Страницы любви Мани Поливановой

– Значит, посылаем бойца за сосисками, – решил Береговой. – Чего еще кому охота? Печенья? Вафель? Соображайте быстрее! Сколько там у нас общественных денег?

– Восемьсот пятьдесят три рубля. Или нет, нет! Пятьдесят пять!..

– Хватит?..

Пока радостные сотрудники составляли «бойцу» список – «а еще сигарет, мы в окно покурим, дверь запрем!» – пока решали, сок или безалкогольное пиво, Владимир Береговой вышел в коридор.

…И мать выздоровеет!.. Ну, конечно, выздоровеет, такого быть не может, чтобы она все болела и болела!.. Нужно просто найти хорошего врача, который – раз, и вылечит ее! Ведь есть на свете хорошие, понимающие врачи. И вообще хороших, понимающих людей на свете гораздо больше, чем плохих, это уж точно!..

Вот Митрофанова, к примеру. Сука и сволочь, а все-таки перед ним извинилась. Конечно, ее Анна Иосифовна заставила, но ведь она извинилась!..

Стоп.

В этом состоянии из-за счастья возвращения в его собственную, единственную реку он совершенно позабыл о Митрофановой!.. И о том, что преступление как-то связано с ней – а оно точно связано!.. И если раньше ему, Владимиру Береговому, было наплевать на то, что происходит в «высших сферах», скажем так, в капитанской рубке корабля, который плыл по этой самой единственной реке, то теперь-то ему никак не наплевать!

Он должен разобраться, кто виноват во всей этой петрушке и причастна ли к преступлению Митрофанова. Ну, то есть, понятное дело, она причастна, он своими глазами видел фотографии, где ее рука вытаскивает из кармана убитого пропуск! Но как именно причастна?..

В то, что Екатерина Митрофанова могла зарезать человека в коридоре издательства, Береговой никак не мог поверить, хотя Ольга толковала ему именно об этом!

Очутившись под дверью ее отдела, он смутился немного, зыркнул по сторонам, как будто в том, что один сотрудник издательства пришел – исключительно по делу! – к другому, можно заподозрить нечто двусмысленное, неловкое.

– Здрасте, – слишком громко от неловкости сказал он, просунувшись в комнату, – Ольга, можно тебя на минутку?..

Ему показалось, что она недовольна его приходом – или он придумал это неудовольствие, потому что смущался и никогда не умел правильно ухаживать за девушками?..

Впрочем, он вообще не умел за ними ухаживать!..

– Ну, привет. Я рада, что тебя так быстро… что Анна так быстро во всем разобралась, короче!..

– Пойдем кофе выпьем? – бухнул Береговой и покраснел. – Мне поговорить с тобой нужно.

Она внимательно посмотрела ему в лицо.

Ничего особенного. Лишь щеки и уши горят, наверное, он только что с улицы.

Он не должен был вернуться! В ее планы это никак не входило. Он должен был остаться за бортом… навсегда. Здесь, в издательстве, он может быть опасен. И что ему от нее нужно?..

Впрочем, он ничего не должен заподозрить, а заморочить ему голову ничего не стоит.

Она посмотрела ему в глаза – он моментально отвел свои, и уши у него покраснели еще больше, – мило улыбнулась, взяла его под руку, и они пошли к лифту, как самая настоящая парочка.

В «Чили» она сразу же уселась на тот же самый диван, где они сидели тогда, вздохнула и попросила капучино с шоколадной крошкой.

– Оль, – с трудом начал Береговой, когда она деликатно отхлебнула и облизнулась, на верхней губе осталась пенка, очень соблазнительная. – Ты кому-нибудь говорила про бабкин комп?..

Он смотрел только на ее губы, румяные и в молочной пенке, и поэтому проглядел все остальное.

А она перепугалась так сильно, что рука у нее затряслась.

– Про… какой бабкин комп, Володя?

– Ну, про то, что я ей ноутбук покупал и сетевые розетки ставил! И еще почтовый ящик для нее открывал. Помнишь?

– Нет, – громко и резко сказала Ольга. – Ничего этого я не помню. А что такое?

Тут Береговой догадался взглянуть ей в лицо и поразился. Она смотрела на него с ненавистью – по крайней мере, ему так показалось. Впрочем, вполне возможно, что и померещилось, ибо он никогда не умел читать по женским лицам!..

– Как же не помнишь? Я тебе рассказывал! – удивленно забормотал он. – Ну, мы с тобой еще смеялись, что бабка всем говорит, будто она эти самые компы терпеть не может и работать за ними не умеет, а сетевую розетку ей поставь и ноутбук…

– Володя, ничего такого я не помню! И когда это было? Три года назад? Или пять?

– Пять лет назад я еще здесь не работал.

– И какая разница, ставил ты ей комп или не ставил?!

– Да, в общем, никакой, но… этот новый зам… как его… мне звонил и спрашивал про бабкин компьютер.

– О господи! – Ольга с грохотом вернула чашку на блюдце. Сливочная горка дрогнула и покачнулась. – А мне-то что за дело?!

– Оль, ты что? Сердишься на меня?

– Да! – почти крикнула она. – У меня работы полно, рукописей до чертовой матери, и все талантливые, одна лучше другой, а ты ко мне пристаешь с какой-то ерундой!

– Прошу прощения. Я не подумал.

– Ты бы лучше подумал!..

– Оль, ты из-за бабкиного компа так рассердилась?!

Тут она поняла, что чуть не опростоволосилась. Конечно, он туп как пень, этот самый начальник IT-отдела, но все же следует быть осторожней. Кроме того, бабка зачем-то вернула его на работу, причем с молниеносной скоростью!..

Ей нужно позвонить. Срочно. Прямо сейчас.

Ольга глубоко вздохнула – он моментально уставился на ее грудь. Пригубила кофе – он перевел взгляд на ее губы.

Обвести тебя вокруг пальца ничего не стоит, милый. Один раз я уже это сделала, и ты клюнул, попался. Сейчас я, кажется, дала маху, но все можно исправить.

– Володечка, – она придвинулась к нему поближе, – я сбегаю за телефоном, ладно?.. Ты подожди меня. Про компьютер я правда ничего не помню. Может, ты и говорил что-то, но я забыла давно!

Ольга улыбнулась ему, поднялась, очень деловито, протиснулась, даже коснулась легонько его плеча – мол, сейчас, сейчас, я всего на секундочку! – и быстро пошла, а потом побежала к выходу.

Береговой проводил ее взглядом.

Уши у него пылали, и сердце колотилось где-то не на месте – от стыда.

Телефон лежал у нее в заднем кармане, и он отлично это видел, потому что ему нравилось смотреть на ее задницу, аккуратно упакованную в тугие джинсики!..

Значит, она просто не желает с ним разговаривать. Он ей противен. До такой степени, что даже сидеть рядом с ним на диване ей невмоготу.

– Володь, привет! – Стрешнев хлопнул его по плечу. – Рад видеть. Слушай, у меня опять редакторская программа не идет, как только запускаю, сразу…

– Я посмотрю потом, – сказал Береговой, улыбаясь растерянно, и поднялся, очень высокий и неловкий. Коленкой он задел стол, и сливочная шапка брошенного Ольгой капучино опять дрогнула. – Я зайду к тебе, ладно?..

И стремительно пошел прочь из «Чили». Стрешнев проводил его глазами, фыркнул и покачал головой.

Береговой выскочил в коридор и постоял секунду, улыбаясь все той же идиотской улыбкой.

…Какого черта ты распсиховался! Ну, не хочет она с тобой разговаривать, и дальше что?! У тебя не идет это дело, ты сам прекрасно знаешь! С того самого дня, как Машка вышла замуж за Диму, это было на пятом курсе! Ты уехал на заработки, провались они пропадом, а когда вернулся, она была уже счастливая новобрачная. Ей показалось, что это остроумно – «была тебе любимая, а стала мне жена!». Вот с тех пор и…

Владимир приложил пропуск, устройство тонко пропищало, и он оказался в крохотном, насквозь прокуренном закутке. Одна дверь отсюда вела на склады, а другая на стоянку. Здесь курили исключительно водители и грузчики, которые на здоровый образ жизни, пропагандируемый Анной Иосифовной, чихали и кашляли – в прямом и переносном смысле!.. Сотрудники с «верхних» – в прямом и переносном смысле! – этажей этим выходом пользовались крайне редко, почти никогда.

– Ничего-ничего-ничего, – под нос себе пробормотал Береговой, – я больше не буду к ней приставать.

И толкнул ту дверь, что вела на улицу. Ему очень хотелось под снег.

Там ревели большегрузные машины, перекликались какие-то люди в комбинезонах, висел сизый дизельный дым от фур и катились телеги, нагруженные пачками книг.

Спиной к нему, утонув по щиколотку в размолотом тяжелыми шинами грязном снегу, стояла Ольга и почти кричала в телефон – шумно было вокруг:

– …я не знаю откуда! Но он спрашивал меня только что! Вот пять минут назад! Если он узнает, все погибло! Конечно, тупой, но в компах разбирается будь здоров! А ему всего и надо, сложить два и два!.. Да точно тебе говорю! Ну и что теперь с ним делать?! Убить?! Мне срочно нужно с тобой увидеться, срочно, прямо сейчас! Я не дурю, я тебе серьезно говорю! Да, на машине. Да, приеду. Только прямо сейчас, слышишь?! И не смей мне врать, что занят!

Береговой сделал шаг назад, поскользнулся, чуть не упал, схватился за стену.

Только бы она его не заметила!..

Придерживая рукой, очень медленно он притворил железную дверь, перемахнул закуток, оглянулся.

– Давай! – процедил сквозь зубы. – Быстрей!..

Он уже выскочил в издательский коридор, когда за его спиной запищал кодовый замок – Ольга возвращалась.

Видела или нет?..

Он ворвался в «Чили», плюхнулся за столик, откуда, слава богу, еще не успели убрать их чашки, залпом отпил половину из своей и схватил позабытый кем-то журнал.

– Ну вот, – весело сказала раскрасневшаяся Ольга, уселась рядом и потрясла у него перед носом телефоном. – А то мне мама должна звонить!

И положила руку на его джинсовое колено.

Береговой посмотрел на нее. Она ему улыбалась.

– Где вы берете сюжеты? Выдумываете из головы или списываете из жизни?

Писательница Покровская улыбнулась неуверенно и слегка прищурилась, чтоб рассмотреть спрашивающего. Свет падал так, что людей по ту сторону рампы она почти не видела, только неясные силуэты.

Спрашивал щупленький, неказистый мужичонка в ворсистом пальто и мохеровом шарфе, утратившем от времени цвет. В руке он держал кроличий треух и время от времени вытирал вспотевший лоб – в «Буквоеде» было жарко.

– Сюжеты я выдумываю, то есть беру из головы, – сказала она громко и собралась было продолжить, но мужичонка, разочарованно крякнув, перебил:

– А вот как же другие писателя´, – он так и сказал «писателя´»! – пишут на основе, так сказать, реальных событий нашей сиюминутной действительности! Выходит, вы народ-то того, обманываете!..

– Как обманываю? – не поняла писательница. – В каком смысле?

– А в том смысле, что народ привык своим писателя´м доверять! – Опять «писателя´», что ты будешь делать!.. – А если вы из головы выдумываете, а не пишете всю народную правду в совокупности с нашими правоохранительными органами, призванными встать на защиту в виде полиции, как сказал в своем послании президент, значит, вы занимаетесь самым что ни на есть обманом!

И махнул треухом на Маню.

Она моргнула.

– Дело в том, – начала она, собравшись с силами, – что все детективы придумываются, если, конечно, это не документальная история! Например, в Америке до сих пор очень в моде романы-расследования, кто убил президента Кеннеди! Там уж никак нельзя придумывать, нужно собирать документы, факты и писать исключительно на их основе, а мои романы…

– Вот оно и получается, что романы ваши, так называемые, одно сплошное вранье и обман народонаселения!

– Следующий вопрос, – тихо, но отчетливо процедил у Мани за спиной Денис, директор «Буквоеда». Он всегда приходил на ее встречи с читателями – поддержать.

– Итак, следующий вопрос! – ликующим эхом отозвался ведущий. – Вот в третьем ряду, дайте микрофон, пожалуйста!

Юноша в очках шарахнулся от микрофона, который сунули ему под нос, и спросил что-то неслышное за гулом толпы.

– В микрофон говорите!

Юноша покосился на микрофон, кашлянул в него так, что во всех колонках грохнуло и по магазину прокатилось эхо, опять отшатнулся и спросил мимо – ни слова не разобрать.

– Как вы начали писать? – громогласно перевел кто-то из рядом стоящих. – Он спрашивает, как вы начали писать!

Маня Поливанова затянула довольно скучную историю о том, как она «начала».

Она сочиняла романы последние лет десять и все это время никак не могла придумать, как вразумительно отвечать на вопросы, вроде «где вы берете сюжеты» и «как начали писать»!..

«Начала» она следующим образом. Ей было лет шесть, когда родители кое-как научили ее писать, то есть, высунув язык, старательно водить ручкой по бумаге. Это называлось «подготовка к школе». На бумаге оставались слова. Сначала они были все одинаковые, по слову на строчку, – в прописях. Потом стали разными – по три слова в предложении, в диктантах. Потом вдруг маленькая Маня сообразила, что можно писать их сколько угодно, когда угодно и в любом порядке, и это и есть восторг и упоение! Можно писать про лесную полянку, про медвежат, собак или космические корабли – это когда постарше стала! Про космические корабли получалось особенно здорово, и этими кораблями были исписаны широченные листы бумаги, на которых отец составлял глубоко научные и столь же непонятные программы для ЭВМ. На одной стороне программа, на другой про космические корабли. Листов было много, кучи, кипы! Потом пришло время историй про любовь, и напора Маниной подростковой фантазии не выдерживала ни одна тетрадь по химии. Почему-то именно на химии Маню очень тянуло на любовь. Учительница Вера Васильевна тетради изымала, вызывала в школу маму и долго внушала ей, что дочь, во-первых, недисциплинированна, во-вторых, ничего не смыслит в химии, а в-третьих, морально разложилась.

Нет, вы почитайте, почитайте, что она пишет! Что она пишет!..

Но Маню уже было не остановить, даже угрожавшая двойка по химии за четверть и то, что она вот-вот станет «позором семьи», никак не могли воспрепятствовать ее писанине! Она писала с упоением и восторгом и очень старалась как можно чаще болеть – Маня Поливанова, румяная, высоченная, громкоголосая, никак не тянула на «болезненную девочку», но симулировала виртуозно!.. Когда она в очередной раз «заболевала» и родители уходили на работу, оставив в специальном кувшинчике теплый гадкий грудной сбор от кашля, а в специальной кружечке разведенный фурацилин для полоскания, наступала полная, необъятная и упоительная свобода!

Маня выливала фурацилин в унитаз, морщась, единым духом проглатывала гадкое питье – отправить следом за фурацилином то, что старательно приготовила мама, у нее не хватало совести, – раскапывала заветную тетрадку, припрятанную за книгами, и неслась за стол. Писать!.. Там, в ее тетрадках, мир был необъятным, очень красивым, чуточку опасным, интригующим, романтичным, грозным, непредсказуемым, великолепным, роскошным, роковым, волшебным, странным – впрочем, странным он стал потом, когда Маня еще подросла и ее стали занимать странности!..

Но все это не годилось для встречи с читателями! Взамен была придумана некая история в том смысле, что однажды Маня увидела в газете объявление: «Принимаем рукописи на рецензию», – отослала туда нечто, получила положительный отзыв и с тех пор трудится, так сказать, на ниве беллетристики.

– А про собак откуда вы знаете? У вас всегда в книжках собаки, мне мама читает! – Это спросила девочка со старомодными косичками. Подумала и добавила: – И про кошек знаете?.. А то у нас кошка, а собаки нету! Про кошку можете?..

Народу было много, сидеть негде, часть толпы выплеснулась в торговый зал, где шла обычная жизнь огромного книжного магазина, и время встречи давно вышло, пора переходить к автографам, а вопросы все никак не кончались, и Мане, стоящей на сцене, было неловко.

Ей всегда было неловко на сцене, несмотря на весь опыт, и казалось, что она задерживает людей, всем мешает, особенно тем, кто пришел по своим делам, а вовсе не для того, чтоб на нее полюбоваться. И Денис ждет – уже давно!..

Пожалуй, никто из директоров книжных магазинов так не носился с авторами, как Марина Леденева в Москве и Денис Зотов в Питере!.. С Мариной Поливанова дружила и нисколько ее не боялась. Дениса знала меньше и стеснялась его присутствия за спиной.

Кроме того, сотрудники магазина сильно нервничали, как всегда бывает с любыми сотрудниками в присутствии большого начальства, и Мане передавалась их нервозность.

– А как вы относитесь к экранизациям ваших романов?

– Почему не пишете для детей?

– Как вам не стыдно такой чепухой заниматься! Лучше бы на работу пошли!

– Почему сейчас все читают детективы?

– Почему сейчас детективов никто не читает? Что вы будете делать, когда совсем перестанут?

Она щурилась, улыбалась, говорила, старалась быть честной, умной, смешно шутить, и кажется, ей это удавалось, даже Денис вдруг засмеялся, и она оглянулась на него с благодарностью.

– Переходим к автограф-сессии, – объявил ведущий наконец, толпа заволновалась, двинулась, но вдруг кто-то совсем рядом спросил очень громким и очень знакомым голосом:

– Вот еще два последних вопроса!

Маня поискала глазами, не разглядела за светом, но заулыбалась заученной карамельной улыбкой – дескать, прошу, прошу, сколько угодно!..

– Где вы берете сюжеты и как вы начали писать?

По толпе прокатился смешок, человек сделал шаг, выходя из-за ламп, и Маня его увидела.

– Здравствуйте, – брякнула она в микрофон.

Алекс кивнул, рассматривая ее снизу, из моря людей, один из многих, но как будто отделенный от всех остальных.

– Да она уж отвечала! – закричали ему. – Опоздал! Сейчас автографы!..

– Я вам… потом расскажу, хорошо? Вы ко мне подойдите после автограф-сессии, и я вам расскажу.

Она подписывала книги, улыбалась, отвечала на вопросы – «А вот мне бы по личному делу спросить, можно?» – и все время думала, что он где-то рядом, и волновалась из-за этого.

…Интересно, он давно пришел? И слушал все, что она говорила?! Хорошо, что она не видела, иначе двух слов не смогла бы связать! И откуда он узнал, что сегодня она выступает именно в этом «Буквоеде»? Впрочем, это как раз понятно – объявлениями о встрече были заклеены все афишные тумбы на Невском!..

Дурацкие, школьные, девичьи мысли закручивались у нее в голове в маленькие вихри и разгоняли все остальные – взрослые, умные и правильные.

Кончилось тем, что человеку по имени Александр Петрович она написала «Алексу от автора», и Александр Петрович некоторое время удивленно рассматривал надпись, видимо, пытаясь осознать себя Алексом.

У Мани от неловкости вспотели ладони, она вытерла их о джинсы и внимательно оглядела толпу – слева и справа. Митрофанова издалека помахала ей рукой.

– Устали, Марина? – озабоченно спросил Денис. – Мы не ожидали, что будет столько людей!

– Может, кофейку принести, вы бы глотнули?.. Или водички? – Это кто-то из сотрудниц.

…Где же он? Не дождался, ушел?.. Решил, что она проваландается здесь до утра и ждать ее глупо?.. И что скажет Митрофанова, которая его терпеть не может?..

Маня прилежно подписывала книги еще почти час, дав себе зарок, что не станет поминутно шарить глазами по толпе, выискивая его, но время от времени оглядывала зал, и все безрезультатно.

Александр Шан-Гирей как в воду канул.

Наконец пошли сотрудники магазина – это означало, что дело идет к концу. Сотрудникам автографы полагались в последнюю очередь – покупатели важнее! – зато они несли книги пачками, штук по шесть. Вот эта для Люси, она сегодня в утреннюю смену была, но очень просила, вот это Сереже, он наш охранник, отойти не может, это маме, это тете, это Галке, она в больнице, ногу сломала, но даже и со сломанной хотела прибежать, а это тете Дусе, уборщице!

Маня всегда преисполнялась неистовой благодарностью к людям, которые почему-то читают ее романы – вот загадка! И тетя Дуся казалась ей родной, и охранник Сережа, которого она никогда не видела, очень милым, и вообще – спасибо, спасибо!..

Пальцы свело, лицевые мышцы от постоянной улыбки свело тоже – так она теперь и останется навеки с ручкой в скрюченных пальцах и перекошенной радостной физиономией.

Когда она встала со стула, вдруг от усталости потемнело в глазах, и Денис поддержал ее под локоть.

– Ужас, – сказал он весело. – Как вы все это выдерживаете?

– Отлично! – фальшиво бодрым голосом отозвалась Маня и огляделась.

Охранники сдвигали и равняли стулья, девушка в зеленой форме протирала затоптанный множеством ног пол и улыбнулась ей.

Маня тоже улыбнулась.

Алекса нигде не было.

И она вдруг поняла, как сильно устала.

– Ты молодчина! – заявила рядом Митрофанова. – Пойдем скорее, там у Дениса уже все готово.

Мане было все равно, готово или нет и что именно готово!.. Вот как-то моментально стало все равно, когда она поняла, что Алекса нет. Ушел.

Тем не менее, выполняя заключительную часть обязательной программы, она еще какое-то время покорно таскалась за директором по огромному магазину – «А здесь у нас детский городок, видите? Мы специально поставили маленькие столы и стулья и раскраски положили, чтобы малышам было интересно! Их можно тут оставить и погулять по магазину! А здесь аудиокниги, а там специальный зал, где будут выступать музыканты! Слышите, какая акустика? Питер – музыкальный город, у нас полно групп, очень достойных, а выступать им негде, вот они у нас и будут!».

Постепенно заражаясь энтузиазмом директора, Маня осмотрела и детский городок, и специальный зал, и кафетерий, работавший круглосуточно, что было предметом особой гордости Дениса.

…Однажды ночью мне очень захотелось почитать Мариенгофа. Я пришел в «Буквоед», пил кофе и читал. Всю ночь!..

…В следующий раз я обязательно вас приглашу.

…Ведь не у всех получается, понимаете?.. Вот и у меня не получается. Но мальчикам проще, чем девочкам! А вы разве когда-нибудь были мальчиком?..

В директорском кабинете был накрыт стол – все вкусное, очень аппетитное, но Мане больше всего на свете хотелось в гостиницу. Снять с себя все, налить ванну погорячее, напустить пены, лежать долго-долго и думать об Алексе.

Сто лет ей не хотелось ни о ком… думать.

Она давно забыла, как это бывает, когда хочется!..

– Маня, что с тобой? – на ухо спросила Митрофанова. – Ты молчишь, словно сфинкс! Давай-давай! Немного осталось! Взбодрись!..

– Я бодра, как блоха, – отозвалась Маня, и Денис вдруг захохотал. Он вообще смеялся легко и с удовольствием, и Мане это нравилось.

Наконец кофе был выпит, неизменный банан из фруктовой корзины съеден до половины, и Денис сказал озабоченно:

– Давайте-ка я вас провожу так, чтоб покороче и не приставал никто!..

Дыша открытым ртом, как перегруженная лошадь на подъеме, Маня поднялась и стала бестолково тыкаться в разные стороны в поисках своего пальто, а Митрофанова бесцеремонно и необидно сказала:

– Разуй глаза!

И оказалось, что Денис давно уже держит это самое пальто, заботливо распахнутое! Завернув в него высоченную Маню, как ребенка, он пошел вперед, она двинулась за ним, они миновали какие-то коридоры, лестницы и сводчатые помещения со штабелями книг, которые перевозил шустрый маленький погрузчик, и оказались в том самом зале, где писательница Поливанова давеча «давала гастроли».

Там было пусто, свет приглушен, а на ее месте за столом, с которого давно убрали микрофоны, сидел Александр Шан-Гирей, совершенно один.

Маня остановилась, как будто наткнулась на стену, потому что узнала его.

Ну, конечно!.. Как она могла забыть?!

Все именно так и было – сцена, стол и он.

Совершенно один.

Дэн топтался на автобусной остановке, прямо под фонарем, переминался с ноги на ногу. В островерхом капюшоне и шарфе, засыпанный снегом, он был похож на пленного немца под Сталинградом или француза под Бородином – впрочем, Береговой плохо разбирался в истории!..

– Не, я не понял ничего, а что такое-то?! – Дэн плюхнулся на переднее сиденье и откинул капюшон, с которого в лицо Береговому брызнул снег. – Что случилось, ититская сила, стрелять-колотить?!

Иногда журналист Столетов выражался довольно своеобразно, но во всяком случае – понятно.

– Значит, так, – Береговой выкрутил руль. – Видишь во-он ту машину?..

– Тут машин до мамы.

– Красную.

– «Хюндаи», что ли?.. Ну, вижу.

– Нам за ней. Теперь самое главное ее не потерять.

Дэн помотал головой, как собака, стряхивая воду с длинных волос.

– А… куда мы за ней едем? И зачем?

– Я не знаю.

Дэн покосился на него, и некоторое время они молчали.

Машины еле ползли. Снег валил такой, что казалось, перед капотом колышется странный растрепанный белый занавес.

– Володь, ты бы мне объяснил чего, – попросил Дэн скучным голосом и посмотрел в окно. – Я ведь ни хрена не понял! Какого лешего я с работы попер на МКАД, на какую-то, блин, остановку, два часа на ней торчал, замерз как цуцик, а теперь оказывается, мы в этой пробени преследуем красную «Хюндаи»! Мы здесь до утра проторчим, к гадалке не ходи! Ты в шпионов сейчас играешь?