– Мне нужна от вас одна услуга, детки.
– Все, что скажешь, Монах, – ответил Макс.
– Ладно, пошли за мной. – Он махнул нам рукой.
Мы последовали бы за своим героем прямо в ад, стоило ему сказать хоть слово. Он привел нас в бар на Ладлоу-стрит, где за пенистым пивом сидела дюжина здоровенных парней.
Монах засмеялся и сказал им:
– Как вам нравится моя новая банда?
Они посмотрели на нас с улыбкой.
– Крутые парни, ничего не скажешь, Монах. Не хотите пивка, пацаны? – сказал один из них.
Это был первый раз, когда мы пили пиво. На вкус оно оказалось ужасно, но мы осушили все до дна, чувствуя легкое головокружение и большую гордость.
Монах Истмен объяснил нам, что он хочет. Мы получили по две бейсбольные биты и договорились встретиться с ним и его бандой в парке на Джексон-стрит. У шайки ирландцев было обыкновение наведываться в этот парк и беспокоить старых евреев, которые устраивали там собрания. Но теперь ирландцев ждал сюрприз, для чего Монах собрал самых главных людей со всего Ист-Сайда. Это была команда звезд бейсбола, и она состояла из самых крупных игроков обеих лиг. Кроме Монаха, здесь находились малыш Дроппер, Пулли, Эби Кочан, Большой Луи, Безумный Иззи – все крутые ребята.
Если бы Монах и его люди на глазах у всех потащились с битами в парк, их наверняка накрыла бы полиция и засекли ирландцы. Поэтому он и обратился к нам.
Монах и его ребята просочились в парк по одному, сделав вид, что друг с другом не знакомы. Они расселись по лавочкам вместе со своими старшими собратьями по вере, вынули из карманов еврейские газеты и зарылись в них с головой, так чтобы никто не мог их узнать. Мы стояли неподалеку и держали биты наготове. Ждать пришлось недолго. Мы увидели, как со стороны прибрежной части парка появились ирландцы – около пятнадцати дюжих парней с дубинками в руках.
Ближе всех к приближавшейся толпе оказался Эби Кочан. Эби славился своей огромной головой, которая, однако, вовсе не была мягкой, как капуста, а, наоборот, твердой, как скала. Самый большой парень из ирландской банды подошел к Эби и прорычал:
– Ну-ка, чеши отсюда, сопляк. Проваливай из парка, пока цел, чертов ублюдок.
Эби медленно поднялся с лавочки, будто собираясь отступить. Потом, наклонив голову, он кинулся вперед, как бык. Мы не ждали никаких сигналов от Монаха. Мы сами помчались к нему с битами. Монах и его люди повскакали с лавочек. Каждый выхватил у нас по бите, и началась бойня. Мы наблюдали за ней со стороны, приготовив на всякий случай камни. Если бы где-нибудь показалась голова ирландца, мы впятером вполне могли бы вывести его из строя. Нам было очень весело.
Именно здесь мы в первый раз увидели Трубу, Джейка Проныру и Гу-Гу. Макси раньше всех заметил что-то странное. Трое ребят примерно нашего возраста то появлялись, то исчезали в самой гуще схватки. Макс сказал мне:
– Посмотри на этих двух еврейских мальчишек и на того ирландца. Они работают вместе. Они здесь что-то проворачивают, это точно.
В тот момент троица пареньков была в самой середине одной из дерущихся куч; потом они выскочили оттуда и нырнули в другую группу.
Я сказал:
– Ребята не дерутся; тогда что они там делают?
Макси пожал плечами.
Наконец приехал фургон с сиреной, и копы в высоких твердых шлемах начали размахивать дубинками. Все, кто мог, разбежались.
Макси и я подобрали по бите. Макс крикнул остальным, чтобы следовали за нами, и мы бросились догонять двух еврейских мальчиков и ирландца. Мы загнали их в угол у Ист-Ривер. Ирландский пацан едва переводил дух, но при этом улыбался.
– Может, не станем драться? Будем друзьями? – произнес он с сильным ирландским акцентом, потом протянул руку и представился: – Меня зовут Труба, а это двое моих парней – Джейки Проныра и Гу-Гу.
Джейк, тоже улыбаясь, протянул руку и сказал с заметным еврейским акцентом:
– Рад с вами познакомиться, ребята.
Макси занес для удара биту и сказал:
– Идите вы в задницу со своей дружбой. Лапша, проверь у них карманы.
Я передал свою биту Патси. Он держал ее наготове, пока Доминик и я шарили у них по карманам. Содержимое этих карманов нас удивило. Обыскав всех троих, мы нашли три бумажника и четверо часов с золотыми цепочками. Мы вынули из бумажника деньги, всего около двадцати шести долларов. Макси отдал по два доллара Трубе, Джейку и Гу-Гу. Потом, подумав немного, он дал каждому еще по баксу.
Джейк Проныра был высокий паренек. Труба, наоборот, низенького роста. Гу-Гу – толстяк с огромными выпученными глазами. Парни выглядели настолько разными, что я нашел такую комбинацию забавной. Потом, узнав их поближе, я обнаружил, что внутри все они были одинаковыми. Ребята являлись эмигрантами, – эмигрантами из разных стран, но с одним и тем же ехидным юмором и природной склонностью к воровству.
Но тогда мы стояли кружком вокруг Трубы и слушали, как он разглагольствует о своих подвигах. Это была наша ошибка. Уайти, коп, появился неожиданно. Он огрел Джейка по спине дубинкой.
– Вы – та самая мелюзга, о которых говорил один из арестованных. Ну-ка, давайте сюда бумажники и часы.
Он обыскал наши карманы и забрал все наши приобретения.
– А теперь проваливайте, пока я вас не арестовал, – сказал коп и мрачно потопал прочь.
– Вот чертов Уайти, – с досадой произнес Макси. – Жулик каких поискать. Готов поспорить, что он не собирается все это возвращать. Он оставит все себе.
– А ты как думал? – произнес я саркастически. – Ты разве не знаешь, что все вокруг жулики? Что каждый нарушает закон?
– Что верно, то верно, – сказал Макси.
– Ясно, Лапша прав, – согласился Патси. – Все кругом воры.
Мы уже вышли из парка.
– Надеюсь, еще увидимся, парни, – улыбнулся нам Труба.
Он, Джейк и Гу-Гу направились в сторону Брум-стрит.
– Заходите к нам, ребята! – крикнул я им. – Нас можно найти в кондитерской Джелли на Деланси-стрит.
– Хорошо, мы к вам заглянем! – крикнул в ответ Джейк Проныра.
Мы пошли вниз по улице. Неприятный эпизод с Уайти был уже забыт.
Стоял полдень пятницы. Солнце, люди, улицы – все в середине пятницы выглядело другим. Мы были счастливы и беззаботны. Перед нами – целая вечность: два свободных дня, два чудесных дня без школы. Я был голоден, а сегодня вечером меня ждал самый сытный за неделю ужин – единственный, когда можно наесться по-настоящему. Не черствый хлеб, натертый чесноком и запитый жидким чаем. Мама сегодня что-нибудь испечет. Вечером будет горячий свежий хлеб и вкусная рыба с хреном. Во рту у меня уже стояла слюна. Я облизывал губы, предвкушая удовольствие. Господи, как я был голоден! Но, похоже, не я один.
Косой перестал играть на гармонике и сказал:
– Как насчет того, чтобы сходить в булочную Йони Шиммеля и что-нибудь купить?
Патси спросил:
– У кого есть деньги? У тебя есть деньги?
– У меня есть цент, который не забрал Уайти, – ответил Косой.
– У кого-нибудь еще есть деньги? – Макс взял у Хайма его монетку.
Доминик вытащил два цента из своего потайного кармашка. У остальных ничего не было.
– Мы купим одну булочку за два цента и пакетик орешков за цент.
Купив хлеб и горячий нут, мы встали на углу улицы, где каждому досталось по куску булки и по нескольку орешков. Вкус у них был чудесный, но от этого мы стали только голоднее. Мы пошли по Садовой улице, где разносчики товаров уже собирали свои лотки, чтобы пораньше прийти домой к Дню отдохновения. Они смотрели на нас с опаской. Они нас уже знали. После нескольких сложных маневров Макс и Патси изловчились стянуть для каждого по апельсину. Когда мы убегали, разносчики кричали нам вслед ругательства:
– Бандиты, чтоб вам пусто было!
Поделив апельсины, мы направились на Деланси-стрит, где находился мой дом.
– Смотри-ка, это Пегги, Пегги Бумеке, – взволнованно прошептал Косой.
У нашего подъезда, лениво прислонившись к двери, стояла светловолосая Пегги – дочь дворника и нимфоманка.
– Привет, ребята! Дай мне кусочек твоего апельсина, Лапша! – крикнула она мне.
– Я дам тебе кусочек своего апельсина, если ты дашь мне кусочек своей…
Патси не закончил фразу; он стоял, улыбаясь и с надеждой глядя на нее.
– Ну ты и нахал. – Она хихикнула, довольная этим предложением. Тем не менее Пегги его отшила. – Позже, птенчик, не сейчас. И не за апельсин – принеси мне пирожное, русскую шарлотку, если хочешь, чтобы я дала тебе кое-что взамен.
Проходя мимо Пегги, я ее ущипнул.
– Ох, Лапша, перестань, не здесь, лучше пойдем под лестницу, – прошептала она.
Я был очень молод. Я сказал:
– Нет, сейчас я голоден.
Макси бросил мне вдогонку:
– Встретимся после ужина у Джелли, Лапша.
– Я приду! – крикнул я в ответ.
Я бегом промчался по пяти пролетам скрипучей лестницы и влетел в нашу темную и тесную квартирку. В ней стоял чудесный запах пекущегося хлеба.
– Ужин готов, мама? – завопил я, швырнув в угол учебники.
– Это ты, мой мальчик, мое золотце?
– Да, ма, я спрашиваю – ужин готов?
– Что ты спрашиваешь?
– Я спрашиваю, ма, – ужин готов?
– Да, да, он готов, но подожди, пока твой отец и братья вернутся из синагоги, и я зажгу праздничные свечи.
– Я голоден, ма. Почему я должен ждать твоих свечей и папы?
– Потому что, если бы ты был как твой папа и братья, ты бы не попадал все время в неприятные истории, и не ходил бы всегда таким голодным, и, может быть, хоть иногда думал бы о синагоге. – Мама испустила глубокий вздох.
– Я думаю о еде и о том, чтобы делать деньги, большие деньги, мама, – миллион долларов.
– Миллион долларов? Это очень глупо, сынок, поверь мне. Миллион долларов – это для миллионеров; а для бедных людей есть синагога. А теперь не мешай, пожалуйста, – мне надо закончить со стиркой, чтобы мы могли принять ванну перед Днем отдохновения. И не забудь напомнить – я должна вымыть тебе голову с керосином.
– Ма, а папа занял денег, чтобы заплатить за квартиру?
Я услышал, как мама снова глубоко вздохнула:
– Нет, сынок.
Я взял «Робин Гуда», которого одолжил мне Макси, и стал перечитывать его заново. Я был ненасытным читателем. Я мог читать все, что попадалось мне под руку.
Я слышал, как мама энергично трет одежду, замоченную в ванной. Дневной свет начал постепенно меркнуть. Скоро читать стало трудно. Я чиркнул спичкой и взобрался на кресло. Я попытался включить газ, но в лампе его не было. Я крикнул:
– Ма, у нас нет газа!
Она тяжело вздохнула:
– Я весь использовала, чтобы выпечь хлеб и нагреть воду для стирки.
– Брось в счетчик четвертак, ма, я хочу читать.
– Не могу, сынок.
– Почему, ма?
– Сегодня вечером у нас будут свечи.
– Но я не могу читать при свечах.
– Прости, сынок, но больше тратить нельзя. Я заправлю лампу завтра вечером. Может быть, так мы сможем дотянуть до следующей недели.
Я хлопнул дверью и отправился в туалет, который находился в коридоре: им пользовались все шесть семей, живших на нашем этаже. Мне потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к стоявшей в нем вони. В потайной нише за унитазом я держал коробочку с окурками, которые вылавливал в сточных канавах. Я выкурил три окурка, чтобы подавить аппетит. Я заметил, что на стене, где обычно висел на гвозде рулон оберточной бумаги, ничего нет.
– Кончилась бумага для дерьма, – пробормотал я.
Про себя я заметил, что надо достать немного бумаги на Атторни-стрит, где торговцы фруктами выбрасывали ее, когда разворачивали свои апельсины, или, как запасной вариант, стянуть телефонную книгу из кондитерской Джелли.
Я услышал приближавшиеся шаги. Я с надеждой ждал. Дверь туалета открылась. Да, это оказалась Фанни, она жила дальше по коридору. Фанни была моя ровесница.
– О, это ты! – воскликнула она, глядя на меня с приятным удивлением. – Почему ты не запираешь дверь, как принято? – Фанни кокетливо улыбалась.
Я отвесил насмешливый поклон:
– Заходите, заходите, как сказал паук мухе.
Она, улыбаясь, стояла в двери.
– Похоже, птенчик, ты не прочь потрогать меня своими невинными ручками?
Фанни хихикнула. Положив руки на свои широкие бедра, она стала покачиваться взад-вперед. Короткое тугое платье плотно обтягивало ее полную круглую грудь и всю маленькую пухлую фигурку. Это меня сильно возбудило. Я запустил руку за вырез ее платья. Я нащупал теплые гладкие молодые груди. Я слегка сжал ее соски. Она продолжала покачиваться с закрытыми глазами, прерывисто дыша.
– Ну как, это нравится твоим сиськам, Фанни? – прошептал я.
Фанни открыла глаза. Она улыбнулась:
– Сиськи – это то, что дают малышам, чтобы они сосали молоко, а не то, чем играют мальчики.
– Входи, – прошептал я в возбуждении, – я запру дверь, и мы с тобой поиграем. – Я потянул ее за руку.
Она подалась назад:
– Сначала сходи к Джелли и купи мне русскую шарлотку.
– Кто тебя этому научил? Пегги? – проворчал я.
Фанни хихикнула.
– Ну что, купишь мне пирожное? А если принесешь два, я позволю тебе поиграть у меня между ногами.
– Да, да, – задыхался я, – я куплю тебе целую коробку шарлоток.
Она засмеялась, услышав мой прерывавшийся голос. Я обхватил ее за мягкие большие ягодицы и притянул к себе. Мне почти удалось закрыть дверь. В это время с другого конца коридора донесся глубокий рев, похожий на мычание коровы, зовущей своего теленка.
– Фанни, Фанни, скорее, я тебя жду.
Фанни прошептала:
– Это мама. Мы собираемся идти на ужин к моей тете Рифке. Дай мне пройти. Я позволю тебе поиграть со мной в другое время.
Мне не хотелось ее отпускать. Я был слишком возбужден.
– Пожалуйста, пусти меня. Я хочу писать, – сказала она. – Если не отпустишь, я напущу себе в штанишки.
Я выпустил ее из рук. Она задрала платье, спустила штанишки и села на унитаз. Я с отвращением ушел. Я решил, что она слишком вульгарна.
Я спустился вниз в надежде встретить Пегги. Я посмотрел в подвале. Проверил все туалеты на каждом этаже. Даже на крышу заглянул. Ее нигде не было. Разочарованный, я вышел на крыльцо и стал смотреть на девушек и отпускать непристойные замечания, когда они проходили мимо.
У подъезда появился запыхавшийся Макси. Он махнул мне рукой:
– Пошли, Лапша.
Я сбежал по ступенькам и поспешил за ним.
– Что случилось, Макс?
– Идем, нас ждет мой дядя на Пирс-Эрроу.
– Твой дядя повезет покойника на катафалке? – обрадовался я.
– Да, мы поедем в Гарлем. На Мэдисон-авеню. Надо ему помочь. Подвернулась неожиданная работенка.
В похоронное бюро мы прибежали, едва переводя дыхание, и как раз вовремя, чтобы помочь дядюшке Макса поднять борта его катафалка. Мы с гордым видом уселись на большие передние сиденья. Пустив экипаж трусцой мимо парка по Пятой авеню, дядя Макса указывал нам на стоявшие вдоль улицы богатые дома.
При этом он отпускал саркастические комментарии:
– Смотрите-ка, ну точь-в-точь такие же, как в Ист-Сайде. Наверное, и этим беднягам в их домах тоже не хватает еды вдоволь.
Его замечание напомнило мне о моем хроническом голоде. Я прошептал Максу:
– Может быть, мы раскрутим твоего дядюшку на несколько хот-догов или что-то в этом роде?
Макси в ответ закивал и подмигнул. Он подтолкнул меня локтем:
– Когда-нибудь мы сможем купить себе много хот-догов.
– Мне уже не терпится, – сказал я.
– Что, ребятки, хотите получить парочку хот-догов? – усмехнулся дядюшка Макси. – Ладно, я понял намек, но сначала надо забрать покойника.
Когда, погрузив покойника, мы возвращались обратно в Ист-Сайд, дядя Макси остановился у фургончика с хот-догами и купил нам по два франкфуртера. Мы разлеглись на катафалке, поглощая угощение. Обернувшись, дядя Макси ради шутки протянул нам сигары. К его удивлению, мы их взяли, закурили и пыхнули дымом. Он разразился довольным смехом:
– Ну, детки, с вами все в порядке.
Мы помогли ему перенести тело во двор похоронного бюро.
– Спасибо, мальчики. – Он снова засмеялся и поправил себя: – Нет, спасибо, парни. – И протянул каждому по четвертаку.
Макси сказал:
– Были рады помочь вам, дядюшка. Дайте мне знать, если мы снова вам понадобимся.
Дядя с любовью взглянул на Макса:
– Когда вырастешь, станешь большим человеком. – Он одобрительно похлопал его по спине.
– Спасибо за поездку и за все остальное, – сказал я.
– Не за что. Пока, ребята. – Дядя Макси с улыбкой посмотрел нам вслед.
Мы вошли в кондитерскую Джелли, пыхтя сигарами и чувствуя себя важными людьми. Патси, Доминик и Косой уже находились там и ждали нас. Патси крикнул:
– Эй, крутые парни, где вы были?
Макси бросил свой четвертак на прилавок и сказал:
– Лимонад и пирожные на всех.
За прилавком в грязном фартуке, обернутом вокруг широкой талии, стоял сын Джелли, Толстяк Мо. Он подобрал монету и стал внимательно ее рассматривать.
Патси сердито фыркнул:
– Ты что там рассматриваешь, Толстяк?
Мо пробормотал извиняющимся тоном:
– Ничего, Пат, ничего.
– Отлично, тогда тащи скорее лимонад.
Мы сидели на стульях и с шумом всасывали мягкий крем с русских шарлоток. Мы глазели на электрическую машину для взбивания коктейлей – это была сенсационная новинка для Ист-Сайда.
В дверях появились Джейк Проныра, Гу-Гу и Труба, наши новые друзья с Брум-стрит. Мы обменялись приветствиями.
Джейк спросил:
– Ну что, ребята, не хотите послушать хорошие стихи?
– Стихи? – с сомнением переспросил Макси. – Ты что – поэт?
– У Джейка всегда есть новые стихи и шутки, – сообщил Труба. – Он сам их придумывает.
– Да, грязные штучки, – подтвердил Гу-Гу. – Но классные.
– Такие стоит послушать, – согласился я.
– Ладно, валяй. – У Макса был скучающий вид.
Мы развернулись на стульях, повернувшись лицом к Джейку. Он встал перед нами в позу. С улыбкой на чумазом лице он продекламировал:
Он остановился. Он ждал нашего одобрения.
– Это все? – спросил Макси.
– Да. Вам понравилось? – с надеждой спросил Джейк.
– Дерьмо, – ответил Макси.
Джейк выглядел совершенно убитым.
Труба предложил:
– Попробуй свою шутку, Джейк.
Тот воспрянул духом и снова обнадеженно заулыбался.
– Что общего между Ист-Ривер и женскими ногами?
Никто из нас не знал ответа.
– Чем выше поднимаешься, тем лучше.
Он улыбнулся нам, пытаясь прочесть одобрение на наших бесстрастных лицах.
Мы стали молча прихлебывать лимонад. Труба заметил на прилавке коробку с пирожными. Они втроем поспешили к ней.
Толстяк завопил:
– Эй, ребята, уберите руки. У вас есть монеты?
Труба вытащил долларовую купюру. Джейк Проныра взял ее у него из рук и помахал в воздухе.
Он обратился к нам:
– Ребята, не хотите еще пирожных?
Мы взяли по две штуки на каждого.
Макс спросил:
– Откуда у вас зелень, пацаны?
– Труба обработал одного пьянчугу на Бауери-стрит.
Джейк с гордостью обнял Трубу за плечи.
– А, он был тюфяк, – скромно сказал коротышка Труба. – Я стянул у него еще вот это.
Он показал большой нож.
Я вспомнил про О’Брайена и его нож «специальных знаний», который нужен для достижения успеха. Я увидел в этом что-то вроде знамения. Такой нож должен принадлежать мне. Я должен иметь его у себя. Он даст мне магическую власть, подумал я.
– Можно мне посмотреть, Труба?
Он протянул его мне. Это был нож на пружине и с кнопкой, немецкого производства. Он издал чудесный звук, и из рукоятки выскочило широкое сверкающее лезвие. Тут не могло быть никаких вопросов. Этот нож должен стать моим. Я продолжал открывать и закрывать его под носом у Трубы. Он встревоженно пятился назад.
Макси посмотрел на меня. Он сказал:
– Тебе нравится эта штука, Лапша? Хочешь оставить ее у себя?
– Да, классная вещица.
– Ну так оставь себе, она твоя. Правда, Труба?
Макси повернулся со сладкой улыбкой к Трубе и Джейку Проныре. Они поняли, что улыбочка Макса и мое поведение ничего хорошего им не предвещают. Патси приблизил лицо к Трубе и прорычал:
– Ты ведь подаришь его Лапше, правда, Труба?
Доминик и Косой стояли у них за спиной, готовые к действию. Я продолжал смотреть на Трубу и пощелкивать лезвием возле его горла. На мгновение в кондитерской Джелли воцарилось напряженное молчание. Наконец Джейк нарушил его добродушным смехом:
– Конечно, возьми его себе, Лапша, все равно он слишком большой и слишком опасный для такого коротышки, как Труба.
Я отошел к полке с книжками, разглядывая и поглаживая лезвие ножа. Оно было красиво. Заточенное с обеих сторон, узкое и острое наверху. В длину лезвие было не меньше шести дюймов. При нажатии на кнопку оно выскакивало из шестидюймовой рукоятки. Это было замечательное оружие. Оно удобно помещалось в кармане брюк. Мой взгляд скользнул по соблазнительным названиям книг, завернутых в бумажные обложки. Они гипнотизировали именами Ника Картера, Даймонда Дика, всевозможными вестернами. Я пролистал «Бедняк разбогател» Горацио Элджера, не зная, как лучше поступить – купить эту книгу или потратить четвертак, который дал мне дядя Макси, на газ для своей домашней лампы. Я подумал, что если куплю газ, то смогу читать весь вечер дома.
Толстяк Мо подошел ко мне и прошептал:
– Давай, Лапша, спрячь книжку к себе в карман, пока не появился мой старик. Только не очень ее мни, а завтра утром принесешь обратно, ладно?
Благодарный и обрадованный, я незаметно положил «Бедняка» в карман и сказал:
– Я буду обращаться с ней бережно. Спасибо, Мо, завтра утром я ее верну.
Я почувствовал, что мне больше нечего желать. У меня был четвертак для газа, новый нож и книжка, которую можно почитать вечером.
– Ладно, ребята, – сказал Макси, снимая с себя галстук и пиджак, – пора приступать. Не хотите к нам присоединиться?
Он повернулся к Джейку, Трубе и Гу-Гу.
– А что вы собираетесь делать? – спросил Джейк.
– Мы собираемся устроить бег на длинную дистанцию, – ответил Макс.
– Нет, это не для нас, – сказал Джейк. – Еще увидимся.
Они ушли.
Мы последовали примеру Макси, сложив одежду на стульях. Выбежав трусцой на улицу, мы начали нашу ежедневную длинную пробежку. Макси держался впереди всех, задавая темп. Во время упражнений он становился спартанцем.
– Когда мы вырастем, это войдет в привычку, у нас будут мускулы и хорошее дыхание, и мы станем крепкими, как гвозди.
Мы трусили по улице компактной группой позади Макси и его длинных ног. Кварталов через десять пухлый Доминик, задыхаясь и отдуваясь, прокричал:
– С меня хватит, Макс. Я совсем выдохся.
Макси повернул голову, его дыхание почти не участилось.
– Твоя проблема, Домми, в том, что ты ешь слишком много спагетти. Когда-нибудь ты об этом пожалеешь.
Доминик отстал. Мы продолжали бежать, меняя темп, – ускоряли бег в одном квартале и замедляли в следующем. Улица спускалась вниз, в финансовый район. Мы остановились, чтобы передохнуть у тротуара. Перед нами стояло огромное здание. Окна в нем были закрыты тяжелыми железными ставнями. Входная дверь блестела прочной сталью.
Патси заметил:
– Похоже на тюрьму.
– Здесь нет никаких тюрем, – сказал я.
Патси спросил:
– Откуда ты знаешь?
Макси засмеялся:
– Не спорь с Лапшой. Он все знает. Он и сам это признает.
– Да, – улыбнулся я. – У меня башка варит.
– Ты хочешь сказать, что у тебя вместо головы котел, да, Лапша?
Все засмеялись, и я тоже.
Макси обратился к прохожему:
– Эй, мистер.
Человек остановился:
– Да?
– Что это за здание – тюрьма?
Мужчина улыбнулся:
– Тюрьма? Нет, это место, где хранят деньги.
Патси заинтересованно спросил:
– Много денег?
– Пожалуй, да. – Прохожий забавлялся. – Несколько миллионов. Это Федеральный резервный банк.
Улыбнувшись, он пошел дальше.
Макси подошел ближе к дому и попытался заглянуть в него. Вернувшись, он сказал:
– Когда-нибудь мы обчистим это местечко. Как думаешь, Лапша?
– Я не против, но мне кажется, это будет трудная работа. По-моему, место очень крутое. Как ты собираешься его ограбить?
Макси ответил:
– Не волнуйся, когда придет время, я придумаю как.
Я посмотрел на Макси. Он разглядывал здание. Мне вспомнилась картинка, которую я однажды видел, – мышь с вызовом смотрит на слона.
Он пробормотал:
– За миллион баксов я расколю это заведение.
Мы пробежали весь обратный путь до кондитерской Джелли. Доминик стоял снаружи, разговаривая с симпатичной брюнеткой, сестрой Толстяка Мо, неприступной Долорес. Втайне мы все ее обожали. Через левое плечо у нее висела пара танцевальных туфель. Увидев нас, она холодно улыбнулась. Приветливой Долорес была только с Косым.