, я достал ракетницу и выпустил сигнальную ракету желтого цвета, показывая, что здесь свои. Об этом мы заранее условились с Ивановым. Хотя по первоначальному плану после корректировки артогня я должен был возвращаться обратно тем же путем, каким пришел, но запасные варианты отхода мы тоже предусмотрели. В ответ над лесом, меньше чем в километре отсюда, взлетела зеленая ракета. Это означало, что наш отряд уже на подходе. Тем временем бойцы уже закончили зачистку остатков хутора и теперь разошлись дальше, проверяя, не осталось ли дозорных поблизости.

Вдруг один из разведчиков стремглав помчался ко мне. Я тут же упал за ближайшее бревно и выставил автомат, ожидая, что по нам вот-вот начнут стрелять.

– Товарищ старший лейтенант, там… там… – боец не мог подобрать слова, – там такое.

Я встал, стряхнул пепел, прилипший к одежде, и спросил:

– Опять мирных жителей убили?

– Да, там, в овражке… лежат… весь хутор… всех расстреляли… даже не закопали.

Судя по скривившемуся лицу полковника, он прекрасно понял, о чем идет речь, и опять быстро забормотал, видимо, оправдываясь.

– Вот сволочи! – Я глубоко вздохнул несколько раз и скомандовал: – Боец, смотрите внимательно вон туда, – и махнул рукой в сторону леса, после чего изо всех сил пнул немца по раненой ноге.

– Жить ты будешь, скотина, а вот ходить на своих двоих вряд ли.

Вдохновленный моим примером разведчик, видимо, считающий, что немец воет недостаточно громко, тоже решил поучаствовать в экзекуции.

– Товарищ старший лейтенант, посмотрите туда. Там, кажется, наши уже подходят.

– Боец, отставить избивать пленных.

– Но вы же…

– Вы разве видели, как я его бил?

Видя, что Осипов никак не может успокоиться, я стал объяснять ему текущее положение дел.

– Вот смотрите, товарищ красноармеец. Сначала мы взяли в плен унтера, допросили, и он рассказал нам о местонахождении вражеской батареи. Мы эту батарею захватили и взяли в плен офицера. Этот офицер уже рассказал нам, где находится штаб дивизии. – Я показал рукой на дымящиеся бревна. – Теперь этот полковник тоже расскажет нам много важных вещей, и со временем мы так и до Гитлера доберемся. А если его сейчас все начнут лупцевать, то он сдохнет, и мы потеряем важный источник информации.

Разведчику ничего не оставалось, как согласиться с моими доводами, но он все-таки не отказал себе в удовольствии сделать страшное лицо и рявкнуть на полковника по-немецки. Напугать офицера ему удалось. Резкий запах, появившийся после этого, перебил даже гарь пожарища.

– Вам же хуже, боец. Ведь его еще нужно будет нести. – Гримаса отвращения на лице Осипова показала, что перспектива тащить на спине воняющего фрица его не обрадовала. – Не бойтесь, так как немец ранен, то понесете его на носилках.

Тем временем младший лейтенант, собиравший разбросанные вокруг обгорелые бумаги, нашел что-то важное и тащил это на куске брезента. «Это» оказалось обезображенным трупом с остатками золотых шнуров на погонах и петлицах. Мы поднесли брезент поближе к офицеру, чтобы он провел опознание, но его сразу вырвало.

– Что, мразь, когда женщин и детей убивал, небось, так не тошнило, – кто-то со злостью прошептал у меня за спиной.

– …Генерал… Ансат… – смог я разобрать среди длинной тирады немецких слов.

– Так, этого мы тоже берем с собой.

– Есть товарищ командир, – разведчики сразу поняли мою мысль. – Надо же нам отчитаться об успешном выполнении операции.

– Теперь каски снимите. – Все удивленно уставились на меня. – Да нет, этот труп тут ни при чем. Просто наши сейчас уже подойдут. Еще не хватало, чтобы они в нас сдуру выстрелили.

Тем временем из леса действительно вышли десятка полтора человек и направились в нашу сторону. Подошедшие бойцы, естественно, оказались из моей роты. Видимо, они уже прочно завоевали репутацию «крутых парней», которые каждую ночь должны совершать рейды и приводить толпы пленных. Командовал маленьким отрядом сержант Стрелин, который специально сюда напросился, не без основания подозревая, что может встретить здесь своего ротного.

Я дал задание быстренько собрать побольше бумажек и папок, разлетевшихся по округе, после чего всем отходить.

Жаль, что нельзя подсчитать, сколько здесь трупов. Но после артобстрела более-менее целыми могли остаться только тела тех фрицев, кто прятался в подвалах, как это, видимо, делали генерал с полковником.

Пока бойцы обыскивали развалины, я раздумывал, идти сразу к реке или повернуть к селу, чтобы соединиться с основными силами. Но если все-таки предстоит бой, то два десятка солдат окажутся серьезным подспорьем для нашего малочисленного батальона. Поэтому я решил идти на соединение с Ивановым. Тем временем бойцы закончили с обыском и, загрузив вещмешки трофейными бумагами, подтягивались ко мне.

Неожиданно среди ночной тишины, прерываемой только потрескиванием горящих бревен, послышались громкие пьяные крики.

– А чево мне петь нельзя? Мы тута всех поубивали. И дальше фрицев бить будем. Э… эта… стрелять их будем.

Разведчики, до глубины души возмущенные такой безответственностью, тут же все выяснили и доложили мне. Найдя среди развалин чудом уцелевший ящик с бутылками шнапса, молоденький, всего лет восемнадцати, красноармеец не удержался и решил попробовать заграничное пойло. Натощак, да еще и в больших количествах, спиртное сразу ударило в голову, и буквально за минуту парень опьянел.

Бойцы столпились вокруг провинившегося, угрюмо ожидая решения командира. Каким оно должно быть, всем было понятно. Мне тоже было до слез жаль парнишку, но мы находимся в тылу врага, и тут не до сантиментов.

– Десять минут, – бросил я коротко. Воспользовавшись шансом, Стрелин сразу же активно принялся за дело. Достав фляги, бойцы влили молодому солдату в рот не меньше двух литров воды, чтобы спирт быстрее вымылся из желудка. Потом потащили к ближайшему роднику, и начали окунать его туда головой. Гимнастерку с него сняли сразу же, чтобы ночная прохлада помогла выветриться хмелю. Все наперебой начали давать советы, как можно быстро протрезветь, и тут же претворяли их в жизнь. Несчастного пьяницу покалывали штыками, давали нюхать нашатырный спирт, стреляли над ухом. Кто-то догадался травинкой пощекотать ему горло, чтобы несчастного стошнило, после чего опять заставили выпить уйму воды.

Как бы там ни было, но к концу отведенного срока боец довольно твердо держался на ногах и вел себя тихо. Теперь можно было выступать. Впереди шли мои бойцы, уже знавшие дорогу, а четверо разведчиков двигались сзади в роли тылового дозора. Взрывов и стрельбы уже не было слышно, и мы гадали, чем все закончилось. Наши не стреляют, потому что брать село штурмом мы не собирались. А вот почему не стреляют немцы, было непонятно.

Через полчаса стало видно, как за деревьями пробивается свет фонариков. Подойдя поближе, мы услышали радостные возгласы, перемешанные не совсем литературными фразами. Выходит, перестрелка закончилась для нас очень удачно.

– Вот черт, даже часовых не выставили, – выругался я в сердцах. – Мало ли тут еще немцев ходит.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант, – это догнал меня сержант-разведчик, – по обеим сторонам тропинки в кустах дозорные прячутся. Замаскировались хорошо, я их заметил, только когда мы рядом прошли.

Когда мы вышли на поляну, нам открылось зрелище, греющее душу. Несколько сотен фашистов лежали на земле, со связанными за спиной руками, или же положив руки на голову. Мы со своим единственным пленным, нести которого пришлось все-таки моим бойцам, выглядели бледновато.

– Сашка, вот так и знал, что ты сюда придешь, – Сергей уже шел ко мне с улыбкой во все лицо. – Что это за дерьмо вы принесли, – брезгливо кивнул он в сторону брезента, тем не менее продолжая радостно улыбаться.

– Это их генерал, к сожалению, погибший при обстреле. Хотя, наверное, нечего его жалеть. А этот живой, просто он так пахнет. Нужно его скорее в тыл отправить. В моей роте раненые есть? – О том, что погибших нет, я, глядя на скопище пленных, даже не сомневался.

– Вроде нет. У нас всего человек пять поранило осколками, когда немцы стали по лесу из минометов лупить.

– А где все оружие?

– В селе осталось. Там сейчас наш 259-й полк прибирается. Нам же лучше. Им теперь трофеи перетаскивать и трупы убирать, а наши пленные сами пешком пойдут. – Было видно, что комбат себя утешал. Конечно, ему очень хотелось собрать горы трофеев, но толпа пленных тоже выглядела более чем впечатляюще.

– Какие будут дальнейшие указания, товарищ комбат?

– Пусть твои бойцы помогают связывать пленных. Да они уже и сами догадались, вон как стараются. – Веревок на всех не хватало, поэтому красноармейцы связывали немцев их же собственными ремнями.

Мы оба говорили нарочито равнодушным тоном. Сергею явно хотелось, чтобы его расспросили, как прошла операция. Однако меня немного обидело пренебрежительное отношение к моим «трофеям», поэтому спрашивать я не спешил. Но, в конце концов, это же был мой план, и моя заслуга здесь не меньше, чем у комбата. Поэтому я все-таки не выдержал первым и, пихнув его в плечо, весело спросил:

– Давай, рассказывай, пока время есть.

– Когда стемнело, мы тут же подтащили мешки с землей, доски и быстро навели переправу. Скрытно подошли к селу, вместе с нашими, так сказать, «танками». Когда артиллерия начала долбить их штаб, мы пока не стреляли, чтобы они убедились, что лишились командования. Фрицы засуетились, забегали и буквально минут через пять сформировали команду спасателей. Человек сорок с носилками и повозками потопали в сторону зарева. Естественно, мы их уже ждали. Стоило им отойти на километр, как мы со всех сторон дали очереди из пулеметов поверх голов и крикнули «Хендэ хох». Эти незадачливые спасатели так и сделали. Руки вверх задрали и дрожат.

Я представил эту картину, и усмехнулся.

– Ну еще бы. Ночь, лес. Штаб уничтожен, со всех сторон пулеметы стреляют. А что, никто даже не попытался в темноте скрыться в лесу?

– Дураков не оказалось. Ну мы этих быстренько разоружили и занялись основными силами. Над селом пустили трофейные осветительные ракеты и стали бить по нему из минометов. Наша трофейная батарея тоже постаралась. Так приятно было, когда немцев немецкими же снарядами лупили. Жаль только, что боеприпасов у них не так много, – Сергей вздохнул.

– Ничего, еще раздобудем. Зато у гаубиц по четыре боекомплекта, а это девятьсот снарядов.

– Ну вот, мы постреляли, немцы ответили из своих минометов. А потом мы подогнали тягачи поближе, чтобы было хорошо слышно, как ревут двигатели, имитирующие танковую атаку. Ну и предложили немцем сдаваться. Они не отвечают. Мы возобновили обстрел, и теперь еще открыли огонь из пулеметов. Артиллеристы, как мы с ними и договаривались, тоже начали стрелять, как только увидели, что мы ведем огонь. И тут мы как гаркнем наше «Ура!». Лежим под деревьями, а сами кричим, как будто в атаку идем. Немцы засуетились и стали перебегать на другую сторону села, подальше от нас. И вдруг на той стороне тоже начинают стрелять и громовое «Ура» раздается. Это 259-й и 386-й полки подошли. Немцы стрелять перестают, оружие бросают, достают у кого что есть белого, и этими тряпками нам машут. Ну дальше все просто. Они из села выходят, руки кверху, а мы их сюда сгоняем и связываем. Кое-кто, конечно, там остался, но наши соседи гранатами и пулеметами их добили. Так как большинство пленных уже были у нас, то мы быстро поделили добычу: всех пленных нам согнали, а соседний полк оружие собирает.

– И сколько их тут?

– Пленных здесь, – Сергей указал рукой на поляну, – шестьсот пятьдесят. Больше сотни раненых мы уже в тыл отправили. Убитых еще считают, но никак не меньше полусотни.

Я прикинул, сколько людей насчитывается в наших крошечных полках и батальонах.

– Да ведь нас же меньше было!

– А то ж, – подтвердил комбат. – В 259-м полку три дня назад было всего 185 человек, а сейчас меньше чем полторы сотни. В 386-м, правда, почти пятьсот. Они же три дня немцев на плацдарме гоняли, хотя тех было в несколько раз больше. А тут у нас силы почти равны, село окружено, деваться некуда. Да еще штабы дивизии и полка уничтожены, а в лесу урчат страшные танки.

– Ну что же, повезло фрицам, останутся в живых.

Теперь нам нужно было отконвоировать пленных в наш тыл. Мы отбирали по пятьдесят человек и в сопровождении десятка бойцов вели их к переправе. За рекой немцев заводили в ближайший лесок и оставляли там лежать на земле. Пусть отдыхают, сколько влезет.

Сдавать их было некому, и я начал раздумывать, что делать дальше с такой оравой. В первую очередь мы выделили два десятка бойцов, чтобы обслуживать импровизированный туалет. Нуждающимся немцам развязывали руки и пускали в маленькую балочку, находящуюся под прицелом пулеметов, а после связывали руки снова и отгоняли к остальным. Только к середине ночи прибыло несколько повозок с бойцами НКВД, и мы с удовольствием передали им самую грязную часть работы. К утру собралось уже достаточно энкавэдэшников и временно приписанных к ним тыловиков, чтобы можно было отправить пленных дальше в тыл. Наконец-то мы смогли вздохнуть с облегчением. Пусть теперь другие занимаются фрицами, а то нам даже нечем их кормить.

Конвоиры выстраивали колонны немцев, рассматривая их во все глаза, как в зоопарке разглядывают редких животных. Пока еще наши войска не были избалованы победами, и столько пленных сразу действительно было большой редкостью. Немцы, несмотря на поражения последних дней, не выглядели подавленными. Они смотрели надменно и явно были возмущены несправедливостью судьбы, не давшей им участвовать дальше в победоносном походе вермахта по России.

Вернувшись к своим позициям, я распорядился, чтобы старшина раздал бойцам сухпаек и фронтовые сто граммов, после чего позвал к себе в землянку весь сержантский состав, отметить успешное завершение операции. На этот раз мне удалось пить наравне со всеми, но праздновали мы недолго. Все были очень уставшими, и веселье быстро закончилось. Подняв еще один тост за Победу, сержанты разошлись спать, оставив недопитым половину спирта.