Уроки советского

Как в годы военного коммунизма, снова становятся популярны тезисы о прямом натуральном обмене между городом и деревней, об отмирании денег, о коренных преимуществах карточной системы.

Начинается корректировка цифр принятого пятилетнего плана под лозунгом «пятилетку в четыре года!», а потом – и в три.

К годовщине революции в «Правде» выходит статья Сталина под названием «Год великого перелома». В ней Сталин впервые утверждал – как о неоспоримом факте – о гигантских успехах индустриализации, о быстром развитии тяжёлой промышленности. По поводу сельского хозяйства он написал, что в деревне произошёл «коренной перелом в развитии нашего земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию, к совместной обработке земли». И – что середняк «пошёл в колхозы». Про кулака сказано ничего не было.

Заканчивалась статья таким утверждением: «Если развитие колхозов и совхозов пойдёт усиленным темпом, то нет оснований сомневаться в том, что наша страна через какие-нибудь три года станет одной из самых хлебных стран, если не самой хлебной страной в мире».

Несколько дней спустя состоялся пленум ЦК. На нём Сталин вдруг заявил о решительном наступлении на кулака. Молотов предложил провести полную «коллективизацию» к 1931 году. Вскоре на конференции марксистов-аграрников Сталин впервые назвал кулачество главным врагом советской власти. «Раскулачивание», или «ликвидация кулачества как класса», теперь становилось «самым решительным поворотом во всей нашей политике».

5 января 1930 года ЦК ВКП (б) принимает постановление «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Провозглашалась «замена крупного кулацкого производства крупным производством колхозов», а также – «политика ликвидации кулачества как класса».

Зимой 29–30-го года в деревню были посланы так называемые 25-тысячники. Это были партийные активисты, механики, красноармейцы, – посланцы партии, призванные обеспечить «коллективизацию».

Эти события в яркой художественной форме показаны в романе Михаила Шолохова «Поднятая целина».

Балтийский моряк Давыдов приезжает в донское село, где его ближайшими помощниками становятся председатель сельского совета Размётнов и коммунист Нагульнов. Оба, как можно понять из текста романа, – хозяева-крестьяне совсем не выдающиеся.

Давыдов не имеет представления о том, что такое крестьянское мышление, не питает ни малейшего сочувствия к тем традициям, которые лежат в основе крестьянской жизни. Все эти традиции для него – только препятствия, которые надо преодолеть, уничтожить, – вне зависимости от того, понравится ли это самим крестьянам.

С другой стороны, крестьяне видят в Давыдове и тысячах таких, как он, – захватчиков, которые свалились им на голову для того, чтобы разрушить их свободный образ жизни крестьянина-земледельца, который они вели всего-то лет десять после революции 1917 года, после того, как впервые за сотни лет получили землю в своё, как им казалось, полное владение.

В сущности, эти трое – Давыдов, Нагульнов и Размётнов – противостоят всему остальному крестьянскому миру.

Посланцы партии должны были действовать в рамках инструкций, их регулярно собирали на совещания. Однако инструкции были противоречивыми, а типичный характер кампанейщины принуждал многих выходить за рамки этих инструкций. Провозглашённый поначалу подход – не принуждать середняков и бедняков к вступлению в колхозы – вскоре был отброшен. Любому крестьянину, который сопротивлялся «коллективизации», мог быть навешан ярлык кулака или пособника кулачества, на него распространялись те же самые карательные меры. Сотни тысяч так называемых кулаков лишились своих хозяйств. Их семьи оказались без пристанища, многие были высланы в отдалённые районы. Их скот и хозяйственный инвентарь достались колхозам.

Кампанейщина «коллективизации» приводила к неразберихе, к этому добавлялись волнения, которые время от времени вспыхивали среди крестьян. 2 марта 1930 года в газетах появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», которая осуждала гонку за «процентом коллективизации». Некоторым крестьянам, которых насильно заставили вступить в колхозы, даже позволили выйти из них. Власти стали более терпимо относиться к мелкому единоличному хозяйству, разрешили держать небольшое количество скота.

Темпы «коллективизации» придержали, но сам процесс продолжался. К середине 1931 года уже две трети всех хозяйств в зерновых областях страны вошли в состав колхозов. В районах так называемой «сплошной коллективизации» (где практически не оставалось единоличных хозяйств) специальное постановление Совета народных комиссаров от 30 июля 1930 года официально упразднило крестьянский «мир», общину.

В колхозную эпоху община была уже не нужна власти.

Благоприятная погода лета 1930 года дала возможность получить рекордный урожай зерна за все послереволюционные годы. Власть трубила об успехе «коллективизации». Но быстрое разрушение крестьянского уклада не могло пройти бесследно. Сельское производство было разорено, самых умелых и толковых репрессировали либо отодвинули на задний план. Поставки тракторов и другой сельскохозяйственной техники постепенно увеличивались, но колхозы так и не сумеют удовлетворить свои потребности в полной мере. Однако с точки зрения власти хлебозаготовительная кампания стала более эффективной. Из колхозов удалось получить гораздо больше зерна, чем от единоличных хозяйств.

Расплата не заставила себя ждать.

Плохие урожаи 1931 и 1932 годов привели к тому, что у крестьян почти не оставалось продовольствия даже для собственного пропитания, не говоря уже о кормёжке скота, который массово забивали. Разразился голод, по масштабам превосходящий тот, который стране довелось испытать сразу после гражданской войны. Государство безжалостно требовало зерна, даже в тех районах, которые сильнее всего страдали от неурожая. В 31-ом году люди доедали последнее, в 32-ом есть стало нечего. Вымирали целыми деревнями.

Существует точка зрения, что голод был намеренно организован. Вместе с тем существуют свидетельства того, что спохватившаяся власть принимала определённые меры помощи голодающим. Как бы то ни было, по разным оценкам, погибло от 2 до 8 млн человек на Украине, в южной России, в Казахстане.

Теперь вернёмся к статье Сталина «Год великого перелома» от 7 ноября 1929 года в «Правде». Эта статья требует внимательного рассмотрения.

С одной стороны, статья – «юбилейная», с другой – программная, торжествующий рапорт об успехах социализма.

Генсек ВКП (Б) утверждает в статье: «нам удалось добиться решительного перелома в области производительности труда. Перелом этот выразился в развёртывании творческой инициативы и могучего трудового подъёма миллионных масс рабочего класса на фронте социалистического строительства. В этом наше первое и основное достижение за истекший год».

Второе достижение партии, пишет Сталин, состоит в том – «что мы добились за истекший год благоприятного разрешения в основном проблемы накопления для капитального строительства тяжёлой промышленности, взяли ускоренный темп развития производства средств производства и создали предпосылки для превращения нашей страны в страну металлическую».

Сталин пишет о важнейшей роли тяжёлой промышленности, о необходимости огромных капитальных затрат, о том, что «несмотря на явную и тайную финансовую блокаду СССР, мы в кабалу к капиталистам не пошли и с успехом разрешили своими собственными силами проблему накопления, заложив основы тяжёлой индустрии».

Он называет цифры роста тяжёлой промышленности – 46 % в год.

«Как можно сомневаться в том, что мы идём вперёд ускоренным шагом по линии развития нашей тяжёлой индустрии, обгоняя старые темпы и оставляя позади нашу «исконную» отсталость?»

Сталин приводит цитату Ленина: «Спасением для Росси является не только хороший урожай в крестьянском хозяйстве, – этого ещё мало, – и не только хорошее состояние лёгкой промышленности, поставляющей крестьянству предметы потребления. Этого тоже ещё мало, – нам необходима также тяжёлая индустрия… Без спасения тяжёлой промышленности, без её восстановления мы не сможем построить никакой промышленности, а без неё мы вообще погибнем, как самостоятельная страна».

Сегодня уже хорошо известно, что цифры, которые приводит Сталин в своей статье, не соответствуют действительности. Все планы первых пятилеток были не выполнены. Государственная промышленность была убыточна, она держалась на плаву с помощью бюджетных дотаций. Надо сказать особо, что именно тогда, в конце 20-х годов, когда выявился волюнтаризм планов «первых пятилеток», были заложены основы постоянной фальсификации и секретности в отношении основных экономических показателей. С тех пор полную картину могли иметь только высшие чины коммунистической власти. Со временем ложь и фальсификация настолько пронизала систему, что к 80-м годам и руководители Советского Союза уже не имели картины реального положения дел.

В заключение своей статьи «Год великого перелома» Сталин пишет о третьем достижении партии за истекший год, органически связанном с двумя первыми достижениями: «Речь идёт о коренном переломе в развитии нашего земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию, к совместной обработке земли, к машинно-тракторным станциям, к артелям, колхозам, опирающимся на новую технику, наконец, к гигантам-совхозам, вооружённым сотнями тракторов и комбайнов.

…Достижение партии состоит в том, что нам удалось организовать этот коренной перелом в недрах самого крестьянства и повести за собой широкие массы бедноты и середняков, несмотря на неимоверные трудности, несмотря на отчаянное противодействие всех и всяких тёмных сил, от кулаков и попов до филистеров и правых оппортунистов».

Далее следует любопытный пассаж:

«Рухнули и рассеялись в прах утверждения правых оппортунистов (группа Бухарина) насчёт того, что:

а) крестьяне не пойдут в колхоз,

б) усиленный темп развития колхозов может вызвать лишь массовое недовольство и размычку крестьянства с рабочим классом,

в) «столбовой дорогой» социалистического развития в деревне являются не колхозы, а кооперация,

г) развитие колхозов и наступление на капиталистические элементы деревни может оставить страну без хлеба.

Все это рухнуло и рассеялось в прах, как старый буржуазно-либеральный хлам».

Тут хочется обратить внимание на следующее обстоятельство: всё то, что опровергает Сталин – нежелание крестьян идти в колхозы, массовое недовольство – ещё не проявилось в широких масштабах, это станет фактом жизни по мере развёртывания «сплошной коллективизации», в 1930 и в 1931 годах.

Сталин пишет об этом, как о несбывшихся пророчествах врагов, объявляя об успехах «коллективизации». Между тем, хорошо известно, что оправдались как раз опасения оппортунистов-бухаринцев: крестьян пришлось загонять в колхозы силой, сотни тысяч крестьянских хозяйств были уничтожены, а члены семей репрессированы (в лагеря, на поселение на Север).

Что же получается? В тот момент, когда массовая «коллективизация» ещё не развёрнута, Сталин уже отчитывается в её успехах.

Ещё не объявлено наступление на кулака. Напомним, что статья вышла 7 ноября 1929 года, а кулак будет публично объявлен врагом советской власти только на Пленуме ЦК, несколько дней спустя. При этом стенограммы пленума останутся засекреченными, рядовые члены партии ещё не знают о том, что руководство намерено покончить с кулаком, сломить сопротивление деревни в кратчайшие сроки.

Итак, главный тезис статьи Сталина:

«Истекший год был годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства. Перелом этот шёл и продолжает идти под знаком решительного наступления социализма на капиталистические элементы города и деревни. Характерная особенность этого наступления состоит в том, что оно уже дало нам ряд решающих успехов в основных областях социалистической перестройки (реконструкции) нашего народного хозяйства».

Что же получается? «Решающих успехов» в перестройке хозяйства не было, рапорт о таких успехах – намеренная ложь. А что же было? А было вот что – «решительное наступление социализма на капиталистические элементы города и деревни». В статье Сталин между делом поминает тот «злобный вой против большевизма, который подняли в последнее время цепные собаки капитала, всякие там Струве и Гессены, Милюковы и Керенские, Даны и Абрамовичи. Шутка ли сказать: исчезает последняя надежда на восстановление капитализма».

Вот оно, самое главное: «исчезает последняя надежда на восстановление капитализма». Почему об этом невольно проговаривается Сталин в юбилейной статье, в этом рапорте об успехах социализма? Что это за «надежда на восстановление капитализма»? Почему – «великий перелом»?

Мы знаем, что «великим переломом» тот же Сталин позже назовёт Сталинградскую битву, после которой определились победители и побеждённые во второй мировой войне.

Очевидно, что сталинская группировка придавала событиям конца 20-х годов очень большое значение. Со временем официальная советская пропаганда «индустриализацию» и «коллективизацию» подавала как естественное продолжение развития советского государства, как нечто само собой разумеющееся: была революция, потом гражданская война, потом временное отступление (НЭП), потом отступление завершили и – пошли в наступление. Кроме того, уже в послевоенное время в оценке событий конца 20-х годов появился новый мотив: что без «индустриализации» и «коллективизации» нам не удалось бы победить фашизм. Таким образом, задним числом формировался миф о прозорливости большевиков и лично Сталина, которые сумели разглядеть немецко-фашистскую угрозу тогда, когда её ещё не существовало.

Но в 1929 году – для большевиков и всей страны, а также для всех заинтересованных сил за границами Советского Союза – эти события были эпохальными по другим причинам. Вот оно, самое главное: «исчезает последняя надежда на восстановление капитализма».

В чём же смысл и главное значение событий конца 20-х годов?

В это время советская Россия оказалась перед выбором. Стихийный вихрь революции сошёл на нет, НЭП позволил возродить страну экономически. Кризис «ножниц цен» ясно показал, что в стране – своеобразное экономическое двоевластие, два различных по своей экономической сущности сектора: убыточная социалистическая промышленность и рыночное, частное сельское хозяйство. Экономический вес сельского хозяйства был реальной политической угрозой для большевистской власти. Частный сельхозпроизводитель не подчинялся воле большевиков, не хотел отдавать свою продукцию по ценам, которые устраивали социалистическую промышленность, – то есть, по заниженным ценам.

Мелкий и средний сельский капиталист-частник не хотел субсидировать коммунистический город. Русский крестьянин возродил своё хозяйство, кормил страну и делался серьёзной политической силой. Ещё немного, и он получит рычаги политического влияния – фактически выразителями интересов крестьянина-частника становились «правые оппортунисты» в ВКП (б).

Объективно страна шла к постепенной социал-демократической трансформации политического режима, опорой которого могли стать сельское население страны (по переписи 1926 года – 80 %[28]), часть промышленных рабочих и интеллигенция. И на это действительно делали ставку многие политические деятели эмиграции, внимательно следившие за происходящим внутри Советского Союза.

Для большевиков этот объективный, естественный процесс означал – в том случае, если они не найдут способа его прервать, – неминуемую потерю власти. Один раз они уже находились в подобном положении, сразу после гражданской войны, когда крестьяне отвергали так называемый «военный коммунизм». Тогда, в 1921 году, большевики отступили, им ничего другого не оставалось. Но теперь, спустя десять лет, положение изменилось: большевики сумели создать полностью подконтрольный военно-политический механизм управления государством.

Сталинская группировка выбрала единственный для неё спасительный путь сохранения власти: НЭП был прекращён, частная собственность запрещена, часть крестьян была репрессирована, остальные оказались в колхозах. Колхозы стали новой, социалистической формой крепостной или общинной зависимости, новой формой круговой поруки, новой, тотальной формой контроля и принуждения сельского населения.

В романе Михаила Шолохова «Поднятая целина» коллективизация показана как необходимое зло или нелёгкое благо. В эпилоге романа новая весна приходит в хутор Гремячий лог, и это символизирует продолжение и прирастание новой крестьянской жизни.

В реальности картина была совсем другая.

Вот что писал Шолохов в письме Сталину 4 апреля 1933 года:

«Я видел такое, что нельзя забыть до смерти: в хуторе Волоховском, ночью, на ветру, на лютом морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве ж можно так издеваться над людьми?..

<…>

Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 тонны хлеба:

1. Массовые избиения колхозников и единоличников.

2. Сажание в «холодную». «Есть яма?» – «Нет». – «Ступай, садись в амбар!» Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия – январь, февраль. Часто в амбары сажали целыми бригадами.

3. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок бензином, зажигали, потом тушили: «Скажешь, где яма? Опять подожгу!».

<…>

6. В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков.

<…>

10. В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству.

11. В Солонцовском колхозе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в той же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом…

Примеры эти можно бесконечно умножить».[29]

Итак, за несколько лет большая часть крестьянских дворов потеряла хозяйственную самостоятельность и стала частью новых, социалистических хозяйств, колхозов и совхозов (97 % к 1937 году).[30] К 1940 году в СССР было чуть более 4 тыс. совхозов и около 237 тыс. колхозов.[31]

Чего же добилась советская власть, проведя эту тяжелейшую социально-политическую операцию над большей частью населения страны?

Известный дореволюционный экономист, бывший министр Временного правительства, в эмиграции внимательный исследователь советской экономики Сергей Прокопович так отвечал на этот вопрос: «… мы должны установить, что за 11 лет планового строительства Союза ССР, с 1927/28 года по 1938/39 год, сельское хозяйство в Союзе сделало значительные успехи».[32]

Для подтверждения правоты (или неправоты) Прокоповича проведём короткий анализ результатов работы реформированного по-советски сельского хозяйства СССР. Для анализа мы будем использовать советскую статистику, хотя она заслуженно не пользуется доверием. Но, во-первых, другой статистики у нас нет. Во-вторых, советскую статистику никак нельзя заподозрить в том, что она преуменьшает «достижения» советской власти. И, в-третьих, несмотря на все сказанное, советская сельскохозяйственная статистика при внимательном изучении даёт возможность получить вполне объективную картину.

Итак, рассмотрим первый показатель – валовой сбор зерна на территории СССР в границах 1960 года. 1913 год – 86 млн тонн. В последние годы НЭПа и чуть позже, в 1928–1932 годах (в среднем за год) – 73,6 млн тонн. В 1933–1937 годах (в среднем за год) – 72,9. В 1938–1940 годах (в среднем за год) -77, 9.[33]

Получается, валовой сбор зерна в течение всего предвоенного периода практически оставался на уровне последних лет НЭПа. Не помогла и созданная в стране сеть машинотракторных станций (МТС). На начало 1941 года сеть МТС располагала 531 тыс. тракторов (в среднем чуть более двух на хозяйство), 182 тыс. комбайнов (примерно один на два хозяйства) и 228 тыс. грузовых автомобилей (чуть менее одного на хозяйство).[34] Но показатель валового сбора зерна 1913 года будет превышен только в середине 50-х годов, когда техники уже почти в два раза больше…

Урожайность укладывается в ту же тенденцию: в 1913 году – 8,2 ц с гектара, в последние годы НЭПа – 7,5 ц, после «коллективизации» и до войны – от 7,1 до 7,7 ц. Рекорд 1913 года будет превзойдён только в 1956 году.[35]

При этом советской власти удалось после «коллективизации» – при том же уровне валового сбора зерна – повысить товарность: государственные закупки увеличились с 18 млн тонн в последние годы НЭПа до 32 млн тонн перед войной.[36]

Очевидно, что увеличение почти в два раза госзакупок было достигнуто за счёт уменьшения потребления миллионов крестьянских семей. До «коллективизации» каждое крестьянское хозяйство было самостоятельным, само решало, продавать ли хлеб государству или оставлять себе на пропитание, на сев и другие операции. После «коллективизации» крестьяне стали членами коллективных хозяйств, результат их труда аккумулировался в общем котле, а этим результатом фактически распоряжалось государство в лице назначенных руководителей совхозов и колхозов. Голод 1932–1933 годов стал итогом государственного самоуправства по отношению к коллективным хозяйствам: госорганы стремились выполнить планы по заготовкам и изымали зерно, невзирая на реальную урожайность, на величину запасов для потребления членов хозяйств, для сева.

Теперь – о состоянии животноводства до и после «коллективизации».

Крупный рогатый скот в 1913 году (в границах 1960 года) – 58,4 млн голов, в том числе коров – 28,8 млн. В 1928 году – 66,8 млн голов, коров – 33,2 млн. В 1934 году – 33,5 млн, коров – 19,0 млн.[37] То есть, за восемь лет поголовье уменьшилось в два раза… Затем идёт медленный подъем, снова падение во время войны, а показатель 1928 года будет перекрыт только в 1959 году.

Те же самые тенденции – рекордные показатели в 1928 году, затем падение после «коллективизации» в два и более раз, выход на уровень НЭПа лишь в 50-ые годы – и в других отраслях животноводства (свиньи, овцы, козы).

Общую картину подтверждают показатели производства мясо-молочной продукции. В 1913 году (в границах 1960 года) – произведено 5,0 млн тонн мяса в убойном весе и 29,4 млн тонн молока. В 1929 году – 5,8 млн тонн мяса и 29,8 млн тонн молока. В 1934 году – 2,0 млн тонн мяса и 20,8 млн тонн молока. Цифры 1929 года превышены в 1954 году – 6,3 млн тонн мяса и 38,2 млн тонн молока.[38]

Попробуем сопоставить обеспеченность советских граждан мясом и молоком до «коллективизации» и после неё – на душу населения. Население СССР по переписи 1926 году (в границах до 17 сентября 1939 года) – 147 млн чел., по переписи 1939 года в тех же границах – 170,6 млн чел., по переписи 1959 года (в границах 1960 года) – 208,8 млн чел.[39] Объёмы производство мяса и молока в 1926 году мы не знаем, поэтому возьмём показатели 1929 года. В 1939 году мяса произведено 5,1 млн тонн и 27,2 млн тонн молока, в 1959 году – 8,9 млн тонн мяса и 62 млн тонн молока.[40]

Несложный расчёт показывает, что на одного жителя Советского Союза в 1929 году производилось около 40 кг мяса и 202 кг молока в год, в 1939 году – 29 кг мяса и 158 кг молока, а в 1959 году – 42 кг мяса и 297 кг молока…

Наши расчёты подтверждаются и современными данными о калорийности рациона питания советских граждан: в годы нэпа – около 2900 ккал на душу и в конце 30-х годов – около 2650 ккал. То есть, душевое потребление уменьшилось на 250 ккал. В качественном отношении питание крестьян и рабочих в 30-е годы было значительно хуже, чем в эпоху нэпа: уменьшилось потребление мяса и молока и увеличилось доля хлеба и картофеля.[41]

Таким образом, цифры советской статистики наглядно демонстрируют, что «коллективизация» не привела к подъёму сельского хозяйства СССР. Наоборот, после того, как организационная фаза её была закончена, показатели производства сельхозпродукции существенно снизились по сравнению с последними годами НЭПа и превысили их только к 60-м годам ХХ века.

Почему же серьёзный экономист Сергей Прокопович писал в конце 40-х годов об успехах советского сельского хозяйства? Мы можем предположить, что на Прокоповича произвёл сильное впечатление масштаб изменений, произошедших на селе за 10 лет. В результате беспрецедентной силовой операции на живом многомиллионном теле крестьянства на месте десятков миллионов мелких частных хозяйств появилось несколько сот тысяч крупных, оснащённых минимумом сельхозтехники. Но эти крупные коллективные хозяйства так и не смогли стать эффективными: и урожайность, и производительность труда оставались на низком уровне многие десятилетия после «коллективизации». Большевистская модернизация деревни в конечном итоге не принесла сельскому хозяйству СССР ни процветания, ни даже устойчивого развития и способности обеспечить население продовольствием.