Минут десять мы размеренно двигались параллельными курсами, пока охотник не устроил стоянку. Я занервничал, потому что это немного не состыковывалось с моими выводами о том, что пункт его назначения близок. Уже начинало темнеть, но мое на удивление острое зрение, помогло увидеть, что он опять стоит и чихает. Видимо, охотник пользовался нюхательным табаком или чем-то подобным. Вдоволь начихавшись, он, прямо там же, где и стоял, начал справлять малую нужду. И тут я с ужасом понял, что тоже неимоверно хочу в туалет.
Но еще с детства, с того самого злосчастного вечернего арбуза я прекрасно помнил, что писать во сне – очень-очень плохая затея. Поэтому я решил терпеть и думать о чем-то отвлеченном.
Не получилось.
Я даже пытался жульничать и в какой-то миг запретил сам себе думать о пресловутой белой обезьяне. И, знаете, я очень даже легко смог о ней не думать, потому что все мои мысли были направлены ниже собственного веревочного пояса.
В конечном итоге я, наплевав на все, решил, что раз уж я не просыпаюсь от желания, то сам виноват; придется тогда просыпаться от детской неожиданности!
Зайдя за свой холм, я попытался бстро разобраться с устройством своих штанов. Естественно, быстро это сделать не вышло. Но не это было самым пугающим. Очень сильно смущало то, что в самих штанах все происходило не совсем так, как я привык. Ощущения были хоть и знакомые, но слегка не те. И в итоге, когда я все-таки с треском справился со штанами, мои самые страшные догадки, пришедшие в голову за эти секунды, в один миг подтвердились. В этом кошмаре я был не просто ребенком, а еще и девочкой…
Не поверите, но на какое-то время я даже перестал хотеть в туалет, хотя еще секунду назад готов был лопнуть от нетерпения.
Я стоял со спущенными штанами и крепко так думал. Раньше такого мне никогда не снилось. Возможно, конечно, тот факт, что двадцать восемь лет меня называли Женей, наконец, каким-то неведомым способом привел мое подсознание к такому кошмару, в коем я сейчас нахожусь…
Нет, это бред! Мое подсознание не может быть настолько больным. Пора это все заканчивать. Было интересно, но пора просыпаться и никогда этот сон больше не вспоминать!
Итак, делаю то дело, ради которого я снимал штаны, и ждем закономерного пробуждения!
Благо, я никогда не упускал возможности пошляться с рюкзаком по горам, поэтому, время от времени, сидеть в гордой позе орла мне было несложно. Сделав свое дело, я натянул штаны, вернулся на свой наблюдательный пункт и стал ждать, что произойдет раньше: охотник закончит привал, или я проснусь.
Пока ничего не происходило, я разобрался с узлом на мешочке, притороченном у поясу. В нем оказались три крошечные желтые монеты. Для своего размера они были довольно увесисты, и я решил, что они золотые. И тут же вспомнил, как бабушка всегда говорила, что видеть мелочь во сне – к слезам.
Глава 2
Все, что нас не убивает, может свести нас с умаВся честная компания отправилась в путь уже минут через десять. Я, естественно, к тому времени так и не проснулся. Я сидел, смотрел им в след, не имея моральных сил подняться. Обманывать себя и дальше было просто глупо. Я определенно не спал.
Внезапно, сильно защипало в носу и слезы сами по себе полились из глаз. Это было два настоящих бурных потока. Никогда еще я так неистово не ревел. В тот момент я как бы разделился: новый организм сам по себе бился в истерике, а моя старая личность с вселенской грустью смотрела на это со стороны, подмечая, что предсказываемых бабушкой слез ждать оказалось недолго.
Когда слезы уже высохли, а всхлипывания с подвываниями стали повторяться совсем редко, я продолжил свою слежку. Еще оставался вариант, что я нахожусь в коме или просто брежу из-за того, что в лаборатории произошел какой-то сбой, и это каким-то образом отобразилось на моем сознании. Альтернативой был перенос моего сознания или его копии, если ее успели снять, в другое тело. Где на данным момент находилось это тело, и кому оно принадлежало до этого – вопрос пока десятый. Важнее всего тут было: оригинал сознания или копия?
Как это можно выяснить, мне было абсолютно непонятно. В итоге я решил, что логичнее всего принять самый негативный для себя вариант и придерживаться его. В общем, пришлось резюмировать, что оригинал моего сознания переместился туда, не знаю куда, в того, не знаю кого, за тем, не знаю зачем. Тушка моя безвольно лежит там, где сознание ее покинуло, а я вынужден выживать здесь, не зная ни языка, ни нравов местного населения. Точнее, нравы я уже более или менее знаю, но желательно было бы еще выяснить предысторию нехорошего ко мне отношения местных жителей.
Охотник со свитой, кстати, стали передвигаться ощутимо быстрее, потому что находящийся без сознания разбойник во время привала пришел в себя и теперь передвигался самостоятельно.
Пришлось немного пробежаться. Начинало уже заметно смеркаться, так что следить за перемещениями моих подопечных становилось все сложнее. А их конечного пункта видно пока не было. В прочем, увидел я его, когда до поселения оставалось не более ста метров. И то произошло это случайно, потому что с его стороны понемногу стал доноситься шум явно антропогенного характера.
Я удивился, потому что рассчитывал сначала увидеть свет от уличных фонарей или окон зданий, но ничего подобного пока не наблюдалось.
Уже особо не глядя под ноги, я заспешил к поселению. Внезапно оказалось, что мой новый организм тоже иногда хочет пить и есть. И логика подсказывала мне, что уж воду я в селении точно добуду, а, при должной сноровке и компромиссе с совестью, еще и еду. Охотник с его пленными мне уже был не нужен, поэтому я перестал за ними следить и вошел в селенье метрах в двууста от места их входа.
Селение, кстати, оказалось еще более странным, чем я ожидал, не заметив его огней. У него не было защитного частокола или даже заборов рядом с крайними домами. Ставень на окнах домов не было, и свет внутри либо не горел, либо его источник был настолько слаб, что через небольшие мутные стекла никак нельзя было рассмотреть ни самих комнат, ни их обитателей.
Впрочем, обследовать я успел только два дома. Из-за третьего вышли две мужские фигуры и остановились, перегораживая мне путь. Сделав шаг назад, я спиной уперся во что-то большое не слишком твердое, но неподатливое. В этот же миг сзади прозвучал спокойный голос уверенного в себе человека. Что говорилось, я традиционно не понял, но голос узнал.
Может, я и решил, что охотник мне больше не интересен, но у него на этот счет было свое, противоположное моему, мнение.
Обернувшись, я вопросительно посмотрел на него. Он терпеливо повторил фразу, протягивая ко мне руку ладонью вверх и красноречиво глядя то на нее, то на меня.
Собственности, кроме кошелька убитого им разбойника у меня никакой не было, поэтому и гадать было не о чем. Опустив руку к мешочку, я достал из него две монеты и вложил их в подставленную ладом.
Охотник посмотрел на свою добычу, беззлобно улыбнулся, сказал что-то с одобрительной интонацией, и тем же жестом протянул мне вторую руку, красноречиво глядя на мой мешочек.
Я максимально удивленно поднял брови и слегка развел руками, давая понять, что больше у меня ничего нет.
Охотник рассмеялся, произнес еще какую-то фразу и затряс ладонью в воздухе, покачивая головой.
Что-то подсказало мне, что лучше отдать остатки моего капитала, пока об этом просят по-хорошему. Я снял мешочек с пояса, демонстративно вывернул его наизнанку над требовательной ладонью. Одинокая монетка на миг блеснула в лунном свете и исчезла, зажатая в кулаке.
В следующий миг кулак разжался, и я увидел, что на ладони уже больше ничего нет.
Что ж, зрелище я получил, осталось позаботиться о хлебе. Я вопросительно взглянул на охотника, как бы спрашивая его, могу ли идти своей дорогой. Он же прошел мимо меня, жестом приглашая идти следом. Я нехотя поплелся, прикидывая на ходу, смогу ли от него убежать и нужно ли мне это делать?
Однако, как оказалось, особого выбора у меня и не было, потому что из темноты появились два недостающих разбойника и стали у меня по бокам. Те двое, что маячили впереди, разделились, и одни из них зашел мне за спину, легонько подтолкнув вперед.
Там меня конвоировали примерно с километр. Я шел и, внимательно глядя по сторонам, считал шаги. Правда, шаги были гораздо короче моих прежних, и у меня были большие сомнения по поводу того, правильно ли я оцениваю их длину.
Дома вокруг были похожи друг на друга, и мне стало непонятно, как местные жители их различают. Особенно, если напьются. Эта мысль пришла мне в голову в тот миг, когда до слуха начали доноситься веселые крики, свидетельствующие о том, что где-то неподалеку располагается увеселительное заведение. Я понадеялся, что это кабак, а не бордель, и что мы вообще идем мимо. Так, впрочем, и оказалось.
Конвоиры особого интереса ко мне не проявляли. Они вообще вели себя странно. Эдакие четыре сомнамбулы идут себе, ни на что и ни на кого, кроме меня не обращая внимание. Я несколько раз как бы случайно пробовал приотстать или ускориться, оказываясь между двумя ближайшими охранниками, но каждый раз меня одергивали и возвращали в центр импровизированного ромба. Иногда они останавливались, чтобы передать друг другу тушу убитого животного. В эти моменты и мне приходилось стоять, а потом мы быстро догоняли успевающего оторваться от нас охотника.
В конце концов, мы приблизились к очередному шаблонному дому, у которого наш «предводитель» остановился и начал что-то делать с его входной дверью.
Хотя, нет. Дом отличался от остальных уже хотя бы тем, что перед ним стоял столб, на котором висел тусклый фонарь, освещающий переднюю часть здания. До этого нам по пути попалось всего два фонаря. Один был как маяк, служащий путеводителем местным жителям в увеселительное заведение. Второй стоял посреди небольшой площади, которую мы обошли по дуге, не входя в круг света. Проводов, подведенных к фонарям, я тогда не заметил. Не увидел я их и теперь, хотя ровный свет за мутным плафоном был явно не от горящего фитиля.
Пока охотник возился с массивным навесным дверным замком, я осмотрел фасад дома и обнаружил, что окна на нем закрыты массивными ставнями, запертыми, по всей видимости, изнутри.
Справившись с замком, мужчина негромко постучал, а потом направился в нашу сторону.
Взяв меня за руку, он молча пошел назад к дому. Я потрусил рядом с ним, оглядываясь на прежних конвоиров. Они уже уходили. Причем тот, что нес тушу, шел в одном направлении, а остальные – в противоположном.
Охотник проследил мой взгляд и произнес какую-то длинную фразу. Я решил, что он объясняет мне причину того, что подчиненные ему люди уходят, притом, еще и разделившись.
Выслушав, я неуверенно кивну в знак того, что, скорее всего, примерно его понял. Охотник тоже кивнул и улыбнулся. Выглядел он доброжелательно, но я все равно побаивался человека, способного отбрасывать от себя нападающих без помощи рук, а еще управлять людьми без помощи слов. К тому же, он вел к себе в дом беззащитную девчонку с непонятными намерениями. В общем, причин для настороженности было более, чем достаточно.
Подойдя вплотную к зданию, я понял, что из-за двери слышались звуки, свидетельствовавшие о том, что с внутренней стороны дом был закрыт более, чем надежно: звенел металл, дерево глухо стучало о дерево. Потом из дома послушался затейливый едва слышный стук. Охотник улыбнулся и рукой слегка сдвинул меня себе за спину, а потом с силой толкнул дверь, которая открывалась внутрь помещения.
Из полутьмы комнаты стремительно вынырнуло что-то явно опасное и остановилось на самой грани видимости. Охотник, не входя, протянул внутрь руку и сделал что-то, отозвавшееся металлическим щелчком. Потом шагнул внутрь и убрал с пути очень похожий на косу предмет, который явно предназначался для того, чтобы вспороть живот непрошеному гостю.
Интересный, конечно, дом у этого товарища. Создается такое ощущение, что у него здесь хранятся все золотовалютные запасы этого мира!
Внезапно их темноты комнаты на охотника набросилось что-то небольшое, но стремительное. Я сначала отпрянул в сторону, но потом, так же инстинктивно, дернулся ему на помощь, но меня остановил детский смех. На шее у охотника висела девчонка лет пяти или семи, наверное, веселая и проворная, как обезьянка.
Она тараторила на своем тарабарском языке, не переставая и, то и дело, поглядывала на меня одновременно испуганно и любопытно.
Старик, а теперь на контрасте я точно видел, что охотник уже далеко не молод, что-то тихо и успокоительно ей рассказывал, тоже поглядывая на меня.
В итоге девчонка спрыгнула на деревянный пол, одним прыжком преодолев метра полтора, оказалась около меня и заграбастала мою ладонь в свои ручонки.
У меня на полсекунды закружилась голова, и пришлось сделать шаг в сторону, чтобы восстановить внезапно покинувшее меня чувство равновесия.
Девочка радостно запрыгала сначала вокруг меня, а потом и вокруг охотника, тараторя, смеясь и повизгивая от восторга.
От этого представления я озадачился еще сильнее. Создавалось впечатление, что меня сейчас ей подарили. Это, конечно лучше, чем, если бы меня продали в бордель, но, все равно, как-то не слишком цивилизованно. Однако тут же охотник удивил меня еще сильнее, подойдя ко мне и протянув широкий кожаный ремень с небольшими ножнами, из которых выглядывала красивая костяная рукоять.
Я взглядом спросил, могу ли его достать. Охотник широким жестом дал понять, что нож в моем полном распоряжении, и пошел по комнате, зажигая лучины. Девочка в это время порхала возле крошечного очага, подогревая в котелке какое-то варево, а я любовался подарком. Нож был простой добротный и довольно большой для моей теперешней руки. Однако рукоять в ладонь легла легко и удобно. Всегда любил ножи, но пользоваться ими толком не умел, разве что в деревья в детстве метал постоянно все, что острое под руку попадало.
Пока я любовался подарком, девочка уже накрыла на стол. Пахло не слишком вкусно, но как только я почувствовал запах еды, живот буквально свело судорогой. Оказалось, что я безумно голоден. Никогда раньше до этого я не испытывал такого сильного чувства голода, хотя, несколько раз в жизни бывало, что не ел по двое суток.
Это кто же, как долго и за что морил голодом девочку, в чьем теле я оказался? Не для того ли мне вручили нож, чтобы я, в случае чего, смог за себя постоять? Да уж, сплошные вопросы и сомнения. Мне кажется, что даже в этом тщедушном обличии я скорее смогу отбиться от взрослого мужчины руками и ногами, чем с помощью ножа. Хотя, на крайний случай, нож можно будет сначала попытаться метнуть, а уже потом бить или бежать. Без ножа, как минимум, будет легче убегать!
Улыбнувшись про себя этой грустной шутке, я нетерпеливо подошел к столу и, переминаясь с ноги на ногу, стал ждать, когда меня пригласят к ужину.
Две глиняных миски с деревянными ложками уже лежали на столе, и девочка с третьей ложкой в руке озадаченно рассматривала полку, в поисках миски для меня.
Мужчина (интересно, отец он ей или дед?) молча подошел и, не глядя, зацепил рукой с самой верхней полки миску и поставил ее на стол.
Девочка в несколько секунд распределила содержимое котелка на три порции, мы уселись за стол и приступили к еде. Ужин явно не был рассчитан на троих, доставшаяся мне миска с надколотым верхом была заполнена едва ли на треть, как, собственно, и у девочки. Но я, не смотря на неимоверный голод, наелся и этим объемом. Это был либо густой суп, либо жидкая каша. И сложно было понять, что за ингредиенты пошли на приготовление этого блюда, но это была еда и она не была неприятной. На данный момент этого было более чем достаточно.
После ужина девочка убрала со стола и занялась мойкой посуды в небольшом тазу, а хозяин дома снова начал нюхать свой, видимо, табак и чихать. Потом он протер слезящиеся глаза и попытался со мной поговорить.
Немного помучавшись, я понял, что ему интересно, как я задушила одного из нападавших на меня разбойников. Из его жестов я понял, что перестарался и мужик, со слов его товарищей, не выжил.
Показав на воздухе положение рук при простейшем захвате, я сильно удивился полному недоумению собеседника.
Поозиравшись по сторонам и увидев у очага небольшое длинное полено, я подобрал его, пояснил, что оно сейчас выступает в качестве шеи и уже предметно повторил прием.
Охотник недоверчиво нахмурился, и взял у меня из рук полено. Попытался проделать с ним тоже самое, но не преуспел. В итоге он подозвал к нам девочку и жестами попросил меня научить ее этому приему, чтобы девочка продемонстрировала его на нем.
Мне эта идея не очень понравилась, но спорить я не стал, единственно, сначала я решил быть первым подопытным у малютки, чтобы облегчить ей первый спортивный опыт. Девчонка оказалась сообразительной и резкой. Я только хотел ей показать, что захват нужно ослаблять после стука или голосового сигнала, как она уже попыталась его провести на моей худой и длиной шее. Если раньше мне в таких ситуациях помогали прижатый подбородок и напряженные мышцы, то сейчас пришлось перекручиваться и вставлять ладонь между шеей и захватом, а потом аккуратно этот захват растягивать. Несмотря на приобретенную субтильность, я все же был гораздо сильнее маленькой девочки, которая, ко всему прочему, еще и не слишком правильно делала свой первый удушающий.
Освободившись, я жестами и мимикой дообъяснил ей все спортивные правила, а потом указал на допущенные ошибки. Вторая попытка приема в ее исполнении была близка к идеалу.
В следующий раз я постучал уже за охотника, когда увидел неподдельное беспокойство в его глазах. Девочка с радостным смехом раскрыла захват и попыталась набросить его заново. Но мужчина плавно, по-звериному, ушел от атаки и жестами попросил меня провести прием. Я подошел и медленно с толком и расстановкой, так чтобы он чувствовал любое мое движение, провел прием, постепенно осторожно усиливая нажим. Охотник постучал и тут же попросил сделать то же самое, но в режиме реального времени. Я попытался провести прием, но противник резонно заблокировал его, прижав подбородок к груди. Раньше я бы просто провел болевой на челюсть, но теперь сил на это у меня не было, и я показательно медленно, проведя по его лбу ладонью, поместил в глазницы указательный палец и мизинец и слегка нажал, показывая, что могу заставить его откинуть голову.
Охотник постучал, а потом показал мне, что тоже может бить назад, пока я там пытаюсь его душить. Я согласился и показал, что в этот момент могу спрятать свою голову за его спиной. В общем, мы с ним долго и увлекательно пообщались на тему борьбы, в которой он совсем не разбирался, но схватывал все на лету. Остановились мы только когда заметили, что девочка уснула, положив голову на стол. Охотник на руках отнес ее на кровать в соседней комнате. Там же у входа прямо на полу он постелил и мне, достав из-под кровати мешок, видимо, набитый сеном или соломой, играющий роль матраца.
После довольно прямолинейно он показал мне, что собирается в туалет, и может показать, где тот расположен.
Выяснив эту немаловажную информацию, я вернулся в девичью комнату, плюхнулся на мешок и заснул, кажется, еще в процессе падения.
Снов мне снилось, много и все они были разные, но везде я был собой прежним, и мне это безумно нравилось. Особенно мне запомнился тот сон, где какая-то пигалица учила меня языку местных аборигенов, а я все пытался ей объяснить, что он мне не нужен. Что раз я нахожусь в своем теле, значит, я уже дома, а уж тут мне как-нибудь хватит и русского языка. Но она не отставала, а сон не заканчивался, и, в конце концов, я сдался и выучил-таки полсотни слов. Тогда она от меня отстала, и вместо нее приснился Антоха, за которым я гонялся, чтобы отвесить ему отцовского леща, за то, что он втянул меня в эту безумную историю с копированием сознания. И когда я уже отвел руку в богатырском размахе, пришло время просыпаться.
Глава 3
Я познаю мирОбычно меня будил фитнесс браслет своим ненавязчивым вибрированием на запястье. В этот же раз за руку меня трясла вчерашняя девчонка. Стоически приняв действительность, я вздохнул и уселся прямо на полу, рядом со своим тюфяком. Девочка улыбнулась и поманила меня за собой, пробормотав фразу, в которой я четко услышал слово «пошли». Остатки сна как рукой сняло! «Пошли?!» – переспросил я, и тут же понял, что сказал это слово не по-русски. Оно было в предпоследнем сне, где меня заставляли учить местный язык.
– Пошли, пошли! – засмеялась девочка и протараторила еще с десяток фраз, но ни одного знакомого слова я в этот раз не встретил.
– Приплыли… – пробормотал я, пытаясь понять, каким образом мое подсознание позволило выучить слова из незнакомого языка, при условии, что я слышал только чужую речь без ее перевода.
Но нормально подумать девчонка мне не дала. Она снова запрыгала от радости, кивая и повторяя: «Приплыли! Приплыли!».
Выходило так, что я уже и думаю вслух на чужом языке, если знаком с местным аналогом того слова, которое собираюсь произнести. Если так пойдет и дальше, то через пару недель я смогу вполне сносно изъясняться на новом для меня наречии. Было бы неплохо, а то хожу тут эдакой сумасшедшей девочкой, которая не знает, кто она, где ее дом, родители…
Пока я размышлял, мы пришли в комнату, предназначенную, в том числе, и для водных процедур. Девочка сбросила свой вчерашний наряд, в котором заснула за столом, оставшись в каком-то подобии длинных панталон, и принялась умываться. Я, помня, что теперь я одного с ней пола тоже начал осторожно рыться в своих лохмотьях, боясь еще сильнее их порвать. На этот раз у меня получилось быть аккуратным, но, скорее всего, чудом. Думается мне, что одежда так пострадала, пока хозяйка этого тела убегала и отбивалась от тех первых двух мужиков.
Кстати, хотелось бы знать, что теперь с этой хозяйкой. А, вдруг, она теперь в моем теле? Нет, я даже думать об этом не хочу! В какую психушку меня засунут в этом случае и чем там обколют…
В общем, водные процедуры прошли быстро. Я прикрыл глаза и не смотрел ни на соседку, ни на себя. Немного заинтересовал меня какой-то отвар из трав, которым девочка долго полоскала во рту. Решив, что это замена чистке зубов, я последовал ее примеру. Жидкость на вкус была терпимой, не более.
Вода после умывания оказалась не такой уж и грязной, пока я в ней же не помыл босые ноги, которыми вчера протопал не один километр. В итоге, чернее воды в моем ушате были только синяки на запястьях и лодыжках. Но они на теле появились еще до моего прихода, поэтому и особым вниманием я их не удостоил – пройдут.
Девочка оделась первой, посадила меня на лавку и выскочила за дверь. Вскоре она вернулась с охапкой одежды и парой обуви, больше всего напоминающей мокасины.
Сначала я подумал, что это ее вещи и приготовился к тому, что все это будет мне мало, потому что мое тело было выше девочки чуть ли не на две головы. Меж тем, оказалось, что абсолютно все мне впору. Логичнее всего было предположить, что три конфискованные у меня монеты пошли на мою экипировку, если допустить, что это было золото, и стоит оно здесь сопоставимо с моим миром, ну, или с моим временем. Я пока не понимал, куда или когда я попал, и никаких серьезных мыслей на этот счет не имел.
Выходя, я, наконец, внимательно осмотрелся в комнате и обратил внимание на небольшое металлическое зеркальце. Возможно, оно использовалось хозяином дома во время бриться. Естественно, я посмотрел в него, чтобы хоть примерно понять, как я теперь выгляжу. Изображение было так себе, но себя я узнал. Я был той пигалицей, что учила меня во сне местному наречию. Правда, там у нее были длинные красивые волосы, уложенные в замысловатую прическу, а у меня – уродливый месячный ежик. Да и синяков по всему телу у нее явно не было, и выглядела она ночью скорее юной девушкой, чем ребенком. Я отошел чуть подальше и попробовал рассмотреть что-нибудь кроме своих (или ее?) лица и шеи. Кто знает, может, она и правда была подростком. Так с первого взгляда и не разберешь. Можно было бы в это выяснить путем нехитрых изысканий без одежды, но было как-то совестно даже думать об этом. Кстати, изображение моего лица в зеркале при этих мыслях мучительно покраснело, и я засобирался на выход.
Сразу за порогом комнаты нас встретил хозяин дома. Он осмотрел меня, поправил одежду в одном месте и одобрительно кивнул. Затем был легкий завтрак из молока сыра и хлеба. Молоко было теплым и жирным и не слишком хорошо пахло, и в прошлой жизни я нипочем пить такое бы не стал. Но тут мой голодный растущий организм был данному напитку безмерно благодарен. Я быстренько все съел, выпил и начал в очередной раз осматривать комнату. Ставни были раскрыты, и при дневном свете обзор был куда лучше.
Обстановка в доме в целом была спартанской, на мой неопытный взгляд. Но судя по тому, что я вчера увидел, вокруг царит либо средневековье, либо период перед началом технической революции, но уж явно не более поздние века. В доме я не увидел никаких предметов массового производства, украшений или безделушек. Все вещи были максимально функциональны и самого неброского вида.