Будь моим мужем!

Глава 1

– Вернулась!

– Кто? – спросил Каден и поднял глаза на управляющего, Джека Франклина.

Каден Хейл не любил, когда его отвлекают от постылой бумажной работы, – он предпочел бы работать на свежем воздухе, заниматься ранчо, объезжать лошадей, чинить изгородь, чистить конюшни, а не сидеть и заполнять бумаги. Однако, со смертью отца, Кадену пришлось самому вести дела.

Джек стоял с такой миной на лице, будто что-то случилось. Хозяин ранчо откинулся на спинку стула и забарабанил пальцами по столу. Они с Джеком дружили со школы, и, когда отец Кадена умер, Джек помог наладить дела на ранчо.

– Выкладывай, что стряслось?

– Пока ничего, – пробормотал Джек и одним движением снял шляпу.

Каден выпрямился, уперся ладонями в массивную столешницу и уставился на друга.

– Эмма… Эмма Уильямс вернулась, – нехотя проговорил Джек.

Этих слов было достаточно, чтобы день покатился в тартарары. Каден так крепко стиснул зубы, что челюсть заболела. Он сделал глубокий вдох, чтобы расслабиться.

Как ей это удается? Они не виделись пять лет, но эта женщина все еще жила в его сердце.

Каден закрыл глаза, пытаясь справиться с чувствами, захлестнувшими его. Гнев, негодование и обида из-за ее предательства и вместе с тем желание обладать смешались в его душе в адский коктейль, разбередив старые раны.

Эмма в городе. Зачем она приехала? Надолго ли?

Они не разговаривали пять лет. Пару раз Эмма звонила ему, но он не брал трубку: зачем?

– Ты ее видел? – спросил он друга.

– Нет, – помотал головой Джек. – Гвен видела. Она была в городе утром, покупала овощи и встретила Эмму… У нее ребенок.

Кадена будто ударили кулаком в живот. Ребенок? Она родила, пока была в Голливуде. От кого? Отец ребенка с ними?

– Когда Гвен мне рассказала, я сразу понял: добром это не кончится.

Каден с шумом выдохнул, пытаясь справиться с чувствами, разрывающими его изнутри. Он не простил предательства, но вместе с тем горячее, неистовое желание обладать ею не давало покоя. При одной мысли об Эмме Уильямс его охватывало возбуждение, а в голове не оставалось ни одной рациональной мысли.

– Гвен с ней говорила?

Жена Джека знала, что произошло между Каденом и Эммой. Городок маленький, всего пять тысяч жителей. Здесь, как в большой деревне, все про всех знали.

– Да, – ответил Джек и провел рукой по волосам. – Эмма сказала, что приехала вчера вечером, и попросила никому не говорить об этом.

Вот почему Грейси ничего не сказала ему при встрече. Вероятно, она не меньше его обрадовалась приезду сестры.

– Эмма сказала: с Голливудом покончено.

– Неужто, – процедил сквозь зубы Каден.

Теперь ему придется видеться с ней, хочешь не хочешь. В городе вспомнят старые истории об их отношениях, и ему снова придется ловить на себе насмешливые или, что еще хуже, сочувствующие взгляды.

– Каден, расслабься, – посоветовал Джек.

Легко сказать. Он взглянул на друга. Джек был обеспокоен не меньше, но ничем не мог помочь. Если Эмма приехала насовсем – случайных встреч не избежать.

– Я должен поговорить с ней и расставить все точки над i.

– Между вами все закончилось пять лет назад.

– Это было ее решение, не мое.

В доме Уильямсов все было по-старому. Мебель покупалась от случая к случаю и выбиралась за удобство, а потому единого стиля в интерьере не просматривалось. Коврики на полу поистрепались от времени – мать Эммы связала их крючком до рождения старшей дочери. В косых солнечных лучах послеполуденного солнца, заливших гостиную, танцевали пылинки. Большие окна выходили на лужайку перед домом. За невысокой оградой начиналась дорога, соединяющая ранчо с городком.

Взяв младшую сестру за руку, Эмма спросила:

– В чем дело, Грейси?

– В тебе.

Сестра избегала ее с тех пор, как вчера вечером Эмма переступила порог родительского дома.

– Почему? – всплеснула руками Эмма. – Я только приехала.

– Вот именно, – ответила Грейси и откинула назад кудрявые волосы. – Свалилась как снег на голову и теперь ждешь, что все будут встречать тебя с распростертыми объятиями? Так, словно ранчо не разваливается, а отец такой же, как раньше. К твоему сведению, он не встает с кровати уже год.

Зеленые глаза Грейси полыхали гневом, но Эмма не боялась. Наоборот, учитывая, что сестра отказывалась с ней разговаривать с самого приезда, крики и споры – уже прогресс.

Каждое слово сестры болью отдавалось в сердце. Как это ни ужасно, сестра права. Отец ослабел и стал совсем беспомощным, а ранчо как никогда нуждалось в сильных руках.

Эмму пронзило чувство вины.

– Ты не говорила, что отец болен.

– Он не болел. Он сдался, когда ты уехала, потерял надежду.

Как больно это слышать! От горького сожаления перехватило горло, стало трудно дышать. Она не хотела оставлять после себя руины, но прошлого не воротишь…

– Ты должна была мне сказать.

– Написать письмо? Или в один из твоих звонков «я на минуточку»? Успеешь тут все рассказать, правда?

Эмме стало еще совестнее.

– Не обвиняй меня во всех смертных грехах, Грейси. Ты была дома все это время и знала, что происходит.

Глаза сестры наполнились слезами.

– Ничего не изменилось бы. – Она глубоко вздохнула, смахнула коварную каплю ладонью и продолжила тихо, но твердо: – Я пыталась управлять ранчо, отец только и делал, что переживал: как ты там одна в Калифорнии? А я в одиночку тащила на себе хозяйство.

Эмма стиснула виски ладонями. Она не думала, что ее отъезд обернется катастрофой. А может, она не позволяла себе думать. Пять лет назад все ее мысли были о Голливуде. Казалось, с ним связано ее будущее.

– Грейси…

Сестра не дала ей закончить:

– Не говори, что тебе жаль. Это уже не важно, да и неправда. – Она смахнула слезу. – Ты сделала, что хотела, впрочем, как и всегда.

В первый раз за разговор Эмма начала закипать. Ей хотелось разделить горечь сестры, но она не позволит поливать себя помоями.

– Серьезно? – прошипела Эмма тихо, так чтобы отец не услышал, как они ругаются. – Когда умерла мать, кто тащил хозяйство и заботился о тебе и отце? И кстати: разве ты не делаешь, что хочешь? Кто угнал отцовский грузовик, чтобы покататься? Помнишь? А кто прогуливал школу и поехал без спроса на концерт в Биллингс?

– Это было давно, – серьезно ответила Грейси. – Видно, тебе нечего вспомнить, а ведь за последние годы много чего произошло. Впрочем, тебе-то откуда знать, ты же уехала.

– Многие уезжают в поисках лучшей жизни.

– Многие приезжают домой, хотя бы изредка.

– Если они могут себе это позволить.

– Тебя показывали по ТВ, ты могла купить билет.

– Всего один сезон, – напомнила Эмма.

В то время ей приходилось работать так много, что ей нередко доводилось ночевать в съемочных павильонах.

Эмма вздохнула. Можно вернуться домой, но нельзя заставить других радоваться твоему приезду. Покупая обратный билет, она не сомневалась, что родные примут ее и все будет по-прежнему. Пока она пытала счастье в Голливуде, семейное ранчо было для нее своеобразным местом силы. Когда ей было одиноко, страшно, когда одолевала тревога и в голову лезли дурные мысли, она закрывала глаза и представляла родительский дом.

Дом. Она убеждала себя, что ее ждут и, если ее мечты не сбудутся, а мир окажется слишком жестоким, она может вернуться. После всего, что произошло в Калифорнии, Монтана казалась идеальным местом для жизни. Поначалу она постоянно писала эсэмэски, звонила по скайпу, но со временем пропасть между нею и семьей становилась все больше. Иначе и быть не могло, ведь она не могла честно признаться, как ей на самом деле живется в Калифорнии.

Эмма не хотела, чтобы родные знали, что ее заработков едва хватает на крошечную квартирку, жить приходится в постоянном напряжении, временами впроголодь. Что бы ни случилось, ради отца и сестры она старалась казаться веселой и жизнерадостной. Хватило ее ненадолго. Звонки становились все короче и реже.

Отец всегда был рад поговорить, а Грейси вскоре замкнулась и отдалилась, а теперь и вовсе избегает ее. Даже в одной комнате с ней быть не желает.

Жизнь Эммы разделилась на два больших этапа: до отъезда в Голливуд и после. Она предпочитала думать о том, как было раньше, потому что разбираться с тем, что творится сейчас, не было ни сил, ни желания: больной отец, сестра, которая ее ненавидит, и ребенок, требующий заботы и внимания. Ей предстоят нелегкие времена. Ко всему прочему, рано или поздно придется встретиться с Каденом. Это наводило на нее настоящий ужас.

Она не видела его пять долгих лет, но все эти годы не переставала думать о нем. Он жил в ее голове и сердце с тех пор, как они познакомились в колледже. Каден стал для нее воздухом, без которого она задыхалась, миром, в котором она жила. Так было до того дня, когда он выдал ей план совместного будущего: ранчо, семья, дети. Все, о чем они просто говорили, предстало перед Эммой как неизбежное.

Эмма поняла: если не рискнет последовать за мечтой, то всю жизнь будет проклинать его и себя. Она решила уехать. Разорвала отношения с Каденом и отправилась в Голливуд.

Несомненно, встреча с ним будет не менее драматичной, чем с сестрой.

– Эмма! Подойди! – услышала она голос отца.

– Иду, папа.

– Захвати бутылочку, я думаю, внучка проголодалась.

Грейси нахмурилась, будто на ее плечи взвалили еще один непосильный груз. Эмма мысленно обещала себе, что подумает об этом позже, взглянула на сестру и сказала:

– Мы договорим потом.

– Нам не о чем говорить.

Эмма глубоко вздохнула, изыскивая в глубине души терпение, которого уже давно не было, и молча пошла в кухню.

Дорога от ранчо «Дабл Эйч» до дома Уильямсов занимала не более двадцати минут. Когда-то Каден с Эммой обсуждали, что хорошо было бы продолжить прямую дорогу между их владениями, но этому не суждено было сбыться.

Каден обратил бы внимание на красоты золотой осени, но не сегодня. Сейчас он видел перед собой только глаза Эммы в день расставания.

– Попытаю счастья, – сказала она печально. – Я не могу поступить, как мама. Она наплевала на себя и свои мечты. Ты помнишь, как она хорошо пела?

– Да, но…

– Перед смертью она призналась, что единственное, о чем сожалеет, что не развила свой талант, не получила признания.

Они с Эммой в течение нескольких лет были вместе. Каден верил, что у них общие цели, общие стремления, и теперь он не знал, чего ожидать.

– А как же мечта восстановить семейное ранчо?

– Это твоя мечта, Каден, – просто и откровенно призналась она, – не моя.

Слова Эммы пробуравили дыру в его сердце. Услышать такое – все равно что незаслуженно получить пощечину.

– Но мы так много об этом говорили, собирались сделать что-то особенное, вместе.

– Знаю, – сказала Эмма и положила руку ему на плечо. От ее прикосновения Кадена бросило в дрожь. – Я должна понять, чего стою.

Неужели она не понимает, что в Голливуде она никому не нужна, а здесь, для него, она – жизнь.

– Поедем со мной.

– Я не могу.

– А я не могу остаться, – пожала плечами Эмма. – Если я не уйду сейчас, мы оба будем несчастливы…

Каден помотал головой, отгоняя неприятные воспоминания. Эмма представила это так, будто делает одолжение, что бросает его. Будто ему так будет лучше. Словно то, о чем они мечтали, ничего не стоит.

Каден в ярости хмыкнул.

В тот вечер Эмма вырвала его сердце без наркоза, и ему еще долго пришлось зализывать раны, чтобы оправиться от предательства. Он погрузился в работу и преуспел. Жизнь налаживалась, и, как только он выскажет ей все, что накипело, ему полегчает.

Каден свернул к дому Уильямсов на своем новеньком «додже рам». Первое, что бросилось в глаза, – облупившаяся краска на ограде. Надо бы прислать к Фрэнку пару рабочих, иначе после зимы древесина отсыреет, придется менять весь забор. В клумбах бурьян, вместо цветов. Ранчо в упадке и запустении с тех пор, как Эмма погналась за журавлем в небе.

Фрэнк Уильямс почти отошел от дел и не стремился восстанавливать ранчо после того, как дочь сбежала в Голливуд. Он планировал, что они с Каденом объединят хозяйства, создадут одно большое ранчо. Эмма разрушила его мечту – ее собственные мечты были важнее.

Каден ощутил угрызения совести – ему следовало чаще навещать старика, интересоваться, может ли он чем-то помочь, – и тут же нахмурился: Эмма не пожалела отца, а теперь вернулась, да еще с ребенком.

Каден припарковался, заглушил мотор и минуту-другую сидел в машине, смотрел на дом, где раньше проводил почти все свободное время.

Старый, но основательный особняк, выкрашенный в белый цвет с желтыми элементами отделки на фасаде. Именно так нравилось матери Эммы. На втором этаже – спальни. Он знал этот дом, как собственный. Они с Эммой начали встречаться через год после ее поступления в колледж. Друзья потешались над ним, не понимали, что он нашел в девчонке, но Кадену было все равно. Он был влюблен.

Любовь умерла вместе с ее отъездом.

И все же от одной мысли, что сейчас он войдет в дом и увидит Эмму, его охватило волнение.

Пока он сидел и размышлял, парадная дверь открылась и на улицу выбежала Грейси. Она направилась прямо к нему. Каден поспешно вышел, и она повисла у него на шее, словно в поисках защиты.

– Не могу поверить, – пробормотала она, – только вчера явилась, а ведет себя так, будто мы должны быть счастливы, что она соблаговолила вернуться.

– Смотрю, ты не очень-то рада.

Грейси оторвала голову от груди Кадена и пристально посмотрела на него.

– Да я в бешенстве!

Грейси в свои двадцать пять была прекрасна, как весенний цветок: с короткими кудрявыми волосами и зелеными глазами на тон светлее, чем у сестры. Он всегда был для нее как старший брат. Каден хорошо ее знал и сейчас видел боль и гнев в ее глазах. Он испытывал похожие чувства.

– Гвен встретила ее сегодня утром, сказала, что Эмма приехала насовсем.

Грейси отстранилась и сделала шаг назад. Слеза покатилась по щеке.

– С какой стати ей верить, она ведь уже бросала нас.

Плохо это или нет, но Грейси озвучила то, о чем он думал буквально минуту назад.

– Отец рад, что Эмма вернулась. – Девушка сунула руки в карманы. – Сегодня он даже встал с постели.

Вот это новость. Фрэнк потерял всякий интерес к жизни спустя год после отъезда Эммы. Со временем он перестал общаться с другими людьми, замкнулся в себе, отказался выходить из дома. Старик думал, дочь узнает об этом и вернется домой. Но Эмма не вернулась, и Фрэнк впал в депрессию. Если она снова уедет, это убьет его.

– Что, если Эмма узнает? – прошептала Грейси. – Она расскажет отцу и тогда…

– Расскажи сама, – тихо сказал Каден.

Он был единственным, кому Грейси доверяла свои секреты, но по данному вопросу их мнения расходились. Каден считал, что она поступает неправильно, и не боялся сказать об этом.

– Нет, я не могу, особенно сейчас.

– Привет, Каден.

Внутри его все замерло. Эмма. Ее низкий бархатный голос, как и раньше, отзывался в каждой клетке его тела. Удивительно, после стольких лет…

Каден повернулся.

Эмма стояла на пороге.

У него перехватило дыхание.

Последний раз он видел ее по телевизору. Она снималась в забавном семейном сериале, и он не мог не признать, что у нее отлично получается. Настолько хорошо, что он посмотрел одну серию, напился и больше никогда не включал ящик. Эмма бросила его ради славы, и его разрывало на части от мысли, что она преуспела.

Каден с интересом рассматривал ее, обновленную. Вьющиеся волосы отросли с тех пор, как они расстались, и теперь ниспадали на плечи каштановой волной. В красной фланелевой рубашке, черных джинсах, облегающих стройные ноги, и ковбойских сапогах она выглядела невероятно сексуально. Каден даже подумал, что она нарядилась для очередной роли.

Несмотря на то что страстно желал ее, он окинул Эмму холодным, оценивающим взглядом. Годы, полные разочарования, гнева, злобы и страдания от разбитого сердца, не прошли для него даром. Ее лучистые зеленые глаза были так же чисты и прекрасны, но сейчас в них скрывались тайны, ему не известные. Это ему не понравилось.

– Не поздороваешься со мной? – крикнула она.

Каден вспомнил ее холодные, жестокие слова в день расставания – она наплевала на него, на их отношения, а теперь говорит «привет» так, будто ничего не было. Неужели она ждет, что он позовет ее выпить, вспомнить былое? А потом попросит его посидеть с ребенком? Нет уж, спасибо.

Грейси крепко вцепилась в его плечо. Каден чувствовал, как ногти девушки впиваются ему в кожу через куртку. Вот кто теперь его соратник. Грейси. Она не уехала, она осталась и заботилась о тех, кого бросила Эмма. Он встанет на сторону Грейси против женщины, которая покинула их обоих.

– Что ты здесь делаешь, Эмма?

Она гордо вскинула подбородок и, не сводя с него глаз, сказала:

– Вернулась домой.

– Правда?

Кровь в венах начала закипать, Каден решил не обращать на это внимания. Он ей не верил.

– С Голливудом покончено, – ответила она, гордо вздернув подбородок.

Она защищалась, как могла, и у нее хорошо получалось, хотя Каден не хотел это признавать. Почему она отказалась от карьеры кинозвезды? Что привело ее в родительский дом? И почему ему не все равно, после стольких лет?

– Что так? Планы изменились?

– Я изменилась, – ответила Эмма.

Каден кивнул.

– Хм, пять лет назад ты изменилась, теперь опять. Когда выйдет следующая новая версия тебя?

– Другой не будет.

– Не верь ей, – прошептала Грейси.

– А я и не верю, – ответил Каден и с удовольствием заметил, как Эмма сверкнула глазами.

Что это, гнев? Уязвленность? Не важно. Он хотел ее до боли в паху, но верить ей не мог.

– Грейси, иди в дом, мне надо поговорить с Эммой.

Девушка пронзительно посмотрела ему в глаза, но ушла.

– Ого, кажется, вы с Грейси очень близки, она беспрекословно выполняет твои приказы, – съязвила Эмма.

– Это не приказ, а просьба.

– Которую она тут же побежала исполнять, – добавила она и чуть наклонила голову набок. – Между вами что-то есть?

Каден скрестил руки на груди. Ее задело, что они с Грейси так близки.

– Не твое дело.

– Она моя сестра.

Каден усмехнулся:

– Тебе не было дела до нее столько лет, а теперь ты вдруг вспомнила, что вы сестры?

– Я не бросала семью, Каден, – она еще выше подняла подбородок, – я бросила Монтану.

– И меня.

Эмма глубоко вздохнула.

– Да, и тебя. Но я объяснила, почему так поступила.

– И это, по-твоему, оправдание?

Эмма снова вздохнула, сунула руки в карманы и спросила:

– Что ты хочешь от меня, Каден?

Сложный вопрос. Он ехал, чтобы высказать ей все, что накипело, но, увидев ее, потерял способность здраво мыслить и рассуждать.

Каден смерил ее взглядом. Желание подойти к ней, обнять и поцеловать становилось все сильнее. Пора уезжать, пока тело не взяло верх над разумом.

Он поймал ее взгляд и отчетливо произнес:

– Абсолютно ничего.

Глава 2

«Абсолютно ничего».

Эти слова преследовали Эмму последующие два дня. Дел на ранчо было невпроворот, но она не могла полностью отвлечься. Каден никогда не покидал ее сердца. Да, в погоне за славой она бросила его, причинила боль. Поступить иначе она не могла: оставшись в Монтане, она прожила бы жизнь, полную сожалений.

– Ничего удивительного, – пробормотала она, перебирая инструменты в сарае. – А ты думала, он поймет? – продолжила она вслух. – Мужчины мыслят линейно, тем более когда речь идет об их мечтах. А я что, не имею права на свои? Должна мечтать, о чем он скажет?

«Абсолютно ничего».

– Чего он хочет от сестры? Грейси ходит к нему на ранчо почти каждый день. – Ревность свила гнездо в ее душе и сдавила сердце цепкими лапами. – Неужели она спит с ним? Как он мог так легко переключиться? Разделяет ли Грейси его мечты теперь?

С сестрой отношения не ладились с первого дня, в доме они ходили мимо друг друга молча, а отец то ли не замечал этого, то ли умело игнорировал.

Фрэнк был в восторге от маленькой внучки Молли и постепенно возвращался к жизни, становясь прежним человеком. Внучка дала ему второе дыхание, желание жить, и это беспокоило Эмму. Правда, которую она скрывала, мучила ее, но рассказать отцу обо всем она не могла. Не сейчас. Слишком много переживаний.

С чего она взяла, что возвращение домой пройдет как по маслу? Никто не говорил, что будет легко.

Эмма схватила две лопаты и бросила их в угол. Ранчо запущенное; сарай, конюшни, дом – все обветшало. Никому нет дела до того, что нужно обо всем этом заботиться. Кроме Кадена, конечно. Пару дней назад двое рабочих приходили, чтобы покрасить забор, а когда она сказала, что не нуждается в помощи, они проигнорировали ее. Как и все. Сказали, что они подчиняются Кадену, и если у нее какие-то вопросы, то она может обратиться к нему лично.

Можно подумать, это так просто.

Забор покрасили, но трава некошеная, перила на крыльце держатся на честном слове, в помещении, примыкающем к конюшне, где хранились седла и прочая амуниция, – полнейший хаос.

– Тут же есть полки, черт возьми, – ворчала Эмма, – почему все инструменты свалены в кучу?

Собирая разбросанные повсюду элементы конной упряжи, щетки, баночки с мастикой для шерсти и копыт и прочую мелочь, Эмма тихо злилась. Когда каждый предмет занял свое место, она гордо подбоченилась и удовлетворенно кивнула сама себе. Для такой перфекционистки, как Эмма, беспорядок был пыткой.

– И почему старое седло на столе? – спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Потому что его нужно починить.

Эмма резко развернулась и увидела Грейси в дверях.

– И как долго оно тут лежит?

– Пару месяцев точно.

– Месяцев?

Эмма неодобрительно покачала головой.

– А почему Бак его не починит?

– Бак уволился полгода назад.

– Что?

Бак Симпсон работал на ранчо, сколько Эмма себя помнила. Мастер на все руки, он держал инструменты в превосходном состоянии.

– Почему?

Грейси безразлично пожала плечами и оперлась плечом о дверной косяк.

– Сказал, что слишком стар. Перебрался к дочери, живет на ранчо за Биллингсом. Там ему не нужно выходить зимой на улицу каждый день и работать.

– Почему ты мне не сообщила? Могла бы хоть сообщение написать.

– Да, конечно, мы же так близки, – съязвила Грейси.

Эмма вздохнула и запустила руки в задние карманы джинсов. В детстве сестра обычно следовала везде за ней по пятам.

– Я пыталась поддерживать связь, писала и звонила, а ты мне – никогда. Я уехала с ранчо, но не бросала семью.

– А что я должна была говорить? – запротестовала Грейси и оторвалась от косяка. – Удачных проб? Наслаждайся идеальной жизнью, пока я тут валюсь с ног от усталости.

Она посмеялась бы, если бы не было так грустно.

– Ты думаешь, у меня была идеальная жизнь? – не удержалась Эмма. – Я ходила на сотни прослушиваний, но редко получала роли. А эти предложения переспать с продюсером… Работа по двенадцать часов в ресторане из-за того, что арендодатель увеличил плату? Постоянно пристают какие-то стариканы, норовят шлепнуть по заду, когда приносишь заказ…

– Ой, подожди, достану платочек, посочувствую, – ответила Грейси.

– Ах ты, сучка!

– Ты не лучше.

Эмму охватило разочарование. Почему все думают, что в Голливуде хорошо живется? Грейси и понятия не имела, через что ей пришлось пройти. Обо всех этих мерзких и по-настоящему страшных вещах даже вспоминать было страшно…

– В чем дело, Грейси?! – всплеснула руками Эмма. – Не верю, что ты так злишься из-за того, что я на пару лет уехала из дома. Должно быть что-то еще.

Грейси напряглась, но быстро взяла себя в руки, нацепив маску безразличия.

– Ты не знаешь меня, Эмма. Не жди, что я буду радоваться твоему возвращению.

– Сначала ты не хотела, чтобы я уезжала, теперь не хочешь, чтобы я возвращалась… Чего ты вообще хочешь?

На долю секунды Эмме показалось, что в глазах Грейси мелькнуло что-то, но тут же пропало. Как будто она почти достучалась до маленькой любимой сестрички.

– Ничего, – сухо ответила сестра. – Я пришла сказать, что твоя дочь проснулась и плачет.

Эмма отшатнулась, будто получила пощечину.

– Ты что, не могла взять ее на руки?

Грейси сначала стало стыдно, но она быстро оправилась, гордо вскинула подбородок и ответила:

– Я не сиделка, Эмм, и папа тоже.

Эмма сурово на нее посмотрела:

– Я и не говорю, что ты сиделка. Папа возится с малышкой, потому что сам хочет. Не слышала, чтобы он жаловался, что устал от Молли.

– Конечно нет, – возразила сестра и откинула волосы назад. – Он никогда не скажет, потому что боится, что ты снова уедешь.