Ловушка для Инквизитора

Глава 1

– Эй, дура ленивая, корова толстозадая! Поворачивайся живее, да тащи мне скорее свежего пива, а то в глотке пересохло! Я что, должен подохнуть от жажды,  пока ты соизволишь пошевелиться?! Быстрее давай!

Рыжебородый Патрик с вытаращенными жидко-голубыми глазами изо всех сил грохнул по столу кружкой, да так, что та раскололась, а Патрик расхохотался скотским хохотом. То, что он принес ущерб, хоть и небольшой, наполняло его гадкую душу счастьем, и он с удовольствием наблюдал, как трактирщица – милая молодая женщина с лучистыми светлыми глазами и каштановыми вьющимися волосами, – со вздохом собирает осколки.

Пятая кружка за неделю; Патрик словно  разорить ее собрался. Да и муж будет недоволен.

– Моя покойная прабабка живее тебя, – с ненавистью шипел коротышка Патрик, так и пожирая девушку глазами. Разве что слюни не текут на стол.  Тронуть трактирщицу он не осмеливался – в прошлый раз его шутки и приставания окончились звонкой оплеухой. И над ним потешалась вся таверна, украдкой фыркая в кулачки. – Ты и в постели такая же дохлая? Бревно бревном. Не повезло Ричарду.

И он первый расхохотался над своей гадкой шуткой, а его компания вторила ему нетрезвыми голосами.

– Все равно моей будешь, – отсмеявшись, зло прошипел Патрик. – Строптивая кобылка… таких объезжать самый смак!

Трактирщица вскинула на него дерзкий взгляд зеленых глаз, но почти сразу же отвела. И промолчала. Не стала связываться.

– Ух, хороша, чертова кукла! – рявкнул Патрик, хлебнув остатки  самогона прямо из бутылки и утерев подбородок, поросший рыжей колючей щетиной. – Как есть – некромантка. Надо бы на дыбу ее подвесить, да пощекотать ей голую задницу хлыстом. Сразу посговорчивее будет. Ну, дождусь я сегодня пива или что!?

По-хорошему, Ричард, муж трактирщицы, должен был бы спуститься сверху, из своей комнаты, где он считал прибыль за день, да наподдавать Патрику по шее хорошенько. Но он никогда не сделал бы этого. Во-первых, Патрик был его другом, и Ричард ценил и уважал его больше собственной жены, пусть даже и хорошенькой, юной и свежей.

Во-вторых, до жены Ричарду как будто совсем не было дела. Ну, баба и баба. Годится только на то, чтоб работать хорошенько да вертеться под ним в постели. Патрик неуважителен? Лапает за задницу? Ничего, от жены не убудет!

А в-третьих, Патрик был местным клириком, посланником магии на земле. Он мог обвинить любого горожанина в черной магии, одного его слова было достаточно, чтоб любого ухватили и возвели на костер, будь то хоть Патриков родственник. Поэтому Ричард разумно рассудил, что пусть лучше его жена потерпит потные ладошки Патрика за пазухой, чем он, Ричард, потерпит языки пламени, лижущие ему пятки.

Патрик это тоже понимал и бессовестно этим пользовался. Высший Инквизиторий в этот забытый магией городишко не наведывался никогда, и Патрик почувствовал свою полную безнаказанность и неограниченную власть. Ему ничего не стоило придумать какое-нибудь несуществующее правило или закон, чтобы сильнее запугивать темных людишек. Никто его не мог поправить и дерзить ему не отваживался.

Свою паству он держал в ежовых рукавицах и никто ему и слова не смел сказать поперек. На костер строптивую бабу – юную трактирщицу, –  он вести не торопился. Все ж рассчитывал получить свое. А пока не получил – мучил ее и брал измором.

…За стенами трактира была непроглядная ночь и жуткий туман, который словно для того и создан, чтоб порождать чудовищ и вурдалаков.  Нестерпимый, лютый,  почти зимний  холод пронизывал до костей, ветви деревьев дрожали, боясь подстерегающих во мраке ужасов.  Поэтому стук в двери был словно крик о помощи от заблудшей души, и трактирщица к великому неудовольствию Патрика поспешила не за пивом для него, а открыть припозднившемуся гостю.

– Кого это демоны носят в такой поздний час?! – разгунделся  Патрик. – Добрые люди по домам сидят, а в тумане бродят только оборотни! Не открывай этому ублюдку, дура! Пусть катится туда, откуда явился!

Но строптивая трактирщица вновь сверкнула на Патрика зелеными злыми глазами.

– Выгнать гостя в холод и мрак? Сердца у вас нет. Он наверняка замерз и измучен, и его лошади валятся с ног. Далеко ли он уедет? Где будет искать ночлега в такой час, если я ему откажу?

– Мне все равно, – отозвался Патрик. – Я не хочу, чтоб кто-то портил мне вечер своим нежелательным присутствием.

– Это мой трактир, – ответила девушка. У нее был красивый, твердый голос, в котором не угадывалось ни капли страха. – Только мне решать, кто будет здесь принят, а кто нет!

– Упрямая дура! – разозлился Патрик. – Вот порвет тебя оборотень – и проделом тебе будет! Или постой, ты с оборотнями заодно!? Ведьмино отродье… надо б сжечь тебя на площади! Выставить с голыми сиськами у столба и подпалить тебе ляжки!

– Раз я заодно с оборотнями, – огрызнулась трактирщица, – вот сейчас впущу его сюда, и тогда посмотрим, чьим ляжкам будет жарче, моим или твоим!

– Стерва! – выкрикнул Патрик.

Трактирщица уже не слушала его; она выглянула в окошечко и торопливо отодвинула засов. По всему выходило, что за дверями не оборотень, а человек, и девушке он опасения не внушал.

А вот Патрик, едва увидев нового гостя, даже зарычал, кусая рыжий ус, и его тараканьи глазки налились кровью от злобы.

Приезжий – а это был именно приезжий, потому что жителей своего городишки Патрик знал наперечет, – был высок, строен и хорошо одет, в черные модные брюки, дорожные сапоги и  строгое пальто из очень дорогого черного материала, застегнутое на два ряда блестящих пуговиц. На руках его были изумительной белизны перчатки – даже простыни местных девственниц были не такие белые, – а лицо…

– Да ты, верно, сын преисподней, и этот злой туман породил тебя! – рыкнул Патрик, рассматривая белоснежную кожу незнакомца, белоснежную гриву волос, рассыпавшихся по плечам, и алые глаза. – Альбинос! Нечисть!

Альбинос перенес его вопли молча, недобро разглядывая местного клирика. Туман осел на его плечах мелкими каплями, альбинос  спешно стаскивал свои белые перчатки, чтоб согреть руки  у огня, и ссору с Патриком явно оставлял на потом.

– Проходите ближе к огню, – меж тем суетилась трактирщица. – Вы, верно, устали? Давно в пути?

– Три  дня, – холодно ответил альбинос. – По делам в вашем городе.

– Изволите снять комнату? – меж тем заботливо ворковала трактирщица, отчего-то раскрасневшаяся и разулыбавшаяся. – Наверху у нас есть вполне приличные ком…

Договорить она не успела; Патрику ее заботливость по отношению к приезжему франту очень не понравилась. К тому же, местный клирик ощутил свою ущербность на фоне щеголя.

Обгрызенные ногти с траурной каймой против белых перчаток, грязная, поношенная сутана, застиранная до уныло-серого цвета против модного добротного пальто и небритая, пьяная свиная харя против тонких черт белоснежного лица – Патрик явно был в проигрыше.

Сердце его резанула ревность.

Женщина, которую он уже считал своей и от которой так и не добился ни единой улыбки, просто таки стелилась перед приезжим! И ему ужин и выпивку подала махом, а Патрик половину вечера не может допроситься у нее свежего пива!

– Сын погибели! – проорал злобно Патрик, увидев, что приезжий берет  вилку левой рукой. – Левша! Отражение демона! Да куда ты смотрела, толстозадая курица, когда пускала его в трактир! Этот франт намного хуже, чем оборотень! На костер его!

– Только кричите, – внезапно вступился за приезжего тощенький, застенчивый паренек-служка, смущенно приглаживая смоляную шевелюру, остриженную под горшок. – А оборотни ничего дурного вам не сделали. Да и вообще никому!  И на приезжего человека наговариваете зря. А он просто левша.

Патрик перевел взгляд злобных, мутных глаз на мальчишку, и тот в панике зашатался, как осина на ветру, не зная, в какую сторону бежать, чтоб скрыться от злобного пастыря.

– Ничего дурного!? А кто передушил всех овец?!

– Так волк же, – промямлил мальчишка. – Его давеча же подстрелили…

Но Патрик не слушал его.

– Вот поставим этого призрака тебе на спину, защитник оборотней и демонов,  – мстительно прошипел он, – обложим вас двоих хворостом и подпалим! Славный костер будет!

– Не связывайся с ним, Густав, – сказала хозяйка. – Поди лучше позаботься о лошадях господина.

– На костер? За что? – меж тем заинтересованно поинтересовался приезжий. Он уписывал свой ужин, с любопытством  прислушиваясь к перебранке. Ни капли страха не отражалось в его чертах, видимо, он не понимал, что над головой его нависла настоящая беда. – Вы собрались меня сжечь за то, что я ем левой рукой?!

– Как будто этого мало! – фыркнул Патрик.

– Но это неправильно, – с легкой улыбкой произнес альбинос , уставившись своими алыми глазами  на взбешенного Патрика.

Его тонкое, красивое, породистое лицо так и лучилось доброжелательностью, и Патрика это взбесило еще больше.

– Здесь я решаю, – рявкнул он, – что правильно, а что не очень! Это мой город! Я здесь закон! Эй, ребята – хватайте этого фанфарона! Сейчас мы нанижем его на вертел и испечем, поливая маслом!

Помощники Патрика с готовностью ринулись  на альбиноса с победными криками, и первый же, кто собрался коснуться его, отлетел обратно, сшибая  прочих с ног, как кегли.

Тонкий, изящный, такой чистенький и светлый молодой человек внезапно оказался очень силен, буквально  таки невероятно, магически. Он отвесил нападавшему такую оплеуху, что челюсть служке клирика сломал и распечатал нос.

Вмиг его доброжелательность сменилась сосредоточенной злостью, он подскочил на ноги, сжав кулаки. Патрик, рассматривая свою растерявшуюся команду, считающую на полу потерянные зубы, взвыл.

К настоящим схваткам клирик и его помощники были не готовы. Что там – девку утащить в застенки, или деревенского дурачка пинками загнать в подвал – это легко. А тут, кажется, посерьезнее противник нарисовался… привыкший к дракам, тренированный, ловкий.

– Ах ты, – вопил Патрик, выхватив свою волшебную палочку и наставляя ее на альбиноса. – Некромант, поди?! А ну, покажи свою палочку! Я хочу видеть ее, нечисть!

– С превеликим удовольствием, – елейным голосом произнес альбинос и с грозным звоном выхватил черный длинный узкий меч с  перевитой гардой.  – Сейчас я вас буду учить, что есть правильно, а что нет, мерзавцы.

Увидев черное острие, нацеленное ему в грудь, Патрик как-то незаметно для самого себя оказался на  жопе, уползая в дальний угол, как краб, задом наперед.

– Магия пресвятая, – шептал Патрик, пуская лужу. – Высший Инквизитор…

– Выше некуда, – поддакнул альбинос. – Позвольте представиться – Тристан Пилигрим, королевский бастард. Ну? Еще построишь догадки о том, какая нечисть меня породила?

Страшный альбинос наступал неторопливо, угрожающе покачивая своим оружием, и Патрик уже здорово пожалел, что ввязался в ненужную ссору с приезжим. Совсем позабыл о том, что весь остальной мир, в отличие от его городишки, живет совсем по другим правилам!

– Так значит, – тяжело произнес Тристан, сверкая красными глазами, – оборотни тебе не нравятся? А ты кто таков, чтоб решать, кому жить, кому умереть? Магия сотворила их таковыми Это их естество и их особая магия. Ты что, умнее магии?

Патрик отчаянно затряс головой, отрицая всяческий свой ум, да так, что его обрюзгшие щеки заходили, как холодец, и Тристан опустил меч.

– Руку целуй, – брезгливо произнес он, протягивая белоснежную тонкую кисть Патрику.

Величайшая милость, какой удостаивались только короли и красивые дамы!

Патрик радостно свернул мокрые красные губы трубочкой и потянулся к руке Инквизитора. Но тот  вот же хитрый гад! – почти на размахиваясь, вдруг влепил ему сокрушительную пощечину, да так, что зубы лязгнули и ум закатился за разум.  Патрик, вытаращив глаза, со свернутыми в трубочку губами, крутнулся и воткнулся носом в пол. Сознание почти вылетело из его головы.

– Скольких людей ты сжег, – голос Инквизитора над головой грохотал как гром в лихую грозу, – только за то, что они ели левой рукой?!

Поверженный Патрик молчал.

Он был слишком потрясен, чтобы говорить.

– Троих, ваша милость, – снова влез осмелевший мальчишка-служка, обрадованный тем, что появился тот, кто сможет обуздать жестокость Патрика.

– Троих, значит, – задумчиво произнес Тристан – и снова протянул руку слегка очухавшемуся Патрику.  – Целуй!

Патрик снова послушно сложил трясущиеся губы в трубочку, преданно заглядывая Инквизитору в глаза. Он знал, что сейчас последует, но ослушаться не рискнул.

Предчувствия его не обманули.

Инквизитор – на сей раз резко размахнувшись, – что есть силы врезал по щетинистой физиономии Патрика, и тот, два раза обернувшись вокруг своей оси, рухнул, как боксер, пропустивший хук в челюсть.

– Завтра, – тяжело отпыхиваясь, встряхивая узкой, заалевшей кистью, произнес Тристан, – я жду этого мерзавца на площади. Напомню ему, что значит служение…

Хозяйка проводила Инквизитора до самой лучшей, самой дорогой комнаты – в ней была ванна, кран с горячей водой и самая удобная постель во всей гостинице, – а сама вернулась в зал, чтобы подмести осколки, собрать выбитые зубы и замыть пятна крови.

Патрика и его шайки уже не было. Патрик не осмелился даже спрятаться и дождаться женщину, чтобы отомстить ей за то, что она впустила инквизитора, хотя эта выходка была бы полностью в его духе, и молодая женщина спускалась  в зал с опаской.

Однако, обошлось.

Она закончила с уборкой ближе к полуночи.  От работы ломило поясницу, глаза слипались – так хотелось спать, – но она все же решила постучаться к новому постояльцу, узнать, не нужно ли чего. Признаться, ею двигало не только любопытство – ранее никто из важных господ не посещал их маленького городка.

Молодой инквизитор не только своими магическими способностями и белыми перчатками смутил ее разум.  Молодая женщина, изо всех сил сопротивлялась свербящему, зовущему чувству, но ее словно на аркане тянуло туда, в комнату, освещенную присутствием красивого альбиноса.

«Да, красивый», – думала она, поднимаясь по скрипучей лестнице и с замиранием сердца приближаясь к дверям комнаты.

Она постучала, но ей никто не ответил? Спит уже? Тут бы ей и уйти, но ноги не несли прочь. Инквизитор словно приколдовал ее. Хозяйка делала шаг назад, к лестнице, но почти тотчас же возвращалась к двери снова и в нерешительности останавливалась.

«Войду, – решила, наконец, она,  обнаружив, что дверь не заперта. – В конце концов, это мой долг – заботиться о посетителях».

Она вошла, крадучись, и тотчас со вскриком рванула обратно, к дверям, едва не уронив свечу, потому что необычный гость ее, отодвинув в сторонку ширму и загородив ею окно,  блаженствуя, лежал в ванне, отогревая уставшее тело в горячей воде.

На его гладком ровном лбу сияли капли пота, руки свободно лежали на бортах ванны, голова была откинута на валик, который инквизитор соорудил из банного полотенца. Все то, что приличной замужней женщине видеть было нельзя, было погружено в воду и замаскировано пышными хлопьями пены.

– А, вот вы, наконец, – произнес инквизитор, приоткрыв один глаз. – Что ж так долго-то. Я зову, зову. Ну, куда же вы побежали?

Это означало лишь одно – инквизитор действительно приманил ее своей магией. Все равно что пальцем подманил.

– Вы не одеты, ваша милость, – пролепетала женщина, пряча глаза. Стыд-то какой! Если муж узнает, что она была в одной комнате с голым мужчиной!..

– Ничего он не сделает, – угадав ее мысли, или даже магически прочитав их, ответил инквизитор. – Я не замышляю ничего дурного против вас и вашей чести. Вы мне нужны для дела.

– Это вы так считаете, – немного осмелев, произнесла хозяйка гостиницы, – что ничего дурного нет в том, что вы без штанов, а я в одной комнате с вами заперта. У мужей же на эти вещи совсем другие взгляды.

Инквизитор усмехнулся и плеснул себе на голую грудь пригоршней теплой воды. На безымянном пальце его сверкнуло тонкое золотое кольцо.

– Вы тоже женаты, ваша милость?  – невольно произнесла молодая женщина, ступив ближе.

– Был женат, – поправил  инквизитор глухо, пряча руку с кольцом под водой. – Это были долгие и счастливые тридцать лет жизни… да…

Расслабленность исчезла из его позы, он уселся в воде, нервно сжимая губы. Казалось, он рад был бы тотчас покинуть ванну и сбежать прочь и от неприятного разговора, и от женщины, которую сам же и позвал, но не мог – штанов на нем точно не было. А к слишком близкому знакомству с местными красавицами он был явно не готов.

– Тридцать лет?! – изумилась хозяйка гостиницы.  Эта странная цифра – тридцать лет, – никак не вязалась с молодым инквизитором, который и сам-то едва выглядел на эти годы.

– Я немного старше, чем это может показаться, – пояснил инквизитор, глядя исподлобья на женщину.

– И что же произошло?.. – шепнула она.

Невероятным образом она очутилась рядом с ванной. Влажная рука мужчины, светясь колдовской белизной, лежала на бортике, и женщина не смогла побороть искушение – коснулась белых пальцев, будто проверяя, призрак ли перед ней или живой человек из плоти и крови.

Пальцы были мокрые  горячие. И совершенно точно живые.

– Три года назад, – неприветливо ответил инквизитор, – некие люди… назовем их так… словом, они совершили покушение на нас. Она погибла. Именно поэтому я тут. Расследование привело меня в ваш город.

Он шевельнулся, вода плеснулась, и на белоснежной груди, напротив сердца, женщина успела разглядеть черное, как налитый кровью  синяк, пятно. Что-то зловещее, будто оскаленный череп.

– Магия пресвятая, – воскликнула она, протянув руку и касаясь горячей кожи инквизитора, – да вам тоже в драке досталось! Вы ранены?!

– Нет, – ответил инквизитор, поймав ее за руку. – Это старое.  Этой ране три года. Они метили мне прямо в сердце.

Он с силой прижал ее ладонь к своей груди, и она услышала, как бьется его сердце – ровно и спокойно.

У инквизитора были очень спокойные губы и глаза. Но коснувшись его сердца, женщина с криком отпрянула, потому что ощутила его печаль и тяжелую, черную, как смола, тоску. Яркий образ мелькнул в ее воображении, рыжие кудри и зеленый шелк, расшитый тонкой вышивкой,  словно растворенный в свете солнечного утра, и нежный голос, посмеиваясь, шепнул: «Тристан! Тристан!»

Молодая женщина вдруг поняла, что инквизитор невероятным образом затащил ее в ванну, к себе, в горячую воду, уложил к себе на грудь, и теперь его снежно-белые руки бессовестно исследуют ее тело, поглаживают сквозь намокшую одежду.

Дрожа, будто ванна полна льда, женщина слышала, как инквизитор дышит , наполняя горячим дыханием  ее волосы, – возбужденно, даже агрессивно, – и чуть касается мягкими губами ее ушка, ее напряженной шеи.

Его горячие ладони взобрались по ее талии, схваченной жестким корсетом, к ее часто вздымающейся груди и нахально извлекли ее из-под мокрой блузы.  Женщина шумно ахнула и выгнулась, извиваясь от стыда, страха и возбуждения, когда его пальцы нащупали ее соски и вкрадчиво сжали их, дразня.

Вцепившись руками в борта ванной,  женщина постанывала, беспомощно глядя в потолок. Сил оттолкнуть мерзавца у нее почему-то не было; мокрые юбки, плавающие, словно медузы, в воде, сковывали ее движения и были невероятно тяжелы.

Наслаждение накатывало на нее волнами; с каждым прикосновением, с каждым движением белоснежных пальцев женщина кричала от удовольствия, извиваясь и стискивая колени, погибая от желания. Будучи замужем, она никогда не испытывала такой нежной и страстной ласки. И то, что творили с ней лаковые руки инквизитора, казалось ей невероятным, небесным  блаженством.

Инквизитор вошел во вкус; он куснул ее в шею, агрессивно и страстно, припал долгим поцелуем, лаская грудь, поглаживая острые соски, блестящие в ночном свете от воды. Удовольствие, которое он доставлял ей такой немудреной лаской, казалось, поднимает ее дух до небес.

Она беспомощно стонала, будто прося о пощаде, но инквизитор был неумолим. Под его руками треснули шнурки, стягивающие корсет, горячая ладонь нырнула туда, прижимаясь к ее голому телу, а вторая ладонь скользнула по ее бедру.  Женщина в панике забилась, задрыгала ногами, чувствуя, как он без труда добирается до голого тела, не запутавшись в мокрых юбках, и сжимает руку на ее бедре, прихватывает  высоко, касаясь пальцами лобка, стыд-то какой!

Он ловко просунул свои колени между ее и развел ее ноги так развратно, что она ощутила себя стыдливой невинной девственницей на ложе перед искушенным развратником.

Она хотела выкрикнуть, но не смогла. Инквизитор повернул ее лицо к себе и поцеловал – долго, слишком изощренно, как не целовал ее никто иной, никогда. Обручальное кольцо ярко поблескивало на его белоснежном пальце, но отчего-то женщине не казалось, что то, что они сейчас делают, это неправильно. В страстной ласке инквизитора не было пошлости и грязной скотской похоти. Движения его были неторопливы и осторожны.

«С мужем бывает противнее», – почему-то подумала молодая женщина, краснея, но покоряясь его ласкам.

Она билась и извивалась, но он словно не замечал ее стыдливого сопротивления. Его ладонь, добравшись до ее живота, вкрадчиво и медленно скользнула меж ее разведенных ног, и девушка едва не кончила, ощутив, как пальцы инквизитора погружаются в ее тело.

Он поглаживал ее клитор, катая его, как горошинку, чуть прижимая, и женщина скулила и виляла бедрами, наверное, так откровенно и бессовестно впервые в жизни, желая, чтобы это удовольствие никогда не кончалось. Она сама откинулась на грудь инквизитора, зажмурила глаза и, разведя дрожащие колени шире, приняла еще один его поцелуй – как награду за свою покорность.

Одному небу было известно, чем его ласки были лучше ласк  ее мужа, да только молоденькая женщина едва не упала в обморок, доведенная руками инквизитора до умопомрачения. А когда его вставший член коснулся ее ягодиц, она оглушительно взвизгнула, и из глаз ее брызнули слезы, когда она ощутила, как его член погружается в нее.

Это было так желанно и так сладко, что женщина на миг замерла, по-новому осмысляя близость с мужчиной, по-новому ее ощущая и принимая.

…И суровый голос инквизитора, зовущий ее, показался ей наказанием и карой, потому что он безжалостно вытряхнул ее из яркого и сладострастного видения, и женщина, хрипло дыша, приходя в себя, отшатнулась от ванны, понимая, что все, что было – всего лишь ей привиделось.

– Что с вами? – настойчиво звал ее чертов альбинос, прогоняя своим голосом остатки чудесного видения. – Вам плохо? У вас видение? Что с вами?

Женщина отступила от ванны, безотчетным движением проведя ладонью по лбу.

– И в самом деле, – прошептала она слабым голосом, ощущая, как трясутся у нее ноги, и как бросает ее в дрожь от прикосновения к мокрому пятну на платье, непонятно как тут оказавшемуся. – Всего лишь видение…

В памяти ее промелькнуло ощущение того, как жесткий член инквизитора проникает в нее, и женщина едва устояла на ногах, потому что живот ее скрутило сладким спазмом. Это было слишком реалистично, настолько живо, что она могла бы поклясться, что была с ним и занималась любовью.

«Стыд-то какой! – в панике думала она. – Не приведи магия, инквизитор поймет, что именно мне привиделось! Наверное, он озвереет от ярости и тогда мне точно не избежать костра!»

– На вас лица нет, – произнес инквизитор сурово, безо всякого стеснения поднимаясь из ванны. – Что там было? Что вы видели?!

Глянув на голый живот мужчины, и чуть ниже, женщина ощутила, что ноги ее совершенно не держат, и тотчас попыталась упасть, но выпрыгнувший из воды инквизитор не позволил ей этого сделать.

Он сгреб ее в охапку и потащил к кровати, чтоб устроить поудобнее – вот же дьявол! Этого еще не хватало!

Память ее снова предательски кольнуло видение того, как он овладевает ею, как давит на бедра, придерживает за живот, вынуждая принять его член, и женщина снова вскрикнула, поглощенная магическим удовольствием. Видение, такое живое, такое яркое, не отпускало ее, цеплялось за ее разум все сильнее, и ее счастье, что это были не ее мысли, а послание магии, которое инквизитор прочесть не мог.

– Вы менталист, так? – сказал инквизитор, уложив женщину на постель и кое-как прикрывая свою наготу какой-то одеждой. – Вы можете предвидеть будущее и заглядывать в прошлое?

– Очень слабо, – попыталась возразить женщина. – Чаще всего, это какие-то непонятные, путанные картинки, и непонятно, сбудется увиденное или нет… Скорее всего, нет, скорее всего, это только вероятность, которая могла бы быть…

Женщина сконфужено умолкла. Конечно, то, что она увидела, несбыточно. Этого еще не хватало! Спать с инквизитором! У нее, в конце концов, муж есть! И нет, любовь тут не причем. Но порядочность, чувство долга… нет, нет, думать об инквизиторе грешно!