Даже когда их выкидывают за шкирку,
Приходят обратно,
Давят остатки слов,
Размазывая вытекающую из них кровь
По стенам.
Приходят опять
Говорить: "Продолжай!"
Говорить: "Я устал тебя слушать, конечно,
Но потерплю".
Говорить: "Я к тебе за своим отражением,
Лишь за ним,
Остальное оставлю на память,
Поставь на шкаф"
Смаковать это терпкое:
"Через год мы подохнем
Подохнем
Подохнем",
Как аксиому,
Как невозможность выбора.
Хотя на самом деле скорее не мы, а в нас,
Слабое, тонкое, еле живое в нас,
Есть ли об этом смысл упоминать?
Никакого.
Но такие как мы не уходят.
Они остаются навечно,
Древними рунами выжигаются на сетчатке глаз,
Нитями пустоты проникают в мозг,
Говоря: "А теперь смотри – это я за тебя подох,
А похоже, как будто ты за меня, прикинь?"
И сидят на пороге,
Тараща остатки глаз,
Выеденные кислотой полуправды: "Я слушаю, продолжай",
Правды: "Я пролистаю всё это, кивнув в ответ",
Лжи: "Я запомню каждое слово,
Во веки веков,
Аминь".
Пускай успокоится
Если нравится ложь, возлюби её всем существом.
Неестественно колкое слово не ранит, не режет.
Если долго таращить глаза во вселенский разлом,
То регресс неизбежен.
Если правда горишь этой ложью, поставь себе шах,
И покинь это поле вот так же наивно и гордо,
Это лучше, чем прятаться в душных убогих кружках,
Ядом целиться в морды.
Если слушать подчёркнуто лживые их похвалы,
То поверишь, безликая, в собственную уникальность.
И потом, под протяжные звуки всеобщей хулы,
Встанешь гордо оскалясь.
Будешь жадно внимать, но шептать себе: "Всё это ложь!
