Знамя водрузили на какой-то кочке, отдали честь. Знамя гордо затрепетала на ветру.
Олени подпустили к себе на удивление близко, и у Джонсона закралось сомнение – уж не домашние ли они?
– Давайте, ребята, быстрей, – торопил матросов боцман.
Матросы выбрали самого большого оленя, их мушкеты выплюнули огонь и пули. Олень упал, стадо шарахнулось в сторону.
– Берём оленя и тащим в шлюпку, на судне его разделаем, – командовал Джонсон.
Оленя поволокли по мху и лишайникам, боцман шёл последним. Вдруг раздался свист и улюлюканье, появились оленьи упряжки, запряжённые санками, с них спрыгнули самоеды с луками в руках. Было их человек пять-шесть.
– Мушкеты, – приказал боцман. – Огонь!
Мушкетный грохот не произвёл никакого впечатления на самоедов, они напрягли луки.
Резкая боль обожгла правую ногу боцмана, он упал. Ещё двое матросов упали со стрелами в спине. Остальные англичане доволокли оленя до шлюпки, забросили его туда и поспешно отчалили от берега.
Два мёртвых тела и раненный боцман остались на берегу. Со шлюпки видели, как к ним подошли самоеды, взяли боцмана подмышки и потащили в глубину тундры. А с пинассы ещё увидели, как самоеды подошли к королевскому знамени, пощупали его, материя видно понравилась. Знамя вырвали вместе с флагштоком и унесли туда, в тундру.
– Дикари, – сказал наблюдавший за этим шкипер, и отвернулся.
Пинасса продолжала плавание вдоль берегов неизвестной земли. Море с трудом дышало, вода казалась густой, волны тяжело поднимались. Шёл снег с дождём, такелаж обледенел, обледенели паруса, корпус судна, палуба стала скользкой.
Команда пинассы целый день шепталась на баке и, наконец, к вечеру собрались у капитанской каюты.
– Сэр, – обратился к шкиперу один из матросов, – дикари называют эту землю «Край Земли». Так оно и есть, сэр, это край земли. Команда отказывается идти дальше. Мы лезем в пасть к дьяволу. Надо возвращаться. А иначе придётся зимовать, а это верная гибель. Вспомните того голландца, сэр. Команда не хочет его участи.
Пирси задумался. Собственно, он и сам так думал, но у него не было предлога, чтобы повернуть назад. И вот предлог нашёлся – требование команды.
– Что ж, ребята, я вынужден вам подчиниться, – сказал шкипер, – только куда нам прокладывать курс? В Холмогоры или в Вардё?
– В Холмогоры, – твёрдо сказал матрос, – лучше потерять несколько месяцев в Холмогорах и перезимовать в приемлемых условиях, чем повторить участь того голландца и потерять всю жизнь.
Пинасса маневрируя развернулась и взяла курс на запад. В середине сентября она кинула якорь в Северной Двине у Николо-Корельского монастыря, где несколько лет назад причалил к берегу Ричард Ченслер.
Боцмана Боба Джонсона не убили и не съели самоеды. Его вылечили, женили, у него родились дети. Он кочевал с самоедами по Ямальской тундре. Самоеды, которые называют себя нэней, очень многому его научили. Знания самого боцмана в тундре не пригодились. В одной из стычек с хантами он попал в плен. Ханты его отдали манси, а манси отдали боцмана татарам. Вот тогда он и узнал, что действительно река Обь вытекает из озера. Далеко на юге есть Пёстрые горы, а среди них находиться Золотое озеро. Из озера вытекает река Бия. Условно можно считать, что это исток Оби, только до Китая от озера очень далеко, да и озеро не такое уж и большое. Хан Кучум решил, что Джонсон, подданный России и передал его Великому князю. Ивана Васильевича очень растрогала история Джонсона и он наградил его золотыми монетами, а английский посол обещал бесплатно доставить до Лондона. В Холмогорах боцман как назло встретил ненцев. Они ему поведали, что семья ждёт его. И Джонсон подумал, что у него столько денег, что можно накупить всякой всячины и обменять её на оленей. Лучше быть богатым оленеводом в Ямальской тундре, чем нищим бродягой в Лондонском порту. В Холмогорах он накупил на все деньги ножей, топоров, материи, сетей и рыболовных крючков. Через два месяца Боб Джонсон, владелец большого стада оленей, обнимал свою жену и детей в Ямальской тундре.
Попытки англичан найти северо-восточный проход в южные моря не прекратились. Они организовывали ещё несколько экспедиций.
Завершил поиск прохода голландец Виллем Баренц. Он совершил три экспедиции в северные моря в самом конце шестнадцатого века. Баренц открыл Грумант, названный им Шпицбергеном, и Новую Землю, где был вынужден зазимовать. Там он и скончался от цинги. Студёное море в честь первооткрывателя назвали Баренцевом морем.
Обский залив европейцы так и не нашли.
А русские поморы и самоеды? Так что? Они аборигены в тех краях, они ничего не открывали, они там просто жили.
13.11.2021 г.
Проклятье
Стрельцы стреляли через реку. Их серые кафтаны и шапки то и дело мелькали на высоком берегу Яика. Сделав выстрел, они отходи вглубь, уступая место другим. Стрельба шла почти беспрерывно, пороха не жалели.
26 июня 1614 года.
Два дня назад эти же стрельцы осаждали казачий городок Медвежий. А потом стрелецкие головы Пальчиков и Онучин прислали в городок письма, что им нужны только вор, воруха и воронёнок, а казакам их вины милостивый государь Михаил Фёдорович прощает. Казаки собрали круг. Вор Иван Заруцкий вместе с Мариной Мнишек и её сыном Иваном, с двумя десятком волжских казаков не стали дожидаться решения казачьего круга, а сели в лодки и отплыли вверх по Яику. Далеко уйти не удалось. Стрельцы, по-видимому, следили за ними. На против Медвежьего острова перегородили беглецам путь стрельбой. Пришлось причаливать к берегу, пока их не перестреляли на воде, как уток.
Казаки укрывались за перевёрнутыми лодками и лениво отстреливались. Стрелецкие пули поднимали песок или перед лодками, или за ними, судя по всему, стрельцы убивать никого не хотели, а только нагоняли страх.
За лодками, в некотором отдалении, перед кустами стоял с обнажённой саблей в правой руке и с полковничьей булавой в левой «тушинский боярин» пан Иван Заруцкий, полковник Войска Донского. Всё, что можно было проиграть, он проиграл, и вот пришли за его жизнью и, судя по всему, её он тоже проиграл. Но это не важно, он казак, хоть и не рождён казаком, и смерти не боится. Страшно за Марину Юрьевну, урождённую Мнишек, жену, они обвенчались в Астрахани и сына Ивана, который считается сыном царя Дмитрия Ивановича, но на самом деле это его сын. С ложным царём Дмитрием Ивановичем, вторым по счёту, они сразу договорились полюбовно, когда казачий полковник и походный атаман привёз её в Тушино из Царёва Займища, что царство Московское – Дмитрию, а ему, Заруцкому, царица – Марина Юрьевна, урождённая Мнишек. Да, пусть она считается женой Дмитрия, ему не жалко, но во всём остальном она его. Да и что мог сделать Тушинский вор? У Марины Юрьевны было стойкое отвращение, что к первому самозванцу из-за его бородавок на лице, что ко второму. Не могло быть у них супружеской близости.
Обвенчалась Мнишек с царём Дмитрием в Калуге вынужденно, чтобы перед русскими православными людьми выглядеть законной московской царицей. И после венчания она забеременела от Заруцкого.
С царём Дмитрием Ивановичем не сложилось. Зарубил его в Калуге Пётр Урусов, татарин, мстил за убитого касимовского хана Ураз-Муххамеда. Марина Мнишек опять стала вдовой. Народ русский не захотел в цари малолетнего Ивана, сына Мнишек, и как Заруцкий не уговаривал, выбрали Мишу Романова.
Счастье отвернулось от Заруцкого и Марины, и после многих скитаний они оказались в Астрахани. Ногаи и казаки не поддержали ни сына ложного царевича Дмитрия, ни самого Заруцкого, а поддержали ново призванного царя Михаила Фёдоровича Романова. Из Астрахани пришлось бежать на Яик. И вот чёрт занёс их на Медвежий остров.
Марина пряталась в кустах, прижимая трёхлетнего сына Ивана к себе. Их собственно и загораживал собой пан Заруцкий.
Неожиданно стрельба прекратилась. На берег выехал, судя по яркой одежде, казак. Он поднял руку, привлекая внимание.
– Я полковник яицкий Неждан Нечаев. Слушайте меня, казаки. Государь Михаил Фёдорович прислал стрельцов только за головой пана Заруцкого и ещё им нужна воруха Маринка Мнишек и сын её Ивашка Воронёнок. Ваши головы царю не нужны. Это сказано яицким казакам и вам волжским тако же. Я говорил со стрелецкими головами Пальчиковым и Онучиным, и они мне крест целовали, что отпустят вас на все четыре стороны, если вы, казаки, выдадите трёх обозначенных персон им, стрелецким головам.
Казаки на острове оглянулись на своего вождя, ожидая его решения. Заруцкий медленно вложил саблю в ножны, а булаву заткнул за пояс.
– Спаси вас Бог, казаки, за службу верную, что не оставили меня до последнего часа. Видать судьба у меня такая не счастливая. Зачем вам из-за меня пропадать? Уходите.
– Бог с тобою, Иван Мартынович, – отвечали казаки, – как же мы тебя оставим? Может быть, до ночи просидим, отобьёмся, а по темноте уйдём.
– Не отобьёмся, – возразил Заруцкий, – стрельцы по мосту на остров придут. Уходите, казаки. Спасибо вам: тебе Ус, тебе Верзига, и тебе Железное Копыто, и вам братики Лысый и Боров.
Заруцкий поклонился казакам в пояс. Казаки нехотя отправились к лодкам.
– Неждан! – закричал Заруцкий. – Казаки тебе доверились. А я здесь остался с царицей и царевичем.
– Ждите, – прокричал в ответ Неждан.
Казаки поставили лодки на воду, сели в них и не спеша погребли вверх по течению. По ним не стреляли.
Мнишек вышла из кустов с ребёнком на руках, подошла к Заруцкому. Она была в своём красном бархатном гусарском мундире, сшитом перед её бегством в Калугу к Дмитрию.
– Янек, – сказала Марина, – неужели это конец? Неужели Господь допустит это?
– Господь милостив, Маша, будем молиться, и уповать на него.
Заруцкий ни в Бога, ни в чёрта не верил, но так вокруг все говорили, а Марина на?божная женщина, то по-другому при ней и не скажешь.
– Надо бы было самим в Персию бежать, – с горечью сказала Марина, – а не послов туда засылать.
– И что там делать? По чужим углам скитаться, куски собирать среди нехристей?
