– А вы, – председатель грозно поднял брови, обернувшись к героям дня, а точнее ночи, – марш по домам… бегом… завтра полный ответ держать будете.
Ребят словно ветром сдуло.
– Лида задержись немного, – остановил он метнувшуюся было прочь девушку, – поговорить надо.
«Ну вот, – пронеслось в голове у неё, – сейчас допрашивать будет, что да как… как бы не проколоться. Наш Иван Петрович – тот ещё психолог…»
– Присаживайся, – жестом пригласил председатель девушку, первым устраиваясь на деревянной скамье.
Лида скромно примостилась рядом. Мужчина смотрел на неё долгим внимательным взглядом, в котором светилась житейская мудрость человека, повидавшего почти всё в своей долгой и непростой жизни.
Бывший коммунист и активист он руководил колхозом, а фактически всей деревней буквально с младых лет. Как поставила партия двадцатилетнему комсомольцу задачу поднять сельское хозяйство в родной деревне, так и занимался он этим всю свою сознательную жизнь, пережив и перестройку и «бандитские девяностые», которые, впрочем, их почти не коснулись. Не было интереса у доморощенных нуворишей в лесной глухомани.
А хозяином Иван Петрович был крепким. Не дал колхозу развалиться, а наоборот поднял благосостояние односельчан, каким-то чудом сохранив в сибирской глуши маленький кусочек страны советов.
– Ну, девочка рассказывай, как всё было на самом деле, да не стесняйся… всё без утайки выкладывай: откуда этот гусь лапчатый, на нашу голову взялся, и как вы с ним повстречались на этой не столь уж и узкой улочке.
– Так я ж и говорю, Иван Петрович… я на танцы шла, а тут вдруг этот из-за угла как выпрыгнет! И давай меня за всякие места хватать да приговаривать: ай, какая сочная да спелая тёлочка деревенская. Мол, не дёргайся, я тебе приятно сделаю… будет потом чем гордиться да хвастаться перед подружками… мол, что ребёночка городской житель тебе заделал. Я кричать хотела, а он мне рот рукой зажал да в траву повалил, а тут на счастье ребята подоспели и меня отбили от него. А откуда он взялся – я знать не знаю. Может он вообще маньяк какой-нибудь… шастает по деревням да девушек сельских насилует. Когда ещё до властей дойдёт заявление простой деревенской девушки? Он к тому времени на другом конце страны окажется.
Лида замолчала, переводя дыхание.
– Может оно всё и так, – председатель погладил бороду, что являлось признаком его глубокой задумчивости. – Но, видишь ли… есть тут одна нестыковочка. Насколько мне известно, ты можешь справиться и с тремя такими типами. Твоя мама очень хорошо тебя обучила искусству рукопашного боя… разве нет?
– Растерялась я, – Лида поняла, что находится на грани провала. – Испугалась… мне никто никогда в жизни таких ужасных гадостей и интимных подробностей не говорил. Вы мне, что не верите?
– Да верю… верю, – слегка смутился председатель. – Ладно, иди спать Лида… утро вечера мудрёнее.
Суду покорны даже монстры из иной реальности
Лида осторожно зашла в дом и включила свет. К её глубокому удивлению тела старого китайца на прежнем месте не оказалось. Не было также и следов недавней борьбы и даже выбитое Акарасом вместе с рамой окно пребывало на своём законном месте.
Лида потрясла головой: «Этого не может быть! Либо у меня галлюцинации и по мне плачет психушка, либо кто-то пришёл и всё прибрал… но кто?! Нет… нужно действительно поспать… иначе я точно свихнусь».
Она выключила свет и бухнулась в кровать, не раздеваясь.
***
– Лидка-а-а! Лии-ид!
Разбудил её вопль, раздававшийся с улицы. Лида встала и раскрыла оконные створки. Внизу стоял Шкет и ковырял носком ботинка коровью лепёшку.
– Чего орёшь Кешка как недорезанный? Случилось что? – зевнула девушка, щурясь от раннего солнышка.
– Как что? – раскрыл рот малец. – Дык из-за тебя такой сыр-бор начался, что только держись. Председатель с участковым всю деревню в клуб созвали, работы все отменили, суд вершить собрались, а тебя всё нет. Меня и послали тебя поторопить.
– Ой! – Лида схватилась за голову, внезапно всё вспомнив. – Так это не сон? Беги Кеша, скажи, что я сейчас… я мигом!
– Я не Кеша – я Шкет, – крикнул паренёк, убегая, и на прощанье показал язык.
«Так… – Лида лихорадочно вспоминала подробности вчерашних событий, надевая строгий чёрный костюм, который ей очень шёл и производил впечатление бизнес-леди. – Нужно придерживаться версии о попытке изнасилования. Надеюсь, ребята всё подтвердят. Интересно, что успел наплести пришедший в себя Акарас? Впрочем, неважно… всё равно поверят ей»
Лида зашла в клуб, который был битком набит односельчанами: строгими, суровыми, без тени улыбки в глазах. На сцене стоял длинный стол, покрытый ярко-красной тканью. Посредине стола лицом к залу восседал председатель в роли судьи. С одного боку от него в качестве присяжного заседателя расположился участковый милиционер в неизменной служебной форме.
Поликарп Кондратьевич работал участковым всю свою сознательную жизнь и начинал трудовую деятельность почти одновременно с председателем. Он хорошо знал людей не только в своей родной деревне Собаковке, но и в близлежащих сёлах, которые тоже находились под его юрисдикцией.
Поликарп Кондратьевич не был «крутым ментом», но в округе его все уважали и подчинялись беспрекословно. Даже малочисленный сельский уголовный элемент не смел прекословить Кондратичу. А ещё участковый терпеть не мог, когда его называли «полицейским». Он так и не принял в душе переименования родной «милиции» в «полицию», что, впрочем, никак не отразилось на его профессионализме. В принципе участковому уже давно было пора идти на пенсию, но ввиду того, что молодые кадры ехать в глушь никак не желали, отставка его постоянно откладывалась, чему Поликарп Кондратьевич был несказанно рад.
С другого боку от председателя в этой же роли находилась, сельский библиотекарь Надежда Константиновна Руцкая – серьёзная женщина в роговых очках всю жизнь, проработавшая в «храме знаний», как она называла небольшую рубленую избу, в которой размещался книжный фонд библиотеки.
Надежда Константиновна была тоже, как говорится старой закалки и вкладывала в работу всю душу. Она не только выдавала книги постоянным читателям, но и активно работала с молодёжью стараясь привить им любовь к литературе. Женщина открывала всевозможные тематические кружки, придумывала конкурсы и викторины, регулярно составляла книжные выставки и даже ходила по домам стараясь заинтересовать детей и взрослых книгами, неизменно расширяя круг потенциальных читателей.
С левого торца стола сидела секретарша Танечка – смешливая молоденькая девушка только что окончившая сельскохозяйственный техникум или колледж по новомодному понятию, пришедшему из-за океана.
Танечка после учёбы сначала намеревалась остаться в городе, но жизнь в общежитии пришлась ей не по вкусу. Городские ловеласы так и норовили зажать девушку в тёмном месте, считая, что деревенскую простушку окрутить на пару бурных ночек им сам бог велел.
Но Танечка такой любви не желала и однажды, не выдержав наглых приставаний, сбежала в родную Собаковку, где и вышла благополучно замуж за симпатичного паренька тракториста.
Сегодняшнее судилище было не первым, в котором она принимала участие в качестве секретаря. Девушка привычным движением вставляла пачку чистых листов в допотопную пишущую машинку, собираясь вести подробный протокол заседания.
С правой стороны находился школьный физрук – дородный рассудительный дядька, от взгляда которого в одну шеренгу становились даже самые отпетые хулиганы. Раньше Алексей Фёдорович служил в каких-то суперсекретных войсках, но выйдя на пенсию, решил поселиться в глухой деревушке, уехав аж из самой столицы.
Причину такого нестандартного поступка объяснил просто: надоела городская суета – хочется покоя, и чтобы лёгкие дышали чистым воздухом. В деревне пришлых не очень-то жаловали, но полковника в отставке почему-то приняли безоговорочно, сразу же почувствовав к нему полное доверие.
Сегодня Алексей Фёдорович взял на себя роль обвинителя. А вот адвоката на экстренном нынешнем заседании суда, кажется, предусмотрено не было.
– Присаживайся Лида на переднюю скамью, – председатель кивнул, и его окладистая борода взметнулась вверх, открывая строгий чёрный галстук на белоснежной сорочке.
– Так товарищи… начнём. Я как полноправный представитель народной власти объявляю заседание суда открытым. Введите обвиняемого.
В зале зашушукались. Скрипнула дверь, и близнецы втащили в помещение спелёнатого по рукам и ногам толстенными верёвками Акараса.
– Это что ещё такое?! – председатель повысил голос, недоуменно оглядывая конвойный эскорт. – Почему обвиняемый связан?
– Так это… того, – оттёр пот со лба один из близнецов, – буйствовать ирод начал… вона брательнику глаз подбил… еле скрутили. Откуда только силища в нём таком тщедушном и взялась не пойму…
Акарас зыркнул на него злобным взглядом, но ничего не сказал. В зале раздались удивлённые возгласы и присвисты.
Братья-близнецы слыли необыкновенными силачами. Однажды начитавшись русских сказок, они начали выделывать такие вещи, что все чемпионы мира по тяжёлой атлетике удавились бы от зависти.
Например, пронести на плечах колхозного племенного быка вокруг села оказалось для них раз плюнуть. Или поднять на руках председательскую «волгу» – тоже легко. А один раз они поспорили с водителем лесовоза, что на себе вынесут за смену больше брёвен, чем он на автомашине. И ведь выиграли, да ещё и с некоторым запасом по времени. Вот каковы были братья Заваловы. А тут, по их словам, какой-то городской хлыст сбил с ног самого Прохора Завалова! Да ещё и с одного удара! Непостижимо!
Председатель закашлялся, соображая, как ему поступить в эдакой ситуации, но наткнувшись на недобрый прищур пришельца, махнул рукой:
– Ладно, пущай пока связанный посидит… раз буйный такой.
Братья усадили Акараса на свободный табурет и встали по бокам, скрестив на груди могучие руки. У Прохора красовался огромный синяк под левым глазом… первый и единственный в его жизни.
«Почему же он опять не трансформировался в своё истинное обличие? – Лида вновь задалась вопросом, мучавшим её со вчерашнего дня. – Ведь с его силой и скоростью он мог раскидать братьев как малышей и скрыться восвояси. Да и вчера ночью, не смотря на сыпавшиеся со всех сторон удары, он мог превратиться в паукообразного монстра и легко разделаться с пацанами».
