Картина убийства
– Меня это не удивляет, – рассмеялся актер. – Жуткая вещь.
– Хотя название отличное.
– С этим я соглашусь.
– Так что это за история с мистером Орумом? – спросила я. Деликатность и осмотрительность вещи хорошие, но иногда надо идти напролом. – И кто эта женщина?
– Он… – начал было Ньюхаус. – Понимаете, можно сказать, что он тоже имеет отношение к лицедейству. Позвольте мне раскурить сигару, и я вам все о нем расскажу.
Пока он возился с сигарной гильотинкой и спичками, я посмотрела на стойку. Дейзи была занята разговором с одним из молодых работников с фермы, но когда заметила мой взгляд, то улыбнулась и подмигнула мне. Я решила, что хотя бы один человек здесь действительно рад тому, что я решила привести нашего гостя-актера в бар.
– То, что доктор прописал, – сказал мистер Ньюхаус, выпустив первый клуб дыма. – Мечтал об этом с самого ланча.
Я позволила ему насладиться еще парой затяжек сладко пахнущего дыма.
– Итак, – сказал он наконец, – о чем мы говорили?
– О мистере Оруме.
– Ах да. Печальная повесть о Аароне Оруме и Нолане Читэме. Я удивлен, что вы об этом ничего не знаете.
– Боюсь, что я слежу за миром развлечений не так пристально, как мне хотелось бы. Когда-то я знала все обо всех, но те времена давно прошли.
– Неужели? То есть вы как-то связаны с театром?
– Мой отец метал ножи в цирке. Великий Колтелло.
– Бог мой! – воскликнул актер. – Какая экзотика! А мой отец работал камердинером у джентльмена из Северного Лондона. Наши жизни являются вывернутыми наизнанку версиями друг друга.
– Но от своей я не отказалась бы и за тысячу фунтов. Я обожала и все еще обожаю цирк – хотя работа на леди Хардкасл тоже полна приключений.
– Могу только догадываться, – заметил Ньюхаус. – История, которую вы рассказали за ланчем, оставила больше вопросов, чем ответов, хотя она, без сомнения, говорит о жизни, полной тайных интриг.
Я улыбнулась. Мне стало понятно, что его будет трудно удержать в жестких рамках. Как и многие деятельные люди, он имел привычку часто отвлекаться от своей истории.
– Вы собирались рассказать мне о господах Читэме и Оруме.
– Именно, именно так, дорогая… – Ньюхаус в задумчивости затянулся сигарой. – Представьте себе Манчестер, – продолжил он в театральной манере. – Тысяча восемьсот шестидесятый год. Двое мальчишек росли на улицах одного из величайших индустриальных центров Империи. Родившиеся на одной и той же улице с разницей всего в неделю, Аарон и Нолан – лучшие друзья. Они неразделимы. Как братья – так они сами говорили. Вместе играли во всевозможные игры, вместе строили планы на будущее, вместе озорничали.
Их родители работали на фабрике. Они были бедны, но пользовались уважением у окружающих. Зарабатывали не много, но на жизнь этого хватало. Однажды они скопили кое-какие деньги, чтобы отвести мальчиков в театр и устроить им совместный день рождения. Шоу полностью покорило ребят. Все эти песни, шутки, реакция аудитории… Именно тогда они бесповоротно решили, чем будут заниматься, когда вырастут.
– Мне знакомо это чувство, – вставила я. – Я работала сутками напролет, чтобы научиться тому, что умел мой отец. Я хотела занять его место. И дело было не в том, что я хотела, чтобы меня обожала публика, – я хотела, чтобы она восхищалась моим искусством так же, как я восхищалась искусством отца.
– Со мной все гораздо проще, – Ньюхаус самокритично кашлянул. – Я всегда хотел, чтобы меня любили и обожали. Но на каждого из нас эта страсть развлекать других людей действует по-разному, и эти двое молодых людей не были исключением. Ни один из них не хотел стать актером, певцом или комиком. Будучи ребятами с воображением, склонными к творчеству, они были потрясены самим процессом создания художественной постановки. Юный Аарон был захвачен волшебством слов и диалогов, произносимых со сцены. Он хотел писать тексты, которые будут произносить актеры. А Нолана захватила техническая сторона процесса – декорации, звуковые эффекты, оборудование, возможные профессиональные уловки. Он хотел сам создавать это волшебство.
Как и родители, они пошли работать на фабрику, но не могли забыть о своих мечтах. В задних комнатах пабов, в деревенских залах – везде, где только возможно, лишь бы места было достаточно, – они устраивали представления для своих друзей. О собранной ими труппе актеров стали упоминать в газетах. Вскоре они получили возможность ставить свои собственные шоу в небольшом городском театрике. К ним пришло признание. Мир лежал у их ног. А потом…
– Они поссорились? – предположила я.
– Хуже, моя дорогая, – ответил рассказчик. – До сих пор ни один человек на земле, кроме них самих, не знает, что развело этих двух вечных друзей. Но что-то их развело. Между ними возникла непримиримая вражда, и они больше никогда не разговаривали друг с другом. И с той самой поры их карьеры развиваются каждая по отдельности. Аарон Орум продолжил работать в театре. Нолан Читэм остался там же, но на непродолжительное время. Он столкнулся с чем-то совсем новым и открыл для себя место, где с помощью техники можно превзойти все, о чем только можно мечтать на сцене, – живые картины.
– Понятно, – сказала я. – Но зачем Орум приехал сейчас сюда? Судя по его поведению, речь вовсе не идет о какой-то попытке примирения.
– К сожалению, вы правы, – согласился Ньюхаус. – Последней вещью, над которой они работали вдвоем, была пьеса о ведьме из восемнадцатого века, великая сила которой была разрушена ее собственной мелкой завистью. Они рассорились еще до начала постановки. Пьесу так никто и не исполнил на сцене.
– Ага, – сказала я, заерзав на стуле. – Но ведь это же сюжет новой фильмы Читэма. Это объясняет, что Орум имел в виду, когда только что назвал Читэма вором.
– Если коротко, – продолжил актер, – в течение нескольких месяцев он посылал Читэму маловразумительные с правовой точки зрения письма с угрозами засудить его в случае, если тот не выплатит авторский гонорар и отчисления, которые, как считает Орум, Читэм ему должен. Наверное, Нолан уже устал от этих писем, и сейчас речь может идти о физическом столкновении.
– Нам надо будет сделать так, чтобы это не помешало сеансам на нынешней неделе, – сказала я. – Леди Фарли-Страуд проделала серьезную работу, чтобы все это организовать. Мне бы не хотелось, чтобы все ее усилия были разрушены старой ссорой между бывшими друзьями.
– Нам, естественно, придется предупредить Читэма. Но вряд ли мы сможем сделать что-то еще.
– Думаю, вы правы… А мы знаем, кто эта женщина?
– Ни малейшего представления, дорогая.
Не успела я сделать глоток бренди, как дверь внезапно распахнулась. Она громко стукнулась о стену, и все на мгновение замолчали, наблюдая, как из нее, держа неизвестную женщину под руку, вышел Аарон Орум. Она смеялась над чем-то, по-видимому, очень забавным, что он только что сказал ей, и смотрела на него восхищенным взглядом. Заметив, что я гляжу на них, Орум одарил меня презрительной улыбкой.
Он распахнул дверь, и парочка вышла в сгущающиеся сумерки. На мгновение Орум остановился, чтобы открыть зонт, и они исчезли из виду.
* * *К тому времени как мы вернулись, дом наполнился звуками человеческой деятельности. Было такое впечатление, что другие гости тоже решили покинуть свои комнаты.
Двух женщин, Зельду и «Фими», мы обнаружили в гостиной за чаем и дружеской беседой. Я оставила с ними мистера Ньюхауса и отправилась на поиски леди Хардкасл.
Я нашла ее в столовой вместе с мистером Читэмом. Разложив на столе какие-то бумаги, они склонились над ними, внимательно изучая. Когда я постучала в дверь, они оторвались от них.
– А, это вы, Армстронг, – сказала леди Хардкасл. – Наконец-то. Спасибо, что взяли на себя мистера Ньюхауса. С ним все в порядке?
– Абсолютно, миледи. Он захотел выкурить сигару, и я отвела его в «Пса и утку»…
– Где вы познакомили его с Дейзи, – продолжила миледи.
– Именно. Вроде как убила двух зайцев одним выстрелом.
– Отлично. Мистер Читэм показывает мне кое-какие рисунки и заметки, которые он делает, прежде чем приступить к работе над фильмой. Должна сказать, что я все больше и больше чувствую себя полным профаном, каковым, в сущности, и являюсь. Я никогда так тщательно не готовлюсь к съемкам, – с этими словами она махнула рукой в сторону кучи бумаг. – Вы только посмотрите. Детальная разработка содержания, мысли о том, как организовать кадр… даже набросок маленького, но совершенно очаровательного приспособления для спецэффектов. Удивительная изобретательность.
На лице Читэма появилось подходящее к случаю застенчивое выражение, но было ясно, что он купается в ее восхищении.
– В баре, мистер Читэм, мы столкнулись с вашим старым… «другом», – сообщила я. – С мистером Орумом.
– Черт, – произнес он, нахмурившись. – Он вам что-нибудь говорил? Надеюсь, что он не был груб с вами.
– Достаточно груб, но не слишком противен. Так, поязвил немного.
– Это на него похоже, – печально сказал режиссер. – Он был таким всегда. Уверен, что он приехал, чтобы устроить скандал.
– Сам он этого не говорил, но мистер Ньюхаус рассказал мне вашу историю, так что я могу только вообразить себе, что он собирается сделать.
Леди Хардкасл вопросительно приподняла бровь, но я в свою очередь приподняла свою и кивнула в сторону двери. Это был наш обычный сигнал, гласивший: «Я все расскажу позже, наедине».
– Мне очень жаль, – продолжил мистер Читэм. – Я всегда надеялся, что мы сможем решить все полюбовно, но, кажется, он думает иначе.
– Он появился не один, – добавила я. – С ним была элегантная молодая женщина – стройная блондинка, очень привлекательная и дорого одетая. Это его любовница? Жена?
– Такие женщины в его вкусе. Возможно, это его последняя зазноба. Он любит казаться этаким повесой. Новая возлюбленная в каждом порту… А вы уверены, что они были вместе?
– Когда мы пришли, было ясно, что их водой не разольешь, – ответила я. – Правда, она все время молчала, пока он высказывал свои ехидные колкости.
– Ну, конечно. Он любит глуповатых и послушных женщин. Тех, которые будут восхищаться каждым его словом.
– Ну, по виду глупой ее не назовешь. Честно говоря, мне показалось, что она оценивала нас с очень большой проницательностью.
– Тогда я не знаю… – сдался Читэм.
– Уверена, что со временем мы это увидим, – заметила миледи. – Наверняка Дейзи уже все выяснила.
– И не сомневайтесь, – согласилась я. – Если б у меня была возможность, я уже расспросила бы ее, но она была занята, а мистер Ньюхаус такой интересный рассказчик, что я не почувствовала потребности оставить его ни ради того, чтобы перемыть кому-то косточки, ни ради того, чтобы узнать какие-то сплетни.
– И были абсолютно правы, – согласилась со мной хозяйка. – Вы и так уже узнали достаточно…
– Наш Бэзил, – со смешком заметил Читэм, – если сильно захочет, может быть блестящим рассказчиком. Хотя на вашем месте я воспринимал бы все, что он рассказывает, с некоторой долей скепсиса. И недоверия. А также сомнения.
– Принято к сведению, – ответила я. – Если позволите, миледи, я должна проверить, все ли в порядке с обедом.
– Ну конечно, дорогая, – отпустила меня хозяйка. – Герти составит нам компанию.
– А сэр Гектор?
– В этом она не была уверена. Однако лучше быть готовыми накормить его, если понадобится, но не в ущерб гостям. Я была уверена, что он съест то же, что и все остальные.
– Еды будет предостаточно, – заверила я хозяйку. – Фазаны обычно оказываются крупнее, чем кажется на первый взгляд.
Выйдя из столовой, я направилась на кухню, где выяснила, что мисс Джонс полностью контролирует ситуацию. Она даже написала записочки с указанием, что мы все должны делать. Ко мне присоединилась Эдна, и мы с ней прекрасно перекусили.
Глава 4
– Э-э-э, леди, а мы что, действительно будем в этом кинемано… кинемато… в этих живых картинках?
С утра пораньше мне пришлось отправиться на нашем маленьком «Ровере» в Чиппинг-Бевингтон, чтобы встретить камеру и сопровождающего ее техника. И когда сын начальника станции «молодой» Робертс загрузил их в авто, я поняла, что для меня места почти не осталось.
После завтрака и краткого курса обучения работе с камерой мы выкатили ее и мощную деревянную треногу в деревню и установили все это на деревенском лугу. Нашей целью было заснять лавочников, когда они будут открывать свои лавки, и детей, идущих в деревенскую школу.
– Хотела бы я иметь объективную съемку сельской жизни, – заметила леди Хардкасл. – Нечто, что историки могли бы изучать лет через сто.
Спустя час я начала понимать, что ее гипотетические историки из будущего должны быть терпеливыми людьми, готовыми с интересом следить за тем, как жители застенчиво кривляются перед камерой. Нашим последним раздражителем оказался мальчуган, который, я в этом просто уверена, должен был сидеть в классе и повторять таблицу умножения или учить имена британских королей и королев. И ему с его дурацкими вопросами нечего было делать на деревенском лугу.
Надо отдать должное леди Хардкасл, которая оказалась намного терпеливее, чем я.
– Да, малыш, – снисходительно отвечала она, – но если ты будешь стоять слишком близко, то мы не сможем правильно увидеть тебя в кадре.
– В этом нет вообще никакого смысла, – спорил с ней этот гоблин. – Чем ближе, тем лучше видно. Это любой дурак знает.
– К сожалению, камера гораздо хуже любого дурака. И она знает только то, что ты будешь лучше виден, если отойдешь вон туда, к церкви. Возможно, все это из-за божественного света, проникающего сквозь священное цветное стекло, или это просто влияние футов и дюймов между тобой и линзой, но я уверяю тебя, что у тебя больше шансов хорошо получиться на экране, если ты пройдешься в сторону Божьего храма.
– Как смешно вы говорите.
– А вот в этом ты прав, дружок, – согласилась с ним миледи.
Я уже хотела было объяснить ему все о горшках, котелках и черноте[20], но сдержалась.
Дитя какое-то время оценивающе разглядывало хозяйку. По-видимому, он никак не мог сообразить, что же ему делать с этой ненормальной представительницей аристократии, но тем не менее, видимо, решил поступить так, как ему велели, и направился в сторону церкви.
– Все это гораздо сложнее, чем мне представлялось, – пожаловалась миледи. – Я думала заснять пару реальных эпизодов из деревенской жизни для будущих поколений. А вместо этого мне приходится тратить бесконечные метры очень, очень дорогой пленки на съемку приветствующих нас людей.
– Нам надо куда-то спрятаться, – предложила я. – Как охотникам в засаде.
– Мне кажется, дорогая, что посредине деревенского луга это может выглядеть очень подозрительно.
– Быть может, вы правы, – согласилась я. – Но хоть что-то подходящее снять удалось?
– Я не уверена. Узнаем, когда вернемся домой. Но я буду продолжать – никогда не знаешь, что может попасть в кадр… У меня в оранжерее пленки больше чем достаточно.
– Может быть, стоит немного сфокусироваться на этом мальчишке? Он выполнил свою часть сделки и отвязался от нас.
– Конечно, ты права. Куда он… А, вижу. Минуточку… Сейчас я… А это еще что такое?
Пока она говорила, из-за угла, со стороны Бристольской дороги, появился самодвижущийся шарабан и затарахтел в сторону церкви. Грохот его мотора перекрывался становившимися все громче звуками «Вперед, Христово воинство!»[21], исполняемым сидевшими в шарабане.
– Церковный пикник? – предположила я.
– Это во вторник-то? Разве церковные пикники не устраиваются во время уик-ендов? Разве люди не должны работать?
Но сцена, разворачивающаяся перед нами, была настолько хороша, что миледи, вместо парнишки, направила камеру на сидевших в шарабане. Так что его согласие – хотя и неохотное – выполнить ее требование так и осталось без вознаграждения.
Между тем шарабан с грохотом остановился перед церковью. Мужчина и женщина, сидевшие на переднем сиденье, мгновенно поднялись на ноги и повернулись лицом к остальным пассажирам. Из-за расстояния их слов разобрать было нельзя, да и в любом случае их заглушил бы несмолкающий скрипучий звук двигателя, но по громким приветствиям в их адрес было очевидно, что спич, который они произнесли, вполне мог сравниться по своему воздействию на аудиторию с призывом доброго короля Гарри[22].
Лидеры первыми покинули механическую повозку и велели водителю помочь им с грузом, уложенным в багажном отделении. Каждый из их спутников, с трудом выбиравшихся на твердую землю, получал в руки укрепленный на палке плакат.
– Как волнительно, – произнесла леди Хардкасл. – Я уверена, что это будет протест против чего-то…
Когда все спустились с шарабана, водитель вернулся на свое место и, с громким скрежетом переключив скорость, направил свой шумный экипаж вокруг деревенского луга в сторону Бристольской дороги.
Его пассажиры продвинулись слегка вперед по дорожке и выстроились в неровную линию перед сельской ратушей. Подняв свои плакаты, они стали с чувством исполнять «Рок веков»[23]. Плакаты сотрясались в унисон с древним гимном, и казалось, поющие наслаждаются моментом.
– Твои глаза видят лучше моих, дорогая, – сказала леди Хардкасл. – Ты не видишь, против чего они выступают?
Я и сама уже косилась на плакаты, но не могла рассмотреть их достаточно хорошо.
– Что-то насчет «происков дьявола», и еще «ворожеи не оставляй…» – дальше плохо видно.
– Скорее всего, «в живых»[24], – предположила миледи, все еще возившаяся с камерой. – Уверена, что вся эта шумиха вызвана фильмой мистера Читэма.
Пока мы наблюдали за этой демонстрацией, из дверей церкви возник преподобный Джеймс Блэнд. Быстро пройдя по дорожке, он вышел из ворот, ведших к кладбищу, и подошел к собравшимся. Было ясно, что ему, так же как и нам, хотелось понять, что происходит.
Леди Хардкасл пробормотала себе под нос нечто совсем не церковное. Ей, по-видимому, понадобилась новая пленка, и то, что из-за этого пришлось прервать съемку, вывело ее из себя. Мы заменили катушки в камере. По моему скромному мнению, процесс был нудный и неоправданно сложный. Наверняка, если захотеть, то можно было бы придумать более простой способ выполнения этой важной и, главное, регулярной процедуры. К тому моменту, как мы закончили, мистер Блэнд уже прекратил общаться с протестующими и торопился в нашу сторону. Пока он не подошел, леди Хардкасл истратила несколько футов пленки на съемку нашего бездельника, который строил рожи демонстрантам.
Задыхающийся преподобный отец наконец добрался до нас.
– Доброе утро, леди Хардкасл, – с трудом произнес он. – Надеюсь, что гости не помешали вашей съемке. Как я понимаю, вы создаете портрет нашей деревни для шоу…
– Именно, святой отец. Слухи у нас распространяются быстро.
– Словечко здесь, шепоток там… – ответил викарий. – Если новости интересные, то распространяются они очень быстро. К счастью, Святая книга запрещает только порочащие Всевышнего высказывания и заведомую ложь, иначе нам ничего не удалось бы узнать.
– У нас было множество случаев высоко оценить надежность деревенского радио. И оно часто нам помогало.
– Печально, однако, что на этот раз оно всех нас подвело. Никто заранее не предупредил нас о мистере и миссис Хьюз и их банде, портящей настроение нормальным людям.
– Портящей настроение? – уточнила я. – Так вы их не одобряете, сэр?
– Естественно, мисс Армстронг. Я ведь скромный слуга любящего людей Господа, который радуется достижениями своих чад. Он искушен и мудр и хорошо понимает тонкости наших изобретений. Мистер Читэм – человек уважаемый и благочестивый. Он заранее прислал мне описание своей фильмы, дабы убедиться, что я не буду возражать против ее показа в церковном зале. Я указал ему на то, что зал принадлежит деревне, но даже если б он находился в моем прямом подчинении, я не имел бы никаких возражений. Фильма современная, может быть, даже немного специфическая, но в ней нет ничего, что шло бы вразрез с учением небесного Отца нашего.
– Но эти… эти… – Леди Хардкасл нахмурилась.
– Хьюзы, миледи, – подсказала я.
– Спасибо, милая. Эти Хьюзы и их люди с вами не согласны?
– Так они утверждают. Правда, не знаю уж, то ли они считают фильму не соответствующей религиозным догмам, то ли привлекли религию, чтобы оправдать свои протесты. Сдается мне, что мистер Хьюз умудрился сделать подобные протесты своим основным занятием в жизни. Понимаете, я вовсе не возражаю – одному Богу известно, сколько в современном мире вещей, против которых я протестовал бы, будь у меня на это время, – но я бы хотел, чтобы Хьюз и ему подобные не использовали так беззастенчиво имя Божье в своих эскападах. Можно только восхищаться их изобретательности при выборе святых текстов для оправдания своих недалеких взглядов, но, по-моему, очень часто эти взгляды не имеют никакого отношения к христианству.
– А остановить их нельзя? – поинтересовалась я. – Леди Фарли-Страуд невероятно расстроится, если они испортят ее «праздник». Не говоря уже о других жителях деревни. Дейзи будет просто убита, если он не состоится.
– Боюсь, что я мало что могу сделать, – ответил священник. – Я бы мог что-то возразить, если б они стояли на территории церкви, но они находятся на общественной дороге. Может быть, вам стоит обратиться к сержанту Добсону, но боюсь, что среди многих свобод, которыми мы наслаждаемся, будучи жителями Империи, есть и свобода безнаказанно досаждать окружающим.
– Если хотите, я могла бы их слегка поколотить, – предложила я, подмигнув. – Их там сколько – всего каких-то полтора десятка… И выглядят они довольно рыхлыми. Так что шансов у них никаких нет.
– Я уверен, что мы сможем все решить, не прибегая к кулакам, мисс Армстронг. – Святой отец насмешливо нахмурился и, наклонившись к нам поближе, произнес заговорщицким тоном: – Честно говоря, я подумываю о том, чтобы натравить на них пса моей супруги.
– Гамлета? – рассмеялась леди Хардкасл. – Но ведь он и мухи не обидит. Единственное, что они могут умереть от смеха, глядя на такую древность.
– Вот именно, – викарий в первый раз за весь разговор улыбнулся. – Но они-то об этом не подозревают. На первый взгляд он может показаться вполне себе страшным псом.
– Да, он у вас громадный, – согласилась миледи, – с этим не поспоришь. Может быть, стоит попросить миссис Блэнд выйти с ним на прогулку и проследить за их реакцией?
– Вполне возможно, я так и сделаю. А пока не могу ли я просить вас телефонировать леди Фарли-Страуд? Мы так и не смогли уговорить отца епископа установить телефон в церкви, а я хотел бы предупредить ее заранее, чтобы она не слишком расстроилась, когда, приехав, увидит все это своими глазами.
– Я все сделаю, святой отец, – заверила его миледи. – И не слишком беспокойтесь о Герти – она сделана из стали.
* * *Вернувшись домой, леди Хардкасл телефонировала леди Фарли-Страуд, реакция которой, как она сказала после того, как разговор закончился, состояла из многочисленных «пуффф», «тупой осел» и заверений, что сегодня на шоу она захватит с собой зонтик с тяжелой ручкой.
А вот мистер Читэм, напротив, казалось, сильно разволновался.
– Это именно та суета, которая сейчас для нас абсолютно лишняя, – сказал он, когда миледи рассказала ему о прибытии Хьюзов и их последователей. – Уже много месяцев они следят за всеми моими передвижениями. Начинали с хладнокровных аргументированных писем, которые писали в приходские советы, с разоблачением греховной подоплеки моей фильмы. Когда это не произвело никакого эффекта, стали писать непосредственно местным викариям. Но письма игнорировались, и они переключились на епископов. Случилось так, что у меня прекрасные отношения с епископом Рочдельским – в свои молодые годы он был армейским капелланом, и я знаю его еще с тех пор, как служил в ополчении. Он получил одно из писем Хьюза. Доставил его курьер. Написано оно было зелеными чернилами. Начало было милое и спокойное, но дальше, когда дело дошло до деталей святотатств, которые я совершаю, с подробным описанием гнева Господня, который падет на головы всех тех, кто увидит эту работу, письмо становилось все более несвязным и маловразумительным.
– И что же сделал епископ? – поинтересовалась леди Хардкасл.
– В ответ он написал, что сам видел фильму и что в ней нет ничего, что можно было бы назвать святотатством. Еще он отметил, что в ней показаны магия и предрассудки, но так, что речи о какой-то слишком ужасной истории не идет. Проще говоря, он намекнул Хьюзу, что тому стоит заткнуться.
– И это, скорее всего, не обрадовало Хьюза.
– Он был в ярости. Написал письмо архиепископу. Но когда и это не помогло, затих на несколько недель, хотя, судя по всему, все это время он готовился к решительной атаке. Здесь он для того, чтобы доставить всем нам неприятности.
– Хотя в реальности они мало что могут сделать, – заверила его хозяйка.