Волшебные кости

– Проснулась, принцесса? – Мерзкий издевательский голос раздался прямо надо мной. – Спалось тебе сладко? – Не унимался он, глумливо хихикая.

Первое, что заставило меня понять, что я и правда жива – неприкрытая, всепоглощающая ярость, которая на мгновение, но смогла затмить раздирающую меня боль.

– Только не говори, что ты Прекрасный Принц, – просипела я.

– А почему бы и нет? – Продолжал скрипучий голос. Послышались ещё шаги, кто-то явно с интересом наблюдал за нашей беседой.

Я повернула голову в сторону смотрящего, но всё равно не смогла его разглядеть из-за пелены перед глазами.

– Выглядишь хуже, чем старый башмак моей покойной бабушки, – еле выдавила я.

Единственное, что могло мне сделать лучше сейчас, это возможность причинить этому человеку хоть горсть той боли, которую испытывала я. Он издал какой-то горловой звук и смачно плюнул мне на щёку.

– Следи за тем, что говоришь, уродина, – его голос тут же стал басовитым, в нём слышалась ярость, – никакой Д´Эрже тебя не спасёт. Здесь я закон!

Он пнул решётку, которая отозвалась глухим металлическим стуком. Злая радость снова загородила во мне боль и я, слабо улыбнувшись, прикрыла глаза.

Не знаю сколько прошло дней, а может недель, света в моей камере было совсем немного. Первое время, большую часть которого я провела с закрытыми глазами, мне казалось, что я находилась в нескончаемой тьме. Меня пробивал жар, который тут же сменялся ознобом, в одну из особо тёмных ночей, когда я снова металась в бреду, со мной произошло совершенно странное видение.

Время ужина уже давно прошло, стражники зажгли лампы и на посту остался только один. Я прислушивалась к слабо струящейся во мне магии. Внезапно, на восточной лестнице послышался гулкий шум шагов и чей-то тихий тараторящий голос. Дальше была какая-то возня, караульный явно вскочил со своего места. Теперь все трое шли к моей камере и я сделала вид, что спала крепким сном.

– Как давно она здесь? – Спросил знакомый вкрадчивый голос.

– Трое суток, Ваше Преосвященство, – пропел Тинтин. Уж его я могла узнать из тысячи.

– Почему она в таком состоянии? Что с ней случилось? – Впервые я могла различить в голосе Леопольда недовольство.

– Девчонка – сущая дьяволица, прости меня Мифрил. Она накинулась на наших стражников и дралась как умалишённая. Честное слово, Ваше Преосвященство, она своими фокусами подпалила несколько солдат.

– Какими такими фокусами?

– Не знаю, Ваше Преосвященство, она же это… Ведьма! Подожгла солдат, так что один до сих пор лежит в лазарете – зрелище не для слабонервных скажу я Вам.

– Господин Д’Эрже, Вы так и не ответили, почему она в таком состоянии?

– Понимайте, она…

Было темно, и я слегка приоткрыла глаза. Около моей темницы стоял Леопольд и недобро смотрел на Тинтина.

– Кажется, я говорил вам, что она, как и её сестра, нужны мне живыми. В Ваших интересах сделать всё, чтобы эта девица выжила. В противном случае Вы будете кормить ворон на городской стене Рейнгарда, господин Д’Эрже.

Последовала многозначительная тишина, в которой они замерли друг напротив друга. Леопольд был на голову выше Тинтина, который сейчас осунулся ещё больше.

– Я вас понял, Ваше Преосвященство.

Они поспешно удалились, а я осталась лежать на холодном каменном полу. Вэй пока что была в безопасности. С моих плеч будто бы упала гора, и я, наконец, смогла спокойно заснуть.

Со временем боль ушла, лишь изредка то ли от холодного пола, то ли от проходящих тумаков, всё моё тело ныло и ломило. В такие дни я старалась сделать всё, чтобы заглушить эту боль. Кормили меня ещё скуднее, чем в театре мистера Хейла. По сравнению с тюремной едой, похлёбки Мисс Анны поистине можно было назвать деликатесами достойные двора Рейнгарда. Когда я немного окрепла, то принялась лечить себя. Это приходилось делать тайком в дневное время, чтобы мои тюремщики не заметили слабое голубоватое сияние, которое исходило от моих ладоней. Без волшебных камней, которые с меня сняли, пока я была без сознания, магия забирала у меня слишком много сил, и лечение приходилось растягивать.

У меня ушло ещё несколько дней, прежде чем я вылечила все свои раны и синяки. Мне оставалось убрать парочку на спине, когда однажды к моей камере подошёл один из охранников. Тот самый, который встретился мне, когда я только сюда попала. За это время у нас случилась обоюдная неприязнь настолько, что при каждой встрече, мы старались испортить друг другу жизнь, насколько это было возможно. На его тонких губах играла нагловатая ухмылка человека, который только что одержал гнусную победу.

– Привет, бестия, вижу, что раны на тебе заживают как на собаке?

– А ты что, мастер не-твоих-собачьих дел? – Парировала я.

– Недолго тебе, ведьма, осталось острить.

Я вопросительно посмотрела на него, во мне снова зарождалось какое-то неприятное чувство. Такое же, как с Брауни или когда меня схватили в переулке. Он выдержал паузу, наблюдая за моей реакцией и медленно произнёс, растягивая слова:

– Его Преосвященство желает видеть тебя сегодня. Ну а все же знают, что случается с ведьмами? – Он откинулся назад, крикнув своему товарищу. – Эй, Бочка, слышал? Сегодня вечером будет отличный костёр, хоть свою спину погреешь.

Он зашёлся лающим хохотом, который перешёл в тяжёлый кашель. Облокотившись на решётку моей камеры, он согнулся вдвое, продолжая громко кашлять. Каждый раз, когда он сотрясался в новом приступе, на его боку позвякивала тяжёлая связка ключей, которая и привлекла моё внимание.

Я подошла к решётке. Он отшатнулся, продолжая задыхаться в кашле. Сделав своё самое приветливое лицо, я улыбнулась:

– Ну, ну, не бойся. Я же ничего без своих камней сделать не могу. – Мои слова слегка успокоили охранника, по крайней мере он не отошёл ещё дальше. Стараясь подражать голосу Бериала, я вкрадчиво спросила. – Чахотка, да?

Когда же он смог откашляться, то кивнул. Его лицо покраснело, а вены на шее вздулись и стали похожи на маленьких червяков.

– Я могу вылечить тебя. Просто так, без каких-либо обязательств. Только подойди поближе, мне надо будет к тебе прикоснуться.

– Дудки, – он отрицательно закачал головой, – ищи дурака. Ты ведьма! Только магия Мифрила настоящая, а твоя – это всё от Бериала.

– Какая разница, если я могу спасти тебя? – Я улыбнулась, увидя колебание на его лице. – Никому до нас нет дела и в этом мы с тобой похожи. Однако у тебя есть выбор: либо долго страдать и в конце концов подохнуть от чахотки, либо же вылечиться благодаря моей магии. Выбор за тобой.

– Уж не просто так ты это делаешь, – усомнился он.

– Не просто, – главное – не упустить его с крючка. – Я хочу, чтобы ты передал от меня послание моей сестре, но об этом никто не должен узнать.

На лице охранника отразились следы тяжёлой умственной работы, что было явно ему несвойственно, но его раздумья прервал новый приступ кашля. Я безразлично наблюдала за тем, как он снова согнулся вдвое, судорожно глотая остатки воздуха. Моя рука, которую я успела убрать за спину, равномерно горела зелёным светом.

– Что-то сильнее обычного тебя крутит, а? – Я постаралась вложить как можно больше сочувствующих ноток в голос. Я разжала свою руку, и он смог перевести дух.

– Со-согласен, – тяжело дыша сказал он. – Скажи куда доставить, только сделай так, чтобы это прошло, а то я концы протяну.

Он несколько боязливо подошёл к клетке, и я протянула руку через тонкие прутья. На его лице играла смесь страха, отвращения и интереса, которые он пытался скрыть за нахмуренными бровями и грозным взглядом. Я приложила руку к его груди, покрытой потёртым кожаным доспехом, и по ней тут же заструился тонкий серебряный поток. Стражник со вздохом отстранился, боясь, что магия причинит ему боль. Он снял перчатку и, словно дикарь, протянул свою руку к моим пальцам, покрытым серебряным сиянием. Подобно горному ручью магия заструилась по его ладони, тогда стражник отнял руку и посмотрел на слегка согнутую ладонь, в которой растворялась магия.

В его глазах заиграл детский восторг, и на этот раз он подошёл к клетке, брякнув о железные прутья тяжёлой связкой. Приложив одну руку к его груди, я осторожно просунула другую меж прутьев рядом с его бедром. Я начала тихо напевать одну из песенок, которой меня научили сёстры-близнецы, делая вид, что именно так должно выглядеть лечение от чахотки. Стражник закрыл глаза, прислушиваясь к моему голосу и тёплому потоку, разливающемуся у него в груди. Я же старалась как можно бесшумнее добыть нужный мне ключ. Узнать его мне не составило труда. Каждый раз, подходя к моей темницы, стражник тряс ключом перед моим лицом, глумливо бросая разные колкости. Когда наконец я смогла нащупать ключ, то тихо сняла его, проговорила охраннику:

– Твоя чахотка прошла, а теперь спи.

Он резко открыл глаза и непонимающе уставился на меня. В это же мгновение я щёлкнула пальцами, и стражник начал оседать, словно тающее на солнце масло. Я обхватила его через прутья, и хоть это было чертовски неудобно, постаралась облокотить на решётку так, чтобы его грузное тело не загораживало мне выход. Когда дело было сделано, я вытащила ключ и открыла дверь своей темницы.

Проржавевшие петли громко скрипнули, и я замерла, прислушиваясь к возможным шагам. Никого не было и в возникшей тишине можно было услышать лишь тихое потрескивание факелов. В конце коридора виднелся пост охранников, и я помчала к нему в надежде отыскать там мои камни. Перерыв и выпотрошив все ящики, я заглянула даже в журнал, но их нигде не было. Скорее всего, их забрал Тинтин в какое-нибудь специальное хранилище, но, где именно оно находилось, я не имела ни малейшего представления.

Увлёкшись поисками, я совсем не расслышала, как к посту приблизился Бочка.

– Стой, кто здесь?

Он выставил вперёд пику, наступая на меня коротким шагом. Не дожидаясь, пока он подойдёт вплотную, я провела ладонью по лицу и откашлялась, представив голос другого охранника:

– Ты чего, Бочка, белены объелся?

Стражник растерянно опустил пику и часто заморгал, смотря на меня. Эта иллюзия не могла продлиться долго. Моя сила испарялась на глазах. Я переступила с ноги на ногу, пока Бочка осмыслял увиденное, пытаясь найти хоть какое-то объяснение произошедшему. Наконец он убрал пику и почесал голову, будто мысли вызывали раздражение в его черепной коробке.

– Привидится же… Мне сначала показалось…

– Да, да, иди отдохни, я вместо тебя покараулю, – я торопливо перебила его, – если кто из этих придёт, то разбужу.

Бочка колебался несколько мгновений, всматриваясь в моё лицо, а затем направился в небольшой закуток недалеко от поста. Я не шевелилась, пока не убедилась, что Бочка грузно упал на койку, с которой тут же раздалось тихое сопение.

Магия сильно утомила меня, и мне хотелось присесть и просто перевести дух, но останавливаться было нельзя. Собрав остатки сил в кулак, я направилась наружу. У меня ушло немало времени, прежде чем я всё же смогла найти выход из запутанных коридоров и тупиков. К моему счастью, мне удавалось избегать караулов, прячась в небольших тёмных нишах и за колоннами. Но каждый раз, затаив дыхание, я прислушивалась к шагам, которые гулким эхом разносились по каменным коридорам.

Очутившись снаружи, я зажмурилась от яркого света, который нещадно бил мне в глаза. Оказалось, что всё это время меня держали в подвале местного монастыря, приставив ко мне охрану. Высокие стены скрывали тихий внутренний садик с узкими дорожками между ухоженными кустами роз. Я поглубже втянула свежий воздух и посмотрела на небо – было около полудня, а значит большинство монахов сейчас было в обедне, и я бросилась прочь. Мне нужно было найти лошадь, пока меня не хватились, что, по моим подсчётам, должно было произойти довольно скоро и при этом не попасться на глаза местным обитателям.

Перебегая от куста к кусту, я вслушивалась в каждый шорох. Один раз меня почти заметили, но мне удалось вовремя скрыться. Монастырь оказался небольшим, и я быстро нашла выход, промчавшись стрелой к распахнутым воротам, через которые проходили бедняки в надежде получить свою порцию хлеба. Я бежала, пока стены монастыря не скрылись за крышами городских домов и только тогда, задыхаясь, я остановилась.

Оставалось найти лошадь. Я судорожно попыталась вспомнить, где находился постоялый двор или таверна. К счастью, ноги принесли меня к одному захудалому заведению, которого я обычно сторонилась. Оно было одноэтажным, с прогнившими переломанными стенами и прохудившейся соломенной крышей. Окон там почти не было, так же, как и дверей, поэтому за версту от этого места разносился аромат дешёвой, кислой браги. Рядом со входом стояла старенькая коновязь на три места, два из которых были пусты. Кобылка, привязанная к кольцу потёртой толстой верёвкой, мирно пощипывала траву, хлестая себя хвостом по крупу и отгоняя назойливых мух.

Я подошла к ней, озираясь по сторонам, вроде бы никого не было. Лошадь приветливо потянулась ко мне, думая, что у меня в руках угощение, и фыркнула мне в ладонь. Это заставило меня улыбнуться, вспомнив о наших лошадях в театре, которые так нравились Вэй. Всё тело ужасно ныло, струящиеся потоки магии едва разливались во мне. Лошадь радостно заржала, когда я отвязала её от вязи. Затянув подпруги, я уже было вскочила на неё, но сзади меня раздался чей-то голос:

– А ну-ка слезай! – Мужчина сгрёб меня в охапку. Моя нога зацепилась за стремя, и я грузно упала на землю.

Поднявшийся столп пыли ударил мне в лицо, отчего в глазах неприятно защипало. Песок чувствовался и на зубах, сколько бы я ни выплёвывала его. Нас уже успели окружить любопытные прохожие, которые повырастали из переулков и окон словно грибы после дождя. В это же мгновение над городом пролетел глухой звон монастырского колокола, и я негромко выругалась.

На соседней улице послышался ритмичный топот ног и цоканье копыт.

– Сэр, пожалуйста, прошу вас! – Взмолилась я, ища сочувствие в его глазах. – Я обязательно вам заплачу, но позже. Мне надо найти сестру.

– Рассказывай свои байки кому-нибудь другому, – он взял под уздцы лошадь и погладил её по морде.

– Внимание, внимание! Достопочтенные жители, берите детей и прячьтесь сами! Из городской темницы бежала ведьма! Да хранит Мифрил ваши души!Кто-то из толпы расстроено цыкнул, видимо, ожидая зрелищ. Колокольный звон всё разносился и разносился над городом, оповещая жителей о пришедшей беде. Некоторые, не дожидаясь известий, захлопнули ставни – чтобы не произошло, это их не касалось. Приближавшийся крик глашатая вывел меня из растерянности:

Послышались крики, они разносились повсюду. Женщины бросали свои дела и в ужасе подхватывали кричащих детей, волоча их домой. Некоторые мужчины последовали примеру своих жён и, спрятав глаза, трусили за ними попятам. Другие же, те, кто был настроен более свирепо, схватились за вилы, а кто-то даже за факелы – не иначе как поджечь меня, а затем спалить весь город к Бериаловым чертям. Мужик, стоящий рядом, перестал обращать на меня внимание и теперь волок за собой упирающуюся лошадку.

– Стой! – Я случайно выкинула руку вперёд, и сгусток магии попал прямо в него. Он замер, словно каменная статуя, и только его зрачки бешено вращались в разные стороны. Будучи не в состоянии разжать губы, он жалобно застонал. Я с ужасом смотрела на свои руки, которые теперь были мне неподвластны. – Я не хотела! Прости, я сейчас!

В надежде, что я не оплошаю, я снова вскинула руку, и мужчина отмер, упав на землю.

– Она здесь! Ведьма, ведьма-а-а! – Он заорал, словно резаный поросёнок, и я вскочила на лошадь.

На улицу тут же вывалились разгорячённые крестьяне с вилами в руках, загораживая мне дорогу. В их глазах виднелся азарт, такой же, как если бы они охотились на кабана или рябчика. Во мне они не видели человека, в их глазах я была просто чудовищем. Многим из них я годилась в дочери, но в их пропитых осунутых лицах было невозможно различить хоть какую-нибудь эмоцию. Они – толпа застывших масок с перекошенными от тупой злобы лицами.

Я как можно сильнее схватилась за узду, озираясь по сторонам. Толпа продолжала наступать. Они делали это настороженно, прицениваясь к каждому моему движению. Никто не решался приблизиться ко мне вплотную, и я решила воспользоваться этим. Пришпорив лошадь, я двинулась к толпе. Передние ряды отшатнулись назад, давя и наступая на ноги сзади стоящих. В этой суматохе кто-то всё же набрался смелости и кинул в меня камень. Со свистом пролетев над головами, он ударил в грудь лошади. Та с диким ржанием встала на дыбы, и мне только и оставалось, что вцепиться в узду, что было сил.

Этого было достаточно, чтобы толпа с криком ринулась на меня. Не знаю, кто был в большем ужасе: я или лошадь, но мне удалось быстро справиться с ней и направить её в противоположную от толпы сторону. В моих ушах свистел ветер и пролетающие рядом со мной камни и ботинки: к толпе также присоединились неравнодушные люди, которые высунулись из своих окон и кидали в меня первым, что подворачивалось им под руку. Несколько раз меня сильно задели чем-то тяжёлым: макушка отдавала тёплой пульсирующей болью, другой раз мне попали в спину. Каждое новое попадание сопровождалось победным улюлюканьем.

Я успела оторваться от толпы, которая теперь растеклась по улочкам, пытаясь поймать меня: на некоторых уже успели растянуть верёвки, и мне приходилось метаться из стороны в сторону, словно загнанному зверю. К толпе уже успела присоединиться и городская стража, что усложнило мои попытки выбраться из лабиринта улиц. Они были вооружены острыми пиками, а кто-то уже целился из лука.

Лошадь задыхалась то ли от бега, то ли от страха. Рядом со мной пролетела стрела и вонзилась в деревянный ставень, когда послышался надрывистый крик Тинтина:

– Идиоты! Не стрелять! Не стрелять!

Обернувшись, я увидела покрасневшее лоснящееся от пота лицо Тинтина. Его доспех свободно болтался на нём, а в некоторых местах был наоборот перетянут. Скорее всего, его сборы были весьма и весьма торопливыми.

Мне почти удалось выбраться из города: я уже видела северные ворота, которые никто так и не удосужился закрыть. Моё сердце – когда-нибудь я придумаю, как называть опустевшую дыру вместо него – ликовало, но всё в одночасье рухнуло, как только из-за ворот показались красные плащи.

Печальные Братья. Они даже не думали сдвинуться с места, ведь я на всех парах неслась прямо им в руки. Их было четверо, у них были прекрасные чёрные скакуны и длинные клинки, бьющие по крупу лошади.

Крики, доносящиеся сзади, постепенно стихли. Ворота были всё ближе, и я зажмурилась. Мне оставалось только надеяться, что мой план сработает. Так бы оно и произошло, если бы не одно обстоятельство.