Хроники Червонной Руси

Глава 11

Халдей спешил в княжеский терем с очередной важной вестью. Конь его, пропетляв по посаду, рысью вынесся к крепостным воротам. Подгоняемый нагайкой, промчался он мимо громады собора Рождества Богородицы, свернул влево, заржал, круто остановленный всадником возле княжьего подворья. Торопливо засеменил Халдей по выложенной толчёным кирпичом дорожке.

Володарь и Давид принимали его всё в той же горнице. Чадил на ставнике светильник, луч солнечный пробил себе путь через высокое сводчатое окно и падал на фигуру хазарина в долгой серой хламиде, церемонно упавшего к ногам князей.

«У нас на Руси так не ползают. Ни един боярин не повалится. Ну, отвесит поклон, и только. Да что там боярин – и купец, и ремественник, и людин тоже», – думал Володарь. Дико, непривычно было ему подобное раболепие. Но привыкать надо было ко всему. Привыкать и не удивляться.

– Светлые князья! Мне, сирому и худому, довелось узнать новости из Константинополя. На торгу я расспросил греческих купцов, торговцев паволоками. Так вот: пока мы с вами бороздили просторы Эвксинского Понта112, базилевс113 Никифор Вотаниат был свергнут с престола. Новый базилевс у ромеев – Алексей из рода Комнинов.

– Вот так весть! – присвистнул от изумления Давид.

– Против прежнего базилевса взбунтовалась армия. Заговорщики ворвались во дворец. Старый Никифор был силою пострижен в монахи, – продолжал взволнованным голосом Халдей.

– Хоть не прикончили его, и то ладно, – заметил Володарь. – Или не накормили ядом.

– Вначале новый император хотел взять в жёны базилиссу Марию Аланскую, супругу двоих бывших базилевсов, но после он предпочёл разделить брачное ложе с патрицианкой Ириной из влиятельного рода Дук.

– Сколько лет нынешнему базилевсу? – спросил Володарь.

– Тридцать три года.

«Мы в сравнении с ним – мальчишки. Обоим только двадцать два стукнуло», – подумал Ростиславич, переводя взгляд на заметно насторожившегося Давида.

– К добру или к худу для нас переворот сей? – Глубоко посаженные карие глаза Игоревича беспокойно забегали. – Такое дело!

– Базилевс Никифор был другом князя Всеволода, базилевс Алексей – его враг, – ответил Халдей.

– С чего ты это взял?

– Ну, во-первых, достопочтимый князь Володарь, как нам всем известно, люди Никифора по сговору с князем Всеволодом увезли из Тмутаракани князя Олега. А во-вторых, Алексей Комнин – он был раньше великим доместиком Запада, то есть командовал войсками западной части империи ромеев. И когда несколько лет назад, ещё во времена базилевса Михаила Парапинака, в Херсонесе случился бунт, то покойный князь Святослав114, отец Олега, послал на помощь Комнину рать. Но вскоре князю Святославу выпало умереть, и тогда князь Всеволод, заняв его место, отменил уже начатый поход, вернул в Киев войско. С той поры они с Алексеем Комнином и стали врагами.

– А ты неплохо ведаешь о делах на Руси, – отметил Володарь.

Халдей в ответ подобострастно улыбнулся.

– Рад служить вам, о доблестные князья!

– Выходит, раз базилевс Алексей – ворог князю Всеволоду, то не помочник он ему. Не поспешит воротить Тмутаракань под руку Киева. – Игоревич задумчиво огладил бороду.

– Ему это невыгодно, князь, – подтвердил Халдей. – Полагаю, в ближайшее время он не обратит на наш маленький город свой взор. Не до нас ему. Много врагов у базилевса ромеев. Турки, норманны острова Сицилия, печенеги115.

Разговор на том был окончен. Халдей поспешил покинуть княжеские хоромы.

Шёл он, ведя в поводу коня, по торгово-ремесленному околоградью, мимо купецких лавок и мастерских, когда внезапно до слуха его донёсся звон яровчатых гуслей116 и громкий, выводящий старинный напев голос певца. Халдей обомлел от неожиданности. Бледность растеклась по красивому молодому его лицу: «Боян! Песнетворец Боян! Правая рука князя Олега! Не может быть!»

Халдей осторожно протиснулся через торговые ряды.

Молодой светлолицый гусляр в белой русской свите, с рыжими вьющимися волосами, перетянутыми цветастой лентой, выводил на гуслях мелодию.

Узнав его, Халдей в ужасе шарахнулся в сторону. Быстро сообразив, как теперь быть, он вскочил в седло и галопом помчался назад, в крепость.

Володаря он в тереме не застал, и это уже было хорошо. Всё-таки князь Давид был проще и понятней, одно занимало его думы – власть и серебро. Дрожа всем телом, Халдей подскочил ко князю и взволнованно выпалил:

– О, светлый князь! Там, внизу, в окольном городе, объявился наш враг, Боян. Он боярин князя Олега. Вели схватить его, князь! Боян здесь неспроста. Начнёт подговаривать простой люд на встань!

Давид не мешкая послал к указанному Халдеем месту двоих дружинников.

Рыжеволосый певец и не думал скрываться. Когда же дружинники, обнажив сабли, подступили к нему, вдруг перегородил им путь здоровенный детина-кузнец.

– А ну, не трожьте нашего Бояна! – прорычал он, потрясая кулаком.

Тотчас обступила воинов грозно клокочущая толпа. Были здесь и жёнки, и подростки, и старики, и мужи с дрекольями и топорами. Под шумок кто-то ухватил песнетворца за руку и увлёк за собой. Мало-помалу толпа разошлась, рассосалась. Встани не случилось, но Володарю с Давидом стало неспокойно.

Верные им люди, переодетые в простые свиты, на следующий день обшарили весь город. Искали Бояна и хазары, всюду расспрашивали о нём, сулили звонкое серебро, но словно сквозь землю провалился знаменитый песнетворец.

– Видишь, брат, – говорил после Володарь Игоревичу. – Тмутаракань покуда не наша с тобой. Князя Олега и иже с ним. И неведомо, покорится ли нам она.

С высоты крепостной башни смотрел он на морские просторы, на бухту и загадочный, непостижимый многолюдный город. Душу наполняла тревога.

Глава 12

Жёнку эту Володарь в первый раз увидел в соборе, на молитве. Белый чепец плотно покрывал ей голову, тело облегало лёгкое шёлковое платье цвета морской волны. Он стоял от неё сбоку и то опускал очи долу, коря себя, что неподобные мысли лезут в голову во время службы, то осторожно взглядывал на неё, чувствуя, как от красоты этой чуть ли не дыхание перехватывает.

Всё в Таисии было соразмерно, словно бы, создавая её, Господь, как утончённый скульптор, вырисовывал с любовью каждый штришок. Высокий, но не чрезмерный лоб, большие глаза цвета южной ночи, тонкие уста, нос с небольшой греческой горбинкой, гладкий, будто из мрамора выточенный, подбородок – всё в ней было прекрасно.

Володарь поймал себя на том, что хотел бы увидеть её обнажённую, хотел любоваться округлостями её грудей, стройными ножками – а он был уверен, что скрытые одеяниями грудь и ноги её столь же прекрасны, как и лицо.

Когда она вышла из собора и в сопровождении одной служанки двинулась в сторону торжища, Володарь долго смотрел ей вслед.

«И почему мне по нраву жёнки старше меня? Или потому, что я, почитай, совсем ещё молод? Вот и княгиня Ирина – сколько ей? Кажется, двадцать три или двадцать четыре. А этой, верно, и вовсе за тридцать. А ведь тридцать с виду не дашь. Оно понятно: мази, притирания там разные… Вот, к примеру, Анна Вышатична. Брат Василько от неё без ума, а я гляжу – ну, девчонка, и девчонка. Чего в ней такого? Или надо мне самому взрослеть?»

В голове молодого князя царил хаос мыслей. Одно знал он точно: жёнку сию должен он непременно повидать.

…В дом к ней пришёл он единожды вечером, собравшись с духом. Странным казалось, что длани дрожат от волнения. Вот бился с Ратибором – и страха не было, на медведя выходил в Карпатах – тоже не боялся, а сейчас… Или надо было ему вести себя, как Игоревич? Тому Халдей частенько услужливо доставлял из порта девок – и славянок, и гречанок, и армянок. Податливые блудницы готовы были исполнить за горстку фоллов любую княжескую прихоть.

У Володаря почему-то продажные эти женщины вызывали неприязнь. Одна из них, стройная черноволосая армянка, всё жаждала вкусить с ним утех, как-то раз даже подловила в переходе, с серебристым смешком беззастенчиво притиснула большой грудью своей к стене, шепнула:

– Отведай со мной сладкого плода, архонт! Не пожалеешь!

Одолел Володарь искус плоти, отодвинул её в сторону, коротко отмолвил:

– Недосуг!

…Служанка, старенькая гречанка в полинялом халате, провела князя через галерею с колоннами в узкую камору. Таисия, в том же платье шёлковом, в накидке-мафории на голове, встретила его стоя.

Отпустив служанку, красавица вопросительно воззрилась на него своими глазами цвета маслин.

– Ты пожелал видеть меня? – спросила она по-русски.

Русскую мову в Тмутаракани знали почти все, благо уже более ста лет город сей с прилегающими окрестностями принадлежал Руси. Гречанка же говорила чисто, без акцента, голос у неё был сильный и звонкий.

– Давно хотел, – признался Володарь. – Много слышал о тебе.

– Садись. Будешь сегодня моим гостем.

Таисия хлопнула в ладоши. Перед Володарем возник поднос с фруктами, затем появились вино и восточные сладости.

Женщина сняла мафорий, откинула назад каскад густых каштановых волос, грустно улыбнулась, спросила вдруг:

– Мне говорили, ты – сын архонта Ростислава. Правда ли?

– Правда.

– Я знала… хорошо знала твоего отца. Прости, но ты совсем не похож на него. Вот я и засомневалась.

– Многие говорят так. Те, кто был знаком с моим покойным родителем.

– Он был светловолос и синеглаз, ты темнее. И черты лица…

– Я выдался в мать. Как и мой старший брат, Рюрик. Младший, Василько, – тот, говорят, более схож с нашим отцом.

Женщина умолкла. Уловив во взгляде её беспокойство и озабоченность, Володарь промолвил:

– Не хочу вспоминать, что там у тебя было с отцом. Зла тебе никакого чинить не стану. Просто… пришёл на тебя взглянуть… В самом ли деле ты такая красивая, как о тебе сказывают.

– И что? – Таисия тихо засмеялась. – В самом деле, красива?

– Да. – Володарь чувствовал, что, как будто туманом, обволакивает его разум красота этой жёнки. Было мгновение, когда готов он был упасть к её стопам, готов был сорвать с неё одежды, окунуться в сладостные объятия.

Удержался, одёрнул себя. Что сказать сейчас, не знал. Бурно клокотала внутри его плоть.

– Налью тебе вина, князь. Позволь, я поухаживаю за тобой, – сказала женщина. – Твой отец был тебя постарше, когда знал меня. Его отравили. Когда он умер, я рвала на себе волосы от отчаяния и горя. Но всё это схлынуло… Время излечивает раны… Я была молода – всего восемнадцать лет. В таком возрасте горести проходят быстро.

«Восемнадцать. Выходит, ныне – тридцать один али тридцать два, – прикинул в уме Володарь. – Молода ещё. Хотя много старше меня».

Таисия взяла в руку красное яблоко, стала грызть его. Обнажился красивый ровный ряд белых зубов. Выразительно смотрела опытная, хорошо разбирающаяся в мужчинах красавица на оробевшего молодца.

Всё пыталась увидеть в нём хоть какое-то сходство с отцом, но найти не могла. Ростислав – тот бы уже давно увлёк её на ложе, он был порой несколько груб, порой, наоборот, нежен, и напирал, настаивал, врывался в её жизнь, как морская волна в бурю, как свирепый ветер, как стрела, жалящая в сердце. Володарь – Таисия поняла – был совсем не такой. Невзирая на невеликие лета, жизнь научила его осмотрительности и осторожности.

Князь выпил немного сладкого красного вина. Таисия пила больше, вкушала вино с заметным наслаждением, норовила подлить и ему в чару, но Володарь с мягкой улыбкой отстранял её изящную белоснежную длань.

– Не пьёшь совсем. Думаешь, я подмешаю в вино яд? Не бойся. Этого не будет.

– Я и не боюсь. Просто… предпочитаю воду. Вода не туманит мысли.

Женщина тихонько прыснула со смеху.

– Какой ты забавный, князь. Словно и не муж, а ребёнок ещё. Скажи, у тебя были женщины? Ты был влюблён?

Вино явно развязало гречанке язык.

– Не забывайся. Близость твоя с моим несчастным родителем – ещё не повод для столь дерзких вопросов! – неожиданно резко осадил её Володарь.

– Выходит, у тебя не было женщин. Или было их слишком мало. Ты не знаешь их и опасаешься. Так? – Слова князя нисколько не смутили красавицу. Она игриво пощекотала пальчиком с длинным ноготком его подбородок. – У тебя и борода не выросла. Или ты, как угр или фрязин, бреешься?

«Издевается она надо мной, что ли? Жрица любви – чтоб её!» – Володарь зло скрипнул зубами.

– Ну, не обижайся. Прости меня, – протянула Таисия. – Просто, скажу тебе… Я давно не подпускала к себе мужчин. Мне грустно и одиноко.

Молодость брала своё. Не выдержав в конце концов искушения, впился Володарь устами в жаркие губы красавицы-гречанки. Она ухватила его за руку и увлекла за собой в соседний покой, посреди которого размещалось просторное ложе.

– Раздевайся и ложись, – шепнула Таисия.

Почти до рассвета предавались они сладкому греху.

После, уже в предутренней мгле, они долго лежали молча, оба уставшие от ласк. Гречанка ровно дышала, доверчиво уткнувшись лицом Володарю в плечо.

«Вот мечтал её увидеть, что греха таить. Ещё в Перемышле мечтал, чтоб случилась ночь эта, – думал Володарь, глядя на чадящий на ставнике глиняный светильник. – Господи! Сколь она красна! И неутомима на ласки! Вот если бы я не был князем, я бы женился… Она быстро состарится, превратится в седую беззубую старуху-ведьму… Что за мысли?! Теперь я понимаю отца… Вслед за ним я приду сюда снова, в эту опочивальню… А потом, что потом? Где гордость княжеская? Игоревич?! Что брать с него пример? Или Ратибор был прав, назвав его дрянью и мразью?! Это он так сказал с досады…»

Мысли снова путались, сам не заметил молодой князь, как заснул. Пробудился он уже в разгар дня. Таисия полусидела-полулежала рядом и, держа в руке перо, с тихим смехом щекотала ему шею и грудь окрест сосков.

Всё ещё обнажённая, с гладкой кожей, она была прекрасна.

– Пора вставать, – протянула она. – Тебя ждут дела. Приходил хазарин… – Таисия задумчиво приставила палец к подбородку, стараясь вспомнить имя. – Халдей.

Она набросила на плечи лёгкий халатик, перетянула пояском осиный стан.

– Надо ж. И тут сыскал! Никуда-то от него не укроешься, – проворчал Володарь, с удивлением качнув головой.

Нехотя поднялся сын Ростислава с ложа, зевнул, перекрестил рот, стал медленно одеваться. Спросил, глядя на довольную гречанку:

– Чем ты живёшь, женщина? Время от времени ублажаешь по ночам мужчин? Тебе платят за это?

Спустя мгновение он понял, что обидел её. Щёку больно обожгла хлёсткая оплеуха.

– Думаешь, с тобой я тут, так и со всеми! – возмущённо воскликнула Таисия.

– Прости, сказал глупость. – Володарь виновато потупился.

– Хорошо, прощаю на первый раз. Но впредь такого не потерплю! – решительно заявила гречанка. – Если хочешь знать, я отвечу. Я ведь была замужем, имела детей. Уже после твоего отца. Кое-какие сбережения мне остались от покойного родителя и мужа – они вели торг на море, плавали в Царьград и даже в Мессину, на Сицилию. Попали в плен к норманнским пиратам, оба погибли. Я осталась одна, потому как двое моих детей умерли во время чумы. У меня есть два небольших судна, две хеландии. Они возят товары к вам на Русь. Тем и кормлюсь. Ещё твой отец… Он осыпал меня серебром. Но то серебро… Я верну его тебе и твоим братьям… Оно не моё…

– Ничего от тебя нам не надо. Прости ещё раз. Был с тобою груб, – виновато опустив голову, промолвил Володарь. – Прошу об одном – разреши прийти к тебе ещё.

– Ты князь и испрашиваешь позволения? – Уста Таисии тронула улыбка. – Приходи. Буду рада, – добавила она как-то буднично просто.

Они расстались на каменных ступенях старенького крыльца. Кликнув заспанного гридня, который провёл ночь в погребе, где вместе со старым слугой гречанки, бывшим моряком, вдоволь отведал доброго вина и услышал немало занимательных историй, поспешил Володарь на княж двор.

Глава 13

Густой камыш плотной стеной покрывал низкие берега Гипаниса117. Проводник-хазарин уверенно вёл князей и их спутников через заросли, обходя топкие болотистые места.

– Здесь много диких кабанов! Большая охота ждёт архонтов! – говорил он, скаля в льстивой улыбке крупные зубы.

Подобострастие хазарское Володарю с Давидом уже порядком наскучило.

«Вот лебезят, в ноги падают, а случись какая беда – тотчас разбегутся», – думал Володарь, с неодобрением посматривая на широкую спину хазарина, раздвигающего стебли высокой травы.

Открылось небольшое озерцо, под лучами солнца оно поражало своей неестественной лубочной синевой.

Зашуршал камыш, высунулась голова сотника Юрия Вышатича.

– Ловчие с собаками вепря гонят! Вон, над озером, утки взметнулись! Тамо!

– Пошли! Вборзе! – крикнул возбуждённый Игоревич.

В деснице он сжимал длинное копьё.

Молодой Юрий был послан к Володарю и Давиду из Владимира своим отцом, боярином Вышатой Остромировичем, во главе сотни волынских удальцов, как только сведали в городе о захвате ими Тмутаракани. С собой Юрий, добиравшийся до Корчева посуху, на конях, привёз длинное послание Вышаты, в коем опытный боярин дал Володарю ряд советов.

Володарь рад был подмоге от старого отцового товарища, и делал, как тот и предлагал: большую часть обильного серебряного потока, который получал от торговых пошлин, отсылал он с верными людьми братьям, матери и самому Вышате на хранение. Уже дважды за короткое время сгонял неутомимый Вышатич на Червенщину и воротился назад. Хоть и трудно, верно, было ему, но не сходила с уст улыбка – служил парень толково и радовался, что находился при деле.

Игоревич – тот свою часть прибыли оставлял у себя. Замечал не раз Володарь, с каким вожделением пересчитывает Давид монеты и слитки, как горят его глаза при виде журчащего звонкого серебра.

«Корыстолюбив паче всякой меры! Вцепится зубами – не отдаст! Может, прав был Ратибор?» – размышлял порой Володарь.

…Кабан, хоть и ждали его, выскочил из камышей на тропу неожиданно. Злобное громкое хрюканье его: «Жох! Жох! Жох!» заставило охотников резко повернуться и поднять копья.

Свирепый зверь метнулся меж двумя гриднями и понёсся прямо на Игоревича, который, успев отпрыгнуть, ловко уклонился от удара страшных клыков и не мешкая ударил кабана копьём. Древко внезапно хрустнуло, переломилось, остриё осталось сидеть в кабаньем боку. Зверь взревел яростно, гридни закричали, Давид не удержался на ногах и с размаху, чертыхаясь, полетел с кочки в болотную жижу. Грозно сверкнули острые кабаньи клыки. И гридни, и Юрий, и Володарь на мгновение опешили, растерялись. Никто из них не заметил, откуда возник и как оказался рядом со зверем некий щуплый на вид воин в лёгких серебристых доспехах. Только вдруг круто остановился огромный дикий вепрь, в последний раз успев издать своё страшное хрюканье, и завалился набок. Впилось в кабанье тело острое копьё. Упавший Игоревич едва успел убрать под себя ноги.

Убивший зверя воин тотчас отступил в сторону. Давид поднялся, хмуро осмотрел вепря, досадливо качнул головой, – не моя, мол, добыча.

Меж тем гридни обступили незнакомца. Лицо его покрывала булатная маска-личина, какие обычно носили кочевники-торки, но нередко во время сражений надевали и русские ратники.

– Кто ты, удалец?! Выручил, спас князя нашего от гибели! – посыпались вопросы.

Неторопливым движением воин в серебристом панцире снял личину, шелом и прилбицу. Тонкая тугая коса упала на плечо.

– Гляди, девка! – воскликнул Юрий Вышатич.

Совсем юное женское лицо, смуглое, с чёрными соболиными бровями и орлиным профилем предстало восхищённым взорам.

– Кто ты, славная дева?! – спросил изумлённый Давид. – Такое дело! Жизнью тебе обязан!

Девушка молчала. Как показалось Володарю, с неким испугом даже смотрят на гридней и князей её чёрные очи.

– Ты, может быть, амазонка? Слышала про таких? – спросил он, улыбнувшись, по-гречески.

Видно было, девушка поняла его вопрос. Она так же улыбнулась ему в ответ и ответила по-русски, с трудом подбирая слова:

– Не амазонка… Дочь князя Идара… Имя моё – Лашин…

– Она касожинка, – зашептал в ухо Володарю хазарин. – Дикое племя, нам враждебное. Надо взять тушу кабана и поскорее возвращаться в город.

– Погоди! Как-никак без её помощи худо бы пришлось князю Давиду, – возразил ему Володарь.

– Кабан сей – твоя добыча, солнцеликая дева! – возгласил восхищённый Игоревич. – Но ответь: ты здесь одна охотишься? Где твои спутники?

Девушка не успела сказать ни слова. Снова громко зашуршали камыши. Большая группа смуглых людей в бурках и бараньих папахах окружила немногочисленный отряд руссов. Среди них были и конные.

«Касоги!» – понял Володарь. Десница его потянулась к рукояти сабли.

Один из всадников, плечистый, усатый богатырь, подъехал к ним вплотную и примирительно поднял руку.

– Идар, князь племени касогов, приветствует вас, князья руссов, на своей земле! – торжественно произнёс он. – Давно жду вас к себе в гости. Вижу, что моя дочь уже успела принять участие в вашей охоте. Прошу вас посетить мой дом.

Отказываться было и неприлично, и опасно. Переглянувшись, Давид и Володарь приняли приглашение.

…Селение касогов располагалось на склоне горы над берегом моря. Внизу кружили с криками чайки, в вышине, в облаках, парил гордый орёл. Пастух сбивал в кучу стадо овец, гнал его по тропе вверх, на горные луга.

В просторном сложенном из камня и кирпича доме горел очаг. Хозяин щедро угощал Давида с Володарем сочным мясом только что зажаренного барашка, говорил:

– Князь Олег был нашим другом. Вместе мы ходили добывать ему стол на Руси. Жаль, не вышло. В дело вмешались коварные хазары. Князя вероломно схватили после пира, отвезли на греческий корабль и выслали в землю ромеев. После этого события место князя в городе Таматархе занял наш враг Ратибор. Он не искал нашей дружбы, посылал разорять наши селения своих людей. Но, я слышал, вы, князья, взяли в плен и выгнали нашего врага. Враг нашего врага – наш друг! Так выпьем же за дружбу, доблестные!

Идар поднимал наполненный красным виноградным вином рог и чокался с князьями руссов.

Горница была полна людей. Веселились долго, шумно, касожская молодёжь под звуки бубнов кружилась в замысловатых танцах.

Лашин, появившаяся на пиру в дорогой парче, в шёлковом платке на голове, вся сверкающая серебром перстней и гривен, подавала высоким гостям кушанья.

В одно из мгновений восхищённый Давид ухватил её за длань, шепнув восторженно:

– Моя спасительница!

Девушка отстранилась, но по устам её скользнула улыбка.

– Ты бы остерёгся, – зашептал на ухо Игоревичу Володарь. – У этих людей странные обычаи. Могут из-за невзначай брошенного взгляда учинить ссору. А то и войну начнут. И будем мы с тобой не гостями уже на их пиру!

Ночью, когда оба князя, удобно устроившись в отведённом им покое, склонили головы на цветастые, расшитые узорами подушки, Игоревич вдруг сказал:

– Такое дело! Надобно ить нам, брат, укреплять тут, в Тмутаракани власть свою. Чтоб касоги енти, язычники, нас с тобой уважали и за нами шли. Чтоб вся земля ихняя дани бы нам платила да добрых воинов в дружину поставляла. Князёк сей, Идар, верно ить глаголет. Такое дело! Дружба! А какая дружба, ежели он за Олега, за Святославичей стоял и супротив родителя твово ратился? Дружбу, иными словами, крепить надобно! Такое дело!

– Не уразумел, к чему клонишь?

– А к тому, братец, что дочка у Идара вельми пригожая. Что, ежели ожениться мне? В православие она, думаю, перейдёт, варварские обычаи свои оставит. Тут такое дело.

– Выходит, сестру мою позабыл уже, Давид? Забыл, как мне с братьями намекал в Перемышле? – грустно усмехнулся Володарь.

– Да что ты всё про сестру свою? Ну, было тако, а нынче инако! Такое дело! – В голосе Игоревича угадывалась досада. – Ты пойми: нам закрепиться тут, в Тмутаракани, надо! Такое дело! Вот и думаю… К тому ж девка знатная, богатства у её папаши немало. Вон, в сребре вся!

– Что ж, сам думай, Давидка! – махнул рукой Володарь. – Засылай сватов, коли сия Лашин тебе приглянулась. Говоришь ты верно. Надо касогов от Олега оторвать. Чтоб и не вспоминали о нём. Одно плохо: хазарам нашим это не по нраву придётся. Давняя у них с горцами вражда. Потому… ты бы повременил покуда… Не спешил…

– Нам бы… Такое дело! Бояна бы споймать! Где ж сия вражина, змея подколодная, скрывается?! Вот изловим его, тогда заживём! – Давид мечтательно вздохнул, забросив руки за голову.

– Его изловим, другие явятся. Тут, братец, Олеговых дружков немало! Если бы в одном Бояне дело было!

– Тем паче, Лашин сия нам пригодится! – воскликнул Игоревич. – Останется Олеговым доброхотам токмо локти кусать! Такое дело!

– Ты потише говори. Услыхать могут. Многие тут, и Лашин сама, и отец её в том числе, мову русскую понимают, – предостерёг его Володарь. – Спать давай! Утро вечера мудренее!

…Спустя седьмицу князья воротились с щедрыми дарами в Тмутаракань. Любуясь дорогой саблей в чеканных ножнах – подарком Идара, Володарь тем не менее горцам до конца не верил. Не то чтобы они были ему враждебны, но случись с ними рядом какой Боян или тайный лазутчик из Киева, неведомо было, на чью они встанут сторону. Игоревич был прав. Женитьба его могла решить многое.