Башни земли Ад

– Всякая тварь под небом дорожит жизнью. И букашке, втоптанной в пыль копытами твоего скакуна, и даже кедру, из которого сделан трон, ныне ставший твоим, была отрадна жизнь. Но посредством творений своих на Земле Аллах осуществляет свои высокие, неподвластные разумению смертных, замыслы. И ты, великий амир, и низвергнутый султан Баязид, и я – нищий дервиш – лишь части божьего плана. Чего бы ни желали ты или я, лишь Его замысел – воплотится!

Тамерлан улыбнулся, уже не скрывая более, что ему нравится разговор.

– Ты и вправду мудр и красноречив, как о том рассказывают.

Хасан Галаади молча воздел ладони к небу.

– Говорят также, – продолжал Железный Хромец, – что ты обладаешь даром пророчества.

– Я – не Магомед, не Иса, не Муса, мир праху благочестивых. Не верь глупцам, сеющим пустоту и разносящим слухи. Мне ни к чему присваивать чужое звание, сколь бы лестно оно не звучало.

– Но ведь правда, что ты предсказал Баязиду победу при Никополисе?

– Я хорошо знаю западных варваров. Они храбры, но тщеславны. Каждый из них в бою рвётся вперед, а следовательно, никого не заставишь прикрывать спину собрата по оружию. Ибо второму не достанется ни славы, ни добычи. Под Никополисом собралось большое войско, но каждый из отрядов шёл под своими знамёнами. В часы мира эти воины не верили друг другу, в бою же мешали. Лишь гнев Аллаха мог помешать Баязиду сокрушить неверных. Я же вопрошал просветленного учителя моего Абу-Хамида, вознесённого к престолу Господнему и он поведал мне, что Аллах благоволит к Баязиду.

– Но ведь ты предрек ему и разгром при Анкаре.

– Разве это сложно было сделать?

Хасан кинул взгляд на помрачневшего султана:

– Он рвался в бой не менее, чем до того храбрецы из полчищ христианских варваров. Оттого и бросил выгодную позицию и поспешил навстречу тебе. Вернее, Баязид думал, что спешит навстречу. Всякому, кто со вниманием и усердием следил за твоими победами, великий амир, ясно, что ты не стал бы медлить, дожидаясь врага, а уж тем паче, отступать. Это значило лишь одно. Ты пошёл иным путем, более длинным, но зато изобилующим пастбищами и источниками воды. Баязид, спеша вкусить плоды великой победы, повёл войско короткой дорогой, страдая от голода, жажды и жары. И жестоко обманулся в своих надеждах, так и не обнаружив тебя. Вернее, обнаружив, но у себя за спиной. На той самой оставленной им позиции.

Галаади на мгновение замолчал.

– К тому же, я говорил ему, что сербы ненадёжны, и оставят султана, едва появится возможность. Но это тоже не было откровением свыше. Можно ли полагаться на тех, чьи отцы и братья были убиты твоими руками?

– Что ж, это верно, – кивнул Тамерлан. – Похоже, ты хорошо разбираешься в военном деле.

Хасан со вздохом покачал головой.

– Разве то, о чём я сейчас говорил, имеет отношение к военному делу? Люди остаются людьми, надет ли на них железный панцирь, или ветхое рубище. Я не пекусь о мирских знаниях, ибо передо мной океан истины, заключенный в сердце каждого правоверного, а познавая свою душу, познаешь и своего Господа.

– Ты говоришь мудро, Хасан Аль-Саббах, прозванный Галаади, и все же ты лжёшь! Разве Баязид не послал янычаров, чтобы они привели тебя?

– Послал, великий амир.

– Но ты отказался идти.

– И вновь каждое твое слово истинно. Я был погружен в благочестивые размышления о сказанном в «Заповеди пророка»: «Говорить людям по степени их разумения».

– Тогда они попытались силой привести тебя.

– И снова верно. Увы, так и было. Они набросились на меня, как гиены на смиренного агнца.

– Но ты избил их и обезоружил.

– Не я избил, но мой посох. Я же увещевал их кроткими словами, умоляя оставить меня и не чинить насилия. Но ведь, если заповедано говорить людям по степени их разумения, то палка оказалась ближе к разумению янычар, нежели человеческая речь.

– И всё-таки ты пришел сюда, – не скрывая интереса, усмехнулся Железный Хромец.

– Я надеялся отыскать здесь тех, чьё разумение не нуждается в палке, и, что отрадно, не ошибся.

– Но где ты выучился так ловко владеть посохом?

– Я много странствовал, великий амир, – уклончиво ответил Галаади.

– Это понятно и без слов. А откуда ты родом?

– Из Галаада в Трансиордании.

– Стало быть, ты принадлежишь к роду Халила, как и пророк Магомед, мир праху его.

Тамерлан задумался на мгновение.

– А что ты скажешь, Хасан Галаади, если я предложу тебе следовать с моим войском?

– Я откажусь, великий амир.

– Почему?

– Я не желаю следовать с войском, как и путешествовать со стадом мулов, ибо не воин, и не мул.

Тамерлан рассмеялся, что в последние годы случалось с ним редко.

– А если я предложу тебе сопровождать меня?

– Я сочту это предложение разумным, великий амир. Трудно отыскать ещё одного столь необычного человека, длань которого, возможно, служит Аллаху для воплощения замыслов его.

Повелитель Счастливых Созвездий хлопнул в ладоши, и в покрытую верблюжьими шкурами палатку вошел, почти вкатился обряженный в парчу евнух. Тамерлан едва бросил на него взгляд и сделал неопределённый жест рукой, вполне достаточный для ревностного служителя. Спустя мгновение на расстеленном перед троном ковре появился низкий лакированный столик, на котором беспорядочно, но густо были водружены ароматные яства и чаши, полные кумыса.

– Ты разделишь с нами трапезу, Галаади?

– Я был счастлив разделить с тобой беседу, великий амир. Подобная же трапеза не подобает дервишу.

– Что ж… – опечаленно вздохнул Тамерлан. – Тогда ступай. Но впредь, когда я призову тебя, не избивай моих людей.

– Не присылай мне воинов с оружием. Присылай верных тебе с добрым словом.

– Да будет так, – улыбнулся Повелитель Востока.

Дервиш поклонился и направился к выходу, спиной чувствуя недобрый взгляд единственного глаза Баязида. У самого полога шатра суфий ещё раз остановился, касаясь перстами лба и к груди и складывая руки перед собой. В тот миг, когда он притронулся к священному амулету, висящему под грубой шерстяной накидкой, в голове моментально активизировалась закрытая связь.

– Джокеры, Вагант, я – Дервиш. Приветствую вас в сопределе. Вербовочный подход, кажется, прошёл успешно. Хотя с Тамерланом, как вы понимаете, ни о чем нельзя говорить наверняка.

– А вот Штирлиц знал наверняка. Хотя Наверняк об этом не подозревал.

– Серёжа, погоди, – вмешался Джокер I, – как там обстановка?

– Как водится, – Хасан поднял глаза.

Примерно в миле от лагеря столбом поднимался к небу чёрный дым. В его клубах смутно просматривались некогда песочно-желтоватые городские стены. Неподалёку от разрушенной крепости едва заметные с холма суетились люди. Они убегали, возвращались, что-то высыпали из корзин на землю. Куча становилась всё выше и выше, а люди сноровисто, явно не впервые, продолжали делать своё дело.

– Это головы жителей города, – пояснил Хасан.

– Да уж догадались, шо не урожай бахчевых, – с неожиданной досадой откликнулся Лис.

– М-м-да… – вздохнул Мишель Дюнуар. – Жаль, что я не могу показать эту картинку своим подопечным.

Часовой у двери в залу чуть замешкался, и в тот же миг тяжёлая рука легла ему на плечо и отодвинула в сторону. Отодвинула с такой лёгкостью, как будто на страже стоял не видавший виды старый вояка двухсот фунтов весу, а соломенный манекен, по которому татарские юнцы-огланы пускают стрелы с несущихся вскачь коней. Стражник хотел было возмутиться подобной бесцеремонностью, но вовремя спохватился. Стоявший перед ним воин был на полторы головы выше и на треть шире в плечах. К тому же гостя сопровождал княжий тиун[3], а стало быть, незнакомец, хоть и казался странным в своём нелепом яркоцветном одеянии, но всё же имел право явиться пред взором повелителя.

Князь Витовт пировал. Охота была изобильна, и чистые реки всякий день одаривали наместника великого княжества Литовского щедрым уловом. За столами, расставленными покоем, разухабисто предаваясь хмельному разгулу, сидели, а порой и возлежали бояре, витязи и гости, прибывшие ко двору из дальних земель. Во главе стола, привлекая всеобщие взоры, располагались Витовт с супругой и приглашённый на празднество, приласканный князем скиталец, изгнанный Тимуром, недавний хан Золотой Орды, Тохтамыш. Увидев вошедшего, князь остановил жестом очередную здравицу и спросил, возвращая поднятый кубок на столешницу:

– Тиун сказал, что ты – ритер высокого рода и прибыл сюда издалека по неотложному и чрезвычайно важному делу.

– Он сказал правду, – громыхнул рыцарь.

– Как звать тебя? Откуда ты родом и какая нужда привела тебя ко мне?

– Мишель Дюнуар, барон де Катенвиль из Катенвиля на Луаре.

– Стало быть, ты – франк?

– Франк. Но прибыл сюда из другой земли и по велению монарха куда более могущественного и мудрого, нежели безумный Карл.

– Вот как? Кто же послал тебя?

– Я прибыл из далёких, скрытых горами и безводными пустынями владений пресвитера Иоанна – императора Востока.

Князь Витовт приподнялся от неожиданности. Ему, как и любому властителю Европы, было хорошо известно, что где-то там, едва ли не у самой границы восхода, расположено огромное сильное царство, в котором некогда проповедовал апостол Фома, брат Спасителя, и в котором нынче правит таинственный мудрый правитель пресвитер Иоанн. Шептались, что ему известен секрет бессмертия, что слуги его могут летать по воздуху, что войско его бесчисленно и богатства несметны.

Не каждый день ко двору прибывают такие гости! Витовт перевёл взгляд на Тохтамыша. Тот безмолвствовал. Он также слышал замечательные рассказы о неведомом царстве где-то за полноводным Индом. Но никто из его аскеров и беков не мог рассказать о нём ничего путного, кроме известных всем легенд.

– Предупрежу твой вопрос, князь, – резко с напором продолжил Дюнуар. – Ты, верно, желаешь узнать, как я, франк, оказался при дворе Императора Востока?

Я был одним из тех, кто чудом избежал плена при Никополисе. Мне верилось, что смогу выручить друзей, которым повезло меньше, чем мне. Я тайно последовал за войском Баязида. Но моих боевых товарищей отправили кораблём в Персию. Я примкнул к каравану, идущему туда. Караван-баши охотно нанимают людей, не задающих лишних вопросов и умеющих владеть оружием. Когда же я, наконец, прибыл на место, то выяснил, что моих соратников там уже нет. По слухам, они отправились дальше на восток.

Странствуя с купцами, я наконец достиг цели. Те мои друзья, что еще оставались живы, были выкуплены мудрым пресвитером Иоанном. Его святейшее величество неизменно добр к единоверцам. Восхищённый могуществом и величием этого государя, я поступил к нему на службу. И вот я здесь, выполняю то, что повелел мой Император.

– Говори же! – заворожённый рассказом посланца, негромко сказал Витовт.

– Ты желаешь, чтобы я исполнил волю пресвитера Иоанна здесь, при всех этих людях? Мой повелитель велел донести его слова лишь до твоего слуха…

Витовт обвёл глазами изрядно протрезвевшие ряды соратников:

– Я верю всем и каждому из этих людей.

– Твоё слово, – пожал плечами барон де Катенвиль – я лишь посланец, исполняющий приказ.

Он отмахнул плащ, открыл висевшую на плече объемистую суму, достал нечто, завёрнутое в лоскут пурпурного шёлка, подошёл к столу и, водрузив свёрток на столешницу, раскрыл его.

Взорам собравшихся открылся золотой, украшенный пластинами драгоценного электрона[4] княжий венец.

Князь побледнел. Несколько лет назад в кровавой схватке на Ворскле с полководцем Железного Хромца, Едигеем, этот символ власти был сбит копьем с его шлема. Витовт повернул корону: даже вмятина от удара красовалась там, где должна была быть.

– Тамерлан, покоряя земли к западу от Инда, послал сведущих людей с дарами пресвитеру Иоанну. Но сказано древними: «Бойтесь данайцев, и дары приносящих». К тому же, мудрый Иоанн усмотрел в этом подарке злой подвох. Дескать, примите дары от Тамерлана, который отбирает короны и дарит их. Мой господин велел отвезти этот дар тому, кому он истинно принадлежит.

Витовт протянул руки к золотому венцу.

– Ещё, – не давая опомниться, продолжил таинственный посол – пресвитер Иоанн велел сказать, что если ты, наместник, и впрямь желаешь стать достойным королевского венца, как о том сказывают, а ты, хан Тохтамыш – вновь сесть на трон Золотой Орды, то мне, буде на то ваша воля, следует помочь вам своим опытом, умением и знаниями.

– Что же ты знаешь такого, что не известно нам? – процедил Тохтамыш, обиженный напоминанием о досадном фиаско.

– Многое. Весьма многое. Вот, скажем, сейчас Тамерлан стоит под стенами Адрианополя. Один из сыновей Баязида, воспользовавшись пленением отца, заперся там, объявил себя новым султаном и отказался принять власть Самаркандского выскочки. Сейчас город в огне, а возле некогда мощных стен громоздится минарет, сложенный из несчитанных голов его жителей. Впрочем, самому Мехмеду ибн Баязиду до этого дела нет. Он спешит в Венецию, где ему обещано укрытие.

– Это правда? – зачем-то уточнил Витовт.

– Чистейшая правда. Пошли гонцов, если не веришь. Но вскоре узнаешь о том и без гонцов. Молва о сожжении блестящего Адрианополя быстро долетит до твоих владений. Напомню, Витовт, всадники Тамерлана могут двигаться ещё быстрее.

– Ты угрожаешь мне?

– Лишь напоминаю. И ещё хочу передать тебе то, что было мне сказано пресвитером Иоанном, которому открыты страницы грядущего. Сейчас мятежный сын Баязида спешит в Венецию, и та откажется выдать его Тамерлану, и тогда Железный Хромец расправится не только с Жемчужиной Адриатики, но и с Вечным Римом, и пойдёт дальше, неся смерть и разрушая всё на своём пути. Лишь минареты из отрубленных голов и пепелища украсят его путь.

Но ты, Витовт, можешь помешать этому, так же, как и ты, хан Тохтамыш. Ибо ваши кони не менее быстры, чем кони Тамерлана, и в то время, когда он устремит свои взоры на Италию, вы можете ударить ему в тыл и сокрушить кровожадного старца.

– Да! Можем! – хлопнул ладонями об стол Тохтамыш. В черных зрачках его пылал огонь, и это вовсе не было отражением пламени факелов, освещающих залу.

– Если я сделаю это, – медленно, точно размышляя вслух, проговорил Витовт. – Рим, несомненно, объявит меня королем.

Последние слова его были заглушены шелестом выходящих из ножен мечей.

– Здравие королю Витовту! Здравие хану Тохтамышу! Смерть Хромцу!!!

– …Не, шо не говори, с короной это был козырный ход.

– Да, атомарная копия получилась на славу.

– Жаль, что пресвитера Иоанна в реале не существует. Вот бы он сейчас веселился!