Сказки темного города. Паутина 2. Мертвый волк
Наталиса Ларий
Война и мир, любовь и вражда…в какой момент жизни тонкая грань между ними начинает вопреки всем законам логики и смысла трескаться, рассыпаться и рушиться, давая волю чему-то большему…прекрасному…необъяснимому, убирая в тень все, что было понятно и предсказуемо? Что заставляет мир становиться другим, стирает все мыслимые и немыслимые границы истины и лжи, впуская в вены яд, который ставит на колени перед железным пониманием того, что отныне неважно, кто друг, кто враг, лишь бы пути судеб сплелись воедино? Что будет с двумя судьбами, идущими по разные стороны дороги израненной истории, которая заставляет их балансировать между ненавистью и желанием? Любовь, проклятая и необъяснимая, сожжет или озарит она своим теплом сердца тех, кто вопреки всем требованиям и ожиданиям жестокого мира ставит на колени злую сказку, имя которой жизнь?Дизайн обложки: Эмилия Волхова
Наталиса Ларий
Сказки темного города. Паутина 2. Мертвый волк
Глава 1
– Сначала – интерес. Потом – желание, страсть. Затем – утоление жажды…и твоя любовь, которую он будет пить пока ты ему не надоешь. Да, девочка моя, именно твоя любовь, поскольку светлая ведьма всегда проникается этим ядом, источником которому есть мужчина. Ты будешь давать, а он брать. Жестоко, безжалостно наслаждаясь твоей слабостью перед ним. Никогда не влюбляйся! Никогда не люби! Никогда не позволяй мужчине стать твоим миром, ибо едва только сделаешь это, он разрушит все, что тебе дорого, он заберет все, чем ты живешь, подавит, подчинит, сделает так, что ты без него даже дышать не сможешь. Никогда не люби, Марисанта. Никогда. Мужчина – это погибель.
Нахмурив брови, я посмотрела поверх карт на Тириз, свою красавицу-тетку, которая с задумчивым видом потягивала из высокого серебряного бокала вино.
– Странно слышать это из твоих уст, – наконец произнесла я. – Вокруг тебя очень и очень много восхищающихся тобой мужчин. Если все так, как ты говоришь, отчего тогда не проводишь вечера одна, а все время блистаешь в компании все новых и новых ухажеров?
Тириз словно очнулась от непонятного транса и проговорила, пристально посмотрев на меня:
– Взрослая стала. Уже не задаешь мне детских вопросов. Ладно, не бери в голову. Это все вино, – она нервно отставила бокал в сторону и бросила на стол карту. – Что на этот раз придумала, чтобы попасть в мой дом – колыбель разврата? – посмотрела на меня с лукавым прищуром своих огромных зеленых глаз в обрамлении длиннющих ресниц.
– Сказала, что пойду в ювелирную лавку с подругой в поисках особенных украшений для ночи невест, – я безразлично приподняла бровь и сделала небрежный ход в ответ.
Тириз скривила губы в улыбке и проговорила с оттенком презрения в голосе:
– Ночь невест. Можно подумать, тебе дадут сделать там выбор. Сколько еще будет знать отдавать дань древним пережиткам?
– Это ведь не дань, – пожала я плечами. – Так, развлечение, и довольно-таки интересное. Хотя бы этой ночью можно побыть не дочерью графа, а простой крестьянкой, веселясь и танцуя вокруг костра со всеми. А суженого да, там мне не выбрать. Все будет так, как скажут мама с папой, – нахмурила брови. – Все мне диктуют. Но хотя бы на городские праздники выходить не запрещают. Уже радость.
– В такое время не слишком хорошая идея устраивать ночные увеселения такого рода, – назидательным тоном проговорила Тириз.
– А, как по мне, то в самый раз, – надула я губы. – Лугару может и надеяться на то, что мы будем сидеть, словно запуганные зверьки по своим норам. Запуганными ведь легче управлять. Так что лучше не терять вкуса к жизни, тетя Тириз. Ты ведь не теряешь его, танцуя и исполняя песни в ночном театре? – усмехнулась, видя то, как она окинула меня неодобрительным взглядом. – И не смотри на меня так. Ты хоть и не вдаешься в подробности своего образа жизни, но в доме всегда есть те, кто знают все и про всех.
– Слуги, – хмыкнула Тириз. – И что они говорят?
Я настороженно посмотрела на нее и произнесла, тщательно подбирая слова, ведь рассказывать услышанное теми выражениями, которые произносили слуги, было крайне неприлично:
– Они говорят, что ты – червивое яблоко на древе линии крови. Что ты падшая женщина, которая в свое время попрала все законы нашего ковена и семьи, выбрав себе в пару мужчину недостойного, а точнее лугару. И поэтому была изгнана из семьи. А потом, когда ваши отношения закончились и он тебя бросил, ты стала куртизанкой, продающей свое внимание за баснословные деньги, ведь кто из власть имущих мужчин нашего ковена откажется увидеть в своей постели красавицу-графиню, о искусстве угадывать самые потаенные мужские желания которой легенды слагают. Говорят, что ты отнюдь не целитель, а ведьма-искуситель, – тихо закончила я и опустила глаза.
Тириз скривила свои красивые губы в насмешливой улыбке и, не удержавшись, рассмеялась.
– Это правда? – настороженно спросила я, поскольку не верила ни одному слову слуг, но ее реакция выбила меня из колеи.
– Львиная доля, – наконец успокоившись, ответила она. – Только вот ведьма-искуситель- это перебор. Я правда целитель и никакого отношения к тем, кем движет магия жажды получения и желания приносить удовольствие не имею. Червивое яблоко, – покачала головой. – Ну пусть и червивое. Червивое, зато свободное. Сама решила, кто его сорвет, кто вкусит и какому червю мое яблоко точить. Живу своей жизнью и получаю от нее удовольствие. Не то, что твоя мать, – она с грустью посмотрела на меня. – Живет подле мужчины, который…, – вдруг опомнилась и прикусила губу.
Я же протяжно выдохнула и проговорила:
– Да знаю я. У отца любовница есть. Все в городе это знают. И мама тоже. Знает, но делает вид, что все хорошо. Улыбается. Во время ужина всегда такая счастливая на него смотрит. Когда он снисходит до присутствия на нем, – зло сдвинула брови. – А во всем виновата я, – сказала и замолчала, быстро захлопав ресницами, сдерживая слезы. – Родился бы мальчик, отец себя так не вел бы. А так, мама после тяжелых родов больше не может иметь детей, вот он и потерял интерес к ней, как к женщине. Да еще и наследник теперь у него в платье. Велика радость. Да хоть бы хоть чем-то блистала, а то даже ведьма-не ведьма. Бледное подобие какое-то. Вот он и злится.
– Ну что ты такое говоришь! – воскликнула Тириз. – Отец любит тебя. А то, что у них с твоей матерью такие отношения, так в том не ты виновата, а мужская природа. У тебя и дед, отец твоего отца, был повеса тоже еще тот. Когда Эрена давала согласие твоему отцу, я уже тогда сказала ей, что счастья ей не видать с тем, на счету у кого столько любовных побед. Но она не слушала. Уж больно графиней фон Бодегар хотела стать. Стала, и что? Сидит себе дни напролет в своих роскошных покоях за вышивкой да слезы льет. А улыбается только тогда, когда твой отец соизволит на ужин вернуться в дом ну или посетить ее покои. Дрянь, а не жизнь. Поэтому, уж лучше быть червивым яблоком, но жить так, как хочешь.
– А мне можно так, как и ты? – я зыркнула на нее. – Ну, это…чтобы самой выбор сделать.
Тириз взяла с тарелочки шоколадную конфету и, откусив от нее кусочек, проговорила, нахмурив свои идеальные брови цвета воронова крыла:
– Нельзя. Второго червивого яблока в семье не должно быть.
– Я серьезно.
– Я тоже, – отрезала она, бросив надкушенную конфету на серебряную тарелку.
– Но ты же сама сказала, что то, как мама моя живет – это ад.
– Ад, – кивнула Тириз. – Но это не значит, что тебя ждет такой же ад. Может тебя выдадут замуж за достойного мужчину, с которым ты будешь счастлива.
– Да, выдадут. Вот именно, что выдадут, – огрызнулась я. – Никто и спрашивать не будет, чего хочу я. Подругу мою, Мари, дочь лорда Синтарма, отдадут по окончанию сезона за толстого борова, хранителя печати короля. Вот счастье. Она уже ночи напролет слезы льет. Сдается мне, что и меня такая же судьба ждет. Мне через два месяца восемнадцать исполнится и, едва только сила рода уравновесится, отец начнет подыскивать мне партию. Если уже не подыскал. Может ты поговоришь с отцом? Навеешь чего-нибудь ему в голову. Ну совсем чуть-чуть. – зыркнула на нее из-подо лба. – Я знаю, что вы общаетесь. Он ведь часто приходит в заведение, где ты блистаешь.
– С чего взяла? – нахмурила брови Тириз.
– Видела однажды, когда по городу верхом каталась. Его экипаж стоял подле театра. Потом проследила куда он ездит по вечерам, ровно в шесть. Мама тогда в комнате у себя запирается, а он, как оказалось, едет в это злачное место, откуда по ночам слышен хохот, музыка и окна горят кроваво-красным светом.
– Твоя компаньонка что, не следит за тобой совершенно? – Тириз усмехнулась и пренебрежительно отшвырнула в сторону карты.
– Следит, – пожала я плечами. – Но я обычно говорю, что спать иду, а сама переодеваюсь в костюм мальчика и через окно покидаю комнату.
Тириз строго так посмотрела на меня, затем проговорила недовольным тоном:
– Такое даже я не одобряю, Марисанта.
– Знаю. Но я осторожна всегда. Правда. Да и делала так пару раз, не более. Не говори отцу только, пожалуйста. А то запрет в особняке до конца жизни, – добавила тихо, уже жалея о том, что сказала об этом ей, ведь она хоть и была свободных нравов, но за мою репутацию явно боялась.
– Хорошо, не скажу. Но только ты должна обещать мне, что с наступлением темноты из дома без присмотра ни ногой. Мало ли что может случиться. Время неспокойное. Зачем дразнить судьбу? Да и за отцом не следи. Он мужчина, Марисанта. Где он пропадает ночами, тебе знать того не надобно.
– Да знаю, – я виновато опустила голову. – Просто мама плачет всегда по вечерам. Поэтому я и хотела узнать, куда он ходит. А потом, как поняла, то…, – шмыгнула носом, теребя край пояса. – Она красивее мамы? – посмотрела из-подо лба на Тириз.
– Кто? – она удивленно изогнула брови.
– Ну она, женщина, к которой ходит мой отец. Я видела, как он подавал руку какой-то даме невысокого роста, когда она выходила из черной кареты. Не разглядела ее только толком. На ее голову был наброшен капюшон с меховой оторочкой.
Тетка откинулась на спинку стула и, тарабаня по столу пальцами, проговорила после непродолжительного молчания:
– Можно я не буду отвечать на этот вопрос?
– Почему? – враз ощетинилась я.
– Потому, что ты его дочь. А говорить ребенку о любовницах его отца – это кощунство.
– Но…
– Нет, – она резко оборвала меня. – Такой жизнью живет львиная доля мужчин, Марисанта. И от моего ответа тебе легче не станет. Красивей она твоей матери или нет – это роли не играет, если ты хочешь понять, почему отец твой предпочел кого-то ей. Это его выбор, его грех и не стоит тебе копаться в том, чего тебе лучше не знать, – она замолчала и недовольно свела брови.
