В голосах людей было что-то знакомое. Не то чтобы я знал эти голоса, но у обоих присутствовал очень характерный гортанный акцент, который не так уж часто встретишь у людей…
У людей не встретишь…
У людей…
У людей…
Это не люди, внезапно понял я. Это кленнонцы.
А значит, нам конец.
Я попытался себя убедить, что это не могут быть кленнонцы. Им просто неоткуда тут взяться.
Когда мы взлетали с Веннту, никаких кленнонцев на борту не было. Откуда бы они взялись теперь? Взяли на абордаж корабль, движущийся с релятивистскими скоростями?
Но это их фирменное «р» трудно с чем-то перепутать…
Хорошо, допустим, что это кленнонцы. Тогда почему мы еще живы?
Потому что им что-то нужно. Скорее всего, они хотят знать, что произошло на Веннту, а никто за пределами нашего корабля не обладает знаниями о гиперпространственном шторме, который устроил Визерс.
Сколько же лет прошло с тех пор? Неужели стороны успели обзавестись новым прыжковым флотом, или же в расчеты генерала вкралась какая-то ошибка?
Но если это кленнонцы, то они могли прилететь сюда только на прыжковом корабле. Путешествие с досветовыми скоростями отняло бы у них слишком много времени. Я попытался подсчитать, сколько именно времени им бы на это потребовалось, но тут снова накатила боль, и я провалился во тьму.
Зрение ко мне понемногу возвращалось. Окружающее по-прежнему было представлено в красно-белых тонах, но теперь белые пятна начали принимать конкретные очертания.
Более-менее узнаваемые.
По крайней мере, мне показалось, что я узнал потолок и корабельные светильники. Похоже, мы все еще в космосе. Абордаж на релятивистских скоростях все-таки возможен, или кленнонцы овладели сложным искусством телепортации и материализовались прямо на нашем корабле?
Тело все еще представлялось одним сгустком боли. Я попытался пошевелить пальцами рук, но не смог сообразить, где они находятся и какие мышцы отвечают за это движение.
Наверное, мне пора было паниковать.
Но я не стал. Мне для этого все еще было слишком больно.
Белое пятно, имевшее характерные очертания кленнонца, нависло над моей койкой.
– Вам лучше? – Это был обладатель второго голоса, отрекомендовавший себя корабельным врачом.
– Немного, – голос хрипел и дрожал, но это был мой голос.
В горле пересохло, и слова давались мне нелегко, но по крайней мере не придется больше моргать по команде.
– Вы быстро восстанавливаетесь.
– Я… рад.
– Аномально быстро для человека.
– Этому… тоже рад, – я вообще полон сюрпризов, док. Но о некоторых вам все же лучше не знать.
– Зрение возвращается?
– Отчасти.
– Скоро я смогу дать вам болеутоляющее.
– Какой… год?
– Какой сейчас год?
– Да.
– Боюсь, я не могу вам этого сказать.
– Сволочь.
– У меня инструкции, – сказал он. – Я должен как можно быстрее поставить вас на ноги, и я не имею права давать вам никакой информации о текущем положении дел.
– Сколько… еще людей вы… разморозили?
– И этого я не могу вам сказать.
– Тогда зачем… ты здесь вообще?
– Для того чтобы дать вам обезболивающее.
– И где оно?
– Скоро подействует, – пообещал он.
И не соврал.
Когда я в следующий раз попробовал открыть глаза, зрение уже почти вернулось. Вокруг по-прежнему преобладали красно-белые тона, а предметам недоставало резкости, но по крайней мере я мог понять, где нахожусь.
В одной из многочисленных кают «Одиссея».
Рядом с койкой стояло какое-то хитроумное медицинское приспособление, от которого к моему телу вело сразу несколько трубок, по ним подавалась прозрачная жидкость. Вряд ли это просто витамины.
Дисплей хитроумного медицинского приспособления был в поле моего зрения, но прочитать данные с него я не мог.
Острая боль сменилась тупой и ноющей, но, хотя она не покинула мое тело окончательно, теперь ее можно было терпеть, и она не мешала думать.
Одна из трубок аппарата была присоединена к правой руке, и, чтобы ее не потревожить, я начал экспериментировать с левой. Пальцы слушались. С третьей попытки мне даже удалось оторвать руку от кровати и поднести ее к лицу. Вопреки моим ожиданиям, рука выглядела вполне нормальной. Никак не похожей на руку покойника. Ожогов на ней тоже не обнаружилось, хотя я был готов поклясться, что еще некоторое время назад меня поджаривали на медленном огне, как какого-нибудь средневекового грешника. А ведь кленнонская медицина считалась самой продвинутой в исследованном секторе галактики.
По крайней мере, она считалась таковой до того, как Визерс попытался засунуть этот сектор галактики обратно в средневековье.