Быстрые перемены

Ия Гай

Первый хранитель

Москва, 1571 год

Москва горела. Нарядные боярские терема и старые развалюхи черни пылали одинаково ярко, различаясь лишь высотой огненного столба и числом погибших. Во время своего безумного бега по городу Никитка повидал уже немало мертвяков, куда больше, чем за всю прежнюю жизнь. Кого придавило упавшими наземь обгорелыми брёвнами, кто задохнулся, кто не нашёл выхода из огненной ловушки и сгорел заживо. Столько же, если не больше, было тех, кто и взаправду обезумел: чёрные от сажи, покрытые ожогами, с дикими, будто провалившимися глазами, бабы и мужики дрались за то, чтобы пробиться к дальним от татарского войска воротам или броситься в спасительную воду Москвы-реки.

От застилавшего небо дыма день обратился в ночь. Деревья, ещё вчера покрытые молодыми зелёными листьями, тянулись вверх выгоревшими скелетными ветками. Раскалённый словно в кузнечном горне воздух разрывал грудь, летевшие отовсюду искры огненными мухами жалили лицо, поджигали одежду и волосы…

Узкие кривые улочки превратились в настоящую западню. Города Никитка не знал, а коли бы и знал, всё равно бы потерялся: иные улицы ещё в самом начале пожара были заперты рогатками, на других бушевал огонь. Какая-то вконец обезумевшая баба, пытаясь спастись, с силой пихнула Никитку в спину, и тот, запнувшись, упал в горячую золу. Подняться толком не дали: следом за бабой устремились ещё с десяток человек, кто-то наступил на руки, ткнул в живот, сбив и без того запалившееся дыхание, в довершение чья-то обутая в драный лапоть нога пребольно наступила на лицо. Никитка всё ещё барахтался в золе, когда раздался грохот рушившегося терема. Страшные, чёрно-огненные бревна покатились на Никитку, и тот замер, зачарованно глядя на них. Вот они всё ближе и ближе…

«Эх, вот бы сейчас батькин щит, я бы тогда…»

Перед глазами словно сам собой возник щит: тяжёлый, круглый, с большой шишкой посередине и серебристой насечкой по краю. Когда же пылающее бревно рухнуло на Никитку, он вскинул руку, собираясь не то перекреститься, не то и в самом деле закрыться заветным щитом.

Чья-то сильная рука дёрнула Никитку за шиворот и легко, как кутёнка, вздёрнула в воздух. Голоса, прежде доносившиеся откуда-то издалека, стали хорошо слышны, и это окончательно убедило Никитку, что помереть он ещё не успел.

Открыв глаза, он, сколь было можно, завертел головой. Перед ним стояли двое. Точнее, один стоял впереди, а второй чуть сбоку, потому как именно он держал Никитку за шиворот. Тот, что впереди, казалось, только что вышел с царского пира: белый парчовый кафтан заткан узорами и подхвачен белого же цвета кушаком с серебряной бахромой, на голове мурмолка с жемчужной запоною и белым пером. По всему видать – знатный боярин. И не измарался он на пожарище, вот что подлинное диво!

– Эй, маленький колдун, ты чьих будешь? – спросил тот, что сбоку. Длинный, весь в чёрном, по виду он походил на опричника.

– Не маленький я! – обиделся Никитка и попытался вывернуться из рук чёрного. Куда там! Тот даже не шелохнулся.

– А на колдуна ты, значит, согласен? – с усмешкой спросил боярин. – Отпустите его, Ортега, – приказал он. – А ты рассказывай.

Чёрный с диковинным именем поставил Никитку наземь, но руку сразу не отпустил, лишь убедившись, что тот не собирается давать дёру.

– Никитка я, Васильев сын, Звягин, – ответил Никитка, поклонившись боярину большим обычаем. – С батюшкой из-под Тулы приехал. Дворянин он служилый, его в царёв Разрядный приказ вызвали.

– Не местный, значит, – усмехнулся боярин, – а кто тебя там учит?

– Батюшка и учит. И грамоте, и тому, как царскую службу нести, – отчитался Никитка.

– Ещё и самородок… Очаровательно.

– Необученный чел с таким мощным «щитом»? – спросил чёрный, повернувшись к боярину. – Возможно ли это?

– Вы же видите, Ортега. Челы способны удивить любого. – Боярин задумчиво взглянул на Никитку. – Знаешь ли, что с тобой произошло?

– Кажись, бревно мимо пролетело.

– Мимо! – боярин засмеялся. – На тебя не одно бревно, а добрый десяток упал. Мы с Ортегой всё лично видели.

– Как же тогда… – ошарашенно проговорил Никитка. – Я ж…

– Всё просто, юноша. Ты – маг или, как принято сейчас говорить, – колдун. И спасся, применив заклинание щита. Раз тебя этому не учили, значит, ты сотворил его, не сознавая того, что делаешь. Это значит, что ты можешь стать сильным магом, если, конечно, станешь учиться.

– Но я…

– Тёмный, оставь отрока!

Никитка аж вздрогнул, потому что, увлёкшись разговором с боярином, не заметил подошедшую к ним женщину. В отличие от боярина её добротная одежда местами была замарана и прожжена огненными искрами.

– А вот и ведьма, твоя защитница, – усмехнулся боярин.

– Никитка, ступай сюда, – позвала женщина, и, к своему удивлению, Никитка узнал в ней двоюродную тётку по отцу. Прошлым летом она на две седмицы приезжала к ним в гости, и всё то время Никитка не мог отделаться от ощущения, что тётка пристально за ним наблюдает. Как же она нашла его здесь, среди пожара? И почему этот боярин назвал её ведьмой?

– Ступай, ступай. – Боярин, кажется, потерял к Никитке интерес. – Идёмте, Ортега. Юный человский маг не останется без учителя. Открывайте портал к Цитадели.

Чёрный молча кивнул, и уже в следующее мгновение рядом возник диковинный чёрный вихрь, где разом исчезли и сам чёрный, и нарядный боярин.

Никитку аж завидки взяли: как у них ловко всё получается. Он подошёл к тётке.

– Ты вправду ведьма? – спросил он. – Научишь меня колдовать, как они?

Александрова слобода,

1581 год

– Никита, демон, заснул, что ли? – голос царя прозвучал подозрительно. – Эдак к царю любой бродяга проскользнёт, а ты и не шелохнёшься!

– Прости, государь, настороже я, – отозвался Никитка. Ещё бы не так: «кузнечный молот» наготове и может быть в любой момент приведён в действие, а что не ответил царю сразу – так это потому, что отвлёкся на поставленные вокруг царских покоев «серебряные колокольчики». Глупо было использовать этот аркан, когда кругом так много людей. Ещё бы «шаровой молнией» ударил, чтобы вернее свою дурость показать!

– А мне кажется, что спишь…

Царь кинул на Никитку хмурый пристальный взгляд. Эх, государь наш батюшка, Иоанн Васильевич, не оттого молчал твой государев телохранитель, что долг свой забыл или вовсе пренебрёг им, а от лишнего усердия. Третью седмицу лишь в дворцовой страже, а возле самого царя так и вовсе второй раз. Но царю так не скажешь, оттого Никитка и вытянулся во весь рост и глаза для пущей убедительности вытаращил, дескать, не сплю я, царь-батюшка, сам зришь…

Несмотря на возраст, царь был ещё высок ростом. Годы ссутулили его, оставили глубокие морщины на желтоватом сухом лице, но украсть царственную осанку не смогли: сейчас Иоанн Васильевич смотрел на Никитку сверху вниз и ожидал ответа.

– Не смею я в твоём, государь, присутствии спать, да и никто не посмеет! – Никитка низко поклонился царю. – А молчал я потому, что шорох за дверью услышал, вот и вслушивался, чтобы твою государеву милость не тревожить.

На царёвом лице появилась усмешка.

– Неужто твои колдовские штуки так плохо помогают наше государево здоровье беречь?

– Какие… кх… кхх… – закашлялся Никитка. Лицо словно костром ожгло. Откуда царь мог вызнать обо всём?

– Дурак, ой и дурак ты, Никита, хоть и колдун! – покачал головой царь. – Или и впрямь думаешь, что царю про волхование ваше ничего не ведомо? Или про нелюдей бесовских, что рядом с нами живут?

Никитка упал царю в ноги.

– Прости, великий государь… Не злого умысла ради, а только для службы тебе!

Царь сел в глубокое, украшенное рыбьим зубом кресло и задумчиво взглянул на валявшегося посреди горницы Никитку.

– Сие мне тоже ведомо, как и род твой и славные деяния на ливонских порубежьях. Потому и взяли тебя в дворцовую стражу, что царю ты верен, а не бесам. Прежде тебя мне и другие колдуны служили, пока нелюдям не продались.

Об этом Никитка был наслышан даже в Ливонии. Продались царские маги Великим Домам или попросту чересчур сдружились с жителями Тайного Города, кто теперь скажет? Казнили их по царёву приказу за колдовство, и вся недолга. От этих воспоминаний Никитку снова бросило в жар, словно у самого костёр под ногами развели.

– Государь… – разом севшим голосом проговорил он. – Прости дурака, не ведал, что творю…

– А мне дурак в колдунах не нужен! – стукнул посохом царь. – На то шуты есть. Понял?

– Понял, государь, как не понять? Прикажи, всё для тебя сделаю!

Никитка осмелился повернуть голову и взглянуть на царя. Тот задумчиво пощипывал бороду и пристально смотрел на Никитку.

– Языкам иноземным учён? – неожиданно спросил он.

– Выучусь!

Обещание вырвалось само собой. Неспешное царёво раздумье ужасало больше, чем то давнее московское пожарище, больше, чем кликнутая стража и стычка с товарищами. Взгляд Иоанна потемнел, что, как говорили среди царёвых телохранителей, предвещало вспышку гнева. Никитка вздохнул, сглотнул перехвативший горло ком и, как был, на коленях подполз к царю.

– Что скажешь, царь-батюшка, то и сделаю, – проговорил он. – Стану верным мечом в твоих руках, хочешь – направь против нелюдей, хочешь – против иных врагов.

– До меча ещё дослужиться нужно, – негромко проговорил царь. – А пока что с тебя и плети довольно будет. Решено! Испытаю тебя, а уж там получишь по заслугам.

Царёво обещание прозвучало жутко, но Никитка с облегчением выдохнул.

– Ступай, – продолжил царь, – скажи, чтобы вместо тебя кого другого прислали, а сам никуда из Слободы не отлучайся. Вызова моего жди.

За Никиткой пришли только через три дня. За то время он вконец извёлся, не зная, что делать: то ли бежать прочь, то ли явиться, как и обещал, по царёву зову. Бежать? А куда бежать-то? Не Курбский, чай, и не иной боярин, никто в Литве с распростёртыми объятьями не ждёт, да и слово царю дал, негоже от него отказываться. А ещё, если уж совсем честно признаться, грызло Никитку любопытство такой силы, что порой напрочь страх отбивало: что же такое есть у царя, чтобы настоящего мага испытать? Будь они сейчас в Москве, можно было бы наведаться в тёткин, то есть теперь уже в свой дом, потому как тётка прошлой зимой померла, отписав Никитке своё владение. А тут – майся в молодечной с иными царскими телохранителями, жди вызова. Тоска!

Средь ночи его кто-то сильно ткнул в бок. Не разглядев впотьмах шутника, Никитка отмахнулся и пообещал оторвать уши посмевшему его разбудить.

– Царь тебя кличет, – негромко сообщил незнакомый голос. – Тотчас. Поедешь али про уши передать?

– Иду.

Не зажигая лучины, чтоб ненароком не разбудить товарищей по молодечной, Никитка собрался. Гонец ждал его в сенях.

– Проводить тебя велено, – пояснил он.

Велено так велено, спорить Никитка не стал и отправился вместе с царским гонцом. Слобода невелика, идти недалеко, так что, несмотря на холодную осеннюю ночь, Никитка даже зазябнуть не успел, хоть и вышел в лёгком кафтане.

Царь уже ждал его в небольшой келье, освещённой одной свечой, от чего его лицо казалось личиной, на которой жили только глаза.

– Явился… – проговорил он в ответ на поклон. – Не сбёг… Про плеть-то помнишь?

Никитка снова поклонился, стараясь не обращать внимания на двусмысленность царских слов.

– По приказу твоему, царь-батюшка, что хочешь сделаю и в любое время, – ответил он.

Царь медленно наклонил голову. Теперь глаза его казались чёрными бездонными провалами.

– Вот и ладно. Приказ мой выполнить нужно любой ценой. Выполнишь – значит, прошёл испытание, станешь моей государевой плетью, а не выполнишь – не взыщи.

Дверь отворилась, и в келью вошёл ещё один человек, в немецком платье, поклонился царю и встал чуть впереди Никитки, будто того тут и не было. Сбоку были видны только бритый подбородок и круглый, похожий на жернов, воротник.

– Фаше царское феличество… – важно заговорил он. – Толгих лет вам. Я ошень рад, что фы наконец посфали меня.

Появлению немца Никитка не удивился: много их набежало в Александрову слободу. Кто книги переводит, кто в войске служит, а кто и просто так возле царя ошивается – лазутчик ли, обычный ли проходимец – не разберёшь.

– И тебе здравствовать, Рудольф Вайс, – ответил царь. – Пришло твоё время. Добро послужишь мне – награжу, ежели худо…

– О нет, нет, я не есть служить хуто… – надменно, как показалось Никитке, ответил немец.

– Вот и славно, коли так, – продолжил царь. – Вот, в напарники тебе даю своего телохранителя, воин он добрый и мне верен… Никита, подойди ближе.

– Я не рапотать с чужими, – замотал головой немец, – нет, это не есть восмошно…

Повинуясь царю, Никитка сделал шаг вперёд и, только сейчас разглядев лицо немца, замер, сжимая кулаки. И то ладно, что без сабли был: сдал её, как и положено, при входе в царские покои. Немец-то…

Память услужливо подбросила виденное в Ливонии: вырезанные немцами селения эстов и ливов – только за то, что добром встречали русских ратников. Маленькая, в три двора, деревушка, где он с товарищами ночевал, перед тем как идти в сторожу, через несколько дней превратилась в пепелище: рыцари заживо сожгли в домах всех, кто там жил. Вернулась сторожа – ан ни единой живой души, только псы воют на пустом пепелище. И немец этот не простой искатель выгоды, а маг, как и сам Никитка. Сталкивались уже в бою – и простом, и магическом. От его «дыхания дракона» полсторожи полегло, если не больше. Эх, достать бы сейчас этого немца, но нельзя: царь иного хочет.

– Ишь чего вздумал – не работает он с чужими, – усмехнулся царь. – Награды моей хочешь? Значит, выполнишь всё, что я прикажу. Никита, тебе тот же приказ будет: с немцем этим в напарниках. Не нравится он тебе, как я вижу.

– Исполню я твой приказ, царь-батюшка, – коротко ответил Никитка.

– О, госутарь, – немец поклонился царю, – фелика тфоя мутрость, ты любого заставишь служить себе. Пусть бутет тфой телохранитель…

– Вот ладно, – царь кивнул. – Слушайте мой приказ, колдуны. Нужно спрятать ларец, да так, чтобы он нелюдям не достался, а я – в любое время мог найти его и открыть вот этим ключом.

Он показал небольшой прорезной ключ. Никитка протянул руку и столкнулся с немцем, который тоже хотел взять ключ у царя.

– Эк вас разобрало, – засмеялся тот, – ну да ничего, оно, может, и к лучшему… Ты, немец, ключ возьмешь, а ты, Никита, – ларец. Вон на столе стоит. От него ключ-то.

Взяв ларец, Никитка понял, что тот пуст. Поймав его удивлённый взгляд, царь усмехнулся.

– Наполнять я его после буду. Если, конечно, вы со своей задачей справитесь. Ступайте оба.

Оказавшись на дворе, Никитка заговорил, уже не скрывая неприязни к немцу:

– Поспешить надобно. Царь-батюшка ждать не любит, да и вообще…

– Мне нушно потготовиться, – важно ответил немец, – тфоё дело – меня охранять, рас уш ты телохранитель.

Никитка вновь сжал кулаки, догадался – немец его не помнит: мало ли с кем на войне сражался. Обидно стало, но делать нечего.

– Царёв приказ слышал?

– На рассвете поетем, – решил немец. – Лошатей фосьми и шти меня.

– У главных ворот, на рассвете, – закончил переговоры Никитка и, резко развернувшись, зашагал прочь.

Сборы были недолгими: переодеться в дорожную одежду, захватить оружие и несколько артефактов. Гораздо дольше времени Никитка провёл на конюшне, выбирая подходящих для сегодняшнего дела лошадей. И себе и немцу он выбрал выносливых ногайцев, подобрав таких, на которых уже не раз ездил. Глядишь, и пригодится. Снарядив лошадей, он отправился к главным воротам.

Немец уже был на месте. Он хмуро зыркал на стоящую у ворот стражу, видимо, чем-то не угодившую ему. Подошедшего с лошадями Никитку он одарил не менее хмурым взглядом.

– Почему такие плохие лошати? – спросил он. – Неушели у царя нет бравых скакунов?

– Лошади хорошие, – ответил Никитка, – а по нынешнему бездорожью – так и вовсе отличные.

Подумав, немец кивнул:

– Корошо, ты прав.

Тотчас выехали за ворота. Какое-то время ехали молча по дороге: немец о чём-то думал, Никитка же попросту присматривался. Когда из виду исчезли стены Слободы и купола её храмов, а лес вплотную подступил к дороге, немец натянул поводья.

– Что тебе царь обещал за выполнение его приказа? – спросил он.

– Не твоё дело, – буркнул Никитка. – Да ты что ж, по-русски свободно говоришь? – сообразил он мгновением позже. – Почто тогда притворялся?

– Так проще. Все думают, что я их плохо понимаю, и говорят, не стесняясь, – усмехнулся немец. – А я их слушаю и, как у вас говорится, на ус мотаю. Так что тебе царь обещал?

– Я же сказал – не твоё дело.

– Он что-нибудь про… – немец чуть замялся, – книги говорил?

– Книги?

– Да, старинные книги. У царя собрана большая библиотека, там много всяких редкостей.

Про то, что Иоанн Васильевич – большой любитель книг, в Москве только глухой не слышал. Недаром же он перевёл в Слободу свой Государев печатный двор. Но немца, судя по всему, интересует что-то иное. Никитка снова вспомнил Ливонию. Книги ему, гаду, понадобились…

– Да, книг у государя много. Слышал я, что там многие и многие сотни книг… – уклончиво ответил он.

Немец нетерпеливо мотнул головой.

– Ты не понимаешь! Обычные книги, будь их не сотни, а тысячи, не столь ценны, как те, о которых говорю я. Их царь держит в тайне, но слухи всё равно идут. Ты же маг, ты должен знать, разве нет?

Он стал рассказывать. Что-то из его рассказа Никитке было известно куда как лучше: чай, Москва-то поближе к Тайному Городу, чем немецкие земли, а что-то он слышал впервые.

– …Говорят, что в царской библиотеке есть книги самих асуров! Представляешь, какая в них сила? Тот, кто получит эти книги, станет сильнейшим магом на свете…

– И что ты хочешь? – спросил Никитка.

– Как что? Просить царя познакомиться с его библиотекой, – ответил немец.

Хоть он и смотрел прямо в глаза, но веры немчину у Никитки не было. Не случись до того событий в Ливонии, может, и поверил бы, но сейчас… Нет, ни за что!

– Надо дело сначала сделать, а уж потом о награде думать, – проворчал он.

– Ты прав.

Немец спешился и, ведя лошадь в поводу, пошёл к лесу, Никитка поспешил следом. Пройдя несколько шагов между деревьями, немец досадливо тряхнул головой и сотворил поисковый аркан.

– Примерно в десятой части мили отсюда есть подходящее место для нашего дела. Идём, и быстрее!

Быстрее идти не получилось: лес был густой, лошади то и дело упирались, не желая идти вперёд, к тому же пришлось сильно забрать в сторону, чтобы обойти череду поваленных деревьев. Наконец, взмокшие и уставшие, они выбрались на небольшую поляну.

Едва заприметив прогалину в деревьях, Никитка понял, почему немец так стремился сюда: здесь ощущалась сила. Окружающие поляну деревья были куда мощнее своих соседей, а трава на поляне ярко зеленела, несмотря на приближающийся Покров. Вряд ли кто из магов мог использовать эту силу как Источник, но вот магию она усиливала. Любой сотворённый аркан здесь становился мощнее, и боевой и целительский. О таких местах Никитка только слышал от покойной тётки, сам никогда прежде не видел. Выходит, немец знал об этой поляне? Или чувствовал её?

– Ты ведь думал над тем, как выполнить приказ царя? – спросил немец, успевший обойти поляну кругом. – Какой думаешь применять аркан?

– А тебе-то зачем? – нахмурился Никитка.

– Чтобы противоречия арканов не случилось, дубина! – огрызнулся немец. – Давай сюда царский ларец!

Никитка снял с седла притороченный ларец и бережно поставил его на траву. Была у него ещё одна мысль, которой он делиться с немчином не торопился. Ларец невелик, много там не спрячешь, царь же про испытание говорил и про то, что колдуну негоже дураком быть. Что, если к закрывающим арканам добавить ещё один, чтобы изнутри этот ларец стал больше, чем снаружи?

Между тем немец достал из кармана вручённый ему царём ключ и открыл ларец. Тот и в самом деле был пуст. Немец сдвинул ларец немного в сторону, потом стал выдёргивать по кругу траву и расставлять вокруг привезённые в перемётных сумках чёрные свечи. Никитка помогать не собирался: непочто в чужую магию вмешиваться. Его заклинание не требовало дополнительной подготовки, так что он просто наблюдал за немцем. Закончив с травой, тот вынул кинжал и принялся что-то вырисовывать на земле.