Поручик слушал меня очень внимательно, при этом сосредоточенно смотрел куда-то вдаль и не сказал ни одного слова.
***
В станице Успенской Деникин впервые устроил смотр нашим частям. Потом сказал речь. Он называл нас великомучениками, восхищался нашими подвигами, которые мы совершаем во имя спасения России, выразил уверенность в неизбежной победе над большевизмом и сказал ещё много хороших и правильных слов. Очень длинная и пафосная речь получилась у Антона Ивановича. Офицеры начали скучать задолго до того, как он закончил. Говорил он складно и ладно, красиво и вроде бы даже зажигательно, но в таком ли обращении нуждались бойцы, измученные непрерывными боями?
Деникин меня восхищал, но примешивался к этому восхищению некоторый оттенок разочарования. Он был военным до мозга костей, армия была для него естественной средой обитания, это чувствовалось по всему. И полководцем он был прекрасным, лучшего нам в тех условиях и желать было нельзя. И всё-таки временами в нем чувствовался либеральный профессор, казалось, что место ему не перед войсками, а на университетской кафедре. Он был плотью от плоти предреволюционной русской интеллигенции. Как это в нем сочеталось с военной косточкой понять было сложно.
Деникин был прекрасным, изумительным человеком. Чистая, совершенно бескорыстная душа, обостренное чувство справедливости, полное отсутствие тщеславия и властолюбия. Он не был похож на нынешних либералов. Современный либерал это обязательно безбожник, это человек, который исповедует западные ценности, которые носят откровенно антихристианский характер. А ведь Деникин был глубоко верующим человеком, и либералом его можно было назвать лишь в том смысле, что он хотел для России больше политических свобод, чем это было при царе. Это желание можно было назвать спорным, но тут по большому счету не было ни чего страшного. Главной бедой Антона Ивановича было то, что он был демократом до мозга костей. Демократизм Деникина был не наносным и не случайным, он составлял самую суть его личности. На любой вопрос о будущем России он искренне и от чистого сердца отвечал: «Это как народ решит». Это была для него не поза и не фраза, как для нынешних демократов.
Среди белых одни были за республику, другие за конституционную монархию, третьи за самодержавие. Деникин прямо и откровенно сказал: «За форму правления я сражаться не буду». Меня так и подмывало у него спросить: «Антон Иванович, а ведь большевизм – это тоже форма правления. Зачем же вы тогда с большевиками сражаетесь?» Впрочем, я знал ответ на этот вопрос. Для глубоко порядочного, интеллигентного Деникина большевизм был не формой правления, а формой беснования. Всегда и во всем готовый следовать народной воле, в большевизме он ни какого торжества народной воли не усматривал, а видел лишь глумление над многострадальным русским народом, и в этом я, конечно, был с ним согласен. Но думать, что после победы над красными через Учредительное собрание или каким-то иным способом восторжествует подлинная народная воля, было ещё более наивно, чем верить в народность большевизма.
Наш народ был испуган, растерян и совершенно дезориентирован. Народ нуждался в том, чтобы кто-то повёл его за собой. А Деникин сам готов был идти за народом, но вести за собой народ он не только не был склонен, но и не считал это правильным. В этом и сказывалась его профессорская суть. хотя, может быть, и генеральская. Деникин был очень хорошим кадровым военным. И на японской, и на германской войне, где надо было только выполнять приказы, он чувствовал себя, как рыба в воде. Но гражданская война нуждалась не просто в полководцах, а в лидерах, способных зажигать, воодушевлять массы. К этому Деникин был совершенно неспособен. Его длинные, очень литературные речи могли нравиться образованным людям, бойцов они совсем не воодушевляли. Не раз, глядя на Деникина, я думал: «Хороший ты человек, Антон Иванович, но не орел».
***
Как то с боем заняв одну станицу, мы зашли в первую попавшуюся хату, чтобы определиться на постой. Смотрю, в глазах у хозяйки смертельный ужас. Первая мысль: «Она что, не видит погоны на наших плечах? Мы же белые, а не красные, чего нас бояться? Мы же освободили их станицу от большевиков, она бы должна нам в ножки кланяться». А она не только не кланяется, но и смотрит на нас откровенно враждебно, когда первый испуг прошёл. Потом поставил себя на её место и всё понял.
В её хату, как к себе домой, пришли полдюжины вооруженных мужчин, которые явно не будут спрашивать разрешения у неё переночевать, просто будут ночевать и всё. И кормить их придётся не по своей воле, а потому что ни куда не денешься. И вшей после них выметать придётся. Было заметно, что все наши чувствуют неловкость перед хозяйкой за то, что так беспардонно вломились в её хату, да только деться нам было некуда, так же, как и ей. Нерешительно, но всё-таки без приглашения, сели за стол. Наш подполковник смущенно, с виноватой улыбкой еле выдавил из себя:
– Хозяйка, вы не могли бы нас покормить, а то второй день маковой росинки во рту не было.
– Красные всё сожрали, так что разносолов не ждите, – чем больше мы смущались, тем более грубо вела себя хозяйка. – Каши есть немного, детям сварила. Потом ещё сварю, и вам, и детям.
Она поставила на стол горшок с кашей, дала тарелки и ложки. Мы разложили кашу по тарелкам, на каждого получилось совсем по малу, мы набросились на еду.
– Сразу говорю: горилки нет. Кадушка с водой вон в углу, – совсем уже злобно пробурчала хозяйка.
– Нет так нет, и водички попьём, – неожиданно для самого себя подал голос я. – А почему вы говорите с нами так, как будто мы красные?
– А мне какая разница? Жрать-то вы все горазды. И грязи хоть от белых, хоть от красных – одинаково.
– Но белые ведь не грабят.
– А что они делают? Не ваши по соседнему двору с саблями за курями бегают? Моих-то курей красные всех съели, а соседка уж не знаю, как своих спрятала, теперь вот выпустила, да, видать, поторопилась.
– Но люди же не могут совсем не есть. И мы всё-таки за вас кровь проливаем.
– А на что мне ваша кровь? Какой мне с неё прибыток? Если завтра вас всех убьют, так глядишь и война закончится. Потому что если не закончится, мои дети с голоду помрут. Муж мой запасливый был, до сих пор его запасы подъедаем, а как запасы закончатся, так хоть по миру с сумой иди.
– Но ведь мы же вас от красных освободили.
– А мы вас об этом просили? Вашими снарядами три хаты в щепки разнесло. Баб с детишками поубивало. Если бы не ваше освобождение, так и хаты бы стояли, и люди были бы живы.
– Не переживай, женщина, – уже довольно злобно сказал я, – Скоро нас всех убьют и война закончится. Но я не уверен, что это принесет вам счастье. И я не поручусь, что твои дети будут сыты.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги