Невеста без места

Велька села, ощупывая ногу. Потом попробовала встать, держась за березу, подпрыгнула на одной ноге, попробовала осторожно идти.

Больно! Как же теперь до речки, до купальского костра добраться? А придется как-то! Скоро девушки пойдут здесь, можно будет позвать…

– Ну вот, лиска, снова и попалась.

Оглянулась она и чуть не упала, неловко опершись о больную ногу, – Венко стоял буквально в паре шагов.

– Откуда ты взялся?!

А он смеялся:

– Иди сюда. И не убегай больше, не убежишь! Да, и вот что: захочешь прогнать, я сам уйду. Только не торопись, это успеется.

Он шагнул к ней, и – Велька даже моргнула от удивления – накрыл ей плечи шерстяным плащом, и прижал к себе, согревая.

– А плащ где добыл, когда успел?! – продолжала она удивляться, поскольку ей казалось, что с момента их расставания прошло совсем немного времени.

– Рано тебе еще, лиска, мои секреты знать, – он нагнулся и легонько поцеловал ее в нос. – Ты грейся, а то не лиска, а лягушка холодная. От того холода лучше живым теплом отогреваться, сама ведь знаешь, а, волхвовка?

– Знаю, – шепнула она, – спасибо тебе.

Знать-то она знала, что это за холод, но на своей шкуре ощутила в первый раз, и могла ли подумать, что станет отогреваться после навьей студеной воды в объятиях иноземного купца. И стояла бы так, в его плаще, и прижимаясь к его груди, долго-долго, так хорошо стало, тепло.

– Ты вот что, – сказал он, – не ворожи больше. И не убегай, не бойся меня. Обещаю, что против твоей воли ничего не сделаю. Только что сама захочешь.

– Хорошо, – она кивнула.

Предложение ей нравилось, с какой стороны ни погляди: и не убегать, и ничего против ее воли не будет.

– Могу помочь, если хочешь. Тебе ведь надо помочь?

– С чего ты взял?

– Ты же не просто так нынче не такая, как все. Какой и тебе полагалось бы быть. Потому что волхвовать тебе сегодня хотелось. Да?

– Да, – не стала отпираться Велька. – Догадливый ты, Венко!

– А то. Ну, говори, чем помочь? Если поцелуев не пожалеешь. Уж не взыщи, без платы я не согласен.

– Договорились, – сразу согласилась Велька, такую плату ему она и сама бы охотно платила не считая, до утренней зари, по крайней мере.

– Я ногу подвернула, идти не могу. Может, сумеешь вправить?

– Сядь, – он тут же усадил ее на поваленное дерево, – эта нога?

Распухшую Велькину лодыжку он ощупал не спеша, со знанием дела, потом коротко дернул, она вскрикнула и тут же почувствовала, что нога в порядке и почти не болит.

– Погоди, боль уйму, – он держал ее ступню, покачивая, мягко поглаживал, и Велька с удивлением почувствовала, что боль уходит, исчезает вовсе.

– Ты как знахарка! – она улыбнулась. – Спасибо, Венко!

– Почему знахарка? Знахарь! Меня знахарь один и учил. В дороге да на войне такая наука всем нужна, – он помог ей подняться, – ну, ничего? Не болит?

Вместо ответа она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы и тут же спросила:

– Венко, ты в Карияре бывал?

– Я много где бывал, и там тоже.

– Видал кариярских княжичей?

– Ну, видал.

– Старшего среди них указать можешь?

Парень отрицательно мотнул головой.

– А про проклятье их слышал? – не отставала Велька.

Тот лишь пожал плечами.

– Да не особо.

– Ладно, – Велька вздохнула, – мне их сейчас всех четверых отыскать надо на луговине, где гулянье, и взглянуть, но так, чтобы они не заметили. С этим мне можешь помочь?

Венко помедлил, колеблясь, словно раздумывал, надо ли мешаться в такое дело. Но согласился:

– Отыщем-то легко. А что искать-то станешь, метку от проклятья, что ли? – догадался.

– Ну да, – не стала отпираться княженка, – любопытная я вишь какая. Хочу знать, на ком проклятье.

– А я жадный! – он усмехнулся. – Плату буду с тебя без счета брать!

– Возьмешь свою плату, помоги сначала!

– Ну, пошли, – он крепко взял ее за руку. – Да гляди, ступай легче, ногу береги…

Велька, хоть уже не мерзла, так и продолжала кутаться в его плащ. Прошли немного, потом он поднял ее на руки и понес, хоть она и пыталась протестовать, и ему, казалось, вовсе не было тяжело. А ей чем дальше, тем все невозможней было и думать о том, чтобы расстаться с ним на рассвете.

Наконец пришли, стали слышны звуки праздника, и купальский костер, не такой уж высокий, как поначалу, завиднелся меж деревьями. Венко поставил ее на землю.

– Жди меня тут, я быстро. Осмотрюсь, княжичей твоих найду.

Он вернулся скоро, поманил ее за собой:

– Пошли, лиска. Повезло, все четверо вместе сидят.

Они и сидели вместе, четверо кариярских княжичей, возле крошечного костерка, и мерцающий огонь хорошо освещал их, не обманешься. Все четверо были в похожих рубахах из красного шелка, золотом расшитых. А рядом, пятым, расположился молодой боярин Даробож, всегда добродушный и разговорчивый, лишь случится ему хлебнуть хмельного. Видно, и теперь он уже угостился как следует и увлеченно что-то рассказывал, а княжичи, тоже с чашами в руках, придвинулись к нему близко и слушали.

Велька видела их хорошо, а вот они их с Венко так просто не заметили бы, скрытых кустарником и еще темнотой, которая, отодвинувшись от костерка, еще больше сгустилась там, куда не попадал свет. Дополнительно глаза отводить и нужды не было.

Купец стал позади, обнимая Вельку за плечи, каждым движением заявляя свои права на пойманную «русалку».

И впрямь его руки казались горячими, очень горячими даже через толстый плащ, это мешало, не давало вспомнить, что ей, собственно, делать следует. Не просто суть парней этих надо увидеть, а метки колдовские, скрытые, а это непросто! Не каждый смог бы. Бабка Аленья могла. А у Вельки от бабкиных умений – лишь малая толика.

И Венко этот! Принялся еще шею ей целовать, волосы руками перебирая. Приятно, да, но как тут волхвовать?

Она мотнула головой:

– Погоди. Мешаешь.

Он со вздохом убрал руки, отодвинулся.

– Извини. Я подожду.

Эх, сбежать от него надо! А ведь не хочется. И пробовала ведь уже один раз…

Велька все же сосредоточилась, и слова заветные сказались, как надо. Она вгляделась, в каждого поочередно.

Ириней. Взъерошенный, растрепанный, веселый – что естественно, в такой-то праздник. На его рубахе по подолу – золотые птицы. Щека вроде поцарапана, видно, что не сидел степенно у скатерти, пока шло русалье веселье. А меток никаких на нем не видно.

Рядом с Иринеем тот, который Горибор. Он ростом чуток пониже и костью шире. Сидит задумчивый, чашу в руке покачивает, вроде боярина слушает. И на нем меток не видно.

Велемил. Заспорил о чем-то с боярином, потом из чаши отпил, засмеялся. Метка… есть какая-то. Но не такая! Эта осталась, потому что он лечился волшбой не так давно. Значит, опять не то.

Яробран. О, так он дремлет, оказывается, голову на руку уронив. Может, оттого, что медку того живительного хлебнул, тогда как остальные воздержались? А меток на нем тоже нет. Ни на ком, получается, нет? Как же так?

Венко опять придвинулся, склонился к ее уху:

– Ну что, разглядела, что хотела?

Велька досадливо мотнула головой.

– А нечего разглядывать! Венко! Но ведь неправда это. Как они скрыли? Кто-то помогает им, значит, колдун умелый какой-то.

Венко лишь плечами пожал.

– А может, тебе и не стоит лишнего о них знать, раз они того не хотят?

– Да любопытная я, говорю же!

– Что с ними не так, с княжичами?

– Хочу знать, который про́клятый, – призналась Велька.

Парень опять пожал плечами.

– И впрямь любопытная. А у кого длинный нос, тому его когда-нибудь дверью прищемят, так у нас говорят. Или на торгу оторвут, – он легонько щелкнул ее по носу, – а носик у тебя загляденье, жалко его будет.

– Да погоди ты, – отмахнулась Велька, напоследок еще вглядевшись.

Все уже. Совсем ничего было не видать, кроме самих парней, мирно сидящих у костра.

– Пойдем-ка, – Венко, приобняв, отвел ее в сторону, – ты поглядела, выполнил я твою просьбу?

– Не совсем, – усмехнулась она, понимая, чего он потребует теперь, – сначала ответь на вопрос, ладно? Ты ведь в Карияре бывал, кое-что слыхал? Вы, купцы, много всего знаете, что вас вроде и не касается? Скажешь, нет?

– Скажу, что да, – улыбнулся Венко, – на том стоим. Иногда лишнее знание и жизнь, и мошну бережет, дело наше такое, торговое. Это у князя советников много, а у купца только своя голова.

– Скажи, княжичей кариярских всего четверо? Или больше?

– Всего четверо, – не помедлил он с ответом, – не больше и не меньше.

– А старший среди них который – знаешь?

– Лет больше всего Велемилу. Другое не скажу. Пойди сама да и спроси у них, тебе ведь не впервой, я видел.

– Видел, это где же? – вскинулась Велька.

– Да сегодня утром, на торгу. Я и другое видел, что похуже будет! – Он крепко стиснул ее плечи. – Я про купцов лесованских, поняла, про кого?

– Лесованских, говоришь. А раньше мне сказали, что оборотни это.

– Ну да. Лесованью землю их зовут, а живут там как раз оборотни: рыси, волки, еще кое-кто. Арьи еще… остались. А те твои знакомцы… они волки. Старшего Касметом зовут, он волчью суть имеет, и он колдун. Тебе бы лучше его поостеречься. Не понимаешь почему? – он запрокинул ее голову, заглянул в глаза, как ни мало это было возможно в потемках. – Ты ведь арья на какую-то часть?

– Кто я? – удивилась Велька. – Я о таком народе не знаю.

– А знаки их на шее носишь, около сердца, где самому дорогому место. Что, совсем ничего про арьев не знаешь? А по облику твоему я бы еще сказал, что и рысья кровь в тебе есть, а может, лисья, но только чуть. Но я не слишком в этом разбираюсь.

– И арья какая-то я, и еще лиса или рысь! – Велька расхохоталась, от удивления, быть может. – Не страшно тебе меня в жены звать?

– А чего страшного? Какая ты есть, такая мне и полюбилась. Моя, не отдам никому, – он широко улыбнулся, так, что блеснули его глаза и белые зубы.

– И у меня не спросишь, пойду ли?

– Так тут твой ответ, на ладони, вижу я его. А у батюшки твоего спросим, как же без этого.

– Ах ты! – Велька хотела было рассердиться, но вместо этого опять рассмеялась. – Расскажи мне еще про арьев, что это за народ?

Бабка Аленья была пришлая, чужая, и никогда о прошлом своем не говорила. Значит, она арьей была и пришла из земли, называемой Лесованью, где жила поблизости от оборотней. И ее обереги ясно об этом говорят тому, кто знает…

– Арьи пришли в Лесовань позже оборотней, – заговорил он негромко, с расстановкой, иногда задумываясь, как бы получше сказать, – точнее, оборотни говорят, что жили там всегда. Арьи пришли и заняли землю, которая пустовала, местные боги и духи их приняли, дав им право на землю. Так говорят, я сам в таких вещах смыслю мало. Но народы, бывает, множатся, и им становится мало земли. Арьи не разрослись, остались слабым племенем. Их главная сила в огневой волшбе, хотя и немногие из них ею владеют. Но самые сильные Огневые Хозяйки были арьями. Их вроде осталось совсем мало, даже не Хозяек, а просто огневых волхвовок, даже слабеньких, которые лишь немного сильнее тебя. Все оборотни почитают Кару, огневую богиню, все в Лесном Краю ее почитают, и в Карияре, кстати, тоже. Потому что лес боится огня, ты же понимаешь. У оборотней редко рождаются свои Огневые Хозяйки, чаще их огневые волхвы – из арьев.

– Все равно не очень понятно, – вздохнула Велька. – Почему он, тот купец, вздумал предъявлять права на меня? С какой стати?

– Да-да, – Венко опять крепко ее обнял, – я хотел тебе сказать об этом, но позже. Тебе надо снять те знаки и никогда не надевать их. И не ходить больше на торг, неважно, одной или с кем-то. Хорошо бы Касмет просто забыл о тебе, мало ли арьев-полукровок можно где-нибудь встретить. А насчет его прав, знай, что некоторые роды арьев находятся под полной властью оборотней. Они проиграли войну. Они практически принадлежат оборотням, как рабы, ничего не могут решать за себя. Оборотень может взять любую женщину у арьев, если пожелает. И только благодаря огневым волхвовкам с арьями еще как-то считаются, их у них по-прежнему больше, чем где-то еще. А служат эти волхвовки оборотням-лесованам.

– Вот как, – Велька кусала губы, осмысливая услышанное.

Получается, бабка Аленья и ушла из родного племени, чтобы не быть холопкой у оборотней-волков! Она не рассказывала о своем народе, как будто и думать о нем забыла, отдала дочь в жены вериложскому князю, которому поручила и судьбу внучки, и умерла, ни о чем не беспокоясь. И вот ее прошлое настигло Вельку, потому что та стала носить ее обереги.

– Здесь не Лесовань эта! – Велька вскинула голову. – Здесь у него права нет меня тронуть, кем бы ни была для него моя бабка, мало ли! Он, лесован, не в жены ведь меня взять задумал, как считаешь?

– Не знаю. Мне ты вот сразу полюбилась, может, и ему тоже? – он погладил ее волосы, пропуская между пальцев пряди. – Но не ходи больше на торг, ни за каким делом, обещаешь мне? Обещай, а не то…

– А не то что?

– Я подумаю, стоит ли мне некоторые свои обещания помнить! Тогда уже моя будешь, а не ему по глупости достанешься!

– А ты, купец, подумал, что сказал?! – тут уж Велька изо всех сил постаралась рассердиться.

Хотела, но не получалось.

– Обещаю я, обещаю, – сказала она уверенно, – ты меня напугал, вряд ли кто сумел бы лучше! Ни шагу на порог, пока они в городе, волки эти.

Так-то в самые ближние дни Велька надеялась уехать домой, в Синь. Но теперь, одной, пускаться в такой путь что-то расхотелось. И ладно, побудет она в Верилоге, сестру проводит. Отец не откажет.

И чего ей бояться, в самом-то деле, в отцовских хоромах за высоким забором?

– Вот и хорошо, – он привлек ее к себе и осторожно поцеловал в губы. И вдруг спросил: – А скажи-ка мне, лиска моя, сколько княжон в Верилоге вашем славном?

Велька моргнула от удивления, так не ждала подобного вопроса. Но с собой справилась, улыбнулась:

– Как сколько княжон? Одна-единственная, Чаяна Велеславна. Это все знают.

– Понятно, – кивнул Венко, – княгиня только одна бывает, и дочки ее княжнами зовутся. Но, помимо княгини, у князя ведь и меньшицы могут быть? А меньшицыных дочек как у вас зовут? Княженками? – и голос его так звучал, словно Венко улыбался хитро.

Вот так вопрос! Велькино сердечко тревожно застучало. Почему он об этом спросил, о чем догадался?

– Должно быть, так, – согласилась она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – А в других местах иначе?

– По-всякому, – Венко огляделся, снял с нее плащ и бросил под куст, – мы еще через костер не прыгали, а ведь надо? Не удержу тебя, тогда и говори, что не гожусь в мужья!

– А моя нога?

– Говорю же, удержу!

– Тогда подожди, только венок сплету.

Тот русалий венок остался то ли у озера, то ли в нем, а выходить к костру следовало в новом. Ну да на венок много времени не требовалось, Велька его в два счета скрутила из гибких березовых веточек, добавив к ним тех трав, что нашлись под ногами. Чтобы веточки березовые сломать, повинилась перед березой, разрешения попросила, как положено. Та пошелестела ветвями, позволяя. К костру княженка шла в обнимку с Венко, и было легко и весело. Хотелось с ним прыгнуть, хотелось, чтобы удержал, чтобы сумели они не разжать рук над священным пламенем. Как будто ей и правда за Венко замуж идти!

Не идти, конечно. Только в кощунах случается, чтобы купец княжескую дочь в жены взял, да и там купец ради такого должен большой подвиг совершить, Жар-птицу поймать или молодильные яблоки украсть, при этом железные башмаки стоптать, и еще чего только он не должен! Но хоть помечтать – можно? До рассвета, не дольше?

Через костер они прыгнули ловко, перенеслись так, будто были одним целым. А Вельке показалось, что ее заслуги в том было мало, это Венко прыгал, крепко держа ее, а она просто позволила перенести себя через огонь. И тут же они отошли прочь, от шума, от гвалта и радостных криков, не только затем, чтобы дать место следующей паре, а просто чтобы уйти вместе, в этой праздничной суматохе им было больше нечего делать.

– Что, пора нам папоротников цвет поискать? – предложил Венко, снова мягко сжав ее в объятиях. – А ну как найдем, и клад нам откроется ценою в весь Верилог? Ты не бойся, милая, я обещания не забыл. А ты, кстати, поцелуи мне без счета обещала – не забыла?

– Сначала – папоротников цвет! Это ты хорошо придумал! – смеялась Велька.

А до рассвета все еще долго было, так долго, что, кажется, и не будет его в этой жизни, рассвета…

Рассвет, конечно, наступил, но жизнь словно и впрямь стала уже другая, следующая. Или, может, просто во сне Велька гуляла с парнем по ночному лесу, забыв про какие-то там цветки папоротника, которые мало кто из живых когда-нибудь видал. А потом они вышли к речному берегу, поодаль от праздничного гулянья, и устроились за ивняком, на поваленном дереве, которое оказалось на диво удобным, не хуже лавки в горнице – если при этом прижиматься плечом к широкой, теплой груди Венко. Они говорили о чем-то, уже и забылось о чем! И целовались, а потом опять говорили, и опять целовались. А потом она задремала, а когда открыла глаза – уже был рассвет. А Венко рядом не было.

Они не попрощались. И ни о чем не условились. Вот был Венко – и пропал, нет его!

– Ах, княженка! – над Велькой заботливо склонилась челядинка с княжьго двора. – Княгинюшка уж беспокоится, всех погнала тебя искать! Леший не заморочил ли? Всю ночь где-то пропадала!

– Все хорошо… Ветелка, – не сразу вспомнила Велька имя женщины. – А леший… Может, леший то и был.

– Ох, Матушка Макошь! – Ветелка, не теряя времени, споро опоясала княженку поневой, остро стрельнув глазами по подолу ее рубахи – леший-то леший, а мало ли что, туго затянула гашник, а на плечи ей набросила большой платок. – Все ли ладно, княженка? – она пытливо заглядывала Вельке в глаза.

– Да все хорошо, Ветелка, не было лешего, – улыбнулась Велька, – пошутила я. Это я заплутала что-то, а потом сама не знаю, как заснула. Все хорошо.

– Заплутала? Значит, все же леший! – всплеснула руками женщина. – Не подходил, не показывался? А может?.. Ох, княженка!

– Да нет же, нет! – Велька засмеялась и поняла, что вот теперь проснулась окончательно.

А что случилось этой ночью, того больше нет. А есть рассвет. И все то, что всегда было и, надо полагать, будет еще долго. Значит, теперь первейшее дело – это косу заплести…