Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2
Людмила Мартьянова
Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2
Александр Федоров
Из цикла «Океан»
Океан
Как много в этом слове – океан!Еще ребенком я к скитаньям чуял склонность,Любил зверей и птиц неведомых мне стран,Тропических цветов и красок обнаженность.Но мыслью о тебе я был как будто пьян,О, Океан, небес и вод бездонность!Как раб – угодливый, всесильный, как титан,Всеотражающий и сам всеотраженность.Ты – зеркало Вселенной. Я люблюНеутоленность недр твоих зеленых,Тоску, скитанья волн неугомонных.И, жизнь свою вверяя кораблю,Я не доскам – волнам ее вверяю,И мощь твою – своею измеряю.Буря
Океан! Океан! Он кипит и ревет,Точно скрыт под водою вулкан.Пухнет чрево его; ветер пену мететИ свистит: Океан! Океан!Ополчившихся волн торжествующий станМчит корабль, как добычу, вперед.Далеко от земли гость неведомых стран.Берегись, берегись, мореход!На родном берегу у тебя есть жена,Есть красавец-малютка, сынок.Берегись, мореход, вероломна волна,Океан беспощадно жесток.Ночь и вопль. Водяная равнина мертва.На земле сирота и вдова.На волнах
Я с борта корабля заметил на волнахОбломок дерева, огромный, но бессильный.Он бурей вырван был из недр земли обильной,Где человек, как зверь, живет еще в лесах.Вокруг ствола, в его изломанных ветвях,Лианы обвились, как у гробницы пыльной.Вдруг птичку увидал я на листве могильной,Она чирикала, ей был неведом страх.Она о гибели, грозящей ей, не знала.Вокруг был океан да небо без границ.Сюда не залетал никто из смелых птиц.Но пусть на смерть ее стихия обрекала,—Она не полетит на доски корабля:Их песни сблизили, и небо, и земля.Облака
Как в откровении, пророческом и странном,Библейских образов воздушный хоровод,Несутся облака над вечным океаном,Плащами дымными касаясь грозных вод.Еще они горят в огне зари багряном,Но сумрачная ночь в объятья их берет,И молний голубых все чаще перелет, —И дальний гром гремит торжественным органом.Так вот и кажется, что там, средь облаков,При блеске молнии, при грохоте громов,Сам Бог появится в величьи первозданном.И ввергнет снова мир, измученный от слез,В предвечный, огненный, пылающий хаос,И землю унесет в безбрежность ураганом.Стихия
И день и ночь в открытом океане.Меж двух небес колышется вода,И кажется, что мы уж навсегдаЗаключены в сияющем обмане.Все двойственно, начертано заране:Пожары зорь, и тучи, и звезда,И не уйти, как нам, им никуда:Закованы кольцеобразно грани.Порой нальются бурей паруса.Волна корабль с голодным ревом лижет,И молния упорный сумрак нижет.Яви, Господь, воочью чудеса:Окованный стихией бесконечной,Мой дух направь к его отчизне вечной.Туман
Туман, кругом туман. Так жутко, неприветно.Как в млечных облаках, стою я на скале.Ни неба, ни воды. Нирвана. Безответно.Все успокоилось в насытившейся мгле.Проникнуть сквозь нее пытаюсь я – но тщетно.Все призрачно, как тень на матовом стекле.Ни красок, ни черты, ни точки не заметно.Туманом окружен, не верю я земле.Мой слух, как бы сквозь сон, живые вздохи слышит:Там, глубоко внизу, где вечный океан,Придавленная грудь упорно, тяжко дышитИ задыхается. Вдруг пароход-титанВзревел. Ответный рев нестройно мглу колышет.Храни вас Бог, пловцы! Туман. Кругом туман.Сириус
Надменный Сириус на полночи стоял.Звенел морозный вихрь в ветвях обледенелых.На гребнях тяжких волн, в изломах снежно-белыхДробился лунный свет и искрами блистал.Но глух был ропот волн, от бури поседелых,Как будто с вечных гор катился вниз обвал,И клочья пены вихрь налетом с них срывалИ вешал на камнях и скалах почернелых.В спокойных гаванях дремали корабли.Но гордый огонек заметил я вдали, —То вдруг он возникал, то пропадал в просторе.Безумная душа, кто ты? Зачем? Куда?Холодный мрак прожгла падучая звезда,А там, где был огонь, оделось в траур море.1903
Из цикла «Индия»
Башня безмолвия
Есть в Индии, на выступе высоком,Немая башня, вестница земли:Ее далеко видят корабли.Там смерть царит в безмолвии глубоком.Чума и голод рыщут над Востоком.И много трупов в башню принесли;Над ними грифы тризну завели,А кости дождь в залив умчит потоком.Как изваянья бронзовые, спятНа древних камнях парсовой гробницыПротивные пресыщенные птицы;Их головы змеиные висят...А солнце жжет, от зноя воздух глохнет,И на песке вода горит и сохнет.1903
Из цикла «Берега»
Венеция
Как черный призрак, медленно, беззвучноСкользит гондола. Тонкое веслоВздымается, как легкое крыло,И движется, с водою неразлучно.Блестит волны бездушное стеклоИ отражает замкнуто и скучноНебесный свод, сияющий докучно,Безжизненный, как мертвое чело,И ряд дворцов, где вечный мрамор жаркоДыханьем бурь и солнца опален.Венеция! где блеск былых времен?Твой лев заснул на площади Сан-Марко.Сквозят мосты. Висит над аркой – арка.Скользит гондола, черная, как сон.Нью-Йорк
Зверинец-город, скованный из сталиИ камней. Сталь и камни без конца.Они сдавили воздух и сердцаИ небеса, как счастие, украли.Ни ярких глаз, ни светлого лица,В котором бы лучи весны блистали.Бессмысленные камни здесь скрижали,И золото – сияние венца.Голодная стихия неустанноГлотает жертвы алчней океана.Все в золоте, во всем презренный торг.Ни проблеска мечты, ни искры чувства.Живет машина, умерло искусство.Зверинец-город, мрачный Нью-Йорк!Пустыня
Пустыня мертвая пылает, но не дышит.Блестит сухой песок, как желтая парча,И даль небес желта и так же горяча;Мираж струится в ней и сказки жизни пишет.Такая тишина, что мнится, ухо слышитДвиженье облака, дрожание луча.Во сне бредет верблюд, как будто зной влача,И всадника в седле размеренно колышет.Порою на пути, обмытые песком,Белеют путников покинутые костиИ сердцу говорят беззвучным языком:«О бедный пилигрим! Твой путь и нам знаком:Ты кровью истекал, ты слезы лил тайком.Добро пожаловать к твоим собратьям в гости».1903
Максимилиан Волошин
1907
Грот нимф
О, странник-человек, познай священный гротИ надпись скорбную «Amori et dolori».[1]Из бездны хаоса чрез огненное мореВ пещеру времени влечет водоворот.Но смертным и богам отверст различный вход:Любовь – тропа одним, другим дорога – горе.И каждый припадет к божественной амфоре,Где тайной Эроса хранится вещий мед.Отмечен вход людей оливою ветвистой.В пещере влажных Нимф таинственной и мглистой,Где вечные ключи рокочут в тайниках,Где пчелы в темноте смыкают сотов грани,Наяды вечно ткут на каменных станкахОдежды жертвенной пурпуровые ткани...Коктебель, апрель 1907 г.
Из цикла «Киммерийские сумерки»
Константину Федоровичу Богаевскому
IV
Старинным золотом и желчью напиталВечерний свет холмы. Зардели красны, буры,Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры;В огне кустарники, и воды – как металл.А груды валунов и глыбы голых скалВ размытых впадинах загадочны и хмуры.В крылатых сумерках шевелятся фигуры:Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал;Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам...Чей согнутый хребет порос, как шерстью, чобром?Кто этих мест жилец: чудовище? титан?Здесь жутко в тесноте... А там простор...Свобода... Там дышит тяжело усталый океанИ веет запахом гниющих трав и йода.1907
V
Здесь был священный лес. Божественный гонецНогой крылатою касался сих прогалин...На месте городов ни камней, ни развалин...По склонам выжженным ползут стада овец.Безлесны скаты гор! Зубчатый их венецВ зеленых сумерках таинственно-печален.Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?Кто знает путь богов: начало и конец?Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни;И море скорбное, вздымая тяжко гребни,Кипит по отмелям гудящих берегов.И ночи звездные в слезах проходят мимо...И лики темные отверженных боговГлядят и требуют... зовут неотвратимо...1907
VI
Равнина вод колышется широко,Обведена серебряной каймой.Мутится мысль, зубчатою стенойСтупив на зыбь расплавленного тока.Туманный день раскрыл златое око,И бледный луч, расплесканный волной,Скользит, дробясь над мутной глубиной,—То колос дня от пажитей востока.В волокнах льна златится бледный кругЖемчужных туч, и солнце, как паук,Дрожит в сетях алмазной паутины.Вверх обрати ладони тонких рук —К истоку дня! Стань лилией долины,Стань стеблем ржи, дитя огня и глины!1907
VII
Над зыбкой рябью вод встает из глубиныПустынный кряж земли: хребты скалистых гребней,Обрывы черные, потоки красных щебней —Пределы скорбные незнаемой страны.Я вижу грустные, торжественные сны —Заливы гулкие земли глухой и древней,Где в поздних сумерках грустнее и напевнейЗвучат пустынные гекзаметры волны.И парус в темноте, скользя по бездорожью,Трепещет древнею, таинственною дрожьюВетров тоскующих и дышащих зыбей.Путем назначенным дерзанья и возмездьяСтремит мою ладью глухая дрожь морей,И в небе теплятся лампады Семизвездья.1907
VIII. Mare Internum
Я – солнца древний путь от красных скал ТавризаДо темных врат, где стал Гераклов град – Кадикс.Мной круг земли омыт, в меня впадает Стикс,И струйный столб огня на мне сверкает сизо.Вот рдяный вечер мой: с зубчатого карнизаКо мне склонились кедр и бледный тамариск.Широко шелестит фиалковая риза,Заливы черные сияют, как оникс.Люби мой долгий гул и зыбких взводней змеи,И в хорах волн моих напевы Одиссеи.Вдохну в скитальный дух я власть дерзать и мочь,И обоймут тебя в глухом моем простореИ тысячами глаз взирающая Ночь,И тысячами уст глаголящее Море.IX. Гроза
Див кличет по древию, велит
послушати
Волзе, Поморью, Посулью, Сурожу...
Запал багровый день. Над тусклою водойЗарницы синие трепещут беглой дрожью.Шуршит глухая степь сухим быльем и рожью,Вся млеет травами, вся дышит душной мглой,И тутнет гулкая. Див кличет пред бедойАрдавде, Корсуню, Поморью, Посурожью,—Земле незнаемой разносит весть Стрибожью:Птиц стоном убуди и вста звериный вой.С туч ветр плеснул дождем и мечется с испугомПо бледным заводям, по ярам, по яругам...Тьма прыщет молнии в зыбучее стекло...То землю древнюю тревожа долгим зовом,Обида вещая раскинула крылоНад гневным Сурожем и пенистым Азовом.1907
X. Полдень
Травою жесткою, пахучей и седойПорос бесплодный скат извилистой долины.Белеет молочай. Пласты размытой глиныИскрятся грифелем, и сланцем, и слюдой.По стенам шифера, источенным водой,Побеги каперсов; иссохший ствол маслины;А выше за холмом лиловые вершиныПодъемлет Карадаг зубчатою стеной.И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной,И запах душных трав, и камней отблеск ртутный,И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц —Мутят сознание. И зной дрожит от крика...И там – во впадинах зияющих глазницОгромный взгляд растоптанного Лика.1907
XI. Облака
Гряды холмов отусклил марный иней.Громады туч по сводам синих днейВвысь громоздят (все выше, все тесней)Клубы свинца, седые крылья пиний,Столбы снегов, и гроздьями глицинийСвисают вниз... Зной глуше и тусклей.А по степям несется бег коней,Как темный лет разгневанных Эрриний.И сбросил Гнев тяжелый гром с плеча,И, ярость вод на долы расточа,Отходит прочь. Равнины медно-буры.В морях зари чернеет кровь богов.И дымные встают меж облаковСыны огня и сумрака – Ассуры.1909
XII. Сехмет
Влачился день по выжженным лугам.Струился зной. Хребтов синели стены.Шли облака, взметая клочья пеныНа горный кряж. (Доступный чьим ногам?)Чей голос с гор звенел сквозь знойный гамЦикад и ос? Кто мыслил перемены?Кто с узкой грудью, с профилем гиеныЛик обращал навстречу вечерам?Теперь на дол ночная пала птица,Край запада лудою распаля.И персть путей блуждает и томится...Чу! В теплой мгле (померкнули поля...)Далеко ржет и долго кобылица.И трепетом ответствует земля.1909
XIII
Сочилась желчь шафранного тумана.Был стоптан стыд, притуплена любовь...Стихала боль. Дрожала зыбко бровь.Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно.Был в свитках туч на небе явлен вновьГрозящий стих закатного Корана...И был наш день одна большая рана,И вечер стал запекшаяся кровь.В тупой тоске мы отвратили лица.В пустых сердцах звучало глухо: «Нет!»И, застонав, как раненая львица,Вдоль по камням влача кровавый след,Ты на руках ползла от места боя,С древком в боку, от боли долго воя...Август 1909
XIV. Одиссей в Киммерии
Лидии Дм. Зиновьевой-Аннибал
Уж много дней рекою ОкеаномНавстречу дню, расправив паруса,Мы бег стремим к неотвратимым странам.Усталых волн все глуше голоса,И слепнет день, мерцая оком рдяным.И вот вдали синеет полосаНочной земли и, слитые с туманом,Излоги гор и скудные леса.Наш путь ведет к божницам Персефоны,К глухим ключам, под сени скорбных рощ,Раин и ив, где папоротник, хвощИ черный тисс одели леса склоны...Туда идем, к закатам темных днейВо сретенье тоскующих теней.17 октября 1907 Коктебель
Диана де Пуатье
Над бледным мрамором склонились к водам низкоСтруи плакучих ив и нити бледных верб.Дворцов Фонтенебло торжественный ущербТобою осиян, Диана – Одалиска.Богиня строгая, с глазами василиска,Над троном Валуа воздвигла ты свой герб,И в замках Франции сияет лунный серпСредь лилий Генриха и саламандр Франциска.В бесстрастной наготе, среди охотниц нимфПо паркам ты идешь, волшебный свой заимфНа шею уронив Оленя – Актеона.И он – влюбленный принц, с мечтательной тоскойГлядит в твои глаза, владычица! ТакойТы нам изваяна на мраморах Гужона.1907
Из цикла «Париж»
IX
В молочных сумерках за сизой пеленойМерцает золото, как желтый огнь в опалах.На бурный войлок мха, на шелк листов опалыхРосится тонкий дождь осенний и лесной.Сквозящих даль аллей струится сединой.Прель дышит влагою и тленьем трав увялых.Края раздвинувши завес линяло-алых,Сквозь окна вечера синеет свод ночной.Но поздний луч зари возжег благоговейноЗеленый свет лампад на мутном дне бассейна,Орозовил углы карнизов и колонн,Зардел в слепом окне, златые кинул бликиНа бронзы черные, на мраморные лики,И темным пламенем дымится Трианон.1909
X
Парижа я люблю осенний, строгий плен,И пятна ржавые сбежавшей позолоты,И небо серое, и веток переплеты —Чернильно-синие, как нити темных вен.Поток все тех же лиц, – одних без перемен,Дыханье тяжкое прерывистой работы,И жизни будничной крикливые заботы,И зелень черную и дымный камень стен.Мосты, где рельсами ряды домов разъяты,И дым от поезда клоками белой ваты,И из-за крыш и труб – сквозь дождь издалекаБольшое Колесо и Башня-великанша,И ветер рвет огни и гонит облакаС пустынных отмелей дождливого Ла-Манша.1909
Corona astralis [2]
I
В мирах любви неверные кометы,Сквозь горних сфер мерцающий стожар —Клубы огня, мятущийся пожар,Вселенских бурь блуждающие светыМы вдаль несем... Пусть темные планетыВ нас видят меч грозящих миру кар, —Мы правим путь свой к Солнцу, как Икар,Плащом ветров и пламени одеты.Но – странные, – его коснувшись, прочьСтремим свой бег: от Солнца снова в ночь —Вдаль, по путям парабол безвозвратных...Слепой мятеж наш дерзкий дух стремитВ багровой тьме закатов незакатных...Закрыт нам путь проверенных орбит!II
Закрыт нам путь проверенных орбит,Нарушен лад молитвенного строя...Земным богам земные храмы строя,Нас жрец земли земле не причастит.Безумьем снов скитальный дух повит.Как пчелы мы, отставшие от роя!..Мы беглецы, и сзади наша Троя,И зарево нам парус багрянит.Дыханьем бурь таинственно влекомы,По свиткам троп, по росстаням дорогСтремимся мы. Суров наш путь и строг.И пусть кругом грохочут глухо громы,Пусть веет вихрь сомнений и обид, —Явь наших снов земля не истребит!III
Явь наших снов земля не истребит:В парче лучей истают тихо зори,Журчанье утр сольется в дневном хоре,Ущербный серп истлеет и сгорит,Седая зыбь в алмазы раздробитСнопы лучей, рассыпанные в море,Но тех ночей, разверстых на Фаворе,Блеск близких Солнц в душе не победит.Нас не слепят полдневные экстазыЗемных пустынь, ни жидкие топазы,Ни токи смол, ни золото лучей.Мы шелком лун, как ризами, одеты,Нам ведом день немеркнущих ночей, —Полночных Солнц к себе нас манят светы.IV
Полночных Солнц к себе нас манят светы...В колодцах труб пытливый тонет взгляд.Алмазный бег вселенные стремят:Системы звезд, туманности, планеты,От Альфы Пса до Веги и от БетыМедведицы до трепетных Плеяд—Они простор небесный бороздят,Творя во тьме свершенья и обеты.О, пыль миров! О, рой священных пчел!Я исследил, измерил, взвесил, счел,Дал имена, составил карты, сметы...Но ужас звезд от знанья не потух.Мы помним все: наш древний, темный дух,Ах, не крещен в глубоких водах Леты!V
Ах, не крещен в глубоких водах ЛетыНаш звездный дух забвением ночей!Он не испил от Орковых ключей,Он не принес подземные обеты.Не замкнут круг. Заклятья недопеты...Когда для всех сапфирами лучейСияет день, журчит в полях ручей, —Для нас во мгле слепые бродят светы,Шуршит тростник, мерцает тьма болот,Напрасный ветр свивает и несетОсенний рой теней Персефонеи,Печальный взор вперяет в ночь Пелид...Но он еще тоскливей и грустнее,Наш горький дух... И память нас томит.VI
Наш горький дух... (И память нас томит...)Наш горький дух пророс из тьмы, как травы,В нем навий яд, могильные отравы,В нем время спит, как в недрах пирамид.Но ни порфир, ни мрамор, ни гранит,В нем навий яд, могильные отравы,Для роковой, пролитой в вечность лавы,Что в нас свой ток невидимо струит.Гробницы Солнц! Миров погибших Урна!И труп Луны и мертвый лик Сатурна —Запомнит мозг и сердце затаит:В крушеньях звезд рождалась мощь и крепла,Но дух устал от свеянного пепла,—В нас тлеет боль внежизненных обид!VII
В нас тлеет боль внежизненных обид,Томит печаль, и глухо точит пламя,И всех скорбей развернутое знамяВ ветрах тоски уныло шелестит.Но пусть огонь и жалит и язвитПевучий дух, задушенный телами, —Лаокоон, опутанный узламиГорючих змей, напрягся... и молчит.И никогда – ни счастье этой боли,Ни гордость уз, ни радости неволи,Ни наш экстаз безвыходной тюрьмыНе отдадим за все забвенья Леты!Грааль скорбей несем по миру мы —Изгнанники, скитальцы и поэты!VIII
Изгнанники, скитальцы и поэты —Кто жаждал быть, но стать ничем не смогУ птиц – гнездо, у зверя – темный лог,А посох—нам и нищенства заветы.Долг не свершен, не сдержаны обеты,Не пройден путь, и жребий нас обрекМечтам всех троп, сомненьям всех дорог...Расплескан мед, и песни недопеты.О, в срывах воль найти, познать себяИ, горький стыд смиренно возлюбя,Припасть к земле, искать в пустыне воду,К чужим шатрам идти просить свой хлеб,Подобным стать бродячему рапсоду —Тому, кто зряч, но светом дня ослеп.IX
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп,—Смысл голосов, звук слов, событий звенья,И запах тел, и шорохи растенья —Весь тайный строй сплетений, швов и скрепРаскрыт во тьме. Податель света – ФебДает слепцам глубинные прозреньяСкрыт в яслях бог. Пещера заточеньяПревращена в Рождественский Вертеп.Праматерь ночь, лелея в темном чревеСкупым Отцом ей возвращенный плод,Свои дары избраннику несет —Тому, кто в тьму был Солнцем ввергнут в гневе,Кто стал слепым игралищем судеб,Тому, кто жив и брошен в темный склеп.X
Тому, кто жив и брошен в темный склеп,Видны края расписанной гробницы:И Солнца челн, богов подземных лица,И строй земли: в полях маис и хлеб,Быки идут, жнет серп, бьет колос цеп,В реке плоты, спит зверь, вьют гнезда птицы, —Так видит он из складок плащаницыИ смену дней, и ход людских судеб.Без радости, без слез, без сожаленьяСледить людей напрасные волненья,Без темных дум, без мысли «почему?»,Вне бытия, вне воли, вне желанья,Вкусив покой, неведомый тому,Кому земля – священный край изгнанья.XI
Кому земля – священный край изгнанья,Того простор полей не веселит,Но каждый шаг, но каждый миг таитИных миров в себе напоминанья.В душе встают неясные мерцанья,Как будто он на камнях древних плитХотел прочесть священный алфавитИ позабыл понятий начертанья.И бродит он в пыли земных дорог —Отступник жрец, себя забывший бог,Следя в вещах знакомые узоры.Он тот, кому погибель не дана,Кто, встретив смерть, в смущенье клонит взоры,Кто видит сны и помнит имена.XII
Кто видит сны и помнит имена,Кто слышит трав прерывистые речи,Кому ясны идущих дней предтечи,Кому поет влюбленная волна;Тот, чья душа землей убелена,Кто бремя дум, как плащ, принял на плечи,Кто возжигал мистические свечи,Кого влекла Изиды пелена;Кто не пошел искать земной усладыНи в плясках жриц, ни в оргиях менад,Кто в чашу нег не выжал виноград,Кто, как Орфей, нарушив все преграды,Все ж не извел родную тень со дна, —Тому в любви не радость встреч дана.XIII
Тому в любви не радость встреч дана,Кто в страсти ждал не сладкого забвенья,Кто в ласках тел не ведал утоленья,Кто не испил смертельного вина.Стремится он принять на раменаЯрмо надежд и тяжкий груз свершенья,Не хочет уз и рвет живые звенья,Которыми связует нас Луна.Своей тоски – навеки одинокой,Как зыбь морей, пустынной и широкой, —Он не отдаст. Кто оцет жаждал – тотИ в самый миг последнего страданьяНе мирный путь блаженства изберет,А темные восторги расставанья.XIV
А темные восторги расставанья,А пепел грез и боль свиданий – нам,Нам не ступить по синим лунным льнам,Нам не хранить стыдливого молчанья.Мы шепчем всем ненужные признанья,От милых рук бежим к обманным снам,Не видим лиц и верим именам,Томясь в путях напрасного скитанья.Со всех сторон из мглы глядят на насЗрачки чужих, всегда враждебных глаз.Ни светом звезд, ни Солнцем не согреты,Стремя свой путь в пространствах вечной тьмы,В себе несем свое изгнанье мы —В мирах любви неверные кометы!XV
В мирах любви, – неверные кометы, —Закрыт нам путь проверенных орбит!Явь наших снов земля не истребит,—Полночных Солнц к себе нас манят светы.Ах, не крещен в глубоких водах ЛетыНаш горький дух, и память нас томит.В нас тлеет боль внежизненных обид,—Изгнанники, скитальцы и поэты!Тому, кто зряч, но светоч дня ослеп,Тому, кто жив и брошен в темный склеп,Кому земля – священный край изгнанья,Кто видит сны и помнит имена,—Тому в любви не радость встреч дана,А темные восторги расставанья!1909
* * *Себя покорно предавая сжечь,Ты в скорбный дол сошла с высот слепою.Нам темной было суждено судьбоюС тобою на престол мучений лечь.Напрасно обоюдоострый меч,Смиряя плоть, мы клали меж собою:Вкусив от мук, пылали мы борьбою,И гасли мы, как пламя пчельных свеч...Невольник жизни дольней – богомольноЦелую край одежд твоих. Мне больноС тобой гореть, еще больней – уйти.Не мне и не тебе елей разлукиИзлечит раны страстного пути:Минутна боль – бессмертна жажда муки!1910
Два демона
1
Я дух механики. Я веществаВо тьме блюду слепые равновесья,Я полюс сфер—небес и поднебесья,Я гений числ. Я счетчик. Я глава.Мне важны формулы, а не слова.Я всюду и нигде. Но кликни – здесь я!В сердцах машин клокочет злоба бесья.Я князь земли! Мне знаки и права!Я друг свобод. Создатель педагогик.Я инженер, теолог, физик, логик.Я призрак истин сплавил в стройный бред.Я в соке конопли. Я в зернах мака.Я тот, кто кинул шарики планетВ огромную рулетку Зодиака.1911
2
На дно миров пловцом спустился я —Мятежный дух, ослушник вышней воли.Луч радости на семицветность болиВо мне разложен влагой бытия.Во мне звучит всех духов лития,Но семь цветов разъяты в каждой долеОдной симфонии. Не оттого лиОтливами горю я, как змея?Я свят грехом. Я смертью жив.В темнице Свободен я. Бессилием – могуч.Лишенный крыл, в паренье равен птице.Клюй, коршун, печень! Бей, кровавый ключ!Весь хор светил – един в моей цевнице,Как в радуге – един распятый луч.7 февраля 1915 Париж
Lunaria
(Венок сонетов)
I
Жемчужина небесной тишиныНа звездном дне овьюженной лагуны!В Твоих лучах все лица бледно-юны,В Тебя цветы дурмана влюблены.Тоской любви в сердцах повтореныТвоих лучей тоскующие струны,И прежних лет волнующие луныВ узоры снов навеки вплетены.Твой влажный свет и матовые тени,Ложась на стены, на пол, на ступени,Дают камням оттенок бирюзы.Платана лист на них еще зубчатейИ тоньше прядь изогнутой лозы...Лампада снов, владычица зачатий!Авторизация