Перед генералом стоял солдат пятой роты его, Лесли, полка Галактион Данилов. На вид ему было лет семнадцать, одет он, как и все солдаты иноземного строя в кафтан из серого сукна, на шпажном ремне шпага тульской работы, на голове шлем с высокой тульей и небольшими полями – кабассет называется.
Галактион хотел что-то сказать, но не решался. Лесли это заметил.
– Что случилось, солдат? – сказал он. – Говорить. Смело. На стена лез делать нет страх, а слова говорить, делать страх.
– На стену лезть проще, господин старший полковник, повиниться хочу.
– Хорошо, смелей, – подбодрил солдата генерал.
– В розыске я. Убёг из Бархатного приказа к вам, господин старший полковник, в полк на войну с ляхским королём Казимиром.
Лесли нахмурился:
– За что они тебя искать?
– Человека убил до смерти.
– За дело?
– Нет. Случайно. Так получилось.
– Это есть плохо. Если за дело – это одно. А случайно это есть другое. Я в прошлой польской компании застрелить полковник Томас Сандерсон. Он есть предатель, он есть чуть не погубить много свой солдат, я их спасать. А на военный совет у господин воевода Шеин я в глаза говорить и обвинить Сандерсон и застрелить его из мой пистолет. Сандерсон есть как вы говорить аглинский немец, аглинский немец всегда есть предатель. Ноу, ноу, Галахтион, я не есть аглинский немец, я есть человек из Шкотские земли. I'm a highlander. Тогда ваш цар Майкл Тодор меня помиловать. А его сын Алекс Майкл меня опять звать суда, давать чин дженераль. Я для него взять этот город. Ваши цари – милостивые цари. Тебе писать челоубитнайа. Цар тебя миловать.
На самом деле Лесли не брал Смоленск, город сдался сам в связи с невозможностью долго держать осаду. Шляхта там была в основном православная, русская. Сдались и не прогадали: из польской шляхты они превратились в русских дворян, сохранив при этом свои смоленские поместья. И на пиру царя Алексея Михайловича, данного в честь взятия Смоленска, побеждённые сидели рядом с победителями.
Галахтион тяжело вздохнул:
– Я не грамотный, господин старший полковник.
– Лучше говорить дженераль, солдат. Той беда есть дело поправимое. Джон, – Лесли обратился к писарю. – Ты есть писать челоубитнайа за этот солдат.
– Слушаюсь, – сказал писарь Иван Александров, – что писать?
– То ты сам, Джон, с этот мой солдат вечер измысли. А нам с тобой, солдат, завтра ехать к наш цар Алекс в этот город с трудный имя, как его? Увиасьма. Там есть сейчас цар Алекс и его фамилия. Мы там должны быть на Рождество, а на Рождество быть всякий чудес много.
Начиная с весны, в Москве, в Угличе, Рыбинской слободе, Казани, Астрахани свирепствовала чума. Этим и объясняется лёгкий побег Галактиона из Бархатного приказа. Стражники, караулившие его, умерли и его земляки, дети боярские из Мценска, просто открыли засовы. И не искали его по той же причине – не кому было искать.
Царь Алексей Михайлович после взятия Смоленска остановился в Вязьме на полпути к Москве, опасаясь чумы. Туда к нему приехала жена с детьми из Троице-Сергиева монастыря, где они пережидали моровое поветрие. В декабре царю сообщили, что чума покинула Москву, но Рождество и Святки Алексей Михайлович решил провести в Вязьме.
До Вязьмы Галактион Данилов добирался в свите генерала Лесли.
Перед подачей челобитной, Авраам Ильич лично её прочитал.
Царю государю и великому князю Алексею Михайловичи всеа Великий и Малыя Росии самодержцу бьет челом холоп твой мецненин сынчишко боярской салдатцкого строю Абрамова полку Ильича Лесли Галахтиошка Трофимов сын Данилов.
В вине своей я, холоп твой, сидел на Москве на Бархатном дворе. И как ты, государь, двихся с Москвы под Смоленеск, и я, холоп твой, з Бархатнова двора ушел и был на твоей государеве службе под Смоленским с приходу и по се число, и на выласках и на приступе я, холоп твой, был. А ныне я, холоп твой, по твоему государеву указу и по грамате ис-под Смоленска отпущен на время г дворишку.
Милосердый государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Великия и Малыя Росии самодержец, пожалуй меня, холопа своего, вели, государь, мне в той моей в вине свой государев указ учинить. Царь государь, смилуйся, пожалуй.
На обороте написано:
К сей челобитной Ивашко Александров вместо мецненина сына боярского Голохтиона Трофимова сына Данилова по ево веленью руку приложил.
Лесли вернул челобитную слуге.
– Это есть добро, – сказал он. – Подавайте цар. Ты есть, солдат, перед царёвы очи не есть бояться. Ты есть думай, что говорить. Год-два назад, я, моя жена и мои друзья из Шкотской земли были обвинить поругание русская вера. Говорить, что мы стрелять в крест на церкви, моя жена топить печь иконы, моих слуг русский вера мы заставлять есть в пост собачье мясо. Русские в скоромный день кушать собачье мясо? Кто это придумать? Государь всё понять. Но нам предложить принять русский вера. Мы принять русский вера, русский дворянство, русский поместья, а я ещё и двадцать три тысяча рубли. Так я стать Абрахам Илайхью Лесли, а был Александер Лесли. Думать Святки всё хорошо быть for you.
Царь Алексей Михайлович принял генерала Лесли и его солдата Данилова в день Обрезания Господня, первого января.
Царь сидел на возвышении, на троне, как и в Москве, на лавках расположились бояре, за троном – дьяки разных приказов.
Два русских дворянина поклонились государю каждый своим обычаем.
Царь посмотрел на них весёлым оком и произнёс:
– Аз есмь грешен, Господи. В праздник твой тружусь. Но не ты ли сказал: кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу попадёт в яму, не возьмёт её и не вытащит? Сколь же лучше человек овцы! Сказывай, сын боярский Галактион Трофимов, сын Данилов – что натворил на Москве?
Галактион упал на колени:
– Смилуйся, государь-батюшка, перед Богом грешен, перед тобой виноват.
– Это я знаю, сын боярский, – сказал Алексей Михайлович, – встань с колен и сказывай, как человека убил до смерти.
Галактион встал. Царь посмотрел на право, к нему с поклоном подошёл дьяк с бумагами.
– Кого убил сей сын боярский?
Дьяк заглянул в бумаги:
– Сержанта рейтаров Томаса Фалька.
Лесли сделал некое движение бровями, царь это заметил.
– Ты считаешь, Аврам Ильич, – сказал он, – что Томасам не везёт на земле русской?
– Видимо так, государь.
– Значить, генерал из пистоля стреляет, а его солдат саблей машет. Ай-я-яй. Так как всё получилось с Фальком, Галактион.
– Случайно, царь-батюшка. Шёл этим летом я по Бронной слободе, государь, по своим делам и никого не трогал.
– Не в сторону ли Палачей ты направлялся, юноша.
Самому-то царю шёл в ту пору двадцать пятый год.
– В эту сторону, государь.
– Значить дорогу к палачам знаешь? Но, ты не переживай Галактион, надо будет мы палача сами к тебе вызовем.
