Руны Одина
– Тогда я тебе расскажу про спартанского царя Леонида и битву при Фермопилах. Идет?
– Да. А где это?
– В Греции. В Элладе. Помнишь?
– Помню.
Пришлось вкратце ознакомить его с обычаями и нравами спартанцев, напомнив ему про Елену Прекрасную, жену Спартанского царя. Эта история Россомахе не нравилась, возможно, потому, что напоминала ему его собственную; но он хорошо её помнил. Рассказ Саньки с самого начала так его увлёк, что он и в самом деле забывал про боль, бормоча про себя: «В узком проходе в скалах.… Ну, да», и в том же духе, а потом уже и про это забыл, затаив дыхание. Санька расцвечивала свой рассказ эпизодами из голливудских фильмов, чтобы было поинтереснее, и получилось круто, настолько, что к концу рассказа Россомаха просто впал в прострацию. То, что никто не спасся, но греки опомнились и разгромили персов, ему понравилось больше всего, хоть и заставило прослезиться. Когда Санька замолчала, он долго лежал, не шевелясь и глядя влажными глазами куда-то мимо Саньки, потом сказал:
– Вот бы так умереть. Сражаясь до последнего, и остаться великим героем на все времена.
– У тебя ещё всё впереди, Россомаха. – Ободряюще произнесла Санька. – Ты вполне на это способен, я уверена. Может, попробуешь заснуть?
Он молча кивнул. Санька посидела ещё возле него, и только когда заметила, что он и в самом деле задремал, осторожно положила его руку на покрывало, которым он был накрыт, и вернулась в свою постель. Но сама так и не закрыла глаз до самого рассвета: слушала, как дышит Россомаха, смотрела в огонь, видный из-за полога, думала о завтрашнем… нет, уже сегодняшнем, – разговоре. Не хотелось ей рассказывать Россомахе всё, и она решилась: на рассвете разбудила Хару и попросила его не рассказывать Россомахе, что ей пришлось клясться на жезле.
– Пусть вообще не знает, что я знаю, что это был он, в Танзе. Ну, понимаешь, это может создать напряжение между нами, понимаешь?
– Понимаю. – Сказал Хара, чем немного её удивил. Она думала, что объяснять придётся дольше. – Но как тогда объяснить, что ты знаешь про проклятие?
– Ирбис сказал. Я сейчас с ним тоже поговорю.
– Он не согласится.
– Куда денется?.. Из храма, как я поняла, его выперли, он голодранец, своего у него ничего нет. Пригрожу лишить довольствия, да и всё. Придётся его терпеть…
– Он опасен.
– Уж я-то знаю. – Хмыкнула Санька, потерев ладонь. – Но это и радует: то, что мы все это знаем. Он нас фиг обманет, правильно? Будем присматривать за ним.
– Сыны Солнца опаснее, чем мы. Их сила в солнечной ворожбе и в смертельном искусстве боя. Они знают всё – ты сама видела. Откуда, этого никто, кроме них, не знает.
– А у нас есть выбор? Может быть, Хара, если мы снимем это долбанное проклятие со всех нас, ты сможешь встретиться со своим дедом уже без опаски быть за это убитым? Кто знает? Разве ты не хочешь обрести свою семью? А Чен? Кто знает, может быть, он во сне видит свою родину и тоскует, но какой-то обет его заставляет странствовать с нами; а сняв проклятие, он сможет вернуться? Может, у него есть семья, жена, дети, родители? Я про Росомаху уже не говорю.
– Я всё равно ему не верю. – Упорствовал Хара. – Я бы не полагался только на его слово.
– Что предлагаешь?
– Обратиться к шорским шаманам. В долине Беловодье, за Уйгуном, живёт сильный шаман. Поехали к нему?
– Хорошо. Как только Россомаха встанет на ноги. Одного я его не оставлю.
Совсем рассвело; серый свет преобразил комнату и приглушил огонь в очаге. Чен, поднявшись, подкинул туда дров, сбегал вниз и принёс воды, снова сбегал и принёс горячий чай – на травах, конечно, – и кузовок мёда со свежими лепёшками. Санька уже предложила ему свободу, но он продолжал прислуживать им всем; причём всё это с нешуточным риском для здоровья. Подкидывая дрова, он в первый раз промазал, полез за очаг за поленом и стукнулся головой; закинув, наконец, дрова внутрь, он решил, что они упали не как надо, и стал поправлять, обжёгся, начал дуть на руку и снова стукнулся головой; зацепился волосами за крюк над очагом, и Саньке пришлось его отцеплять. Воду он дважды разлил: один раз ещё на лестнице, в другой – уже в комнате, начал вытирать лужу и поскользнулся. Горячий чай он, как ни странно, принёс без особых проблем – только стукнулся на лестнице обо что-то, причём Санька и Хара только переглянулись и чуть поморщились – привыкли. Зато мёд и лепёшки он уронил, и они разлетелись по всему помещению, и разбудили, наконец, Росомаху. Санька сделала ему холодный ягодный морс, добавила туда мёд, и помогла выпить. Боль от раны, видать, была нешуточной, но он крепился. Лежать отказался, сел, и Хара помог ему одеться.
– У нас новости, Россомаха. – Скрепя сердце, начала Санька. – На тебе солнечное проклятие…
Россомаха поперхнулся и испуганно посмотрел на неё.
– Вчера, сразу вслед за вами, сюда приехали Сыны Солнца, и один из них сказал нам об этом. Так же и мы все.… И Хара, и я, и Чен. Мы все под какими-то злыми чарами. И чтобы снять их с нас всех, мы должны выполнить какое-то задание Дома Солнца, что-то добыть. Для них. Хара не верит ему, мне, признаться, он тоже не нравится, но он не говорит, куда нам надо пойти и что добыть; нам придётся взять его с собой. Мы не хотели решать, пока не услышим твоё мнение, но, в общем, и в целом… Мы решили, что выбора у нас нет. Что скажешь?
– Я согласен. А нет ли способа как-то узнать, в чём дело, и обойтись без… этого?
– Не знаю. Хара предлагает попытать счастья в Беловодье, спросить у тамошнего шамана. Как только сможешь сесть в седло, мы так и сделаем. Если будет хоть один шанс обойтись без этого Ирбиса, мы им воспользуемся. Понимаешь, Россомаха, тут такое дело… – Она вкратце рассказала ему про временную петлю, всячески избегая подробностей из Дома Солнца. Закончила:
– Про этого Ирбиса я точно знаю: он тоже погиб. Видимо, его выперли из храма, за этим самым артефактом, что бы это ни было. Ну, а он решил, что в компании достигнет своей цели вернее. У него ни денег, ни нормального оружия, форменный голодранец.
– Ты вернулась. – Сказал Россомаха, переварив всё услышанное. – Вернулась к нам! – Глаза его сияли. – Я знал, что так и будет… Что ты от нас не уйдёшь. Как бы хорошо там ни было, в твоей Москве, но кто ещё будет тебе так нужен, как мы?!
– Это правда. – Согласилась Санька. – Так я пойду, приведу Ирбиса? – Она встала.
Где он переночевал, Санька поняла, как только увидела сухие листочки и ветки в волосах и на одежде. В хлеву, или на конюшне… Запах позволил сделать вывод: в конюшне. Но смотрел и лыбился он по-прежнему самодовольно до омерзения.
– Пошли. – Лаконично бросила Санька. – Поговорим.
– Я голоден. – Сообщил он ей по пути наверх.
– Может, пара лепёшек осталась. – Пожала плечом Санька.
– Предпочитаю мясо. Можно сырое. – Он чуть понизил голос. – С кровью.
– это уже сам. Поохотишься.… Добудешь.
– Не люблю охотиться. Но придётся… – Они вошли в дверь, причём Ирбис постарался прижаться к Саньке, и она шарахнулась от него, а Россомаха вскочил на ноги и обжёг Ирбиса яростным взглядом, чем нисколько не испугал – тот только фыркнул, очень похоже на кота.
– Смотрю, ты парень крепкий. – Заметил без тени смущения, уселся за стол и придвинул к себе лепёшки и мёд.
– Эй! – Нахмурился Россомаха, но тот кивнул на Саньку:
– Мне твоя кыдым сама предложила. – И запихнул лепёшку в пасть, подцепив на неё солидную порцию мёда.
– Я же говорю, он голодранец. – Заметила Санька. – Его выперли из Дома Солнца.
– По вашей вине. – Прожёвывая лепёшку и уже подцепив новую, заметил Ирбис. – Из-за вас!
– Я тебе точно говорю: ты сам виноват. – Сурово произнесла Санька.
– Как бы то ни было, – Ирбис нагло подмигнул Россомахе, – мы все в одной лодке. Вам придётся согласиться со мной.
– Ты должен рассказать, что мы будем искать и где.
– Не должен. Зная вас, я могу быть уверен: вы скинете меня с хвоста и сами отправитесь за артефактом. Из вас всех я только Саньке нравлюсь, и то она это скрывает.
– Я убью тебя, если будешь говорить таким тоном о ней! – Рванулся Россомаха. Хара удержал его, а наглый Ирбис, повернувшись к нему и не прекращая жевать, с весёлой иронией приподнял бровь:
– Ух, ты, какой прыткий! Прямо не человек, а карликовый Змей Горыныч какой-то. Ты темперамент-то приглуши, а то как бы не случилось в дороге чего…
– Не забудь – ты будешь один против нас всех. – Предупредил Хара.
– Фу, какие вы невесёлые. Ладно. Я пошутил. – Он проглотил последнюю лепёшку и, не долго думая, пригоршней выгреб остатки мёда и стал смачно облизывать пальцы. – Что нам надо, я не скажу. А вот куда мы поедем, скажу.… Почему не сказать? Поедем мы на запад, в Запретные Земли.
– Оттуда никто живым не возвращался! – воскликнул Хара.
– А кто сказал, что будет легко?.. Будь это только на одну четверть реально, и кто-то давно бы уже добыл этот артефакт, поскольку сила в нём страшная, и могущество он сулит не человеческое.
– Ты что-то знаешь. – Сказал Россомаха. – Что-то особенное про это всё.
– Конечно. – Согласился Ирбис, поиграл ямочками, подмигнул Саньке. – И не что-то, а кое-что очень важное. Я, как-никак, племянник Верховного Жреца. Именно поэтому меня не просто выгнали, а дали хороший совет и пару наводок. Мы всё равно все обречены; и я, и вы… кроме, пожалуй, Саньки…
– Не смей называть её так! – Снова вспылил Россомаха. – Для тебя она – кыдым!
– Пусть она скажет. – Ирбис снова подмигнул Саньке, чем тоже возмутил её, хоть и не так сильно, как Росомаху.
– Россомаха прав. – Сказала она. – Я с тобой на брудершафт не пила, будь добр, обращайся ко мне, как положено.
– Тогда и вы меня зовите, как положено. А именно: Ясноликий Сын Солнца.
– Зараза! – Выругалась Санька. – Хорошо. Зови Александра.
– Красиво звучит. Лучше, чем Санька. Я согласен. Так вот.… Все мы смертники, а Александра просто желает всем добра. И я решил: а почему бы и нет? Сгинем, так всё равно это случится; а нет – так спасём свои шкуры. Ну, и добудем несметные сокровища помимо великой реликвии. Тоже кое-что значит, согласны?
– Мы поедем, когда Россомаха поправится. – Сказала Санька.
– Это как угодно. Но я бы поспешил…
– Мы не задержимся лишку. – Снова сказала она. – Не ссы.
– Не забывайте о проклятии. И о том, что сработать оно может в любой момент.
– Мы не забудем.
– Что ж ты один не отправился? – Россомаха никак не мог успокоиться. Он сразу почуял в Ирбисе соперника во всём, и уже ненавидел его. – Привык в Доме Солнца… мягко спать, сладко жрать да баб мять?
– Привык. – Легко согласился Ирбис, но глаза его вновь холодно и хищно блеснули. – А ты не завидуй. Зависть – чувство не хорошее.
Россомаха рванулся к нему, но Хара снова удержал его, кинувшись между ним и Ирбисом.
– Позже! – Яростно сверкая глазами, сказал Россомаха. Ирбис только усмехнулся, покачал головой и налил себе рябиновки, игнорируя Росомаху и его злобу. Санька тяжелёхонько вздохнула. Если так и дальше пойдёт, дорога у них выйдет интересная. Два мачо, два хищника – ох, не смогут они долго обойтись без драки за первенство! Россомаха, конечно, дорогого стоит, но Ирбис, кажись, ему не уступает, к тому же, он старше, хладнокровнее и мощнее…
– Зар-раза! – С чувством повторила она.
Глава вторая
Руна Райдо.
Россомаха поправлялся быстро. А утверждал, что вполне здоров, он уже через три дня, но, зная его, никто ему не верил. Ирбиса он по-прежнему не выносил, и слабая надежда Саньки, что со временем он смирится с присутствием бывшего жреца Солнца, таяла даже быстрее, чем силы возвращались к её дружиннику. Кстати, насчёт сырого мяса Ирбис не шутил. Когда Санька в первый раз увидела его трапезу, её передёрнуло. Он с удовольствием ел сырое парное мясо, даже не замороженное, без соли; так же сырыми он ел кур и цыплят фазана. Зубы у него были на зависть крепкими: он с хрустом пережёвывал хрящи и нежные птичьи кости. Зарабатывал он на харч гаданием; гадал по руке и на костях, отполированных временем и частым использованием, на которых были вырезаны, к величайшему изумлению Саньки, скандинавские руны. Объяснить это он Саньке не захотел, а может, и не мог, но толковал их примерно так же, как в Санькино время это делали профессиональные гадалки. Он частенько предлагал и Саньке погадать, но она отказывалась. Она вообще не любила гадания, и избегала Ирбиса. Он её возмущал своей уверенностью, что она от него без ума, просто тщательно это скрывает. Стараясь показать ему, что очень даже он не прав и вообще, она постоянно попадала в глупые ситуации, чувствовала, что всё выглядит из-за её стараний только подозрительнее, и злилась ещё больше. Вдобавок, Россомаха бесился, и это было опасно. Стараясь его успокоить, она, кажется, только возбуждала в нём новые подозрения. Когда Чен и Хара сообща решили, что Россомаха может сесть в седло без риска вывалиться из него, она испытала прилив такого облегчения, что у неё даже настроение подпрыгнуло на тридцать градусов вверх. Они уже успели приготовить всё необходимое, закупить все продукты и вещи, лошадей и оружие, и быстро собрались в путь. Денег у Саньки почти не осталось. Какой бы большой суммой не казались ей когда-то её три тысячи, они таяли довольно быстро; где-то близко уже маячил призрак необходимости как-то добывать средства. В путешествии, помимо всего прочего, они могли кое-чем разжиться, если придётся с кем-то драться, или охотиться… Санька в тайне очень на это рассчитывала. То, что она знатная особа, значило, конечно, многое, но главным богатством князей и прочей знати была земля – чего у Саньки не было. Сколько ещё она могла прожить, кочуя по крепостям, питаясь за счёт радушных хозяев и рассказывая им сказки? По своему характеру она была против подобной жизни. Ей нужен был свой угол. Слова Ирбиса о сокровищах, которые ждут их где-то в Запретных Землях, в душу ей запали крепко. Ирбис спокойно воспринял то, что они сначала завернут в Беловодье. Вид у него при этом был ехидный. Знал, зараза, зачем они туда едут, и заранее злорадствовал: тамошний шаман ничем их не порадовал. Он подтвердил наличие проклятия и только руками развёл в ответ на вопрос, как его снять.
– Моя не знает. – Искренне ответил он. – Проклятий сильный, мосьный проклятий, не снимаемый, однако. Если снимать, моя тозе помирать! Не будет моя снимать! Демон злая на вас, мосьный демон, много-много злая!
– На меня?! – Испугалась Санька. Она чувствовала, подозревала, что неудача Отто имеет к этому какое-то отношение! По задумке фашиста проклятого она должна была умереть, но Россомаха, подравшись в нужный момент с Кончами и устроив кровопролитие пострашнее, чем жертвоприношение демону, планы его порушил. Санька вышла из-под его контроля и осталась жива. В пути к Дому Солнца Саньку несколько раз пытались убить; видно, демон о ней не забыл.
– На твой, и её тозе, и все ваши! – Сердито замахал на них руками шаман. – Пошла! Вон пошла!
Пришлось убираться вон, не солоно хлебавши, да ещё слушать ехидные замечания Ирбиса.
– А можно, я тебя Диего буду звать? – Мрачно спросила Санька.
– Что это значит? – Озадачился Ирбис, ненадолго перестав зубоскалить.
– Ты на саблезубого тигра похож из «Ледникового периода».
– Он симпатичный? – Пошевелил бровями Ирбис. – Тогда зови. Ну, что? Теперь едем? Или у вас на примете ещё шаманы есть?
– Едем. – За всех согласилась Санька. – Веди, Диего.
Жёлтый тракт заканчивался в городе Ала; дальше следовало искать другие пути и тропы. На запад, как рассказывал по пути Саньке Хара, лежали земли Уй и Оби, племён охотников и скотоводов, а так же легендарные Запретные Земли. По слухам, там находились руины древнего города, огромного, рядом с которым Ала – деревенька убогая; в городе этом когда-то жили древние боги, которые давным-давно ушли на запад. Руины эти и по сей день хранит какая-то беспощадная к людям сила, и все, кто заходил в лабиринт развалин, оставался там навсегда.
– Все-все? – не поверила Санька. – А кто тогда нашему Диего рассказал про то, что там есть?
– Солнце знает всё. – Откликнулся Диего, подмигнул всем сразу, и поехал вперёд, затянув песню во всю свою лужёную глотку. Пел он прекрасно, с такими голосами в оперу только без экзамена. Что ещё сильнее раздражало Россомаху, пение которого бесило всех, кроме доброго китайского человека Чена.
Первые несколько дней двигались по обжитым местам – то деревни, то пастбища, то крепость, или капище древних духов, которым поклонялись племена охотников, живущих вдали от шорских городов, в лесах и горах. Останавливались с комфортом, которого требовала рана Росомахи – не смотря на заботу и лечение, на повязке его то и дело выступала кровь, и тогда они задерживались на весь остаток дня в первой же крепости или деревне. Ирбис – Диего с удивлением взирал на то, как остальные трое обхаживают Россомаху, стараясь выполнить все его желания, стараются ему всячески помочь и поддержать – кажется, он этого совсем не ожидал. Так же сильно удивился он и тогда, когда в первый же раз начал потешаться над неуклюжестью Чена, и на него ополчились все четверо. Причём сами они смеялись над Ченом постоянно – но, видно, дозволено это было только им. Даже Чен, не смотря на всю свою доброту и незлобивость, нахмурился, что, если честно, к его свирепому лицу шло больше, чем постоянная улыбка.
– Всё-всё-всё! – Поднял руки вверх Диего. – Молчу. Сложновато вас постичь, дорогие вы мои. Но кто я такой, чтобы удивляться? Кстати, вас ничто в вашем китайском друге не удивляет? Нет? Ну, и отлично.
– Мне кажется, – тихо сказал Хара, когда Диего принялся за еду, – что он пытается нас рассорить.
– Я пока ничего такого не заметила…
– Он только прощупывает почву. Ищет слабое звено. С кого начать?
– Я всё равно его убью. – Категорично заявил Россомаха. – Позже, но убью.
– Ничего у него не получится. – Уверенно возразила Санька. – Даже если Хара и прав. Мы же друзья?
– Хуже. – Хмыкнул Россомаха. – Мы сообщники! – И они весело рассмеялись, так, что Диего покосился на них с подозрением, но сделал вид, что не страдает мнительностью, и вовсе не подумал, что смеются они над ним.
Теплело с каждым днём. Ночью морозило во всю, но днём солнышко припекало всё сильнее, и появились уже большие прогалины, с пучками прошлогодней жёлтой травы, и закапало со всех выступающих предметов. Оно, конечно, здорово, когда вечное лето, а ещё лучше, когда вечная весна; но то чувство, которое возникает в организме, когда всю зиму затянутое серой хмарью небо вдруг очистится и засверкает синевой, солнце засияет и приласкает лицо, уставшее от зимней стужи, зазвенит вода, запахнет талым снегом – оно дорогого стоит. Утром, выйдя на высокое крыльцо очередного постоялого двора, Санька смеялась, как ненормальная, глядя на Росомаху и Хару, отломивших толстые сосульки и сражающихся ими посреди утоптанного двора, вызвав переполох среди собак и кур, и улыбки на хмурых ещё, бледных с зимы лицах челяди, занятой своими делами. Капель звенела, разбиваясь о ледяные наросты у фундамента; было ещё прохладно, но отполированные туземцами деревянные перила, на которые положила ладони Санька, уже впитали в себя солнечное тепло, и так приласкали её руки, что не хотелось их отпускать. В хлеву жалобно замычал телёнок, увидев служанку с пойлом, отчаянно заверещали поросята; засуетились и заблеяли козы. У Хары сломалась сосулька, он отбросил её в сторону, высоко подпрыгнул и, продемонстрировав отличную растяжку, выбил ногой сосульку из рук Росомахи.
– Не считово, я победил!!! – Завопил тот. – Я сломал твой меч!!!
– Пацаны! – Фыркнула Санька. На крыльцо, смачно потягиваясь и демонстрируя волосатую грудь, вышел Диего, щёлкнул челюстями, усмехнулся на Росомаху и Хару:
– Перед местными девками выпендриваются! Странно, что Россомаха ещё ни одной не завалил, он это любит.
Санька скривилась. Только что было так легко и весело, и вот оно вылезло, чудище, со своими комплексами…
– Ревнуешь? – Подмигнул ей Диего. – Поди, ты ему и запретила? Он тебя боится.
– Не боится. И я ему не запрещала. Но тебе не понять. – Санька собралась на конюшню, к своему коню, но Диего, качнувшись, загородил ей дорогу. От него сильно, но не то, чтобы неприятно, пахло мужчиной; запах даже чем-то цеплял.
– Чего мне не понять? – Ухмыльнулся он, вновь заиграв ямочками. – У тебя же с ним было.
– Ты когда-нибудь, о чём нибудь ещё думаешь? – Обречённо спросила Санька.
– Да. Иногда я хочу жрать. – Весело признался он. – А иногда – и поссать. Ну, и ещё имеются кое-какие…
– Знаешь, жаль, что вы ещё не придумали психиатров. – Санька решительно оттолкнула его. – Тебе бы не мешало обследоваться… – И под его смех пошла к конюшне. Настроение упало. Диего со своими вечными намёками и сальностями был как зараза, отравляющая мысли и чувства. Она не забыла про лисицу, и не забыла слова Ужара о людях, которые своими грязными словами пятнают всё вокруг себя. Диего был один из таких людей. После того раза у неё появился иммунитет к подобным вещам, но всё равно было неприятно – словно в коровью лепёшку вступила босой ногой. И ещё она боялась, что он такими же намёками отравит отношение её спутников к ней. Она боялась общения Диего с её друзьями, особенно приватного, и пыталась по мере сил ему мешать, так что… какой-то клин он между ними уже вбил. Если, конечно, Хара был прав, и это было его сознательной целью.
– Ты моя хорошая скотинка… – Приветствовала она потянувшегося к ней с коротким радостным ржанием коня. Этот ритуал у них был обязателен, каждое утро она приходила к нему и целовала в нос, позволяя потом проводить губами по лицу, и угощала солёным хлебом. На зависть своим спутникам, она никогда не стреноживала и не привязывала своего коня на привалах, он и без того ходил за нею, как пёс, и как пёс же, охранял и был опасен для потенциальных обидчиков. Были и неудобства – чистить его Саньке приходилось самостоятельно, другим он не давался, разве что Россомахе. Ну, и зависть, конечно… Его уже дважды пытались у Саньки украсть, наивно полагая, что он так же привяжется и к новому хозяину.
– Чёрные животные, – говорил Саньке хозяин постоялого двора, любитель поболтать, невысокий и улыбчивый шорец, чьё смуглое лицо было покрыто тонюсенькими морщинами и собиралось в гармошку, когда он улыбался, – они, они особенные. Всё равно, пёс ли, конь, – конь, или козёл, они духи, духи, понимаешь? Есть деревья – деревья, в лесу, они просто деревья, а есть – Деревья, в них дух. Дух! Ты вот идёшь по лесу, – идёшь: деревья, деревья, – он отчаянно жестикулировал и даже имитировал верхней частью туловища беспечную походку лесного гуляки, – и вдруг: Дерево! Ты его видишь, понимаешь – видишь. Вот всё деревья, деревья, ну, и деревья. И вдруг какое-то одно дерево ты – видишь! Это дерево-дух. Остальные деревья – дрова, дрова, так, а это: это боги отметили и поставили. Охотники Уй такие метят: метят, ленты привязывают на ветки, знаки. Так же животные. Вот взять табун: табун. Кони всякие, кони, кони, а глаз выхватит одного, двух – и всё. И всё. – Говорил он быстро, торопливо, очень страстно, в глазах его горел огонёк искренней веры в свои слова и искреннего же желания обратить в неё весь мир. – Твой конь – конь, – он не конина, он дух!
– Да и про людей такое сказать можно. – Задумчиво заметила Санька. – В толпе тоже взгляд только два-три лица выхватывает, и не обязательно красивых.
– Да! – С жаром подхватил хозяин. – Да!!!
Россомаха присел рядом на лавку, налил себе рябинового вина, спросил:
– Всё брешешь, Барсук? Ох, и хорошая у тебя рябиновка.… Уезжать не охота.
– А вы поживите – поживите. – Оживился хозяин. – Светлая кыдым так смеётся, – смеётся, что на душе радостно. Все мои домочадцы улыбаться чаще стали, и мне – мне весело. Я с вас и денег не возьму.
– Рады бы, да надо ехать. – Россомаха встал. – Нужда гонит. Завтра на рассвете выезжаем. Вечерком растопи мыльню пожарче, а сейчас бы кузнеца хорошего пригласить, пусть копыта коням посмотрит.
– Сейчас мальчишку пошлю своего. А вы чего хотите? Я бы вам рассказал – рассказал, я округу хорошо знаю, я аж за Камни ходил, по молодости – то, когда ноги носили.
– У нас есть проводник. – Хмуро сказал Россомаха. – Уж какой есть, такой есть. Но совет твой не помешает… – Они какое-то время беседовали о том, какие есть в окрестностях тропы, какие водятся опасные звери и духи, а Санька сидела, потягивала рябиновку и смотрела по сторонам. Как только запахло близкой весной, в помещении, как правило, душном и полутёмном, сидеть совсем не хотелось. Хоть и прохладно ещё было, а всё же на солнышке и дышалось веселее, и просто находиться было приятнее. Дети, которых здесь было много, хоть и непонятно, чьих, уже затеяли возню с визгом и гамом; Чен что-то показывал им, счастливый и чумазый так же, как и они, приняв участие в их возне. Санька уже не первый раз наблюдала, как он затевает игры с местной ребятней, и её всегда поражало, как быстро они находили общий язык. Невежественные ребятишки прекрасно его понимали, тогда как его друзья и Санька несколько месяцев учились этому.… Подперев щёку рукой, Санька наблюдала за их играми, в пол уха слушала Росомаху и Барсука. Тоже персонаж… Маленький забавный человечек, обидеть которого так легко и так… подло! За три дня, что они провели на этом постоялом дворе, Санька слушала его рассказы и рассуждения с неизменным вниманием, рассказала ему несколько историй, над которыми он серьёзно размышлял ночи напролёт, а с утра поджидал Саньку на выходе из конюшни и делился результатами своих размышлений, неожиданно яркими и нестандартными.