Чумные ночи

В течение месяца Бонковский-бей составил план строительства в Стамбуле фабрики, способной производить розовую воду большими партиями, подсчитал, во что это обойдется, и подробно объяснил в докладе, почему огромные сады, способные поставить тонны розовых лепестков, которые потребны для подобного производства (если не брать питомники в Бейкозе[47]), можно разбить только в двадцать девятом вилайете Османской империи, на острове Мингер. Работая над докладом, Бонковский, разумеется, обращался за сведениями и советами к своему другу, уроженцу Мингера Никифоросу, который производил из выращенных на острове роз крем для рук. В скором времени султан вызвал обоих к себе и спросил, действительно ли, как написано в докладе, на острове Мингер произрастает сорт роз, чьи лепестки особенно богаты эфирным маслом и обладают особым, глубоким и сладким ароматом, и правда ли, что из них можно в изобилии производить розовую воду. Получив от трепещущих перед его величеством фармацевтов, католика и православного, утвердительный ответ, султан вышел из кабинета, где проходила аудиенция.

Спустя какое-то время посыльный принес известие о том, что его величество жалует господам Бонковскому и Никифоросу концессию на выращивание роз в вилайете Мингер и поставку сырья для производящей розовую воду фабрики, которая по приказу султана будет построена в Стамбуле. Концессионеры освобождались от уплаты налогов с прибыли.

Никифорос отнесся к привилегии, дарованной Абдул-Хамидом, куда серьезнее, чем Бонковский. В следующем году он основал на Мингере компанию для производства розовой воды. Бонковский, вложивший в предприятие десять золотых лир, управлял ее делами в Стамбуле и налаживал отношения с Министерством торговли и сельского хозяйства. В первый же год удалось правильно организовать дело в том, что касалось культивирования роз. Бонковский познакомился с бежавшим после войны с Балкан в Стамбул крестьянином, который знал все об этих цветах и о том, как их выращивать, и пригласил его переехать на Мингер со всей семьей.

Однако дело застопорилось, когда Бонковский-бей неожиданно впал у султана в немилость. На первый взгляд вся вина его состояла в том, что однажды, беседуя с двумя врачами и одним фармацевтом, которые коротали время за чтением книг в фойе стамбульской аптеки Апери (как и два вольнодумных журналиста, из коих один, по совместительству, был полицейским осведомителем), он с видом человека, много знающего, обронил: его величество беспокоит левая почка. (Через тридцать восемь лет Абдул-Хамид умрет оттого, что откажет почка, причем именно левая.) Разгневало султана не столько то, что о его недомогании стало известно, сколько небрежность, с какой Бонковский упомянул его почку, упомянул походя – просто к слову пришлось.

Однако настоящей причиной опалы Станислава Бонковского был неожиданный успех созданного им фармацевтического общества, объединявшего сторонников современной постановки аптекарского дела. В те годы аптеки современного типа, созданные людьми, получившими медицинское образование, конкурировали с актарами – зелейниками, знахарями и травниками, которые продолжали торговать дедовскими мазями, специями, травами, корешками, а также ядами, опиумом и другим дурманом. По предложению Бонковского, поддержанному тогда еще благосклонным к нему Абдул-Хамидом, был принят новый аптекарский устав, запрещавший актарам продавать ядовитые, дурманящие и вредные для здоровья вещества даже по рецепту.

Потеряв значительную часть дохода, актары, по большей части мусульмане, не пожелали с этим смириться и завалили султана доносами, как за подписью, так и анонимными. Нас, мусульман, притесняют, писали они. Ох, неспроста греки-аптекари хотят прибрать к рукам торговлю ядами и опиумом, дурные у них намерения! Эти доносы на некоторое время сбили султана с толку, а тут еще Бонковский разгневал его своей болтовней. Некоторое время Абдул-Хамид не желал и слышать о нем, но лет через пять смягчился (за Бонковского многие просили), вернул ему свое доверие и стал давать различные поручения: провести, к примеру, анализ воды в озере Теркос; установить, почему в Адапазары[48] каждое лето происходит вспышка холеры; составить список произрастающих в саду вокруг дворца Йылдыз трав, которые можно использовать для приготовления ядов, или доложить о том, какие недорогие европейские средства из числа новых можно использовать для обеззараживания воды источника Замзам[49].

За пять лет опалы Бонковский отдалился от Никифороса, тем более что тот продал свою лавку в Каракёе и вернулся на родной Мингер.

Теперь же, стоя на площади Хрисополитиссы перед роскошной витриной огромной аптеки с вывеской «Nikiforos Ludemis – Pharmacien»[50], Бонковский-паша порадовался за старого друга. На самом видном месте в витрине красовалась феска с изображенной на ней розой, которую Бонковский помнил еще по Стамбулу, – Никифорос выставлял ее в витрине в качестве опознавательного знака, чтобы его аптеку могли найти неграмотные обладатели рецептов. Вокруг были расставлены изящные бутылочки и баночки со средствами на основе розовой воды Никифороса, рыбьим жиром, камфарой, глицерином и послабляющей минеральной водой источника Гунияди-Янос, разнообразные лекарства, в том числе заказанный в Германии аспирин, швейцарский шоколад, французские консервы и минеральная вода «Эвиан» и «Виттель», английские одеколоны Аткинсона и еще много товаров, доставленных из Афин. Словом, выглядела витрина нарядно и красочно.

Хозяин аптеки, приметив двух особенных посетителей, восхищенно рассматривающих витрину, вышел на улицу, пригласил гостей войти, усадил их (все это время стараясь не подходить к ним слишком близко) и велел помощнику подать кофе. И между старыми друзьями сразу завязалась оживленная беседа, словно с их последней встречи и не прошло столько лет. Обменявшись несколькими приятными воспоминаниями, они наконец перешли к делу.

– Губернатор Сами-паша сказал, что вы не хотели со мной встречаться, так ли это? – уточнил Бонковский-паша.

– Господин губернатор меня недолюбливает.

– Я ведь давно уже не имею никакого отношения к концессии, много лет назад пожалованной нам его величеством.

– А вот оцените-ка продукцию компании, которую мы с вами вместе когда-то создали.

Первым делом Никифорос принес розовую воду в высоких изящных бутылочках, заказанных им в Стамбуле. Потом пришел черед крема для рук, мазей, разноцветного мыла с розовым ароматом и розовой эссенции во флаконах с распылителем.

– Мази нашей марки уступают в популярности только продукции Эдхема Пертева. В Стамбуле наш крем для рук пользуется большим спросом не только среди посетителей греческих аптек, но и у дам мусульманского вероисповедания.

О том, что говорилось в аптеке Никифороса во время этой встречи, мы знаем благодаря осведомителю Надзорного управления, который сидел в соседней комнате и позже записал все услышанное слово в слово. Похвастав коммерческими успехами в портовых городах Восточного Средиземноморья, Никифорос с гордостью открыл главную причину, по которой дарованная Абдул-Хамидом концессия принесла ему столько денег: разводившие розы мингерские крестьяне в большинстве своем предпочитали продавать урожай компании «Роза Мингера», то есть ему и его сыновьям. Еще в Стамбуле Никифорос женился на девушке-гречанке по имени Мариантис, тоже родом с Мингера, и она подарила ему двух сыновей. Старший, Тодорис, сейчас управлял фермой на севере острова, в деревне Пергало, а младший, Апостол, руководил афинским отделением компании.

– Это же просто замечательно: вы перерабатываете местное сырье, продаете его за пределами острова, а деньги приходят сюда, на Мингер! – оценил Бонковский-паша. – Отчего же губернатор вами недоволен?

– В горах вокруг Пергало бесчинствуют враждебные друг другу шайки греков и мусульман. Стычки, перестрелки, налеты… И когда греческий разбойник Павло, герой местных крестьян, заглядывает к нам на ферму и требует дани, мой сын не может ему отказать. Если откажет, ферма и трех дней не простоит – сожгут! А могут и убить кого-нибудь. Всем известно, что этому негодяю Павло нравится убивать османских чиновников, угонять девушек из мусульманских деревень – они, мол, на самом деле силой обращенные в ислам гречанки, – а если кто ему не угодит, может и глаза выколоть, уши отрезать.

– И губернатор не в силах изловить этого Павло?

– Его превосходительство, – тут аптекарь Никифорос подмигнул гостям и кивком указал на соседнюю комнату, давая понять, что разговор слушают, – поддерживает в борьбе против Павло бешеного шейха текке Теркапчилар, что находится в мусульманской деревне Небилер, неподалеку от Пергало, и его воспитанника, разбойника Мемо. Этот Мемо – головорез не хуже Павло, да к тому же фанатик. Покарал мусульманина, открывшего в Рамазан[51] свою харчевню!

– Боже мой! – воскликнул Бонковский-паша, с улыбкой взглянув на доктора Илиаса. – Что же сотворил Мемо?

– В городке Думанлы один повар открыл свою харчевню в обед. И Мемо, в назидание и устрашение местным жителям, отстегал его кучерским кнутом.

– И что же, мингерские мусульмане, чиновники, уважаемые семьи попустительствуют подобным бесчинствам?

– Какая разница? – равнодушно проговорил аптекарь. – Бывает, что и побранят его: негоже, мол, так поступать доброму мусульманину… Но этот Мемо им нужен как управа на Павло, а то, пока пришлют войска из Арказа, много времени пройдет. Губернатор только вот что делает: отмечает греческие деревни, где поддерживают разбойников, и просит, чтобы летом к острову подошли броненосцы «Махмудийе» и «Орханийе» и обстреляли эти деревни из пушек. К счастью, чаще всего корабли не приходят.

– Да, положение у вас и вправду затруднительное, – согласился Бонковский-паша. – Но ваша аптека, как я посмотрю, процветает!

– Лет тридцать – сорок назад в мире узнали о розовом мингерском мраморе, известном также как мингерский камень. Четверть века не падал на него спрос – вы наверняка об этом слышали. Наш мрамор грузили на корабли и везли продавать в Америку, в Германию. В восьмидесятые годы в городах, где холодные зимы, – в Чикаго, Гамбурге, Берлине – тротуары мостили камнем, добытым в наших горах, поскольку было известно, что он не обледеневает. В те времена торговля с Европой шла через Измир. За последние двадцать лет спрос на мингерский камень упал, а вот наши товары в Афинах покупают очень охотно. Греция нам помогает. Афинские, европейские дамы умащают свои ручки душистым розовым кремом, используют его, можно сказать, как дорогой парфюм. А между тем в Стамбуле розовая вода стоит гроши, ее можно купить в любой кондитерской. Я вижу, что концессия на ее производство вас по-прежнему не интересует. Стало быть, вы и вправду, как говорят, прибыли сюда, чтобы бороться с чумой.

– Зараза успела распространиться, потому что ее скрывали, – сказал Бонковский-паша.

– И вот-вот вспыхнет эпидемия – нежданная, как гибель крыс.

– Вам не страшно?

– Мы на пороге большой беды. Но я не могу ее вживе себе представить и потому, дорогой друг, говорю себе, что, наверное, ошибаюсь, запрещаю себе думать о том, что нас ждет. Новоявленные тарикаты[52] при попустительстве господина губернатора набрали такую силу, что я боюсь, как бы теперь взбалмошные, невежественные шейхи не помешали осуществлению карантинных мер. Эти ничтожные шейхи будут делать все, чтобы сорвать карантин и спокойно торговать своими бумажками и амулетами.

Бонковский-паша достал из кармана амулет.

– Я снял это с покойного тюремщика, – сообщил он. – Не бойтесь, я обработал бумажку.

– Дорогой Станислав, но ведь вы лучше всех знаете: чтобы человек заболел чумой, его должна укусить крыса или блоха. Или это не так? Может ли человек заразиться от другого человека без посредства крысы? Могу ли я заразиться от этого амулета?

– В прошлом году на Венецианской конференции даже самые маститые, самые сведущие врачи не рисковали утверждать, что чума не передается от человека к человеку через прикосновение или по воздуху с капельками слюны. И раз утверждать этого нельзя, средства для борьбы с этой напастью остаются прежними: изоляция, карантин и истребление крыс. Вакцину от чумы пока не создали. Французы и англичане работают над этим. Посмотрим, что у них выйдет.

– В таком случае да помогут нам Христос и Пресвятая Дева Мария! – вздохнул аптекарь.

Церковные колокола начали вызванивать полдень.

– Есть у вас крысиная отрава? – поинтересовался Бонковский. – Чем на острове их травят, мышьяком?

– В аптеках есть цианиды измирского производства. Стоят недорого, одной коробки хватает на семь-восемь недель. Если у кого в доме появляются крысы, хозяева покупают в зелейной лавке какие-нибудь растительные снадобья или отраву с мышьяком и сами раскладывают. Есть и фосфорные растворы – в аптеку «Пелагос» их доставили на последнем пантелеймоновском пароходе из Греции, а в «Дафне» – товар из Салоник. Можете ими воспользоваться. Вы химик, так что в ядах лучше меня разбираетесь.

Два старых друга обменялись долгим загадочным взглядом. Бонковский-паша вдруг остро почувствовал, как сильно отдалился от друга за эти годы, какое большое место заняла в его жизни служба Абдул-Хамиду и Османской империи, – однако, прочтя письма Пакизе-султан, вы поймете, что это не совсем верно. Бонковский не мог угадать чувства Никифороса. Не мог допустить, что грека уже ничто не связывает ни с султаном, ни со Стамбулом.

– В те дни, – продолжил Никифорос, – когда город наводнили обезумевшие крысы, которые позже сами собой подохли, никто не интересовался ни крысоловками, ни отравой. Но теперь, когда поползли слухи о чуме и стали рассказывать, что в Измире крыс истребляли, невестка одного из здешних богачей, Янбоядакиса, приобрела две крысоловки из Салоник. Да еще садовник Франгискосов купил ловушку с пружинкой, которую смастерил наш плотник Христо.

– Попросите Христо, чтобы сделал как можно больше таких ловушек! – взмолился Бонковский. – Если вы закажете крысоловки на Крите или в Измире, скоро ли их доставят?

– После того как пошли слухи о карантине, рейсовые пароходы стали к нам заходить реже, а вот нерейсовые – чаще. Некоторые богатые семьи уехали, испугавшись, что после объявления карантина сбежать с острова уже не смогут. А иные и не приезжали. С Крита крысиную отраву придется ждать один день, из Измира – два. Скорее всего.

– Вы, как аптекарь, можете понять, что скоро болезнь начнет косить всех подряд, в больницах не будет хватать коек, врачи собьются с ног, не успевая обойти всех больных, а могильщики устанут копать могилы.

– Но в Измире вы легко и быстро справились с эпидемией.

– В Измире мы с греком Лазаридисом, владельцем самой большой в городе аптеки, и с хозяином аптеки «Шифа», мусульманином, сели и подумали, что делать. Вместо того чтобы обвинять друг друга, обсудили, какие совместные действия принесут успех. Из чего на острове удобнее всего приготовить обеззараживающий раствор?

– Военные в гарнизоне готовят его для своих нужд из извести. Для обработки государственных учреждений привозят из Стамбула через Измир дезинфицирующие средства в бочонках, а хозяева некоторых гостиниц и ресторанов заказывают их в Стамбуле, в аптеке Николаса Агапидиса. В других гостиницах и ресторанах приятно пахнет лавандой, отчего создается впечатление, будто там все продезинфицировано и чисто, но, по правде говоря, я не знаю, достаточно ли в их ароматном растворе алкоголя, чтобы убить возбудителя чумы, и есть ли от него хоть какой-то толк. Господин Мицос, хозяин аптеки «Пелагос», состоит в Карантинном комитете, и те отели, что покупают дезинфицирующий раствор у него (по приемлемой цене), получают от комитета послабления.

– А есть у вас медный купорос?

– У нас его называют глаз-камнем… Я за день могу собрать по другим аптекам столько, сколько будет нужно его превосходительству для приготовления раствора. Однако не думаю, что с началом карантина нам удастся обеспечить бесперебойные поставки.