Критерий Лейбница
– Теперь мы знаем, что K22 дает такой эффект, только если выставить его непосредственно на критическое значение. Также нет постепенного проявления этого феномена, даже при значениях, очень близких к критическому. Кажется, что мы стоим перед лицом очень точного параметра, при котором эффект или обнаруживается, или не обнаруживается совершенно, в зависимости от придаваемого значения. Хорошо, теперь попробуем с другими параметрами. Сделай это по порядку, начиная с первого и варьируя постепенно, как ты этот делал с K22.
– Профессор, остается очень мало хлеба, – возразил Маррон. – Полагаю, нам стоит попробовать с какими-нибудь иными предметами, прежде чем перейти к другим параметрам.
– Хм… Ты прав.
Дрю взял тефлоновый блокнот со стоящей поблизости стойки и положил его на пластину.
Изменяя K22, они добились исчезновения части этого блокнота. Тот же результат они получили и с куском дерева, призмой, свинцовой пластиной и губкой для грифельной доски.
А также они выяснили, что толщина перемещаемого предмета, составляла примерно полсантиметра.
Было десять часов вечера, когда они приступили к изменению других параметров. Они погасили все лампы, за исключением единственной, что висела над рабочей поверхностью. Призрачный свет луны проникал в ближайшее окно, освещая плечи двух мужчин, склоненных над потертым рабочим столом в самой обычной физической лаборатории. Они работали в почти монашеской тишине. Студент наблюдал за учителем, а учитель находил новые силы в интуиции ученика, молодого, но смышленого. Им достаточно было двух слов, иногда даже всего лишь жестов для понимания, потому что они понимали друг друга с полуслова и продолжали в совершенной гармонии исследование необыкновенного ускользающего феномена.
– Должен быть обмен, – заметил Дрю во время испытания.
Маррон вопросительно взглянул на него.
– Если предмет перемещается или расщепляется, то на его месте должна образовываться пустота, которую сразу же должен заполнять воздух, производя резкий звук вроде щелчка. Поскольку такой звук не слышен, смею предположить, что предмет, который испаряется отсюда, перемещается в другое место и занимает там тот объем воздуха, который перемещается сюда. Обмен должен быть моментальный и одновременный.
«Кто знает, куда попали все эти штуки, – подумал про себя Маррон, – и куда нацелен этот прибор?»
И вдруг мгновенно погасли единственная оставшаяся лампа и монитор компьютера, позволяющие видеть возможные оптические эффекты эксперимента. Помещение лаборатории погрузилось в темноту, и лишь лунный свет слабо освещал пространство.
Никакого шума, кроме вентилятора компьютера, который приглушенно дул, да мирного жужжания генератора высокого напряжения.
Маррон выглянул из окна и заметил нечто странное: лик луны, который мы привыкли видеть, глядя на нее, теперь, казалось, изумленно взирал на них, будто они оба не должны были заниматься тем, что они делали.
Или, возможно, не должны были делать это сейчас.
Маррон вздрогнул, но тут же встрепенулся и включил клапан.
Лаборатория погрузилась в еще большую темноту. Ученик на мгновение похолодел от ужаса, и на его лбу выступил пот.
– Профессор… – пробормотал он.
В ответ он услышал только странный скрип. Он не смел пошевелиться, вспотев еще сильнее.
Казалось, что время в лаборатории остановилось.
По-прежнему стояла темнота, ужасающая темнота, и ему показалось, словно громадная рука все сильнее сжимала его.
Напряжение стало невыносимым.
Прошло еще полминуты, потом ветер прогнал облако, закрывавшее луну, и она снова холодно осветила пространство.
Маррон посмотрел на Дрю.
Старый профессор сидел с широко раскрытыми глазами, бледный как полотно, с силой вцепившись руками в рабочий стол так, что даже побелели костяшки пальцев. Это и производило скрип, который студент слышал мгновениями раньше. Уверенность и самоконтроль Дрю испарились, и в тот момент он был самим воплощением страха.
– Профессор… – еще раз попробовал Маррон.
Казалось, Дрю начал медленно приходить в себя.
– Включи свет, Маррон, – с трудом дыша, произнес он.
Юноша нащупал выключатель и зажег лампу. Яркий свет осветил рабочий стол. Не произнося ни слова, он подошел к стене и включил все лампы лаборатории.
Казалось, что жизнь возвращалась, и что весь этот свет быстро стер минуты ужаса. Дрю поднялся с сидения и сделал несколько шагов. Потом вытер лоб платком.
Маррон вернулся к рабочему столу и посмотрел на пластину экспериментальной установки. Материя исчезла, как и прежде. Ничего не изменилось. Студент посмотрел на профессора, который возвращался к своему месту. Их взгляды встретились, и оба поняли, что в тот драматический момент испытали те же самые ощущения.
– Внушение. Только внушение. И ночь. Мы очень устали, столкнувшись с трудными проблемами. Бывает…– неуверенно промолвил Дрю, стараясь вернуть контроль над собой.
– Да, конечно. Должно быть так и есть, – подтвердил Маррон не особо убежденно, но чувствуя, что, как человек разумный, каким он себя считал, он должен быть, как говорил его учитель, более зрелым и более мудрым.
Оба вернулись к своей работе, охваченные, однако, некоторым сомнением.
Параметров на компьютере было двадцать восемь, и только к двум часам ночи Маррон и Дрю закончили испытания. Они сделали все пометки, сохранили все данные, которые использовали, и их глаза, опухшие от напряжения, потемневшие и покрасневшие от требуемого зрительного усилия, выражали невыразимую усталость вместе с искрой триумфа, который доводится испытать человеку не так уж много раз за всю свою жизнь.
Произошедший инцидент уже был забыт.
Глава III
Взглянув на часы, Дрю подумал, что было бы невежливо отправить одинокого и изнуренного Маррона в студенческое общежитие после всего того, что он сделал для них обоих.
– Маррон, что скажешь насчет того, чтобы переночевать у меня дома? Моя сестра уехала на несколько дней к своей подруге в Лидс, ты мог бы воспользоваться ее комнатой.
– Спасибо, профессор, я с удовольствием, – благодарно ответил измученный парень.
Во избежание того, чтобы на следующий день кто-нибудь что-то нарушил в экспериментальной установке, пусть даже неумышленно, Дрю повесил с внешней стороны входной двери лаборатории листок бумаги, наспех нацарапав на нем: «ЛАБОРАТОРИЯ КИШИТ ТАРАКАНАМИ. НЕ ВХОДИТЬ!». Потом они сели в машину Дрю и вскоре оказались в загородном доме, расположенном совсем недалеко от Университета.
«Слава Богу, что он близко живет», – подумал Маррон, отчасти потому, что профессор смог быстро приехать в лабораторию, отчасти потому, что чувствовал себя неимоверно уставшим, и глаза его сами собой закрывались. Ему было необходимо срочно поспать.
Они поднялись к входу в дом, и Дрю, немного порывшись в поисках ключей, наконец, открыл дверь.
Хозяин проводил своего ученика в комнату сестры и рассказал, где находятся туалет и кухня, а потом предложил:
– Послушай, Маррон, сейчас мы с тобой, как примерные дети, наденем пижамы и почистим зубы, но что скажешь насчет того, чтобы выпить чего-нибудь перед сном и сбросить немного напряжение?
Студент валился с ног от усталости, но он должен был признать, что нервы его были натянуты до предела, и в таком состоянии он мог бы не уснуть до самого утра. К тому же, он не ужинал, хотя в такой час кто захотел бы что-то поесть, а тем более приготовить поесть? Пропустить прием пищи не было для него концом света, поэтому он решил принять предложение.
– Хорошая идея! И потом это возможность отметить, нет?
Четверть часа она провели в креслах гостиной дома Дрю в компании отличного виски. Приятное тепло первых глотков позволило им расслабиться и придало разговору спокойствие.
– Это особенный день, Маррон, – произнес Дрю, – слишком особенный. У нас в руках прибор, порождающий совершенно новый эффект, который даже еще не был теоретически определен, насколько мне известно. Нужно будет изучить существующие физические теории и посмотреть, возможно ли объяснить этот эффект с их помощью или, если это необходимо, создать новую теорию, объясняющую это явление. Будет много работы для меня и моих коллег по всему миру, которые будут участвовать в этом эксперименте.
– Несомненно, это будет увлекательным занятием. Мне бы тоже хотелось принять участие в исследовании…
– И ты еще сомневаешься? После того, что этот эффект подарен миру именно благодаря тебе, ты можешь быть уверен: единственное, что ждет тебя, – это куча работы. Тебе нужно продолжить исследовать твой запрограммированный бутерброд, полностью отдавшись этой новой работе и душой, и телом. Поздравляю, Маррон, ты становишься известным, но одновременно должен будешь вкалывать как юнга на корабле. Что еще пожелаешь? – обратился он к Маррону отеческим тоном, довольный результатами своего студента.
– Ну... В данный момент я бы хотел лечь в постель, – смеясь, ответил Маррон, закончив пить свой ликер.
– Согласен, – кивнул Дрю. – Кстати, как тебя зовут?
– Маррон!... А… ээээ… Джошуа Маррон. Джош.
Дрю удовлетворенно посмотрел на него. Этот парень шоколадного цвета имел счастье и проницательность открыть феномен, который мог бы так и оставаться неведомым для человечества неизвестно сколько еще времени, может, даже навсегда.
«Еще одно очко в пользу черных, – раздумывал он. – И они его заслуживают. К черту тех, кто хотел дискриминировать их. Неужели мир начинает вертеться в правильную сторону? Думаю, что…»
Дрю вздрогнул, обнаружив, что виски закончился.
– Спокойной ночи, Джош.
– Спокойной ночи, профессор Дрю.
Спустя некоторое время Дрю лежал в своей кровати, одинокий, как закоренелый холостяк.
Много лет назад он был знаком с несколькими женщинами, но это были только дружеские отношения, лишь иногда немного выходящие за рамки дружбы. Он никогда не погружался с головой в любовные истории, и женщины оставляли его спустя некоторое время, полагая, что с этого типа, вечно витающего в облаках, все равно нечего взять.
Разумеется, физика заполняла всю жизнь Дрю, но он все же оставался мужчиной вне зависимости от всего остального. И истинной причиной того, что он так и не смог организовать свою личную жизнь, была его сестра.
Тиморина Дрю всегда жила с ним. В свои пятьдесят лет, будучи на десять лет младше своего брата, она тоже не была замужем, заботилась о нем и о доме, и Дрю невольно чувствовал себя обязанным ей за все то, что она для него делала. Усердие сестры позволяло ему, на самом деле, полностью отдаться своей работе, что обычно абсолютно его устраивало.
Поэтому Дрю избегал женитьбы, подсознательно опасаясь, что никакая женщина не смогла бы сравниться с его сестрой и потому заставила бы его бросить работу, а это для него являлось немыслимым. Кроме того, возможная жена могла бы не поладить с Тимориной, что стало бы для него невыносимым, поскольку перед сестрой он был в неоплатном долгу за ее помощь, а в отношении жены должен был бы оставаться хорошим мужем. Он бы оказался в тупике и не знал бы, как из него выйти.
В итоге Дрю имел свои комплексы, которые не делали его жизнь простой, хотя об их существовании он даже не догадывался.
Тиморина, по сути, шантажировала его психологически, как умеют это делать многие женщины незаметно для мужчин. Она заставляла его выполнять те домашние дела, которые сама не хотела делать, обрисовывая их Дрю как работу, «которую только ты умеешь сделать хорошо».
Одним из таких дел являлось подстригание лужайки перед домом.
Лужайка была размером примерно около двухсот квадратных метров, и для того, чтобы обработать ее газонокосилкой, требовался приблизительно час времени. Это было немного, но в последнее время сестра приходила к нему с этим вопросом воскресным утром, которое было для него святым временем, когда он хотел бы отдохнуть и посидеть в кресле, слушая классическую музыку. Раньше, вплоть до последних двух месяцев, он обрабатывал лужайку в субботу вечером, но с недавнего времени Тиморина начала приглашать по субботам подруг, хотя раньше они приходили в воскресенье, утверждая, что «нельзя же пить чай под шум газонокосилки!»
Дрю был к этому привычен, но в последние недели это стало для него невыносимым, и он начал искать выход.
Он полагал, что, являясь профессором физики, мог бы изобрести некий прибор, который был бы способен моментально сжигать траву на лужайке на уровне какой-то определенной высоты, достигая того же результата, что и при покосе.
Дрю полагал, что поместив на лужайку подходящую решетчатую конструкцию с проводами и создав электрическое поле с высоким напряжением на высоте, скажем, пяти сантиметров над травой, было бы возможно сжечь ее с помощью такой конструкции на определенное количество сантиметров, эквивалентное срезанию газонокосилкой.
Он наивно не учел, что сестра не оставила бы без внимания подпаленные кончики травы, а следовательно, ему бы пришлось вернуться как и прежде к газонокосилке.
Однако из всего этого родился прибор, который лежал на рабочем столе в лаборатории.
Если бы Дрю только знал, что «подруга из Лидса», которую Тиморина с недавних пор навещала по воскресеньям, и к которой она в этот раз отправилась на все выходные до самого понедельника, на самом деле была симпатичным мужчиной среднего возраста, который непосредственно в данный момент занимался с его сестрой достойной внимания гимнастикой на большой двуспальной кровати!
Глава IV
Маррон проснулся рано на рассвете. Обычно утром ему было несложно встать с постели, и в этот раз, несмотря на тяжелую ночь, он также легко пробудился. Несколько мгновений он полежал в кровати, размышляя о случившемся, а потом снова задался вопросом, куда прибор отправляет предметы в качестве обмена? Может, в японскую пагоду? Или в австралийскую пустыню? Или в какую-нибудь отдаленную африканскую деревню?
– Эх! Если есть способ узнать это, мы это узнаем! – философски заключил он.
Он спустился на кухню, где обнаружил Дрю за приготовлением плотного завтрака на двоих.
Они поприветствовали друг друга и с аппетитом принялись поглощать яйца с беконом, сопровождаемые вкусным чаем. Во время завтрака они мало разговаривали, понимая, что время поджимает.
Закончив трапезу, Дрю позвонил в секретариат Университета предупредить о своем опоздании. У Маррона, напротив, не было никаких лекций тем утром, потому он был совершенно свободен.
Они оделись и вышли из дома.
Первым делом они отправились к нотариусу, другу Дрю. После коротких разъяснений нотариус подготовил документ, в котором декларировалось, что на сегодняшнюю дату Лестер Дрю и Джошуа Маррон открыли новый физический эффект, описанный в общих чертах, и что этот эффект был получен в результате использования прибора, изобретенного Дрю и должным образом отрегулированного Марроном. Кот упомянут не был.
После подписания документа оба сели в машину, и Дрю направил ее на парковку, расположенную рядом с офисом ректора. Они уведомили о своем прибытии и через несколько минут вошли в кабинет руководителя университета.
Офис ректора МакКинтока имел весьма спартанский вид, без каких-либо излишеств. Пространство наполняли только необходимые и полезные вещи. Облик ректора тоже был отражением сдержанности и эффективности.
– Дрю, друг мой, чем обязан твоему визиту? – воскликнул ректор, едва взглянув на Маррона и даже не поприветствовав его.
– Привет, МакКинток. Я сделал открытие.
Существенность сделанного Дрю заявления заставила ректора нахмурить лоб, исказив холодную маску, которую он привык носить в течение рабочего дня. Эта маска призвана была изображать выдержку и всеобщий контроль над всем и всеми и быть действительным помощником в поддержании иерархии в надлежащем порядке.
МакКинток знал, что Дрю был хорошим ученым, но он никак не ожидал, что в шестьдесят лет физик сделает нечто особенное после целой жизни, проведенной в тени важного, но анонимного исследования.
– Открытие? Какое?
– Я и студент Маррон разработали прибор, который в состоянии обмениваться двумя объемами пространства моментально и с малыми затратами энергии.
Ректор был профессором в области античной письменности, и физика для него была миром эфемерным и непостижимым. Он полагал, что понял, о чем говорил Дрю, потому посмотрел на него с некоторой долей сарказма, одновременно взяв со стола пресс-папье и очечник. Он скрестил руки и поменял предметы местами.
– Мне не кажется это таким уж великим открытием, Дрю. Я могу это сделать голыми руками без помощи каких-либо приборов, как видишь.
– Молодец! Но достаточно ли длинные у тебя руки, чтобы переместить их из Манчестера в Пекин? – Дрю знал о пробелах в научных познаниях МакКинтока, а также знал о его склонности к сарказму и потому решил ответить в том же духе.
– То есть как в Пекин? – не понял ректор.
– Легко, МакКинток, – настойчиво сказал Дрю. – Наш прибор способен выполнить перемещение на расстояние, которое, мы полагаем, зависит от установок, но речь идет о километрах, сотнях километров, если не тысячах.
– В каком смысле, «мы полагаем»? – МакКинток уже вернул контроль над ситуацией.
– В смысле, что мы работали всю сегодняшнюю ночь, и нам удалось извлечь много важнейших данных относительно функционирования прибора, но мы еще должны установить, куда прибор нацелен, и как варьировать этими координатами. Поскольку этот обмен не происходил в пределах лаборатории, очевидно, что координаты остаются данными, которые только предстоит определить.
Дрю понял слишком поздно, что это самое «мы полагаем» привело к потери преимущества перед ректором и могло стать проблемой.
В этот момент послышался шум в приемной ректора. Хлопнувшая дверь, торопливые шаги и пронзительный крик секретарши, потом снова торопливые шаги цокающих каблуков – и дверь мгновенно распахнулась, а в кабинет гневно ворвалась профессор Брайс, решительно проследовавшая к письменному столу, даже не удостоив посетителей взглядом.
Сквозь открытую дверь было видно, как секретарша развела руками и покачала головой, давая ректору понять, что ей не удалось остановить ее.
– Ректор МакКинток! – начала женщина изменившимся голосом, – Это уже слишком! Посмотрите, что я нашла сегодня утром в кресле около моего письменного стола!
Профессор взмахнула прозрачным пластиковым пакетом, в котором находились многочисленные предметы, раскрашенные в различные цвета.
– Я пришла в офис, села в кресло и вдруг поняла, что подо мной что-то лежит. Посмотрите, какая гадость: стекло, металл, пластик и – о, ужас! – какие-то объедки! Они мне испортили юбку, и я не знаю, удастся ли мне привести ее в подобающий вид. Студенты со второго курса в этот раз переступили черту. И я требую, чтобы Вы приняли соответствующие меры. С моей стороны, я знаю, как призвать их порядку!
Во время этой тирады Маррон и Дрю моментально побледнели: они узнали в содержимом пакета предметы, которые ночью подверглись обмену. Загадка относительно наведения прибора была решена, но теперь образовалась проблема более непосредственная.
МакКинток оставался невозмутимым перед гневом Брайс. На самом деле подобные шутки периодически случались, и он полагал, что это как раз один из таких случаев. Он совершенно не подумал, что предметы скандала могут быть каким-то образом связаны с открытием Дрю.
Дрю понял ситуацию, но правильно оценил, что профессор слишком рассержена, чтобы принять какие-либо объяснения. Она жаждала только мести. Поэтому он оставил решение этого вопроса ректору.
МакКинток напустил на себя выражение сурового неодобрения.
- Вы абсолютно правы, профессор Брайс. Эти студенты не знают, что такое дисциплина и что такое уважение к преподавателям, поэтому можете быть уверены, что я сразу же приму меры по дисциплинарному наказанию, после которого у них отпадет всякое желание делать что-либо, кроме как учиться.
Брайс сухо кивнула в знак согласия, потом развернулась на каблуках и широкими шагами вышла из кабинета, направившись в аудиторию биологии, являющейся ее предметом, намереваясь пригрозить личной расправой студентам второго курса, собравшимся сдавать письменный экзамен. Она даст им невыполнимое задание, а потом оценит их так, чтобы испортить всем средний балл.
И эти ребята станут первыми жертвами Обмена.
Тем временем атмосфера в офисе ректора успокоилась после ухода рассерженной женщины, и Дрю взял слово:
– МакКинток, оставь в покое этих студентов. Это наши вещи. Теперь мы знаем, куда прибор перемещает предметы: примерно на триста метров на восток от лаборатории.
Ректор вопросительно взглянул на Дрю.
– Хочешь сказать, что это вы сегодня ночью подложили эти штуки в кресло Брайс?
– Да, это так. Я узнал эти предметы. Они все были той формы, как я и ожидал, и материалы те же самые. Это мы их туда переместили.
Выражение лица МакКинток совершенно изменилось, он постарался сдержаться, но буквально через несколько секунд расхохотался, а вслед за ним начали смеяться и Дрю с Марроном.
– Из всех мест, где они могли бы оказаться, они оказались именно у Брайс… ха-ха-ха, – покраснел от смеха ректор.
– Ты видел ее лицо? Словно наступил апокалипсис… хахаха, – хохоча, ответил Дрю.
Маррон смеялся, держась за живот. Общее веселье длилось несколько мгновений, но потом постепенно все успокоились.
МакКинток заговорил первым:
– Ладно, дорогой Дрю, кажется, твое открытие является в самом деле открытием, учитывая, что мои руки не имеют длину в тридцать метров, и я не смог бы сделать нечто подобное, – вызывающе посмотрел он на профессора физики. – И что ты теперь намерен предпринять?
Дрю не поддался на провокацию, ограничившись тем, что поднял бровь в притворном изумлении.
– Я намерен опубликовать открытие. Кроме того, хочу передать детали эксперимента иностранным коллегам, с которыми мы работаем в рамках Университета, чтобы они могли воспроизвести эксперимент и изучить его. Мы нуждаемся в их помощи, чтобы довести до конца теорию, что…
– Спокойно, спокойно, Дрю. Не так быстро, – прервал его ректор. – Опубликовать открытие – это хорошо, но передавать детали мне не кажется правильным. Видишь ли, наша академия нуждается в деньгах, очень нуждается, и если это открытие может принести деньги, мы должны держать детали в секрете и получить от них максимальную прибыль, то есть быть единственными владельцами этой технологии.
Дрю застыл на мгновение. Он не ожидал подобного поведения. Он всегда думал, что наука является тем, чем делятся с другими, чтобы человечество могло идти вперед быстрыми шагами, находясь в гармонии с общими интересами. Он должен был бороться за это.
– МакКинток, проклятый шотландец! – со злостью накинулся он на него. – Ты отдаешь себе отчет в том, что ты говоришь? Ради горстки денег, которая не принесла бы особых изменений такому Университету, как наш, самому финансируемому в Великобритании, ты претендуешь, чтобы открытие Маррона и мое осталось запертым в этих стенах? Каким образом тогда наука будет идти вперед? Как будет идти вперед человечество? Подумай, если бы… – постарался он найти пример, который ректор мог бы понять, – если бы Гульельмо Маркони не поделился бы своим изобретением радио. Сейчас, если бы ты захотел послушать в машине радио, тебе пришлось бы обратиться к своим потомкам, учитывая, что радио еще не придумано, или бросить эту затею и поискать нечто другое, что составило бы тебе компанию, пока ты едешь в Ливерпуль к своей подружке. Например, музыкальную шкатулку.
– Хм, как ты думаешь, каким образом я тогда могу получить деньги от твоего открытия? – не растерялся МакКинток.
– Ну, организуй семинары, напиши статьи в журналы в этой области…
– Дрю, ты, конечно, отличный физик, но в практике ничего не понимаешь. Ты не подумал о том, что твой прибор, надлежащим образом настроенный, мог бы способствовать перемещению материалов с коммерческой целью? Сейчас, если мы хотим отправить пакет из Манчестера в Пекин, мы должны нанять курьера, которому в лучшем случае понадобится несколько дней на доставку пакета, а стоить это будет немало. При помощи твоего прибора это перемещение могло бы быть мгновенным и чрезвычайно выгодным, если платить за него, например, половину стоимости услуг курьера. Ты представляешь себе, сколько пакетов можно отослать из Манчестера за один-единственный день? Я – нет, но полагаю, что тысячи. Расширь рынок до уровня Англии, Европы, мира…