На уличных подмостках. Сатира, юмор, приключения
Никодим Митрофанов, молодой инженер-исследователь, был польщён приглашением на новогодний праздничный концерт. Оно выпало по оказии, при отказе от участия в празднестве высокопоставленного сотрудника, но это обстоятельство мало смущало Никодима. Ещё бы! Ведь он присутствует не на каком-нибудь собрании, посвящённом очередной революционной дате, куда народ загоняют в дисциплинарном порядке, а на прекрасно подготовленном мероприятии, где собралась элита научно-производственного объединения.
Вон они, признанные авторитеты режимного объекта и городка, запрятанного в российской глубинке, важно шествуют в сопровождении роскошных дам по фойе вокруг блистающей украшениями новогодней ёлки, по зимнему саду, чинно раскланиваясь с коллегами. У кого-то на лацканах поблёскивают знаки лауреатов государственных премий, а то и золотые звёзды Героев Социалистического Труда. Залы украшены серпантином, многоцветными гирляндами огней и прочими новогодними атрибу тами. Никодиму было необыкновенно хорошо и от участия в блистательном форуме, и вообще от удачно складывающейся карьеры младшего научного сотрудника, а также от приятного воздействия коньяка, принятого в буфете «для настроения».
Но вот в поле зрения Митрофанова обозначился Михаил Иванович Крякин, доктор технических наук, начальник отдела, в котором работал он, Никодим. Конечно, отдел был большой и их служебные отношения не были слишком близкими, тем более удачной представлялась Никодиму отличная возможность лишний раз обратить на себя благосклонное начальственное внимание. Надо было всего-то сказать что-то приятное, но сделать это деликатно, как бы невзначай, не напрямую. Пусть Крякин увидит, что Митрофанов тоже вхож в круг избранных людей.
Они встретились в оживлённом месте – почтенная чета Крякиных и научный сотрудник, каких в объединении насчитывалось великое множество.
– Здравствуйте, Михаил Иванович!
– Добрый вечер.
– С праздником вас! Как прекрасно выглядит ваша мама!
– ?..
У Михаила Ивановича не нашлось слов ни для ответа перестаравшемуся угоднику, ни для утешения супруге, нежданно-негаданно попавшей в глупое положение посреди всеобщего торжества. Они разошлись – весьма довольный собой за удачно подобранный комплимент Митрофанов и чета Крякиных, для которых праздник обернулся ушатом холодной воды, вылитым на их благодушные головы.
Но беззаботное состояние Митрофанова длилось недолго.
– Ну и вляпался ты, Никодим! Какая такая тебе мама? Ведь это жена Михаила Ивановича! – вразумили его сослуживцы, оказавшиеся свидетелями случившегося недоразумения.
У бедняги что-то оборвалось внутри. Что он наделал! Полный провал! А ведь ему предстоит делать отчёт в отделе о разработке, на которую возлагались такие надежды! Как это всё исправить? Да и возможно ли исправить подобную глупость? Никодим затравленно озирался по сторонам – окружающие люди, важные и не очень, словно исчезли, а вместо них вокруг бродили какие-то тени… И только бессмысленные бенгальские огоньки насмешливо вспыхивали, подмигивая ему в тумане, как странные колдовские знаки…
– Что делать-то, братцы? – обратился несчастный к свидетелям своей провинности.
– Извинись, что тут ещё сделаешь, – посоветовали ему.
Митрофанов бросился замаливать вину. Его глаза лихорадочно выискивали среди праздного люда ненароком оскорблённую семейную пару. Вот и они, стоят чуть в сторонке с застывшими, словно окаменевшими лицами.
– Михаил Иванович! Простите меня! – кинулся Митрофанов к супругам, на ходу выкрикивая извинительную речь. – Простите, я совершенно не понял, что с вами не мама, а ваша жена!
На лице супруги Михаила Ивановича появилась жалкая улыбка, она резко повернулась и пошла в сторону гардероба. Михаил Иванович поспешил следом. Праздник для них закончился, так и не начавшись.
Да, короток бабий век, чему способствуют расположенные сверху вниз коллагеновые каркасные связки. Какая промашка природы! Зато, словно компенсируя ущерб, нанесённый женской красоте, природа наделила старушек повышенной продолжительностью жизни. Вот и уходят в небытие моложавые мужчины, оставляя на бренной земле век вековать рано постаревших избранниц. Кто здесь выгадал и кто прогадал – решать каждому из нас.
Совершенно секретно
В моей жизни есть смысл, но он меня не устраивает.
А. ПодводныйРабочий день Ерофея Павловича Жидяева, расчётчика технологических каскадов, в которых производственные процессы осуществлялись на уровне микромира, начался бестолково, когда, как говорится, через пень-колоду. Руководство поручило ему встретить и провести в особо секретное подразделение коллег, прибывших в командировку с родственного предприятия. Режим посещения объекта отличался чрезвычайной строгостью: посетители проходили контрольно-пропускной пункт обнажёнными.
Случилось так, что приезжие специалисты, три миловидные женщины, по незнанию обстановки запутались в коридорных лабиринтах женских и мужских раздевалок и объявились перед изумлённым Ерофеем Павловичем в своей первозданной красоте, обрадовавшись непредусмотренной встрече.
– Ерофей Павлович! – защебетали они. – Как хорошо, что мы вас нашли…
– Как вы сюда попали, ведь это мужская проходная? – недоумевал Ерофей Павлович, ощутивший себя мужчиной в обнажённом дамском обществе.
– Наверное, бес попутал… Но мы от вас не уйдём, а то совсем заблудимся…
По прибытии на рабочее место Жидяев первым делом получил в спецчасти служебный чемоданчик с рабочими документами, помеченными грифом «Совершенно секретно», а по пути заглянул в туалет. Он и не приметил, что следом двигался некто Якишев, славящийся в коллективе расположенностью к безрассудному озорству…
Не успел «секретный человек» приступить к физиологической процедуре, как заметил, что заветный чемодан, положенный поверх перегородок, начал медленно передвигаться в сторону соседней кабинки. Кто-то потащил к себе секретнейшую документацию! Такой кошмар не приснился бы расчётчику новейших технологий в самом ужасном сне. Ерофей Павлович мёртвой хваткой вцепился в предмет, ценность которого неизмеримо превышала значимость его собственной жизни.
Но злостный посягатель на государственные секреты и не думал уступать, выставив напоказ побелевший от напряжения большой палец правой руки с обломленным наискосок ногтем. Противники молча и упорно перетягивали объект обоюдных устремлений, содержащий сведения о святая святых комбината всесоюзного значения. Ерофей Павлович, снова оказавшийся в этот сумасшедший день в мире абсурда, собрался с силами, рванул на себя достояние комбината и рухнул на пол с отвоёванным чемоданом в руках. Его радость была безмерной. Прижав драгоценную ношу к груди, победитель схватки по перетягиванию чемодана ещё ожидал нападения через дверь, но такового не последовало.
За обедом Ерофей Павлович случайно подслушал разговор рабочих, сидевших за соседним столом.
– Что там за трубы виднеются? – указал на окно столовой тот, что был помоложе.
– ТЭЦ, – ответил старший по возрасту, – но, знаешь, сколько лет я здесь работаю, ни разу не видел, как на неё уголь подвозят. Вот секретность!
Ерофей Павлович невольно улыбнулся. «Ну вконец заморочили людям головы с этой секретностью, – подумалось ему, – и эти тоже свихнулись, ищут секреты там, где их нет». Жидяев знал, что те самые трубы предназначались для воздухоочистки производственных помещений одного из подразделений предприятия, при посещении которого на пропуске должен иметься оттиск медведя. Трубы, железные чемоданчики, проходные с вереницами голых людей, пропуски с оттисками звериных профилей вдруг показались ему глупыми и никчёмными нагромождениями, отторгающими простоту и естественность человеческих отношений…
За стол к Жидяеву подсел улыбающийся Якишев, расставляя с подноса столовые наборы. «Палец! Вот он, надломленный ноготь наискосок!» – резануло в сознании Ерофея Павловича.
– Привет, Ерофей! Ты о чём тут задумался?
– Привет, старина. Тебя поджидаю, – Жидяев удивился тому, что у него не сохранилось на недавнего противника ни малейшего озлобления, даже неприязни.
Неужели подслушанный им разговор двух рабочих так успокаивающе подействовал на него?
– А зачем я тебе понадобился? – насторожился Якишев.
– Затем, чтобы сообщить: если ты сегодня не поставишь мне бутылку коньяка и коробку конфет, я напишу на тебя докладную.
– Чем докажешь? – напрямую спросил шутник, быстро осознавший опрометчивость недавнего поступка.
– Твоим обломленным ногтем, дружище! Кстати, на чемоданчике и отпечатки пальчиков сохранились…
– Зачем тебе такой набор?
– Надо. Вечером встречаюсь в гостинице с командированными. Они меня ещё утром пригласили на пропускном пункте.
Резолюция
Заблуждения радостны, истина страшна.
А. КамюПолвека спустя после установления власти Советов у состоятельных граждан рабоче-крестьянского государства проявилась устойчивая тяга к автолюбительству. Руководящие лица и другие прогрессивные граждане осознали, что автомобиль действительно, как утверждали известные классики литературы, является не предметом роскоши, а средством передвижения. В профсоюзных комитетах предприятий и учреждений списки работников, записавшихся на покупку автомобилей, разрастались как снежный ком. Однако же из всех моделей отечественного автомобилестроения, представленных советскому потребителю, престижная машина марки «Волга» оставалась предметом недосягаемых мечтаний. Доступ к ней имели только избранные лица.
Многотысячному коллективу элитного предприятия города Ангарска благосклонная Москва не каждый год выделяла эксклюзивные полнолитражные автомобили, пользующиеся бешеным спросом. Прослышав однажды о поступлении на орденоносный комбинат вожделенной красавицы «Волги», в приёмную директора слетелись, как пчёлы на мёд, соискатели дара небесного. Первым из них к директору прорвался начальник цеха связи:
– Виктор Фёдорович, я к вам с просьбой.
– Ради бога, Виктор Николаевич, обращайтесь с любой просьбой, – услышал проситель приветливое приглашение.
– Понимаете, Виктор Фёдорович, я уже несколько лет прошу завком профсоюза выделить мне «Волгу», но моё заявление до сих пор не рассмотрено. Пылится, наверное, где-то на полках, – посетовал начальник цеха на свою печаль.
– Что значит «не рассмотрено»? Уже и в профсоюзе бюрократы развелись? А что говорит председатель завкома? – сочувственно поинтересовался руководитель предприятия.
– Говорит, что заявление надо подписать у вас. Виктор Фёдорович, неужели я за столько лет работы на предприятии не заслужил права купить машину?
– Об этом не может быть и речи, у вас прекрасная служебная репутация. Давайте ваше заявление, хватит ему пылиться в завкоме, я подпишу.
Виктор Николаевич не поверил своим ушам. Неужели свершилось чудо и он станет обладателем шикарного автомобиля? Мир преобразился в его глазах, наполнившись волшебным светом нового качества жизни. Он увидел себя за рулём комфортабельного авто, катившего по городским магистралям, и, не помня себя от счастья, положил заявление на стол директора. Тот не раздумывая наложил на прошение резолюцию.
– Огромное спасибо, Виктор Фёдорович! Не знаю, как вас благодарить! – Начальник цеха положил драгоценную бумагу в элегантную кожаную папку.
– Пожалуйста, Виктор Николаевич! Вы же знаете, что у меня бумаги не задерживаются, – напутствовал посетителя радушный хозяин кабинета.
Не чуя ног, счастливчик вышел из кабинета в приёмную. Там сидели его конкуренты, теперь уже бывшие, ожидавшие завершения вояжа первого претендента на роскошный приз о четырёх колесах.
– Ну и как, подписал? – спросил наиболее нетерпеливый из коллег, хотя по неописуемой радости, которую не скрывал автолюбитель, все уже поняли, что его акция завершилась более чем успешно.
– Подписал! – выдохнул Виктор Николаевич.
Собравшиеся командиры ведущих служб и подразделений комбината приуныли. Снова им ждать очередного распределения. Но ничего не поделаешь, хозяин – барин, мирились держатели денежных знаков со своей безысходностью. Пора было расходиться восвояси несолоно хлебавши.
– Виктор Николаевич, покажи хоть, что он написал на заявлении, – попросил перед уходом кто-то из невезучих соискателей удачи.
Присутствующие сгрудились вокруг, чтобы полюбоваться заветной резолюцией хотя бы на чужом прошении. Виктор Николаевич великодушно протянул им заявление…
Поначалу никто ничего не понял. У одних от удивления брови полезли на лоб, другие откровенно заухмылялись. На заявлении круглыми, словно скатывающимися с кончика директорского пера буквами было написано: «Отказать». Ниже стояли цифры, обозначающие день подписания документа, и всем знакомая подпись. Вот это фокус! Нет, с таким директором его подчинённым жизнь скучной не покажется! Общая унылость, только что заполнявшая просторную приёмную, сменилась возбуждённым гомоном и приподнятым настроением. Гнетущая забота, терзавшая каждого охотника за удачей, вдруг покинула их головы, исчезла сама собой, вернув всех к прежней жизни, наполненной устоявшимся смыслом существования. Обладатель заявления, внёсшего оживление среди коллег, глянул на резолюцию… и у него потемнело в глазах. По достоинству оценив директорскую заморочку, сослуживцы весело расхохотались. Лишь Виктор Николаевич, сброшенный капризной птицей счастья с заоблачных высот на грешную землю, растерянно хлопал глазами, пытаясь прийти в себя от испытанного шока.
Между тем директор неспроста разыграл шутку над подчинённым. Он знал о пренебрежительном отношении этого в общем-то толкового руководителя к служебным бумагам, в которых тот усматривал обрыдлый придаток бюрократии, и преподал ему урок должного обращения с документацией.
С тех пор сотрудники стали замечать, что отношение Виктора Николаевича к бумагам явно изменилось, – он стал внимательно изучать каждый документ с первой строчки и до последней.
Мечта жизни
Радость заключена не в вещах.
Она в нас самих.
ВагнерКак и у многих советских людей, у Кеши, электрика цеха сетей и подстанций, имелась заветная мечта в жизни. Кто-то из окружающих стремился обзавестись автомобилем, другие – продвинуться по службе, а у скромного электрика мечта была проще – купить добротное зимнее пальто с каракулевым воротником. В радужных мечтаниях он видел себя в элегантном пальто, непременно с каракулевым воротником, как он важно шествует по заснеженным городским улицам и с достоинством отвечает на приветствия знакомых. В воображении мечтателю рисовалось, как навстречу ему идёт сам Аксаментов, начальник цеха, и первым приветствует по имени-отчеству сотрудника: «Здравствуйте, Иннокентий Андреевич!» А он, Кеша, на равных отвечает начальству и чинно продолжает движение.
Не один год Кеша скапливал сумму, необходимую для приобретения обновки. Хоть малую толику от заработанного честным трудом, но отнимал он от семьи в пользу желанной покупки. Как-то мастер участка Миша Волков пригласил трудягу «раздавить» бутылку, припасённую им для подходящего случая. Они уже прошли полпути, как объявившийся напарник по застольному раскрепощению души внезапно остановился, посчитав, что расходы на ответное угощение ему непозволительны. Напрасно Миша призывал товарища не отказываться от приглашения, сделанного без расчёта на ответный жест, а по настроению и от души. Кеша был непреклонен.
Наконец долгожданное событие свершилось! Счастливый обладатель пальто с каракулевым воротником заявился на работу в превосходнейшем настроении. Товарищи как могли поздравили Кешу, находившегося на вершине блаженства, с покупкой. Сияющий виновник собственного торжества бережно повесил драгоценное приобретение в кабинке для чистой одежды, полюбовался ненаглядной картиной, которая из давней мечты обратилась в явь, и пошёл переодеваться в отделение рабочей одежды. Если бы Кеша знал, что каверзные силы замыслили пренеприятнейший сюрприз к каракулевому бенефису!
Стоило Кеше оставить своё богатство без присмотра, как два балагура, недостаток в которых редко испытывался в трудовых коллективах, пользуясь тем, что доступ ко всем кабинкам был свободным, приступили к таинственным манипуляциям над каракулевым воротником. Поясним читателю, что в благословенные времена социальной справедливости гардеробные кабинки на замки не закрывались за отсутствием в том какой-либо надобности. Коллеги по коммунистическому общежитию даже в мыслях не допускали намерений в посягательстве на личную собственность товарищей по работе, вполне обходясь собственными трудовыми доходами. Итак, два ловких подельника заправили воротник внутрь пальто, а в образовавшуюся прореху напихали лохмотья ваты, имитируя следы того, что осталось от оборванного воротника. Пальто с упрятанным вовнутрь воротником они водрузили на предназначенное место нахождения.
В обеденный час Кеша летел в гардероб как на крыльях. Ему не терпелось лишний раз взглянуть на предмет своего обожания. Но что это! Белый свет померк в округлившихся Кешиных глазах. Проморгался – перед ним та же удручающая картина с ватными лохмотьями вместо каракулевого воротника! Земля закачалась под ошеломлённым Кешей. Дикий вопль раздался в гардеробе. За ним – бессвязный набор выразительных проклятий: «Бандиты! Мародёры! Похерили воротник!» Несчастный обладатель пальто, оставшегося без воротника, бросился на верхний этаж административно-бытового здания, преодолевая по три ступеньки кряду. Надежды на восстановление разбитой жизненной мечты он возлагал только на начальника цеха и вихрем ворвался в кабинет:
– Ограбили! Разве можно так жить? Нет, так жить нельзя!
– Что случилось, Иннокентий Андреевич? – попытался разобраться в беде, постигшей негодующего электрика, начальник цеха.
– Случилось, Владимир Васильевич! Ещё как случилось!!! Мародёры! Выдрали воротник с моего нового пальто! Посмотрите сейчас на это чучело! Разве можно так жить?
Владимир Васильевич, авторитетный руководитель коллектива, срочно направился к месту чрезвычайного происшествия. Следом за ним ринулась взбудораженная толпа, по пути обраставшая заинтригованными гражданами, которым всегда нужно всё знать и обо всём судить с полным пониманием дела. Тем временем организаторы оригинального мероприятия, почуяв, что события принимают неуправляемый характер, мигом восстановили на Кешиной обновке первоначальное состояние. Кеша распахнул дверцу кабины, демонстрируя руководству и общественности наглядное доказательство вопиющего злодеяния. Однако по недоумённому выражению людей, сгрудившихся на месте гнусного преступления, он понял, что они ожидали увидеть нечто иное. Потерпевший направил взор на объект, вызвавший всеобщую сумятицу, и… повторно за тот злополучный день испытал сильнейшее нервное потрясение. Каракулевый воротник во всём великолепии красовался на положенном месте! Не в силах объяснить происходящие воротниковые метаморфозы жертва коварной интриги выдал тираду в адрес таинственных недоброжелателей:
– Ага, испугались! Пришили воротник на место! То-то же… Но беглый осмотр показал, что воротник пришит фабричным способом. Теперь присутствующие сосредоточили внимание на странностях, тяготеющих над товарищем по работе, который продолжал запальчиво утверждать, будто только что воротника на пальто не было, а вместо него из разодранной прорехи торчала рваная вата, и ещё что-то невразумительное в том же роде. Убедившись, что разгорячившийся рассказчик небылиц разумные доводы не воспринимает, ему не стали перечить, напротив, принялись его успокаивать и соглашаться с фантастическими утверждениями. Любопытствующие начали расходиться. В коллективе поползли слухи, что у Кеши не все дома.
Оставшись наедине с вещественным олицетворением мечты жизни, сохранившейся в целости и сохранности, бедняга обессиленно присел на лавку. Радости от невесть откуда объявившейся пропажи почему-то не было. В его неподвижном, отрешённом взгляде читалось смирение с неисповедимыми гримасами судьбы. Тётя Нина, гардеробщица, принесла страдальцу успокоительные капли.
Вскоре секретная операция затейников, омрачивших Кешин праздник, получила широкую огласку, вызвав весёлые пересуды насмешников. Но главного героя воротниковой истории обуревали новые и пока ещё смутные идеи. Размышления над случившимся казусом привели его к неожиданному выводу о том, что жизненное счастье надо искать не в материальных ценностях. Видимо, думал он, существует какая-то иная тайна жизни, скорее всего духовного свойства, которая должна приносить человеку непреходящее удовлетворение от существования на земле. Но какой же она должна быть, настоящая и большая мечта?
На душе у Кеши было неспокойно…
Авторитет
Человек не только любит удивляться, но любит удивлять других.
К. УшинскийОтслужив в армии, Павел вернулся в родные места, раскинувшиеся по Присаянью. Вековечная тайга, горные реки и воздух, которым не надышишься вдосталь, – всё это великолепие во время беспокойной пограничной службы нет-нет да вспыхивало в сознании, неудержимо влекло к себе. Отпраздновав возвращение на отчую землю, демобилизованный служака обратился к тестю Антону Иосифовичу, возглавлявшему Итейский лестрансхоз, с просьбой о содействии в трудоустройстве.
– Есть для тебя работа, – отвечал тот, – езжай-ка, браток, в Ишедей, там назначу тебя директором лесопункта.
– Директором? – переспросил Павел. – Нет уж, уволь, я не справлюсь.
– С чего ты решил, что не справишься? Сам смотри – техникум окончил по специальности, дело знаешь, в армии дослужился до командира отделения, вот и командуй.
– Легко сказать – командуй. В армии-то был молодняк, а в Ишедее – матёрые мужики, в отцы годятся, таёжники, спецпоселенцы, а бывших зэков сколько! – возражал Павел. – Какой я для них авторитет?
– Конечно, народ там серьёзный, но и ты парень не промах – спортсмен, комсорг, пограничник! Подберёшь к работягам ключик – и пойдут дела…
Так молодой специалист начал трудовую деятельность в директорской должности. Как он и ожидал, лесоповальщики встретили назначение юного начальника с нескрываемым недоверием, которое сквозило в насмешливых взглядах, в пренебрежительном тоне разговора. Дошли даже слухи, что его прозвали сосунком! Надо было срочно выправлять положение. Но как?!
Подходящий к тому случай подвернулся молодому руководителю там, где он и не ожидал, – в поселковой бане. Общественное моечное заведение в посёлке было весьма почитаемым местом и поставлено основательно, так, чтобы после гигиенической процедуры обновлённая душа ликовала и радовалась Богом дарованной жизни. Там-то в мужской банный день Павлуша встретился лицом к лицу с мужиками из числа подчинённых, находившихся, как и он, в чём мать родила. Нагота подчёркивала молодость начальственной фигуры, терявшейся среди кряжистых великанов. Мужики с демонстративной вежливостью выдали «сосунку» распаренный веник и пригласили в парилку.
Хлестание тел душистым веником – апогей русской бани. Какой потомок славянской породы не испытывал наслаждения от берёзовой экзекуции в жаркой воздушной среде, когда на каждый взмах связки распаренных веток разгорячённое тело отзывается благодарностью? В первом заходе парильщики слегка прогревались, подготавливая организм к нагрузкам. Кто-то полегоньку плескал из шайки водичку на раскалённую каменную груду, другие вели неторопливую беседу.
– Федя, говорят, ты намедни с медведем боролся али как? – подкидывал затравку к разговору один из парильщиков.
– На фига бы он мне сдался, такой борец? – загудел Фёдор, откликаясь на вопрос. – Так хитрюга же! Даром что зверь.
– Что ли умней тебя? – подначивал тот же голос.
– А понимай как хошь. Пошёл, стало быть, я налегке стрельнуть какую живность. Собак взял. Шёл уж второй час. Откуда ни возьмись он нападает на меня сбоку.
– Как же ты просмотрел косолапого? Не впервой, поди, в тайге-то.
– Говорю – хитрюга! Затаился за толстым стволом сосны. Пока я шёл к сосне, он вокруг неё потихоньку передвигался – прятки со мной устроил! Вот стервец! А как я поравнялся, он и напал.
– Даже ружьё снять не успел? – Похоже, слушатель наизусть знал историю о единоборстве с медведем, но Павел и без того понимал, что разговор затеян неспроста, а ему, начальнику, в назидание.
– Как двинул лапой, так ружьё и отлетело. А потом сгрёб меня и норовит к себе прижать, только мне такие обнимки были ни к чему. Уцепился я за шкуру и упёрся прямыми руками в грудь, чтобы он не подтащил к себе, только чуял, как когти в плечи впиваются. – Рассказчик вытянул перед собой ручищи со сжатыми кулаками, каждый с чайник, показывая, как он отстранялся от наседавшего медведя.
Глядя на могучие плечи и конечности таёжника, Павел живо представил себе картину противостояния титанов, сошедшихся на лесной тропе.
– И долго вы упирались? – раздался голос нетерпеливого слушателя.
– Пока собаки не подоспели, а то бы несдобровать. Насели они сзади на топтыгу и рвут за задницу. Едва тот отмахнулся от лаек, я и вырвался. Схватил ружьё – и мишка приказал долго жить, токо когтистые отметины мне на плечах оставил.