Союзники Германии по Четверному союзу капитулировали несколько раньше, когда стала очевидна неизбежность капитуляции Германии. 29 сентября капитулировала Болгария, 30 октября – Турция, 3 ноября – Австро-Венгрия.
Парижская Мирная конференция
Положения Версальского мира вырабатывались в течение полугода после этого в рамках Парижской мирной конференции. Различные, зачастую противоречащие друг другу, цели руководителей стран-победительниц привели к длительным дебатам по основным пунктам договора.
Проблема репараций, стоявшая перед участниками Парижской конференции, была одновременно очень простой и предельно сложной. Простоту проблемы сформулировал Ллойд Джордж, сказав, что «кто-то должен был заплатить [за разрушения Великой войны]. Если Германия была не в состоянии платить, это означало, что придётся заплатить британскому налогоплательщику». Сложность была в «составлении счёта к оплате» и выяснении того, сколько Германия в действительности могла заплатить. Сам термин «репарации» в будущем договоре вызвал разногласия на конференции: в соглашении о прекращении огня упоминалось о компенсации «ущерба», но не уточнялось, что именно следовало считать «ущербом». В результате было неясно, действительно ли речь идёт о компенсации ущерба от войны или репарации фактически являются классической контрибуцией, налагавшейся на проигравшую сторону по окончании многочисленных войн XVIII–XIX веков?
Представители США заняли «высокую моральную позицию»: они ничего не хотели для себя, но рассчитывали, что европейцы вернут деньги, которые американское правительство и банки одолжили им во время войны. Для европейцев репарации были как способом безболезненно погасить свои долги, так и возможностью восстановления народного хозяйства. Франция понесла самый крупный прямой ущерб, поскольку север страны (зона «Zone Rouge») был в значительной степени разрушен; Бельгия пострадала больше других стран в процентном отношении; Великобритания потратила больше всех денег.
Вопрос о германских финансовых возможностях был ключевым: если цифра окажется «неподъёмной» для страны, то экономика Германии может рухнуть, что никак не поможет британским экспортерам, надеявшимся получить прибыли на вновь открывшемся немецком рынке; если сумма будет слишком мала, германская промышленность быстро восстановится – что уже не устраивало представителей Франции. Непосредственная материальная заинтересованность всех сторон, участвовавших в обсуждении, приводила к тому, что союзники стремились завысить свои потери, а представители Германии – преуменьшить свои возможности.
Поскольку участники конференции так и не смогли договориться об окончательной сумме репараций и переговоры рисковали затянуться на годы, в Версальский договор было включено лишь положение о специальной комиссии из представителей союзников, которой были даны два года на определение размеров и форм репараций. Впоследствии это привело к тому, что сами платежи для отраслей, требовавших немедленного восстановления, стали поступать слишком поздно, а среди немцев стало популярно обвинение Антанты в том, что она заставила их «подписать незаполненный чек»
Новая Веймарская республика начала своё существование с тяжёлым бременем долгов, а германские национал-социалисты смогли воспользоваться «понятным» недовольством широких слоёв населения. Кроме того, английский экономист Джон Мейнард Кейнс способствовал созданию упрощённой, но убедительной картины формирования экономических условий мира, согласно которой «мстительный» Клемансо, «вечно колеблющийся» Ллойд Джордж и «жалкий» Вудро Вильсон, которого обманули его партнёры по переговорам (теория «февральского заговора», организованного французами и британцами в период отсутствия в Париже президента США, напоминала национал-социалистическую концепцию «удара ножом в спину»), совместно «раздавили» Германию своими требованиями.
Вскоре после открытия конференции Верховный совет Антанты создал комиссию по возмещению ущерба, которая должна была ответить на тесно связанные между собой вопросы: (1) сколько должны заплатить Центральные державы, (2) сколько они были в состоянии заплатить и (3) в какой форме должна была производиться оплата. Подкомитет по последнему пункту встречался редко, но два других подкомитета проводили сессии практически днём и ночью, выдавая в результате многочисленные документы. К 14 февраля комиссия, на деятельность которой влияла внутренняя политика стран, которые представляли отдельные эксперты, уже зашла в тупик: американские эксперты настаивали на относительно умеренной сумме, в то время как их британские и французские коллеги требовали существенно большего. Британцы требовали репараций на сумму в 24 миллиарда фунтов (120 миллиардов долларов), французы – 44 миллиарда фунтов (220 миллиардов долларов); американцы рекомендовали остановиться на сумме 4,4 миллиарда фунтов (22 миллиарда долларов). Кейнс полагал, что Германия могла заплатить не более 2 миллиарда фунтов (10 миллиардов долларов).
Ллойд Джордж продолжил колебаться: с одной стороны, на встречах с Вильсоном и Клемансо он выступал за высокие репарации, с другой – в своём знаменитом «Документе из Фонтенбло», составленном в конце марта, говорил об умеренности. У исследователей складывалось впечатление, что иногда британский премьер прислушивался к «умеренным» экономистам Кейнсу и Монтегю, а иногда – к бывшему управляющему Банком Англии лорду Канлиффу и судье лорду Самнеру.
Последняя пара, прозванная Кейнсом, который крайне неприязненно относился к своим соперникам, «небесными близнецами» (диоскурами), рассматривалась как участниками конференции, так и исследователями, как два «худших человека» в Париже: «Они всегда приходят вместе и их всегда вызывают, когда необходимо совершить какой-то особенно гнусный поступок». Сам Ллойд Джордж позднее утверждал, что и он был потрясён полным отсутствием у «близнецов» здравого смысла. Однако во время подготовки Версальского договора он «лукаво» намекал американцам, что, хотя сам и предпочёл бы более низкие репарации, он не мог заставить «близнецов» согласиться. Сами Канлифф и Самнер полагали, что от них требовалось заключить как можно более выгодную сделку для своей страны; но они были готовы пойти и на компромисс, если бы премьер-министр дал им такое указание.
Министр финансов Франции Луи-Люсьен Клотц – про которого саркастичный Клемансо говорил, что тот был «единственным евреем, которого я знал, который ничего не понимал в финансах», – вызывал презрение у многих участников переговоров о мире с Германией. Они отмечали узость взглядов французского чиновника, который настаивал на том, что в голодающую Германию не следует поставлять продовольствие. Формально именно Клотц отвечал за финансовую сторону договора; при этом решения принимал сам Клемансо, а Клотц был его верным и исполнительным подчинённым.
В частном порядке Клемансо признавал, что Франция никогда не получит того на что надеется, и даже вёл неформальные переговоры об «умеренных» репарациях. Но, как и Ллойд Джордж, Клемансо был обязан беспокоиться об общественном мнении, а большинство французов видели ситуацию просто: Германия вторглась в Бельгию, боевые действия велись на бельгийской и французской земле – Германия должна заплатить. Традиционный подход, согласно которому за войну всегда платит проигравший, также был силён: Франция выплачивала контрибуцию в 1815 году и делала это после 1871 года; теперь пришёл черед немцев.
Французские делегаты довольно быстро осознали, что Великобритания потратила на войну значительно больше, чем Франция, – поэтому включение военных расходов увеличит британскую долю в будущих репарациях. Французские представители изменили свой политический курс, признав, что должны быть включены только прямые убытки – разрушенные города и деревни, затопленные шахты и уничтоженные железнодорожные линии (подавляющее большинство которых находилось на французской территории). Подобная методика расчёта убытков давала бы Франции около 70 % от всех немецких платежей, а Великобритании – 20 %; остальное приходилось на Бельгию, Италию и Сербию. Британцы настаивали на получении 30 %, оставляя французам только 50, а оставшиеся 20 % распределялись бы между остальными державами. Потребовалось много времени – переговоры длились до 1920 года – чтобы получить окончательное соглашение, по которому Великобритании причиталось 28 %, а Франции – 52 %.
В соответствие с изменением методики счета французские делегаты снизили и сумму общих требований к Германии до 8 млрд фунтов (40 млрд долларов), что составило чуть более четверти от того, что они требовали изначально. Однако столь значительные уступки не устроили Канлиффа, представлявшего Великобританию, – он не хотел говорить о сумме менее 9,4 млрд фунтов стерлингов (47 млрд долларов). Именно это разногласие стало причиной отсутствия точной цифры в итоговом тексте договора.
Но это разногласие никак не вписывалось в ярко нарисованную Кейнсом картину переговоров, где «мстительная Франция намеревалась уничтожить Германию», Впрочем, Кейнс в знак протеста покинул конференцию раньше, и не застал окончательных согласований.
Отсутствие конкретной суммы, как записал один из американских экспертов в своем дневнике, «избавит Великобританию и Францию от их проблем с обнародованием небольшой цифры, которую они должны были получить от репараций, – потому что оба премьер-министра считают, что их правительства будут свергнуты, если факты станут известны общественности». Незамедлительно Германия была обязана заплатить только 20 миллиардов марок «в золоте и товарах»; к тому времени, как специальная комиссия установила в 1921 году окончательный итог – 132 миллиарда марок (примерно 6,6 миллиарда фунтов стерлингов или 33 миллиарда долларов) – негативные эмоции в отношении Германии, особенно среди британской публики, уже заметно улеглись.
Условия Версальского договора
Согласно итоговым условиям Версальского мирного договора, Германия возвращала Франции Эльзас-Лотарингию (в границах 1870 года) со всеми мостами через Рейн, передавала Бельгии округа Эйпен-Мальмеди («Восточные кантоны»), а также так называемую нейтральную и прусскую части Морене (рис. 4 и табл. 1).
К новообразованной Польше отходили Позен (Познань), части Померании (Поморья) и ряд других территорий Западной Пруссии; Данциг (Гданьск) и его округ был объявлен «вольным городом» Лиги Наций. Он включался в польскую таможенную систему. Польша получала контроль над железнодорожными и речными путями Данцигского коридора. Регион Мемельланд (Мемельская область) был передан под управление держав-победительниц (в феврале 1923 года был присоединён к Литве). К Чехословакии отошёл небольшой участок территории Верхней Силезии – Глучинская область.
Вопрос о государственной принадлежности Шлезвига, южной части Восточной Пруссии и всей Верхней Силезии предстояло решить на плебисцитах. Земли на правом берегу Одера, Нижняя Силезия, большая часть Верхней Силезии и другие территории остались под управлением Веймарской республики. Регион Саар на 15 лет переходил под управление Лиги Наций – после чего в нём предполагалось также провести плебисцит; угольные шахты Саарского бассейна переходили в собственность Франции.
Германия признавала и обязывалась строго соблюдать независимость Австрии, а также признавала полную независимость Польши и Чехословакии. Вся германская часть левобережья Рейна и полоса правого берега шириной 50 км подлежали демилитаризации – здесь была создана Рейнская демилитаризованная зона. В качестве гарантии соблюдения Германией условий демилитаризации на период от 5 до 15 лет оккупировались районы вокруг мостов через Рейн.
По сравнению с Германской империей, Веймарская республика потеряла десять процентов населения и тринадцать процентов территории; она продолжила оставаться крупнейшей страной в Европе к западу от Советского Союза (табл. 1). Отделение Восточной Пруссии от остальной Германии было связано с рядом трудностей, но такое разделение не было чем-то новым для Пруссии, которая на протяжении большей части своей истории включала в себя эксклавы.
По Версальскому договору на Германию была возложена вся ответственность за ущерб, нанесённый в ходе боевых действий. Бывший император Вильгельм II обвинялся в преступлении против международной морали и в военных преступлениях. Согласно статье 116-й Германия признавала «независимость всех территорий, входивших в состав бывшей Российской империи к 1 августа 1914 года», а также аннулировала Брестский мирный договор – наравне со всеми другими соглашениями, заключёнными ею с большевистским правительством; Бухарестский договор также аннулировался. Статья 116 мирного договора признавала за Россией право получения от Германии соответствующей части репараций.
Рис. 4. Территориальные потери Германии
Статья 117 ставила под сомнение легитимность большевистского правительства в России и обязывала Германию признать все договоры и соглашения союзных держав с государствами, которые «образовались или образуются на всей или на части территорий бывшей Российской империи».
Табл. 1. Потери территории и населения Германии
Германия оставляла свои войска в прибалтийских республиках и в Литве впредь до особого распоряжения союзников. Германия отказывалась от своих прав и преимуществ в Китае, Сиаме, Либерии, Марокко, Египте и соглашалась на протекторат Франции над Марокко и Великобритании над Египтом. Германия должна была признать договоры, которые будут заключены с Турцией и Болгарией.
Всеобщая воинская повинность в Германии отменялась. Армия, состоявшая из добровольцев, должна была быть сокращена до 100 тысяч человек, в том числе до 4 тысяч офицеров. Генеральный штаб и военная академия распускались и не подлежали восстановлению. Срок найма унтер-офицеров и солдат был определен в 12 лет, вновь набираемых офицеров – 25 лет. Все укрепления Германии уничтожались, за исключением располагавшихся на юге и востоке страны. Военный флот был сведён к 6 броненосцам, 6 лёгким крейсерам, 12 контрминоносцам и 12 миноносцам. Иметь подводный флот Германии запрещалось. Остальные германские военные суда подлежали передаче союзникам или уничтожению. Германии запрещалось иметь военную и морскую авиацию, а также дирижабли. Запрещалось иметь бронетехнику (за исключением небольшого количества бронированных автомобилей для нужд полиции). При этом Германия освобождалась от оккупации. Производство оружия по строго контролируемой номенклатуре могло осуществляться лишь под контролем союзников. Для наблюдения за выполнением военных условий договора создавались три международные контрольные комиссии
Германия обязывалась возмещать в форме репараций убытки, понесённые правительствами и отдельными гражданами стран Антанты в результате военных действий: определение размеров репараций возлагалось на особую репарационную комиссию, которая должна была определить к 1 мая 1921 года сумму контрибуции, которую Германия обязана была покрыть в течение 30 лет.
До 1 мая 1921 года Германия обязывалась выплатить союзникам 20 миллиардов марок золотом, товарами, судами и ценными бумагами. В обмен за потопленные суда Германия должна была предоставить все свои торговые суда водоизмещением свыше 1600 тонн, половину судов свыше 1 тысячи тонн, одну четверть рыболовных судов и одну пятую часть всего своего речного флота и в течение пяти лет строить для союзников торговые суда по 200 тысяч тонн в год. В течение 10 лет Германия обязывалась поставлять Франции до 140 миллионов тонн угля, Бельгии – 80 миллионов, Италии – 77 миллионов. Германия должна была передать союзным державам половину всего запаса красящих веществ и химических продуктов и одну четвёртую часть будущего производства до 1925 года.
Экономическими статьями Версальского договора предусматривалось снятие всех ограничений на ввоз товаров из стран-победительниц, свободный пролёт самолётов над территорией Германии; реки Эльба, Одер, Неман и Дунай объявлялись свободными для судоходства в пределах Германии, как и Кильский канал. Речное судоходство на территории Германии ставилось под контроль международных комиссий.
Последствия Версальского договора
Масштабы нарушений договора, который не привёл к «духовной демобилизации» немцев, не ясны по сей день. Однако известно, что гражданские воздухоплавательные клубы внезапно стали очень популярными после 1919 года – а после того, как Гитлер стал канцлером, его правительство смогло почти сразу воссоздать немецкие военно-воздушные силы. Начиная с того же года прусские полицейские силы стали обретать всё более военный облик как в своей организации, так и в подготовке своих членов. Хотя фрайкор (свободный добровольческий корпус – частная военизированная организация), возникший в 1918 году, и был распущен, его члены массово и «с изобретательностью» создавали бригады по трудоустройству, велосипедные агентства, цирки, детективные бюро. Ограничивалось число офицеров в армии до 4 тысяч, но в договоре ничего не говорилось о сержантском составе – в итоге в немецкой армии оказалось 40 тысяч сержантов и капралов.
Германские заводы, производившие танки, были переименованы в «тракторные», а их лаборатории занялись исследованиями в области чрезвычайно тяжёлых тракторов. По всей Европе – в особенности, в Нидерландах и в Швеции – компании с немецкими собственниками работали над созданием новых танков и подводных лодок. Советский Союз считался самым безопасным местом для подобной работы, поскольку был максимально удалён от наблюдателей контрольной комиссии. Веймарская республика проводила выплату репараций, часто задерживая платежи, вплоть до 1932 года; уже после Второй мировой войны долги по репарациям были урегулированы Лондонским долговым соглашением 1953 года.
Практически сразу после подписания Версальского договора в Веймарской республике началась кампания за отмену его условий, в особенности – пункта об ответственности за развязывание войны. По мере того, как воспоминания об отчаянном положении Германии на рубеже 1918–1919 годов стирались из памяти, всё большую популярность набирала версия об «ударе ножом в спину», нанесённом победоносной германской армии продажными политиками и евреями. Внешняя политика Веймарской республики строилась – в основном, если не исключительно – вокруг Версальского договора. Министерство иностранных дел Германии создало специальную секцию по вопросу об ответственности за развязывание войны, которая финансировала критические исследования по данной проблеме – а в пивных ресторанах Баварии молодой участник прошедшей войны Адольф Гитлер собирал толпы слушателей своими громкими и язвительными заявлениями о «постыдном мире». Советская пропаганда также использовала «неслыханный, грабительский мир» (Владимир Ленин) для дискредитации как Лиги Наций, так и капиталистической системы в целом.
Одновременно общественное мнение в Британии и США с каждым годом всё больше склонялось к представлению, что мирные соглашения, заключённые с Германией в 1919 году, были несправедливыми и недальновидными. Многочисленные мемуары и художественные произведения, вышедшие в течение десятилетия после окончания мирового конфликта (включая роман «На Западном фронте без перемен»), показывали широкой аудитории ужасы траншейной войны, которые испытали на себе солдаты с обеих сторон конфликта. Публикация конфиденциальных документов из довоенных архивов, произошедшая в тот же период, подорвала версию о том, что ответственность за войну несёт исключительно кайзеровское правительство – появились исторические труды, в которых «вина распределялась более равномерно».
Националистическим партиям удалось убедить широкие слои немецкого населения в том, что все проблемы Германии – высокие цены, низкая заработная плата, безработица, налоги, инфляция – имеют своим корнем «Версальский диктат». Идея о высокой стоимости участия в мировой войне, поражение в которой не позволило перенести расходы на другую сторону, не находила сторонников. Окончательная сумма репараций, установленная в Лондоне в 1921 году, составила 132 миллиарда золотых марок (или около 6,6 млрд. золотых фунтов стерлингов, равных 33 млрд. золотых долларов) – что было многократно меньше расходов, понесённых любой из Великих держав в годы войны. Благодаря сложной системе дополнительных условий, в действительности Германия обязывалась заплатить менее половины от этой суммы: союзники получили 36 миллиардов марок, из которых только 3 миллиарда не являлись займами (в основном, американскими) правительству в Веймаре. Но эти сухие цифры не мешали уверенности подавляющего большинства граждан Германии, что они платят слишком много. В итоге вопрос о репарациях способствовал ухудшению отношений между Германией и Антантой – а также и между самими союзниками по Великой войне – на протяжении большей части 1920-х и 1930-х годов.
[Заключая столь подробное информационное «вступление», предваряющее изложение собственно книг Джона Кейнса, можно смело заявить, что Версальский договор стал одним из узловых моментов истории начала 20 столетия, характеризующим и определяющим ситуацию середины 20-го. Тема далеко не исчерпана.
При этом, кроме прочего, можно начать задаваться и другими «отвлеченными вопросами». Например, а в какую сумму были оценены территориальные уступки Германии Бельгии, Франции и Дании? На каком основании Польша не только получила независимость от развалившейся Российской империи, но и существенно «приросла» своими западными территориями? «Этническая» принадлежность территорий определила их судьбу, но никак не зависела от значимости «вклада» поляков в победу союзников.
Кроме того, можно выйти на развилку «параллельных историй»: что было бы, если бы германцы после Брестского мира с Советской Россией не бросились в авантюру «решительного наступления», а вложились в оборону и во всеуслышание заявили бы о готовности проведения мирных переговоров? Скорее всего был бы принят «кейнсовский» вариант умеренных контрибуций без территориальных уступок со стороны Германии.
Как бы то ни было, очевидно, что представленные далее предостережения Кейнса относительно последствий договора если и не воплотились буквально и дословно, то по существу были далеко не беспочвенными.]
Глава 1. Средства восстановить Европу
[Фрагменты книги 1 – глава 7, –
«Экономические последствия версальского договора (Кейнс, 1919)]
Предваряя книгу, Кейнс подчеркивает, что был представителем канцлера казначейства в Высшем экономическом совете Антанты и в качестве официального представителя британского казначейства оказался на мирной конференции в Париже в 1919 году. Осознав невозможность выполнения декларируемых на конференции требований и убедившись в невозможности их смягчения, Кейнс сложил с себя полномочия, покинул конференцию и подготовил данную книгу для публичного изложения своей позиции.
В книге Кейнс заявил, что «Европа представляет собой одно неразрывно связное целое. Франция, Германия, Италия, Австрия, а также Голландия, Россия, Румыния и Польша живут общим биением пульса, их внутреннее строение и цивилизация, в сущности, одинаковы. Вместе они процветали, вместе испытывали превратности войны, в которой Англия, вопреки нашему широкому участию и жертвам, экономически стояла особняком (что, в еще большей степени, справедливо и для Америки); все эти страны вместе могут и упасть. Вот в этом и заключается разрушительное значение Парижского мира. Если исход гражданской войны Европы будет тот, что Франция и Италия воспользуются своим временным могуществом победителей для разрушения Германии и Австро-Венгрии, ныне лежащих в изнеможении, то этим они вызовут свое же собственное падение, ибо сами они глубоко и неразрывно связаны с жертвами своей победы скрытыми психологическими и хозяйственными нитями» [1, с. 27].
Кейнс, почти безвылазно находившийся 6 месяцев в Париже, встал на европейскую точку зрения в своих заботах и опасениях, все явственнее осознавая ощущения надвигающейся катастрофы. Участники Высшего экономического совета Атланты, в котором Кейнс был представителем английского канцлера казначейства, ежедневно получали донесения о бедствиях, расстройстве и упадке организации всей Центральной и Западной Европы в странах-победителях и узнавали о страшном истощении стран-побежденных.
«Только в Англии и Америке можно позволить себе не задумываться над создавшимся положение. В континентальной же Европе земля колеблется под ногами, и нет никого, кто не чувствовал бы ее отдаленного гула» [1, с. 26]
Кейнс заявил, что подписанный Версальский «мирный договор не сделал ничего для экономического восстановления Европы, ничего для того, чтобы превратить побежденные центральные страны в добрых соседей; чтобы дать устойчивость вновь созданным государствам; чтобы образумить Россию; он не подготовил пути для осуществления экономической солидарности в среде самих союзников; в Париже не пришли ни к какому соглашению по вопросу о восстановлении расстроенных финансов Франции и Италии и ничего не сделали для согласовании системы Европы и Нового Света.» [1, с. 28]
