О Нём
Оксана Алексеева
Редактор Евгения Валерьевна Ахазова
Корректор Мария Александровна Скворцова
© Оксана Алексеева, 2022
ISBN 978-5-0056-8453-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
О Нём
Хочу начать эту книгу стихами одного человека. Его зовут Андрей Резниченко. Я не видела его много лет и не знаю, где он сейчас. Мы познакомились в Абакане, когда я училась в библейской школе, и один раз случайно встретились в Москве. Не знаю, как сложилась его жизнь, но надеюсь, что у него всё хорошо. Когда-то он подарил мне эти стихи, и я посчитала, что вправе вставить их в свою книгу. Надеюсь, он будет не против.
Мои слова среди ветвей,В сиянии листвы,В игре полуденных теней,И в шелесте травы.Я – сок невидимых корней,Я – пена берегов.Я – гроздь блуждающих огнейНад башнею веков.Мои слова в стальном клинке,И в молодом вине,В прекрасном девичьем венке,И в солнечной весне!Я осень в капле летних снов…В тиши лесной пою.Кто понял тайный смысл слов,Тот знает суть мою.Вступление
Я все думаю, как мне рассказать о Нём, не рассказывая о себе. Как описать Его чудеса в моей жизни, не рассказав о своей жизни? Как поведать о Его верности и умолчать о своей подлости? Возможно ли радоваться, что доехал до прекрасного городка, не помня пути и затраченного времени? И разве можно увидеть знаки, не осветив дороги? Один знакомый писатель сказал: «Ваша история может быть ключом от чьей- то тюрьмы. Не прячьте его». Это слова человека, понимающего ценность того, что происходит в нашей жизни, не только для нас. Ценность наших падений и успехов. Если фонарь, которым я освещаю свой путь во тьме, поможет кому-то найти дорогу к родному дому, я буду держать его как можно выше. И пусть на моей лампе от долгого и сложного путешествия содрана краска и местами проступает ржавчина, пусть на фоне радостных электрических фонарей она выглядит потрёпанно и жалко… Что ж, я всё равно буду ею светить, в надежде, что этот свет покажет кому-то выход из своего темного грязного угла, где будут рады и огарочку свечи.
Я была в этих темных углах. Меня туда загоняли. Мне внушали, что нет выхода. Нет свободы, нет любви… Я помню эти голоса, я узнаю их теперь из любого мрачного закоулка. Так звучит голос лжеца. Голос врага. Господь знает, как долго я не могла решиться написать эту книгу. Поднять фонарь повыше. Я знала – это будет больно. Это будет стыдно. Но Он сказал, мы сделаем это вместе. И если, прочитав мою историю, хотя бы один человек скажет «Господь Велик!», значит, всё это не было напрасно. Значит, хотя бы одна тюрьма рухнула. Ради одного этого человека я пишу эту книгу.
Часть 1
Время потерь
Охота
Как бы мне хотелось перелистнуть страницы и оказаться сразу там, где я нахожусь. Рассказать, что Господь делает здесь и сейчас. Это так удивительно и радостно – шагать с Ним за руку! Но мне придётся вернуться к истокам. А с чего начинается жизнь любого человека? С детства, конечно. Оно закладывает основание. Оно дает вектор. «Наставь юношу в начале пути», говорится в Писании. Важность начала пути понимает и враг. Поэтому основной удар на любое служение человек получает не в момент вступления в это служение, а в детские годы. Именно тогда, когда ребенок наиболее уязвим, идёт основная атака на наше будущее. На наши таланты, способности, уверенность в себе, принятие себя, мира вокруг, умение любить и быть любимым. Всё это повлияет на нас – и отношения в семье, и учёба в школе. Даже короткие, эпизодические события, о которых не вспомнит потом никто, кроме тебя, оставляют глубокие следы, а иногда и незаживающие раны. Именно эти раны становятся впоследствии подводными камнями и минами-ловушками, способными уничтожить наши плоды. По этой причине враг так основательно и скрупулёзно занимается нашими детскими годами, в надежде заложить в нас как можно больше мин замедленного действия. Отверженность. Обиды. Насилие. Иногда и магия. Никогда в своей жизни мы не бываем так уязвимы, как в детстве. Поэтому так важна целостность и защита родителей – семьи.
Я буду говорить с вами предельно откровенно. По-другому не получится рассказать историю моей жизни. В ней было немало странных, непостижимых, иррациональных и подчас совершенно фантастических событий. С самого начала клянусь говорить правду и только правду. И пусть Господь будет мне свидетелем!
Предупреждаю, что хотя все факты из моей истории реальные, но имена многих моих знакомых изменены по их просьбе.
_________
Много лет прошло с тех пор, как унеслось моё детство. Я родилась в 1977-м году в городе на Волге. Мои родители трудились на заводе. Они успели переехать в Рыбинск, где родился мой брат, получить квартиру от государства и снова вернуться в Чебоксары. А я успела застать Советский Союз. Красные флажки на фасадах домов и полупустые тротуары и дороги, на которых так приятно рисовать цветным мелком солнышки и цветочки. Люди радостно маршируют по улицам и множество алых гвоздик вокруг.
Папа и мама такие счастливые… Пока мы жили в Рыбинске, со мной произошла одна история, о которой помнит вся семья. Красный кирпичный дом и солнечный двор. Мне около пяти, я учусь прыгать со скакалкой. Но у меня не получается. Вдруг подходит взрослый дядя и протягивает мне большую пластмассовую обезьяну. Помню, что игрушка показалась мне странной и пугающей. Но дядя улыбался, и я взяла её. Он спросил меня, где мама. Я ответила, что она дома. Дядя часто оглядывался, как будто спешил куда-то. Сказал, что у него есть ещё много игрушек, и он хотел бы мне их подарить. В этот момент мама почувствовала что-то неладное, вышла на балкон и увидела, как я ухожу со двора с незнакомым мужчиной. Мама, понимая, что не успеет спуститься по лестнице и добежать до меня, стала истошно кричать с балкона:
– Оксана! Оксана!
Я услышала маму и остановилась.
– Там папа идёт! Он сейчас выйдет из подъезда, подожди его! – закричала она первое, что пришло ей в голову.
Дядя, который остановился рядом, вдруг выхватил у меня из рук игрушку и стремительно побежал через дорогу. Трясясь от ужаса, мама выскочила на улицу и потащила меня домой. Оказывается, в том году в Рыбинске орудовал маньяк, насилующий и убивающий маленьких девочек. Его искали всем Советским Союзом. Через некоторое время он был пойман и расстрелян. А эпизод из моего детства запомнился навсегда.
Исход Гл. 15 Ст.9 «Враг сказал: погонюсь, настигну, разделю добычу; насытиться ими душа моя…»
Еремия Гл.20 Ст. 13 «Пойте Господу, хвалите Господа, ибо Он спасает душу бедного от руки злодеев».
________
Чего я не помню чётко – когда именно я заболела. Судя по медицинской карточке, в полтора года. Диагноз был по тем временам неутешительный и почти смертельный – острый пиелонефрит. Я нескончаемо лежала в больницах. Одни из самых первых и ярких воспоминаний именно оттуда.
Палаты, кровати, уколы… Запах пенициллина. Других лекарств от этого заболевания тогда не было. Полгода в больнице, короткая ремиссия и снова больница. Один умный врач сказал моей маме, что я не выживу. Что мне ни за что не дожить и до шести лет. Что нечего ей со мной мучиться и бегать по докторам, а лучше подумать о себе. Ведь она молодая и родит ещё. Такое отношение к «нежилым» пациентам, надо полагать, было в порядке вещей. Дети умирали часто. А пенициллин, как видно, помогал плохо. Я чахла. Мама плакала и заваривала мне травки. Помню одну большую палату человек на десять, куда меня положили с очередным приступом. Мне уже около пяти-шести лет. Несколько детей лежат, не вставая. «Постельный режим». Просыпаюсь утром и вижу пустую кровать. Мне говорят, девочку перевели в бокс. Через месяц – другую в бокс. Помню, так завидовала. Это так красиво звучало – в бокс. Я тоже хотела в бокс. Ходила на другой этаж, видела эти стеклянные комнаты. Искала их, но не находила.… Там лежали другие. Сейчас я понимаю, куда уходили эти дети. И мальчик Саша, сын соседки, тоже «переехал в бокс». Мы лежали в одной больнице одновременно, в разных палатах. Родители приносили мне печенье и козье молоко. Мама плакала, потому что ей снова сказали: «Нет, нет. Ей не дожить до десяти лет». Папа включал какие-то связи и доставал импортные таблетки.
В это же время умирал от болезни почек генсек Андропов. А я дотянула до семи и поступила в школу. Но у меня очередной приступ, я снова в больнице. Почти отказала правая почка. Меня оставили на второй год. Мы едем пить лечебную воду в Трускавец. Mама попадает на приём к известному профессору, светилу науки. Он изучает мои снимки почек и вздыхает: «Не хочу вас обманывать… Увы. Готовьтесь. Но надежда, конечно, есть всегда». На собственной шкурке я испытала отношение персонала к детям, которые лежат без родителей. Фактически с нами можно было делать всё, что угодно. Современные дети очень активно отстаивают свои права. У нас же этих прав не было. Однажды мы стали свидетелями того, как врачи в сопровождении толпы студентов раскладывали девочек на гинекологическом кресле – учили проводить осмотр. Подопытные плакали от ужаса и боли. Я чувствовала абсолютную беззащитность и замыкалась в себе. Я снова пошла в первый класс. Девочка-переросток, выросшая в больницах. Привыкшая к бессолевой больничной пище. Совсем не читающая и не пишущая. Меня грозятся вызвать на комиссию, чтобы перевести в специализированную школу для отстающих в развитии. Но не решаются, по всей видимости, тоже ждут…
Как-то мы шли с мамой по улице и случайно повстречали нашего старого доктора. Мне тогда было около одиннадцати. Врач от удивления замер на месте и, не сдержавшись, воскликнул, глядя на меня:
– Она ещё жива?! Этого не может быть!
Как же я могу винить мою маму в том, что она устала ждать? Устала бороться? Устала носить в поликлинику бесконечные банки с моей мочой? Устала плакать? В какой-то момент она стала всё реже приходить ко мне в больницу. Приходила бабушка, дедушка, отец… Я её понимаю. Хочу понимать. Принимаю решение понимать. Ведь у неё на руках мой братик. Здоровый ребенок, которому тоже нужна забота. Я помню – меня в очередной раз выписали из больницы домой, негласно, умирать. Я отвыкла от дома. Сижу на диване, и мне хочется плакать. Вокруг всё чужое. Квартира, и мама, и маленький мальчик, которого она так крепко прижимает к себе. И смотрит на меня как-то нехорошо. Будто спрашивает: «Что ты здесь делаешь?» Как будто я потревожила чужую семью. Пришла в чужой дом и чего-то хочу.…
Только спустя много лет я нашла разгадку того, почему мамино поведение и отношение ко мне тогда поменялось навсегда. Ей столько раз сказали, что я умираю, что она внутри смирилась с этим и похоронила меня. Уверена, она сделала это не специально, а инстинктивно. Чтобы пережить это. Ей показалось, что будет легче, если она перестанет меня любить. Тогда я и увидела чужого человека. Это объяснит многие её поступки в будущем. Она похоронила меня в своём сердце. Но у Господа были совсем другие планы.
1 Иоанна Гл. 4 Ст. 8 «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь».
________
Вдруг всё закончилось. Да, да! Мне было около двенадцати. Как по
мановению волшебной палочки мои приступы прекратились. Можно думать, что это поездка на воды в Трускавец так повлияла или вдруг пенициллин стал действовать, а может, многолетняя бессолевая диета… Наш разум всегда найдет объяснение любым противоречащим ему событиям. И врачи просто не могли в это поверить. Через год позвонили из поликлиники и аккуратно спросили – можно ли им сдать мою детскую карточку (толщиной с энциклопедию) в архив? Мама удивилась – зачем? А оказалось, лечащая врач думала, что я уже умерла… Мы перестали приходить в поликлинику. И в больницах я не появлялась. Что они могли подумать? Зная мое течение болезни – только одно.
Прошел год, два, три.… И меня даже сняли с учёта. Стационарный период закончился. Но я тогда даже представить не могла, что мои испытания только начинаются. Мне мучительно неприятно описывать этот непростой период моей жизни. По одной причине – я не знаю, как объяснить источник всего происходившего. Поэтому так сложно рассказать доходчиво и внятно о тех странных перипетиях, в которых я оказалась. Впрочем, всё по порядку.
Моё тихое больничное детство плавно перетекло в школьные годы. К тому времени родители снова переехали в Чебоксары. Почти каждое лето я стала проводить у бабушки в уральской деревне. Коровы, куры, лошади, запряжённые в телеги. Загорелые плечи и ободранные коленки. Пироги из черёмухи и чердак с душистым сеном. И молоко, молоко, молоко, которым меня отпаивала бабушка в твёрдой уверенности, что это лекарство от всех болезней. И я действительно стала забывать о больницах. Класса с пятого- шестого я, наконец, смогла погрузиться в учебный процесс и оглянуться вокруг.
Хорошо помню майские демонстрации и пионерскую комнату. Помню большой портрет Ленина над доской. Как меня принимали в пионеры. Внеклассные мероприятия, которые учителя были обязаны проводить с учениками. Это были и чаепития с вареньем, и походы в кино по субботам. В один из таких дней весь наш класс привели на один из первых советских фильмов ужасов. Назывался он «День гнева». О чём думала наша классная руководительница, выбирая его для просмотра, трудно сказать. Так же, как сложно объяснить, зачем она водила детей на этот фильм аж несколько раз…
Конечно, это была работа врага. Потому что тот поход в кино чётко разрезал мою жизнь на «до» и «после». В моём сердце поселился страх, с которым я не была знакома никогда до этого. Это очень повлияло на мой характер.
Бесследно исчез открытый и весёлый ребенок. Теперь я стала замкнутой и пугливой. До сих пор помню тот парализующий ужас, от которого голова становилась как вата, тряслись колени и сердце выпрыгивало изо рта. Как только родители выключали на ночь свет, я начинала кричать… Долгое время никто не знал, что я вообще не остаюсь дома одна. Едва родители уходили на работу в пять утра, я вскакивала, не умываясь и не завтракая, выбегала из квартиры. Ещё затемно я подходила к зданию школы и стояла у входа вплоть до открытия. Через некоторое время вахтёрша стала впускать меня пораньше, чтобы я не мёрзла на морозе. А ещё через пару недель директриса позвонила к нам домой удостовериться, всё ли хорошо в семье. Тогда подобный интерес был нормой жизни. Мама очень разозлилась. Отец же проявил чуткость и пытался помочь – втолковывал мне, что всё это фантазии и нет никаких причин так бояться. Нужно ли пояснять, что это было безрезультатно?
Сейчас я знаю, что прежде чем что-то украсть и разрушить, дьяволу нужно сначала нас напугать. Страх делает нас беззащитными. Впереди всех потерь и поражений всегда идёт он – страх. Современные психологи назвали бы это паническими атаками, но тогда никто не придавал значения эмоциям маленькой девочки. Паническая атака – это духовная атака. Родители – христиане знают, как сразу локализовать нападение врага. Помогут и покажут, как справиться с помощью нашего главного оружия – молитвы. А мольба родителей за своих детей имеет колоссальную силу и покров. Но когда родители не идут за Христом, их ребёнок совершенно беззащитен. Те страхи, что были посеяны в детстве, мучили меня ещё долгие годы, прежде чем я освободилась от них окончательно. Именно они стали причиной многих моих неудач, породив неуверенность в себе и чувство отверженности. Поэтому так важно сразу зачищать эти вредоносные семена. Выкорчёвывать их как можно раньше.
_________
А жизнь вокруг тем временем стремительно менялась. Помню, как родители вдруг с азартом и упоением стали смотреть трансляции каких-то пленумов. Отовсюду гремели новые слова «перестройка», «гласность», «плюрализм». Папа стал ездить в Польшу и привозить «баулы». А мама уволилась с работы и сидела дома, ведь она стала женой директора «фирмы». Помню растерянное лицо классной руководительницы, которая объявила, что школьную форму и красный галстук можно больше не носить. Я была в ужасе. А что тогда носить? Оказалось, что мне нечего надеть… Вся остальная одежда была «на выход». Спасли первые джинсы, привезённые отцом из Польши. А мы с братом раз двадцать посмотрели в кинотеатре «Рэмбо» с неподражаемым Сильвестром Сталлоне.
…Мне тринадцать и я всерьёз думаю, покончить ли мне с собой или просто убежать из дома. Но если бежать, то куда? А если умереть, то как? Верёвка – страшно. Тонуть – тоже. Слышала я, что если выпить много, много таблеток.…
У меня большие проблемы. Спросите, ну какие ещё могут быть проблемы по сравнению с теми, что удалось пережить? А вот какие.
В шестом классе у нас появился новый ученик. Я не буду называть его имени. Дам ему фамилию одного персонажа – Антонюк. Она ему подходит. Мальчик Антонюк был невысокий, коренастенький и поначалу довольно тихий. Он быстро сдружился с ребятами, а чуть позже и с некоторыми девочками. Я, как обычно, обитала на задней парте. У меня были две приятельницы в классе, которых я считала своими
подругами. Мы иногда болтали о всякой ерунде и делились домашними заданиями. Так как я стала девочкой немного «не от мира сего», как говорила моя классная руководительница, то это, пожалуй, самое большее, на что я могла рассчитывать. Мне было сложно общаться с людьми, а уж с шумными и едкими сверстниками тем более. На уроках я смотрела в окно и писала стишки, рассказики или читала под партой. Если меня о чём-то спрашивали, честно отвечала: «Я не знаю». Мне ставили двойку, и я продолжала читать дальше. К следующему уроку я собиралась с силами и учила то, что задавали в школе, поднимала руку и рассказывала на пятерку. А после с чистой совестью продолжала заниматься тем, что мне было интересней – книгами.
Оценки в журнале выглядели так: 2,5,2,2,5… За четверть и за год у меня, таким образом, выходили твёрдые тройки. После скучной школы я со всех ног бежала в библиотеку. Там давали книги почитать домой, но самые интересные были только в читальном зале. Именно там я засиживалась до самого закрытия.
Мир книг открыла для меня наша школьная библиотекарь. Старенькая, сухая и сутулая женщина терроризировала всех, кто не посещал школьную читальню. Она скрупулёзно вычисляла, сколько в классах читающих и не читающих детей. Вызывала к себе, смотрела пристально сквозь очки и допрашивала, как в гестапо.
– Сколько книг ты прочитала за месяц? Какие? Названия! Авторы!
До сих пор помню тот первый томик, что мне всучили насильно. Читать я его не стала. Через месяц принесла обратно, но старую лисицу не проведёшь! Не выдержав допроса с пристрастием, я с позором ушла и снова явилась через месяц. Книгохранительница не отставала от меня до тех пор, пока я не рассказала подробно, о чём та история и не описала всех её персонажей. Сейчас и представить себе трудно таких фанатичных и преданных своему маленькому делу школьных библиотекарей.… Но эта сморщенная, крючковатая дама открыла для меня воистину волшебную дверь, шагнув в которую, я не хотела возвращаться обратно. В общем, я не училась – я читала и жила в выдуманных мирах Волкова, Булычева и Фенимора Купера.
Вы зададите резонный вопрос – как же родители смотрели на это? Никак. Маму практически перестала интересовать моя жизнь, а отец изо всех сил пытался влиться в волну «новых русских».
Притчи Гл.7 Ст.7 «и увидел среди неопытных, заметил между молодыми людьми неразумного юношу».
_______
Тихая и спокойная жизнь изменилась с приходом Антонюка. Мне долго были непонятны причины, по которым этот мальчик делал то, что он делал. Сейчас я, конечно, понимаю, кто действовал через него и какую цель враг хотел постичь. Ему не удалось убить меня с помощью болезни, свои страхи я пыталась побороть с помощью книг, и тогда он решил сделать мою жизнь максимально невыносимой. Может, даже рассчитывал, что я сама с нею распрощаюсь. Как это, к сожалению, бывает с подростками…
Итак, Антонюк, по одному Богу известным причинам, решил выбрать жертву и издеваться над ней (как сейчас говорят, троллить) всем коллективом. Выбор пал на меня. Я не сразу поняла, почему весь класс вдруг ополчился. Почему вчерашние приятельницы-подруги стали сторониться. Я осталась одна за партой, потому что одноклассники стали избегать садиться со мной за одну парту. Вокруг образовалась пустота, вакуум. Впрочем, первое время это меня мало задевало. Я с ещё большим рвением погрузилась в чтение и писательство… Может, поэтому мальчику Антонюку показалось мало. Меня стали подкарауливать у выхода из класса, чтобы пнуть. Вытряхивали мой портфель в коридоре, выбрасывали мои книги, рвали. Приходилось возвращать в библиотеку на замену свои домашние книги, благо в них недостатка у нас не было. Могли вытряхнуть на голову мусорную корзину, стоящую в классе. Драться мне и в голову не приходило.
Я оттирала одежду в туалете. Шла в школу, как на пытку. А как же учителя? Классный руководитель (кстати, спустя много лет получившая звание заслуженного учителя и ушедшая на пенсию с почётом и уважением), к моему удивлению и недоумению, не просто не пресекала травлю, но и молча её поддерживала. Антонюк это быстро осознал и даже перестал её стесняться. Меня могли «заплевать» из трубочки даже на её уроке. Она не делала им замечаний. Трудно сказать, по какой причине. Возможно, она надеялась, что я поменяю школу или хотя бы класс. Ведь я не была хорошей ученицей, а статистика по успеваемости существовала и тогда. Юлия Леонидовна смотрела на меня с полуулыбкой, и пока я закрывала лицо от «плевков», выговаривала умно и важно:
– Подумай, Алексеева, почему с тобой это происходит? Почему ты не можешь найти общий язык с классом? Все вокруг тебя не могут быть неправы. Значит, проблема в тебе!
И я думала. Что со мной не так? Почему я это заслужила? Значит, я это заслужила? Теперь я знаю, кто мне это говорил. Кто устроил мне этот ад на земле. Но тогда я ничего не понимала, и мир вокруг меня стал напоминать хождение по мукам. В один ужасный день я всё-таки пожаловалась папе. Он так расстроился, что выпил лишнего. Пьяным пришел в класс и стал кричать на одноклассников и учительницу. Можно представить, как мне было стыдно и насколько усугубилось мое положение.
…Уже будучи взрослой, я посмотрела фильм «Чучело». Помню, как меня поразило сходство сюжетной линии с тем, что происходило лично со мной. Я тоже горела на этом костре… «Чучело» было снято почти в то же время.
Впервые в истории советского кинематографа прозвучала тема детской жестокости и садизма и их причинах. Я же спустя много лет пришла к выводу, что, возможно, и самого мальчика Антонюка дома били. Большая часть насильников и маньяков пережили в детстве насилие.
Родители подняли тему о переводе меня в другую школу, но мама решила, что я сама должна научиться справляться со своими проблемами. Мне рекомендовали «не обращать внимания, и им скоро надоест». И я старалась изо всех сил следовать этому доброму совету. Я не обращала внимания уже ни на что. Что мне плюнули в стакан компота в столовой. Что я хожу с мерзкой запиской на спине, что у меня всё платье в отпечатках ботинок на подоле, что у меня все ноги в синяках и волосы в жвачке. Я ходила как тень, и книжка, которую я сжимала в руках, чтобы не вытряхнули из портфеля, была спасением в буквальном смысле…
Я очень не хотела бы, чтобы читатель, проживая вместе со мной моменты моего прошлого, испытывал жалость. Я пишу эти строки не для того, чтобы вызвать сочувствие, лишь рассказываю честную историю. А без этих воспоминаний она будет неполной и ненастоящей.
И ещё я хочу поделиться тем, что заметила – очень многие христиане могут рассказать о своём детстве похожие, в той или иной степени, эпизоды. Будущее предназначение в нас так сильно, что враг это чувствует, догадывается и заранее боится. Когда ещё можно уничтожить личность человека, как не в этот подходящий момент – внушить мысли о его ничтожности и никчёмности.
2-е К Коринфянам Гл.4 Ст.9 «Мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем».
Неемия Гл.4 Ст.4 «Услыши, Боже наш, в каком мы презрении, и обрати ругательство их на их голову…»
Деяния Гл.13 Ст. 41 «смотрите, презрители, подивитесь и исчезните; ибо Я делаю дело во дни ваши, дело, которому не поверили бы вы, если бы кто рассказывал вам».
_______
Спустя много лет после окончания школы (одиннадцать, если быть точной), зимой, я гуляла с коляской, в которой спал мой новорождённый сын. Навстречу шла женщина в весьма преклонном возрасте (толстая старуха в шубе и платке). Я поймала её взгляд и сразу отвела свой. Она тоже меня узнала и остановилась, заулыбавшись. Вцепившись в ручку коляски, я почти побежала в другую сторону. В отражении витрины магазина я видела, как она растерянно стояла посреди дороги и смотрела мне вслед. А я кусала губы и ругала себя за малодушие, потому что была не в силах остановиться и просто поздороваться со своей школьной учительницей и классным руководителем, которая проучила меня столько лет.