– Привет, Хай, – сказала она. – Не хочешь сегодня мне поиграть, пока я буду заниматься?
– Конечно, Долорес, с удовольствием. – Косой весь сиял от радости. – Для тебя сколько хочешь, сколько хочешь, сколько хочешь, – говорил он без остановки.
Они отправились в заднее помещение кондитерской. Мы последовали за ними и стали смотреть, как Долорес переобувается и приступает к танцам. Она сымпровизировала несколько па под музыку Косого. Движения ее тела вызвали у меня дрожь. Я неотрывно следил, как она била ногой об ногу и делала легкие и грациозные пируэты, описывая круг за кругом. Спустя некоторое время Долорес остановилась, чтобы перевести дыхание. Она присела и стала разговаривать с Косым.
Макс позвал ее:
– Эй, Долорес.
Она обернулась и холодно взглянула на него.
– «Эй» говорят лошадям. С кем, по-твоему, ты разговариваешь – с Пегги? Я не привыкла, чтобы ко мне обращались таким тоном.
Долорес повернулась к нему спиной и продолжала беседовать с Косым. Внутри меня пробежал трепет наслаждения. Это был первый раз, когда я с болезненной остротой почувствовал прилив страстного влечения к Долорес и одновременно гордости за нее. У меня возникло чистое и возвышающее чувство, совсем не похожее на то, что я испытывал к Пегги или другим своим соседкам, которые нравились мне раньше. Глядя на надменное изящество, с которым Долорес сидела перед нами в кресле, я почувствовал, что она похожа на танцующего ангела, – нечто утонченное и неземное. Да, мне все стало ясно. Я любил Долорес.
Я улыбнулся и подошел к ней:
– Что это был за танец? Как он называется?
Она высокомерно взглянула на меня через плечо:
– А я думала, ты знаешь все. Это был «говорящий» танец. Ты вовсе не такой умный, каким тебя считают.
Я стоял перед ней молча, с покрасневшим лицом, не находя достойного ответа.
Косой сообщил:
– Долорес занимается, чтобы стать профессиональной танцовщицей. Когда-нибудь она будет звездой в бродвейском шоу.
Он постучал гармоникой по ладони. Потом в быстром темпе заиграл «Да, сэр, она – моя малышка».
Долорес снова закружилась посреди комнаты, двигаясь в такт музыке. Внимание, проявленное ею к Косому, почему-то нисколько меня не беспокоило. Макси – вот кто вызывал у меня ревность. Пока она танцевала, он потихоньку подобрал ее туфли и забросил их за скамейку.
Наконец Долорес закончила, улыбнулась Косому и сказала:
– Большое спасибо, Хай. Ты замечательно играешь на гармонике.
Косой вспыхнул и что-то пробормотал. Она стала рассерженно искать свои туфли. Я залез за лавку, вытащил их оттуда и протянул ей. Девочка не поняла, что произошло. В ее взгляде была ярость. Она надела туфли, не сказав ни слова. Я готов был убить Макса. Долорес вышла из комнаты, высоко вскинув голову и сверкая зелеными глазами.
Убитый, я молча вышел на улицу. Я встал в дверях, чувствуя, что весь мир рушится вокруг меня. Долорес значила для меня так много, а Макс поссорил меня с ней.
В мое мрачное настроение ворвался миролюбивый голос:
– Хочешь «Доброго капрала», Лапша?
Макс протянул мне сигарету. Я принял от него это предложение мира.
Мы стояли и курили. На улице показался мистер Джелли.
Подойдя к двери, он сказал, понизив голос:
– Ну что, мальчики, принесете мне что-нибудь завтра утром?
Макси кивнул и сказал:
– Конечно, разве мы всегда не снабжаем вас утренними газетами?
Джелли похлопал Макси по щеке:
– Принесите мне завтра пачку «Тагенблатт», ладно?
– Ладно. – Макси подтолкнул меня локтем. – Завтра встанем пораньше, Лапша.
Я кивнул:
– Во сколько?
– Около половины пятого я буду ждать тебя на углу.
– Я приду.
Мы продолжали стоять, чувствуя, что нам трудно вести разговор.
Мы заслоняли дверной проем. Появился новый посетитель. Мы с уважением посторонились перед хорошо одетым, усатым Профессором. Нас охватил трепет гордости и удовольствия, когда он одарил нас доброжелательной улыбкой.
– Как дела, ребята?
– Хорошо, Профессор, – ответил Макс.
– Отлично, Профессор, – отозвался я.
– Подождите меня, мальчики, я сейчас выйду.
Макс сказал:
– Конечно, Профессор.
Мы увидели, как он вошел в телефонную будку.
– Вот головастый мужик, у него мозгов хватает. – Макс был преисполнен восхищения. – Только неделя как вышел из тюрьмы, но я готов побиться об заклад, что он уже снова промышляет джанком[3]. Умный итальяшка. Интересно, где он берет зелье? – задумался Макс.
– У него есть связи. Я думаю, Профессор привозит его из-за границы. В нашей стране это не растет, – сказал я важным тоном всезнайки.
– Откуда он его привозит, Лапша? Из Италии?
– Может быть, из Италии, а может быть, из Китая. Китайцы часто его курят, я где-то об этом читал.
– Зачем люди курят опиум?
– Это вызывает у них приятные грезы.
– Сладкие грезы о девочках? – усмехнулся Макс.
Мы оба засмеялись. Я сказал:
– Я был бы не прочь как-нибудь выкурить трубочку этого зелья.
– Я тоже. Как говорится, оттянуться по-настоящему. Верно, Лапша?
Я кивнул и улыбнулся.
Профессор вышел, куря большую сигару.
– У меня есть для вас работа, парни, идите вслед за мной, – сказал он тихо.
Мы последовали за ним. Он обогнул угол и вошел в темный складской полуподвал. Профессор держал дверь приоткрытой, пока мы не подошли, и задвинул ее за нами на засов. Мы прошли вслед за ним сквозь темноту в заднюю комнату. Он чиркнул спичкой и зажег газовую лампу. У Профессора была хорошо оборудованная мастерская со столярным инструментом, ручной дрелью и небольшим механическим штамповальным прессом в углу. Я заметил на столе маленький точильный брусок. Я сунул его в карман, когда Профессор повернулся к нам спиной. На верстаке лежал большой деревянный ящик с открытой крышкой. Внутри него были видны колесики и шестеренки. Ящик имел прорези на передней и задней стороне и две ручки по бокам. Макс и я подошли к нему поближе. Он был тщательно отполирован и выглядел неуместным в этом грязном помещении. Профессор стоял, глядя на нас и покручивая ус.
– Что это? – Макс кивнул на ящик.
– Это? – У Профессора был лукавый вид. Он захлопнул крышку и сказал: – Давайте я продемонстрирую вам новое изобретение, которое должно быть в каждом доме.
Он покрутил ручку, шестеренки в ящике начали вращаться, и из прорези перед нашим изумленным взором появился десятидолларовый банкнот. Он отошел в сторону и сказал:
– Ладно, давайте пока забудем про эту машину. Вот что мне от вас нужно, парни… – Профессор остановился. Он стоял, глядя на нас и покручивая свои гладкие усы. – Думаю, вы, ребята, не откажетесь заработать немного денег, правда?
Я сказал:
– Разумеется, Профессор, мы для этого сюда и пришли.
Он посмотрел на нас серьезно:
– Я знаю, что вы умные ребята, и могу быть уверен, что ваши рты останутся на замке, так?
Мы оба эхом ответили:
– Так.
Он улыбнулся, показав крупные белые зубы.
– Прекрасно, прекрасно, вы хорошие парни, как раз такие, каким я могу доверять. Я не стал бы обращаться к кому-нибудь другому, потому что большинство молодых людей любит болтать. А теперь – вот зачем я вас сюда позвал: вы знаете, где находится Мотт-стрит?
– Да, Профессор, – гордо ответил Макси. – Лапша знает этот город, как по книжке.
– Мотт-стрит в Чайнатауне, – сказал я.
– Верно.
Он достал из ящика маленький круглый шарик, похожий на оконную замазку.
– Положите это к себе в карман. Отнесите в магазин по адресу, который я укажу. Просто положите на стол и сразу уходите. Это все, что нужно сделать. Согласны? – Профессор заставил нас несколько раз повторить адрес магазина, пока мы его не запомнили. – Будьте осторожны с этой штукой. Она очень дорогая, и с ней нельзя играть.
Макси кивнул:
– Да, Профессор, мы знаем, что это такое.
Профессор вопросительно поднял брови.
– Джанк, – сказал я.
Профессор усмехнулся. Он похлопал меня по спине:
– Умный мальчик. Я подожду вас здесь и дам каждому по доллару, как только вы вернетесь.
Оказавшись в Чайнатауне, мы без труда нашли магазин. Когда мы открывали дверь, мимо прошел, помахивая дубинкой, полицейский, который не обратил на нас никакого внимания. Мы вошли внутрь, висевший над дверью звонок издал слабый надтреснутый звук. При тусклом свете мы едва смогли разглядеть сидевшего за столом большого толстого китайца. Он со злобным видом уставился на нас. Я был рад, что в кармане у меня есть нож. Это давало мне чувство восхитительной уверенности. Я твердым взглядом ответил на его взгляд. Я погладил кнопку на рукоятке ножа. Мысленно я несколько раз вонзил лезвие в его толстую глотку, а потом располосовал ему лицо.
Произошла странная вещь: я увидел, как глаза китайца наполнились страхом. Я мог поклясться, что он знал, о чем я думаю. Я был в этом уверен. Он знал: все, что мне требуется, – сделать один шаг вперед. Своим волшебным выпрыгивающим лезвием я мог легко превратить его физиономию в мелкую крошку. В страхе он отвернул от меня белое вялое лицо. Я засмеялся и сплюнул на пол. Макс положил шарик на стол. Мы вышли.
– Над чем ты смеялся, Лапша?
– Над китайцем.
– Китайцы не любят, когда над ними смеются.
– Я мог бы справиться с этим узкоглазым, да и с любым другим тоже, – сказал я хвастливо.
Макси взглянул на меня с любопытством:
– Это был большой китаец.
Я пожал плечами:
– Ну и что? Я бы укоротил его до своего размера.
Макси рассмеялся и похлопал меня по спине:
– Ах да, я забыл, у тебя теперь нож Трубы!
– Мой нож.
– Ну да, твой нож. Ты себя неплохо чувствуешь, когда у тебя под рукой есть такая вещь, верно, Лапша?
Я кивнул:
– Да, я чувствую себя так, словно кое-что собой представляю.
– Я и сам хочу найти себе что-нибудь в этом роде, – сказал Макси. Он подобрал с тротуара сигарный окурок и засунул его в уголок рта. – В один прекрасный день я обзаведусь револьвером. Попрошу об этом Профессора.
Он протянул мне окурок. Я несколько раз затянулся, потом вернул его обратно.
Профессор держал дверь открытой, пока мы спускались по лестнице в его жилище.
– Все в порядке? Вы его доставили? – спросил он встревоженно.
– Да, все в порядке, мы его доставили. – Макс сплюнул на пол. Он пыхнул своим сигарным окурком. Я холодно смотрел на Профессора.
Он рассмеялся и дал каждому по доллару.
– Вы, ребята, далеко пойдете, вы умеете работать с товаром.
– Да, Профессор, мы хотим делать деньги. Нам они нужны, – сказал я.
– Вы будете делать много денег, а я научу вас как.
– Еще бы, ведь вы – Профессор, – сыронизировал Макс.
Он усмехнулся и потер руки:
– Да, да, я могу научить вас, мальчишек, многим вещам, возможно, к нашей взаимной выгоде.
– Профессор. – Макс нерешительно топтался с ноги на ногу.
– Да, Макс?
– Вы не могли бы достать пару пушек для меня и Лапши?
– Пушек? – Профессор выглядел удивленным.
– Да, пару пушек – ну, вы знаете, револьверов.
– Да, Макс, я понял, что ты имел в виду. – Он покрутил ус. Потом внимательно посмотрел на нас. – А зачем они вам?
– Мы думаем, что когда-нибудь пушки нам смогут пригодиться.
– Для чего, например, и когда?
– Ну, для ограбления.
– И что ты собираешься ограбить, Макс?
Тот на мгновение заколебался. Потом он сказал:
– Понятное дело, мы хотим ограбить какую-нибудь лавочку.
– Что ж, давайте посмотрим. Может быть, я смогу дать вам несколько полезных советов. Что вы будете грабить – кондитерскую Джелли?
– Нет, мы хотим взять Федеральный резервный банк, – внушительно заявил Макс.
Профессор повернулся к нам спиной и поднес ко рту носовой платок. Поначалу нам показалось, что он смеется. Но мы ошиблись. Он зашелся в глубоком кашле. Когда приступ закончился, Профессор извинился. Он вытер мокрые глаза.
– У меня скверный кашель; этот подвал не очень полезен для здоровья. А теперь насчет Федерального резервного банка. Для такого дела вы пока еще слишком молоды, ребята. Подождите несколько лет. Сначала вам надо поднабраться опыта на мелких ограблениях, вроде кондитерских и аптек, а потом можно будет переходить и к Федеральному резервному банку. Договорились, парни? – Он широко улыбнулся. – Вы всегда можете обратиться ко мне за помощью.
– Вы сможете достать нам револьверы? – настаивал на своем Макс.
– Да, да. Я могу достать все, что угодно. Предоставь это мне, Макс. Они у вас будут, как только я решу, что вы для них созрели. Это вас устроит? Одна из вещей, которые вам надо усвоить, – не действуйте чересчур скоропалительно, ребята. – Он похлопал Макса по спине. – Как называется книга, которая лежит у тебя в кармане? – спросил у меня Профессор.
Я вынул книжку и показал ему. Он взглянул на нее неодобрительно, проворчал:
– «Бедняк разбогател». Это не слишком детская книга для мальчика твоего возраста?
Я пожал плечами.
– Любишь книги? – спросил Профессор, улыбаясь.
– Да, я люблю читать.
– Почему бы тебе не брать хорошие книги, ходить в Публичную библиотеку?
– Библиотека для сосунков.
Он рассмеялся:
– Ладно, вот что я тебе скажу, – я запишу тебя в свою библиотеку. Давай, заходи и выбери себе что-нибудь. – Профессор жестом указал на туалет.
– Ваши книги хранятся в туалете?
– Да, входи, не стесняйся, это самое лучшее место для библиотеки. Здесь можно по-настоящему сосредоточиться на том, что читаешь.
Я вошел в туалет. Обе стены от пола до потолка оказались покрыты книжными полками. У всех были незнакомые заглавия – «Воспитание Генри Адамса» какого-то парня по имени Йейтс и многие другие, о которых я никогда не слышал.
– Ну, нашел что-нибудь себе по вкусу? – крикнул мне Профессор.
Я заметил книгу, заглавие которой мне хоть что-то говорило – «Жизнь Джонсона» Босуэлла. Да, подумал я, это должно быть чертовски интересно. Все о чемпионе Джеке Джонсоне. Я вышел с этой книгой.
Профессор спросил:
– Что ты выбрал?
Я показал ему книжку. Он посмотрел на меня с сомнением.
– Ты уверен, что книга тебе понравится и ты сможешь ее понять?
– Шутите, – фыркнул я.
– Это слишком серьезная вещь для мальчика.
– Вы не знаете Лапшу, Профессор, он – умный парень. Самый большой умник на всей Деланси-стрит.
– Хорошо, Лапша, – сказал Профессор, – когда ты ее закончишь, я хочу знать, что ты об этом думаешь.
– Я обязательно вам расскажу.
Глава 2
– Мы с вами еще увидимся, – прошептал он нам вслед, когда мы поднимались вверх по лестнице.
Мы отправились обратно к Джелли.
Макси спросил:
– Что он там сказал насчет того, что нам надо усвоить? Не действовать скоропа… Как он сказал, ты не помнишь, Лапша?
– Скоропалительно?
– Да, точно – скоропалительно. Что он хотел этим сказать?
– Не слишком торопиться, ничего не делать необдуманно.
– Хороший совет. Профессор – умный парень. Да, сначала надо как следует все распланировать; я это не забуду.
Патси, Косой и Доминик стояли у дверей и ждали нас.
– Вы где были, ребята? – спросил Патси.
– Мы с Лапшой заработали по баксу на брата.
Макси вошел в магазин. Мы последовали за ним.
– Дай мне свой доллар, Лапша, – сказал Макси.
– Отдать тебе доллар? – Я заколебался. – Зачем?
– Мы все поделим поровну, – твердо сказал Макс.
Я неохотно отдал ему доллар. Он подошел к старику Джелли.
– Разменяйте, – сказал он, бросив на прилавок две купюры.
Макси разделил два доллара на пять частей. Я взял свои сорок центов с чувством разочарования. Макс ободряюще улыбнулся:
– Не вешай нос, Лапша, мы еще разживемся.
Он купил пачку «Доброго капрала». Мы вышли на улицу. Мы курили, насвистывали и отпускали непристойные замечания вслед проходившим мимо девушкам.
К нам подошел отец Доминика. Он вырвал у него изо рта сигарету и потащил его домой. Мы проводили их свистом.
Я увидел Долорес, которая смотрела из окна своей комнаты на той стороне улицы. Макси помахал ей рукой; она с треском захлопнула окно. Я стоял на тротуаре, мечтая о ней. Моя первая любовь. Я представлял, как на нее обрушиваются всевозможные беды и несчастья, как на улице к ней пристают какие-нибудь пришлые бандиты. В мечтах я отводил себе героическую роль ее защитника – себе и своему ножу. Потом мои мысли обратились к Пегги. Меня охватило странное и незнакомое волнение. Я подумал, не стоит ли она сейчас на своем месте. А может быть, мне удастся потискать пухленькую Фанни.
Я сказал: «Пойду дрыхнуть, пацаны» – и направился вниз по улице к своему дому.
– Чего это ты так заторопился? – крикнул мне вслед Макси. – Не забудь, Лапша, завтра утром в половине пятого.
Я ответил через плечо:
– Приду, не волнуйся.
Пегги у подъезда не было. Крадясь, как кот, я просмотрел снизу доверху все лестницы и коридоры, надеясь найти ее или Фанни. Потом, чувствуя себя одураченным и неудовлетворенным, я поднялся по пяти пролетам лестницы в нашу темную квартиру. В ней было тихо. Вся семья уже спала.
Свечи потрескивали на кухне. На столе стояла тарелка с рыбой и свежий хлеб, которые мать заботливо оставила для меня. Голодный как волк, я набросился на еду и запил ее холодной водой из стоявшего в углу бака.
Я сунул четвертак в газовый счетчик и пошел к себе в спальню, где не было окна. Я зажег свет, разделся, столкнул своего посапывавшего братца на другой конец узкой железной кровати и раскрыл книгу, «Жизнь Джонсона» Босуэлла. Я открыл первую страницу. На ней оказалось предисловие, рассказывавшее о том парне, который написал эту книгу. Я его пропустил. Кому какое дело до автора? Я хотел знать все о чемпионе, о его схватках и о том, правда ли, что он имел связь со многими женщинами и был женат на белой. Я начал читать. Что это за дерьмо, подумал я. Книга была о каком-то парне по имени Сэмюел Джонсон, докторе.
Я с отвращением ее отбросил и взялся за «Бедняка» Элджера. Потом я вспомнил, как Профессор чуть не рассмеялся, узнав, какую книгу я себе выбрал. Он сказал, что я ее не пойму. Я, Лапша, не пойму, что написано в какой-то дрянной книжонке? Это был вызов. Я снова раскрыл книгу.
Мне пришлось пойти на кухню, чтобы взять с полки словарь. Господи, что за куча дерьма! Похоже, этот Джонсон только тем и занимался, что болтал о том о сем и больше ничего не делал. Я с трудом заставлял себя читать. Я заснул с включенной лампой.
Глава 3
Я проснулся как от толчка; газ все еще горел. Мой младший брат лежал на спине и сопел. Я столкнул его на другую сторону.
– Ты, дерьмовый сукин сын, погаси лампу, – пробормотал он.
Я выключил свет. Ощупью я пробрался на темную кухню и зажег газ. Было еще рано. Старый обшарпанный будильник показывал 3:30. Я был голоден, как всегда. Открыв окно, я посмотрел в жестяной ящик, который висел снаружи и служил нам вместо холодильника.
Там стояли несколько тарелок с рыбой и хлебом, предназначенные, очевидно, для субботнего и воскресного обеда. Я отрезал ножом тонкий кусок рыбы. Оторвал кусок хлеба, смахнул со стола тараканов и начал есть. Я думал о том, что собирается делать мой старик, чтобы расплатиться за жилье, и что он намерен делать, чтобы найти работу, прежде чем нас вышвырнут на улицу. Я размышлял, сколько месяцев нам еще осталось – два или три? Я думал о мерзком домовладельце, который заявлялся к нам разодетый в пух и прах и вопил об арендной плате. Я подумал, что, раз он носит в петлице цветок, значит, он гомик или что-то в этом роде.
Мой тюфяк папаша – почему он не может найти себе работу и принести в дом немного денег? Наверное, потому, что у этой старой развалюхи нелады со здоровьем; папаша только и делает, что болеет. Но какого черта он все время ходит в синагогу? Два часа утром и два часа вечером, и так каждый день. А по субботам он вообще оттуда не вылезает, сидит там вместе с другими старыми дурнями, все с бородами и в платках, целый день качаются взад-вперед, взад-вперед на своих молитвах и бормочут разную чушь себе в бороды. На кой черт это нужно? Бьюсь об заклад, их зануда рабби и сам не знает. Отцу следовало бы больше заботиться о том, чтобы найти работу, а не проводить время с безмозглыми стариканами. Нет, это не для меня! Я умный. Когда вырасту, меня туда не заманишь – уж лучше я буду воровать деньги. Господи, какого дьявола я сижу тут и ною? Мне пора бежать.
Я вымыл за собой нож и тарелку, смахнул на пол крошки вместе с тараканами и выпил стакан воды. Я вынул из кармана сорок центов и положил их на стол. Я рассмеялся, представив, как мама и старик накроют деньги клочком бумаги и оставят их до захода солнца. Вот дурачье! Мне стало смешно, что правоверные иудеи не прикасаются к деньгам в субботний день, – ну и дурни!
Я-то не такой. Покажи мне монету, и я тут же ее возьму, в любой день недели, хоть в пятницу, хоть в субботу. Будь это даже миллион баксов! Я посмотрел на часы – двадцать минут пятого. Я выключил газ. Я закрыл дверь и тихо спустился по темной лестнице. На первом этаже я остановился. Из-под лестницы доносились какие-то звуки. Я сунул руку в карман; присутствие ножа меня успокоило. Я погладил его кнопку и прислушался. Несколько минут я слышал ритмичный шорох и чье-то громкое дыхание. Потом послышался резкий мужской вздох.
– О боже, как здорово.
Ему ответило женское хихиканье, к которому присоединился смех мужчины. Хихиканье я узнал. Это была Пегги Бумеке. Я спустился по последнему пролету, громко насвистывая. Под лестницей все смолкло. Я вышел на улицу. Макси был уже здесь и ждал меня.
Я сказал:
– Я слышал, как Пегги и какой-то парень трахаются под лестницей.
– Шутишь! – На лице Макси появилось жадное любопытство. – Давай вернемся и посмотрим, что они там делают.
Макс и я на цыпочках пробрались в коридор. Мы остановились и стали слушать. Некоторое время из-под лестницы доносился только шепот. Потом снова начался ритмичный шорох и тяжелое дыхание, и мы с Максом потихоньку стали подбираться ближе, пока не оказались прямо над тесно обнявшейся парой.
Макси громко сказал:
– Привет, Пегги!
Я никогда не думал, что двое людей так быстро могут отпрянуть друг от друга. Настала наша очередь удивиться. В тусклом свете мы узнали партнера Пегги – это был Уайти, коп, наш участковый! Мы стояли все вчетвером, разинув друг на друга рты. Пегги пришла в себя первая. Она сказала вполне естественным тоном:
– Уайти, это мои друзья. Познакомься с Макси и Лапшой.
Она подтянула свои трусики и опустила платье. Уайти застегнул ширинку.
Он был раздражен.
– Какого дьявола вы здесь вынюхиваете? Что вам тут нужно в такое время?
Макси нагло спросил:
– А что вы делали под лестницей вместе с Пегги? Завершали свой ночной обход?
Уайти не знал, прийти ли ему в ярость или принять вопрос Макси за шутку. В конце концов на его лице появилась усмешка, которая превратилась сначала в широкую улыбку, потом в смешок, а затем в громоподобный смех. По его щекам текли слезы.
– Да, детки, вы застали меня со спущенными штанами, ну и дела.
Он пытался подавить истерический смех. Пегги тоже боролась со смехом. Копу не хватало дыхания, он хватал ртом воздух. Мы оставили их вдвоем.
В нескольких кварталах от дома на Хестер-стрит возле кондитерской Спивака мы увидели три пачки газет. Подошли ближе. Каждый из нас взял по пачке и взвалил ее на плечо.
Когда мы торопливо направлялись к Джелли, Макси заметил:
– Это единственный раз, когда нам не надо заботиться об Уайти. Мы точно знаем, где он сейчас.
Я добавил:
– Не только в этот раз, но и во все другие. Мы застали Уайти с поличным и теперь держим его на крючке. С этой минуты во время его дежурства мы можем делать все, что угодно.
Макси посмотрел на меня радостно и возбужденно:
– Черт, ты прав, Лапша, мы держим его за яйца. Пегги – несовершеннолетняя; это уголовное дело. Господи, мы можем его засадить!
Мы оставили пачки газет у дверей Джелли.
– Давай зайдем к Сэму и выпьем по чашке кофе, пока Джелли не открылся, – сказал Макси.
Я замялся:
– У меня ни цента, Макс. Я оставил все деньги дома, своей семье.
– Ну и что? О чем ты волнуешься? У меня-то они есть. – Макс беспечно хлопнул меня по плечу.
У ночного кафе Сэма на Деланси-стрит стоял «форд» с шашечками такси.
Макси сказал:
– Похоже, эта тачка принадлежит брату Косого.
Внутри кафе на высоком стуле перед стойкой мы увидели Крючка Саймона, брата Косого Хайми, который читал газету и ел яйца с ветчиной.
Макс крикнул ему:
– Как дела, Крючок?
Тот поднял голову, кивнул нам и вернулся к газете и еде. Мы сели на дальнем конце стойки и заказали кофе. Мы запустили руки в корзину с горячими бубликами. Мы сидели, макая в кофе бублики.
Макси прошептал: