Потерявшие имя

Через его взгляд лилось столько Света, Любви, Понимания и Прощения, что мне пришлось срочно опускать глаза в стол. Я чувствовал, что иначе мне одними слезами и покаяниями не отделаться. Только вырвавшись из Света, исходящего от Монаха, мне удалось собрать себя и понять смысл последних его слов. Удержав руку от движения, закрыть свой готовый разверзнуться Правдой рот, я попробовал сглотнуть. Во рту снова была пустыня. «Святая» Джил появилась с подносом, на котором кроме двух бутылок пива и тарелки с наггетсами была тарелка с ломтями чёрного хлеба и стакан воды. Ловкими движениями пиво и наггетсы оказались напротив меня, а вода и хлеб напротив Монаха.

Мой гость терпеливо ждал, пока я утоляю настигшую меня жажду.

– Можешь называть меня Верн. – Сияние, исходящее от Монаха, поубавило свою яркость. Теперь без страха раствориться в Свете, я мог смотреть в его глаза.

– Разве не отец Верн?

– Ну зачем так официально. – Монах угостился, отломив маленький кусочек хлеба, запив его небольшим глотком воды. – Мне интересен больше ты, чем деяния твоего друга. Наша сторона, в свою очередь, представила свои возражения Совету на действия твоего друга.

Мои глаза полезли на лоб: «Ну надо же, Сид перебежал дорогу и Светлым. Кого он тогда представляет?». Я выдыхал воздух из свои лёгких, пока они не попросили пощады, пытаясь перекрыть поток беспокойных мыслей.

– Я не могу отвечать за чужие решения и поступки. – Тщательно подобранные слова выходили из меня, словно мой рот заполняла вязкая каша. – Если вы выскажете свою точку зрения, то, возможно, я сумею её донести до…

– Ким. – Монах опустил свою тёплую руку на мою, лежащую на столе возле почти пустой бутылки. Меня охватило странное ощущение и понесло в воспоминания, когда пятилетний я собирался на свою первую конную прогулку, отец взял меня за руку. – Правила просты, но их нужно выполнять. Иначе все соглашения лишь фикция. Решение принимать только тебе и только о себе, своём будущем пути.

Дальше выныривая из одних картинок моего прошлого, чтобы окунуться в другие, я мог с трудом сложить слова Верна в связный рассказ. Получалось, что Сид перешёл дорогу и Светлым, и Тёмным. Все «жертвы» Сида явились, как и положено к «вратам Рая», но раньше срока и не пройдя уготованного им пути. Согласно договора, Тёмные должны были «прокачать» своих сторонников, для получения ими нового уровня, на девушках, которых «забрал» Сид. Эти «мученицы» должны были получить «повышение» уровня в Ордене Светлых, после чего выполнять более высокие задачи в новых воплощениях. А что делать с «недоучками»? Куда их направлять?

Моя голова трещала как после трёхдневной попойки. Глаза заволокло мутной плёнкой от слёз и резавшего их света. В ушах была вата, но громкие голоса посетителей паба отзывались в голове как удары гонга.

– Хорошо, что ты принял себя. – Рука Монаха прошлась, едва касаясь, по шрамам на моём лице. – Ты принял страдание, прими и Свет.

После прикосновений к моему лицу, все негативные ощущения с меня стекли как с гуся вода. Монах сидел передо мной как обычный, измученный подагрой и сухим, жарким воздухом, человек почтенного возраста. Стакан перед ним был пуст.

– Я не готов давать обет безбрачия. – Выпалил первое что пришло мне в голову, чтобы не принять столь заманчивого предложения.

– А кто сказал, что я зову тебя на путь монаха или священника. – Верн откинулся от стола, выпрямив спину. Уперевшись руками в колени, замер. Теперь он выглядел очень уставшим, старым, человеком, экономящим свои силы, прежде чем встать и уйти. – Ты останешься собой, будешь делать всё то же самое (заботиться о животных и людях). Только дай Свету прорости из тех «зёрен» что я пробудил в тебе – боль и сомнения останутся позади. С большой вероятностью могу сказать, что из тебя получится прекрасный отец, муж, дедушка.

Моё сердце защемило от картинки сидящих на моих коленях светловолосых близнецов. На плечо легла рука любимой женщины. Когда она наклонилась, чтобы поцеловать меня, я утонул в её запахе.

– И для этого мне нужно предать друга? – Это произнёс не мой рот, но мои губы шевелились в так этим словам. – А Свет даст мне силу легко расстаться с жизнью человека?

– Имеет значение выбор. На какой путь ни встань, всё равно придётся его пройти. – Старик поднялся, посмотрел на меня с высоты своего роста. – Когда придёт время, коснись лучика света, скрытого внутри тебя.

Проходя мимо барной стойки, Монах коротко кивнул Теду. Колокольчик над дверью жалостно звякнул, провожая гостя. Пиво у меня кончилось, наггетсы и время тоже. Пора было собираться на ночной обход зоопарка. Когда я проходил мимо Теда, то поймал себя на коротком кивке. Тед с жалостью в глазах (ты держись) проводил меня взглядом до дверей.

Бродя по тёмным аллеям зоопарка, мне с трудом удавалось слоить дважды два, стараясь избежать проснувшейся во мне жалости к себе, своей судьбе. Только дойдя до вольера со львами, вдыхая их запах, ко мне пришло понимание, что Светлый прекрасно видел причины моего поступка. Он знал ВСЁ. Светлый прокатился по мне ещё более тяжёлым катком, чем Тёмный. Во мне закипела злость, пары которой осаждались капельками гнева, собираясь в сгусток ярости. Мой громкий смех тряс меня, впившегося побелевшими от напряжений пальцами в сетку вольера. Львы недовольно стригли в мою сторону ушами. Весь зоопарк выдавал звуками своё недовольство моим «весельем».

– Одна сторона готова стереть меня в порошок. Вторая даёт «сладкий леденец». А что даст третья? Кто направляет Сида? Кому не страшно противостоять «Аду» и «Раю»? – Задрав голову, я попытался разглядеть звёзды на, «загаженном» светом фонарей зоопарка и города, небе. Вспомнив, что Сид также смотрел и ругал звёзды, я рассмеялся им в «лицо».

Утром я сразу из зоопарка ушёл в свою квартиру. Неприятно ощущая сосущее чувство под ложечкой, ассоциирующееся у меня сейчас с аскезой. Вторая часть меня жаждала сорвать трубку телефона, позвать Джил и Дженнифер на оргию плоти. Включив в душе ледяную воду, я дрожал, сморкался и рычал, стараясь заглушить все голоса и радужные картинки, холодом, болью и судорогами, рвущими мои мышцы. Для большей уверенности я готов был удариться головой о край ванны, когда меня подхватили сильные руки Теда.

– Успокойся, Ким. – Его тепло, его голос, остановили головокружительное кружение Мира во Времени. Я в его руках истекал слезами, как когда-то кровью. – Они любят бить по слабым местам. Прикоснуться к «почкам», они набухают, а после их ухода начинают болеть. ДЖИЛ!!!

Через какое-то время я начал чувствовать тепло в своём теле. Кончики пальцев рук и ног кололи маленькие иголочки. Пахло яблоками. Нежные руки Джил втирали, мяли, возвращали мои мышцы к жизни.

Ближе к вечеру я проснулся, чувствуя себя «нормально», для человека, проспавшегося после запоя. Волны лёгкой вибрации прокатывались по моему телу, вызывая дрожь в руках и ногах. Хотя одно отличие было – голова была чиста и легка. Звонивший будильник не заставлял расколоться голову на части, а побуждал к действию. Только вот тело было несогласно с головой. Не с первого раза попав по кнопке будильника мои усилия не принесли плодов. Только посмотрев на дисплей будильника, я понял, что звонит телефон (до моего пробуждения оставался ещё целый час).

– Спускайся, – голос Теда в трубке был напряжён, – к тебе посетитель.

Молча положив трубку, попытался прожечь взглядом потолок, но до небес мой взгляд так и не дошёл. Собрав силу воли в кулак, спустил дрожащее тело с кровати и отправил его в ванную. Контрастный душ вернул тонус в тело, прогнал дрожь, но лёгкая дезориентация осталась. Чтобы не вызывать конфликт между ясным мозгом и расслабленным телом, мне пришлось направлять негативные эмоции в другое русло. Как приятно сейчас было костерить Теда с его клиентами. Когда он убедил меня закончить учиться на ветеринара, я поддался. Его предложение получить диплом психолога, несколько удивило меня, но у меня была куча свободного времени. Подвох заключался в предоставлении Тедом мне клиентов, которым наличие у меня диплома психолога никак не помогало. Этим людям, потерявшим нить своей жизни, было достаточно взглянуть на мои руки, без перчаток. В особо тяжёлых случаях, я просто опускал капюшон, и в них просыпалось желание жить и действовать. Традиционные объятья наполняли их уверенностью и задором. Мы всегда смеялись после объятий, даже если это была «принцесса несмеяна», залетевшая по пьяни на одной из вечеринок.

Если в душе моё тело отрезвила холодная вода, то вид Сида на моём месте встряхнул мой мозг. Это «чучело» в капюшоне спокойно сидело на моём месте. Хоть мне его лица не было видно, его взгляд парализовал меня. Тот, кто сидел на моём месте, походил на моего школьного друга ещё меньше, чем в тот день, когда он пришёл впервые в этот паб. Внутри меня разрасталось настойчивое желание поддаться панике и убежать. Моя голова невольно начала поворачиваться в сторону входной двери паба. Пустой взгляд моих глаз зацепился за хмурое лицо Теда. Качающийся из стороны в сторону подбородок бармена заставил подняться моей душе из пяток. Когда голова вернулась на место, мне пришлось сглотнуть комок вины, чтобы она не проступила на лице.

– Привет, Сид. – голос мой хоть и не выражал искреннюю приветливость, слава богу, не дрожал от страха. Глаза видели отличия в облике Сида: другая одежда (похожа на монашескую рясу Светлого); другой взгляд (требовательный, задающий вопросы, на которые уже знает ответ); энергетика (больше не было видно чёрного сгустка в области сердца).

– Садись. – его рука указала мне на приготовленный напротив него стул.

Когда моя пятая точка коснулась прохладной поверхности стула, я осознал, как горят мои уши, лицо и макушка. Сид придвинул по чистой поверхности столешницы рисунок. Сначала животное, изображённое на нём, показалось мне странным и знакомым, но разобрав, что на его голове не рога, а прибор ночного видения, тогда мне стало всё ясно. Думая, что со стороны было видно, как моя кожа меняет поочерёдно все цвета радуги. Внутри меня эмоции устроили чехарду: страх, стыд, злость, гнев (как защитная реакция, ослабленного организма, на вину).

– Ты знаешь, что нарушил все мыслимые и немыслимые законы, – я решил выпустить гнев, оправдывая себя тем, что нападение является лучшей защитой, – человеческие и…

Мою неоформленную гневную тираду, разъярённой девочки, прервала Мэдисон, поставившая на стол две кружки пива и две бутылки с витаминизированной водой. Моей прерванный гнев вылился через взгляд, способный испепелить маленький городок муравьёв. Девушка усмехнулась, в глазах её читались азарт и уверенность (следовать полученным инструкциям Теда), опустила в кружки с пивом по соломинке.

– Наггетсы? – Красивые глаза девушки пытались заглянуть под капюшон гостя. Капюшон качнулся в кивке и Мэдисон удалилась, отчаянно качая бёдрами.

Такая её реакция подлила масла в огонь (передо мной она так не выставляла себя), все мои эмоции «дистиллировались» до состояния гнева, переходящего в ярость, и процесс завершился, очищающим сознание, смехом. Я смеялся до слёз, мне хотелось встать со стула, обойти стол и обнять Сида, но картинка на столе между кружками с пивом и бутылками воды, подсказывала другой выход.

– Тебе высказывают свои претензии представители Тёмных. Они считают тебя моим протеже, а значит, я в ответе за все твои поступки. Чтобы понять, за что меня хотят наказать, мне пришлось следить за тобой. В полицию мне идти не было резона, так как я друзей не предаю (даже таких странных, как ты), плюс ты перешёл дорогу Тёмным. Это говорит о твоих деяниях как не о самых плохих на этом клочке суши.

– Суши? Мне принести? – Мэдисон появилась из-за моего плеча, поставив на середину стола (Сид ловким движением убрал рисунок и расчистил стол) большое блюдо с горячими наггетсами.

– Дорогуша, – эта девушка начинала играть на тонких струнах моего терпения, хоть мы ни разу не целовались, – попроси Теда выдать тебе чистой бумаги и карандаши с мелками. – Посмотрев в непонимающие глаза девушки, пришлось пояснить. – Бумага и карандаши для моего друга, а мелки для тебя. Нарисуешь классики на заднем дворе. Попрыгаешь, выгоняя излишки энергии (может мозги на место вернуться).

Фыркнув, девушка достала из-за передника листки белой бумаги, а из его кармана на груди карандаш. Аккуратно положив всё это перед Сидом, она, удаляясь ещё раз фыркнула, задев мой локоть бедром.

– Почему ты решил действовать именно так? – припадая к трубочке, я пытался заглянуть в глаза Сида, спрятанные под тенью капюшона.

– Предназначение. – Зачерпнув горсть нагеттсов, он отклонился к стене паба, показывая, что готов больше слушать, чем отвечать.

– С чем ты сегодня пришёл? – Я не собирался так быстро сдавать свои позиции. – Ты пришёл обвинять или просить?

– Как живёшь? – Рука Сида сделала многозначительный жест.

Мне пришлось включать весь потенциал своего мозга, активировать интуицию и подсознание. Его жест мог упрекать меня, что я спрятался от мира, но он вёл себя точно так же. Или этот широкий жест обозначал большее? Например, мою жизнь после аварии? Он и другие люди мало что знали про меня. Значит, сопоставляя его затворничество с моим ему был интересен мой образ жизни и мышления. Кошки внутри меня перестали скрести стенки черепа, ёжики успокоились, значит – это правильный путь.

– Ты желаешь узнать, чем я живу? Почему не сломался после аварии?

– Да. Всё это.

Мне хотелось врать ему в лицо, рассказывать придуманные мной небылицы. Тяжело вздохнув (пиво помогало расслабиться, уйти от всплывающей боли, хоть на время), из моего рта полилась история.

Мальчик, мечтавший объехать весь мир, чтобы посмотреть на животных из зоопарка в местах их обитания. Мальчик, желавший встреч с самыми красивыми девушками. Мальчик, проводящий в седле мотоцикла сутки напролёт, гордость и краса родителей. Этот мальчик сломался после аварии, пытался покончить с собой, когда услышал приговор своим мечтам и чаяниям в коротко брошенной фразе «Квазимодо» одной медсестре другой возле дверей его палаты. Его сопли и слёзы во время реабилитации, как право на самостоятельное решение – решение уйти из этого мира, когда ему вздумается.

Я сидел и слушал свой голос, как абсолютно посторонний человек. Настолько посторонний, что чужие (мои!) переживания и боль не весят больше, чем произнесённое слово. Перед моим мысленным взором предстала больничная палата, за стенами которой меня не ждало ни чего. Эта палата была настолько мала по сравнению с большим Миром Моего Рухнувшего Будущего, как была мала крышка на бутылке с водой, стоящая передо мной на столе по сравнению с Миром, не ограничивающимся стенами этого паба. Маленький «я» балансирует на этой части пространства, окружённый пустотой. Жалость в глазах отца и слёзы матери толкают меня, плохо стоящего на одной ноге, упасть в пропасть небытия. Потом обещание-просьба отца (что я не буду сломанной куклой в инвалидном кресле) и моя клятва (что я устою на этой бутылочной крышке, не буду прыгать сам).

В одно из посещений Тед научил меня одним движением выпивать содержимое стакана при помощи рук. Моих рук, неспособных удержать что-то больше трёх секунд. Сейчас я понимаю, что неправильно истолковал его советы и уроки. А тогда я начал заполнять окружавшую меня пустоту крепким алкоголем, желая залечь на дно и больше не всплывать.

Обещания данные Теду, обещания данные отцу. Чего они от меня хотели! Им казалось, что я заливаю алкоголем боль, но на самом деле я в нём плавал как рыба. Нет, не рыба (она не может утонуть) – дельфин. Выныривая иногда из запоя, я обозревал окрестности и своё тело, смотрел в грустные глаза отца, слушал плачь мамы. Лишь одна сестра верила, что рыба может ходить по земле. И она пошла!!!

В одно из моих «выныриваний» Тед и моя сестра заперли меня в квартире (в той самой, в которой я живу последнее время), оставив мне право питаться, пить витаминизированную воду, смотреть передачи про животных и людей «вставших на ноги» после аварий. Мне было настолько больно и страшно, что я рассердился. Моя злость вылилась в гнев, а ярость швырнула вилку в экран телевизора. Глядя на перекошенное изображение лица человека на полуработающем экране телевизора, я взорвался хохотом, выдавливающим из меня все жидкости и выделения. У меня болело всё тело, руки и ноги сводило судорогой, но голова моя была чиста и алкоголя в крови больше не было. Как больше не было жажды плавать в алкоголе и собственных экскрементах. Я увидел себя со стороны, плавающем в аквариуме, в котором давно не меняли воду. И эту субстанцию из отходов моей жизнедеятельности и остатков разлагающейся пищи я принимал за воду?

Теперь дыша одним воздухом с людьми, я стал их слышать. Мой слух был настолько хорош, что я разбирал отдельные голоса в общем гуле паба. И снова оказавшись на маленьком «клочке суши» я стоял, балансируя на одной ноге. Мне оставалось держаться или упасть в «жижу», которую мой организм и сознание не принимало уже за панацею. Крыльев у меня не было, а значит, и других вариантов избежать падения тоже. Страшно устав балансировать на грани трезвости и пьянства у меня был только один выход – нарваться на мощный апперкот. И вот сидя вечером в пабе и давясь пивом, я рассмеялся в лицо одному из «мучеников» покрепче. «Мученик» изливал своё «горе» собутыльникам (девки не любят, негодяям везёт, а славным парням достаётся только тёплое пиво). Я всё прекрасно слышал и меня разбирал смех, от сравнения своего положения с его «жизненными проблемами». Подойдя к нему вплотную, шатаясь от распиравшего меня хохота, я рассмеялся ему в лицо, рассчитывая, что он меня по меньшей мере вырубит (в лучшем случае убьёт). От бродившей в моём теле ярости у меня резко заболел живот. Плюс вырывавшийся смех, вызывал спазмы, заставляющие меня сгибаться. Так, я случайно обнял «Мученика», избежав его гнева. До самого закрытия мы как сумасшедшие ржали, стоило нам взглянуть друг на друга.

Так начался новый виток в моей жизни – я нашёл своё предназначение. Теперь алкоголь на меня не действовал, если я специально ему не позволял «отравлять» мой организм. Теперь я ждал встречи с очередным неудачником в пабе, как раньше искал выпивки. Свободное время между сном и «предназначением» я размышлял, вспоминал, думал. Один из старых советов Теда и связи (деньги) отца позволили мне устроиться ночным смотрителем в зоопарк. Старые запахи и старые друзья возродили во мне интерес к ветеринарии. Поступив на дистанционные курсы, я их прослушал, но не стал сдавать квалификационные экзамены (какой из калеки ветеринар?). В одном из разговоров с Тедом он мне предложил пройти обучение по курсу психологии, раз мне так нравится «исправлять мысли» людей. Так, я и поступил.

Мне нечего было больше сказать. Днём я спал, вечером беседовал с «клиентами» в пабе, ночью успокаивал свои нервы и «буйных» животных.

Пиво кончилось, слова кончились. Осталось одно удивление, почему я исповедуюсь серийному убийце? Что делает его лучше меня?

– Если ты будешь продолжать… – тут я запнулся, не зная, как по-другому назвать убийства, – «следовать курсу», то Тёмные и Светлые объявят на тебя охоту.

Посмотрев в «глаза» Сида, прислушался к внутренним ощущениям. Нет, внутренне «Я» не считал его Яблочным Джеком – простым серийным убийцей девушек. Но какой-то червячок внутри меня гаденько хмыкнул, когда я подумал, что Сида, так или иначе, устранят. Стыдясь этой своей радости на такую мысль, я опустил капюшон, оставляя себя перед ним беззащитным.

После недолгой паузы Сид опустил свой капюшон. Да, он действительно изменился. Теперь его кожа не походила на оплавленный пластик манекена, она была живой, хоть и имела странную текстуру и цвет.

– Ты же к этому стремился, когда появился здесь в первый раз? – опять пришлось выгонять из себя смущение словами.

– Было дело. – Улыбка исказила его лицо гримасой боли. Теперь Сид медленно разделял слова, а не выдавливал из себя «смысловые сгустки». – Закажи пива. – Его рука указала на две пустые кружки передо мной.

Я повернулся, ища глазами Теда, поднял руку. Когда до моего сознания дошло, что я выполнил все эти движения автоматически, в угоду «предложения» Сида, моё лицо нахмурилось. Не желая показывать своё мрачное настроение Сиду, я дождался внимания Теда, перебирая в голове материалы из полицейского следствия и «догадок» журналистов – «Гипноз». Меня тоже когда-то интересовала тема гипноза. Наблюдая, как змеи гипнотизируют своих жертв плавными движениями своего тела, мне было интересно попробовать обратный эффект на людях. Вид моего лица вызывал ступор у непосвящённых людей, переводил их сознание в изменённое состояние, через которое можно было достучаться до их сути или найти проблему. Повернулся и посмотрел в немигающие глаза Сида. «Действительно – два змея» – подумал я, рассматривая его лицо и прислушиваясь к осторожному шёпоту в пабе. Только сейчас, отстранившись от своих переживаний, я осознал, что после того, как мы скинули капюшоны, посетители притихли и украдкой бросали на нас взгляды.

– Мы вызываем интерес и ужас у публики. – попробовал я разредить обстановку.

– Чувствуешь их взгляды?

Посмотрев на лицо Сида, меня передёрнуло. Он сидел с закрытыми глазами и снова походил на манекен, который незадолго до этого опустили головой в пламя костра. Решив забрать инициативу в свои руки, пока он меня не «гипнотизирует», я начал атаку.

– Я видел тебя, – опять я запнулся, подбирая слово взамен слову «убийство», – в деле. Не стал обращаться в полицию только потому, что ты так сильно насолил Тёмным. – «Интересно, что из него попрёт, если на него нажать. Свет или Тьма?» – пронеслось в моей голове, пока мой рот придерживался «утверждённого плана». – Буквально вчера меня посетил Светлый. – сделав ударения на последнем слове, я ждал какой-то реакции, но Сид сидел спокойно. – Он тоже подал жалобу на тебя. С какой стороны ни крути – я перед всеми виноват.

Сид меня слушал! Он открыл глаза и вопросительно поднял то, что у обычных людей называется брови.

– По законам людей я твой соучастник. По законам Тёмных и Светлых, ты мой протеже, и я отвечаю за твои поступки.

– Видел в трёх местах. – Сид кивнул и показал мне три пальца на поднятой правой руке. – Людей, Светлых, Тёмных не было.

– Так вам ещё и тёмного надо было захватить? – Из-за моей спины «выскочила» Мэдисон, опустив на стол две кружки пива и три бутылки (Тед за нами внимательно смотрел!) витаминизированной воды. Забирая пустые кружки и бутылки, девушка продолжала ворчать, не отрывая глаз от лица Сида (загипнотизировал?). – Могли сразу заказать, что я лошадь, носится по залу в пустую.

Сид медленно, как удав, начал движение правой руки к нагрудному карману, достал свёрнутую банкноту с двумя нулями и медленно положил её перед девушкой: – За старания.

Мэдисон секунду смотрела на сотку, потом, на рефлексе официантки, отправила её в кармашек передника. Выйдя из транса, она собиралась уходить, когда, увидев моё лицо, подпрыгнула на месте от неожиданности. Лицо её побелело, она набрала полную грудь воздуха собираясь то ли закричать, то ли обложить меня последними словами. Рот её беззвучно закрылся, она вся покраснела и быстро унеслась с пустой посудой.

– Ты веришь в Бога? – наклонившись над пенной кружкой, я припал к соломинке, внимательно вглядываясь в лицо Сида.

– Теперь нет. – его рука вернулась от пустой тарелки, увидев, что я забрал последние.

– Если брать христианство, то более «сильные» сущности делятся на Тёмных и Светлых.

– Я понял. – Сид двумя руками поднял пустую тарелку над головой. Потом опустил на стол тарелку правой рукой, на левой показал два пальца. – Он беспокоится за тебя.

Настала моя очередь поднимать брови. Обернувшись, я посмотрел на спокойное лицо Теда. Прочитать каких-либо эмоций на его лице мне не удалось. Снова повернувшись в Сиду, я произнёс: – Мне скоро на работу, а ты в одного умял всю тарелку.

– Ты будешь следовать за мной?

– Да. – я смутился, снова инициатива уходила из моих рук.

– Перед работой я буду заезжать. – Глаза Сида задвигались, сопровождая кого-то взглядом (Мэдисон?). – Можно?

– Ты возьмёшь меня с собой?

– Хорошо.

– Когда?

– Не я выбираю Время.

– А кто?

Нашу «оживлённую» беседу прервала Мэдисон, опустившая на стол тарелку и яркое ведёрко с надписью «KFC». От ведёрка пахло так же, как и от тарелки.

– Мэдисон. Сегодня моя смена и так меня зовут. – Девушка попыталась улыбнуться через недовольство. Но увидев снова моё неприкрытое лицо вблизи, она снова покраснела и унеслась на всех парах, с пустой тарелкой в руках.

– Завтра. – Сид, накинув капюшон, поднялся с моего места, что-то внимательно разглядывая на крышке ведёрка. Подняв визитку паба, он «улыбнулся». – Если Время – позвоню.

Пока Сид шёл через паб к стойке Теда, в зале стояла тишина и все глаза смотрели за его перемещением. Склонившись над стойкой бара, Тед выслушал, кивнул и также молча проводил гостя глазами до двери. Звякнул колокольчик и, через закрывающуюся дверь, в паб просочилась Жизнь. Люди расслабились, продолжили прерванные разговоры. Не желая упускать возможность примкнуть к Жизни, я занял своё законное место, с нетерпением выхватывая кусочки обжаренной курицы из тарелки.