Принципы ведения войны
На войне под влиянием многочисленных и сильных впечатлений, которым подвергается ум, неуверенности в любых сведениях и знаниях у человека значительно больше возможностей сбиться с пути, ввести себя и других в заблуждение, чем в любой другой области человеческой деятельности.
Здесь человеку зачастую ничто не может помочь, кроме одного руководящего правила, которое, независимо от размышления, может господствовать над ним. Это правило заключается в том, чтобы во всех сомнительных случаях придерживаться первого мнения и отказываться от него только по получении вполне убедительных данных. Нужно твердо верить в справедливость испытанных основных принципов и под ослепительным влиянием мимолетных событий не забывать, что их ценность гораздо ниже. Если во всех сомнительных случаях мы отдадим предпочтение первоначальным установкам и этим засвидетельствуем верность и стойкость, наши действия приобретут устойчивость и постоянство, которые и называются характером.
Сила характера ведет нас к ее уродливой разновидности – упрямству.
Часто очень сложно в конкретных случаях сказать, где кончается одно и начинается другое; но разницу в понятиях определить несложно.
Упрямство – это дефект темперамента. Неподатливость воли, неприятие противоречий происходят от особого рода самолюбия, для которого высшее удовольствие – властвовать только своим умом над собой и другими. Можно назвать это своего рода тщеславием, но оно все же лучше упрямства. Тщеславие удовлетворяется видимостью, тогда как упрямство зиждется на получаемом удовольствии.
Сила характера переходит в упрямство всякий раз, когда сопротивление чужим взглядам вытекает не из уверенности в своей правоте или следования высшим принципам, а из чувства противоречия. Если это определение фактически мало помогает на практике, оно все же не позволяет нам считать упрямство признаком сильного характера.
Познакомившись с высокими качествами великого военачальника, в которых совместно проявляются дух и разум, перейдем теперь к одной черте военной деятельности, которую, вероятно, можно считать самой яркой, если не самой важной. Она не зависит от духовных сил, а лишь от умственных способностей. Это связь, существующая между войной и местностью или территорией.
Эта связь, во-первых, является неизменным условием войны, потому что невозможно представить действия сформированной армии, совершаемые вне определенного пространства; во-вторых, она необычайно важна потому, что накладывает отпечаток на действия всех сил, а порой совершенно их изменяет; в-третьих, эта связь то упирается в детальные особенности данного участка, то охватывает широчайшие пространства.
Военачальник вынужден приспособить свою деятельность к пространству, на котором ему предстоит действовать и которое при самом большом усердии он не может ни осмотреть, ни исследовать. Постоянная смена событий редко позволяет детально ознакомиться с этим пространством. Конечно, противник обычно находится в таком же положении; и все же трудности, хотя и общие для обоих, не перестают быть трудностями, и тот, кто с помощью своего таланта и опыта их преодолеет, получит огромное преимущество.
Эти совершенно необычные трудности должны быть преодолены природным свойством ума, которое определяется таким слишком ограниченным термином, как чувство местности (Ortsinn). Это способность быстро и правильно составить геометрическое представление о любой местности и, следовательно, оказаться в нужном месте в нужное время. Это просто работа воображения. Восприятие, несомненно, формируется отчасти при помощи физического зрения, а отчасти при помощи рассудка, отточенного знаниями и опытом, который формирует целое из фрагментов, видимых глазом. Но для того чтобы это целое живо предстало перед сознанием, стало картиной, мысленно начерченной картой, детали которой не распадаются и остаются в памяти надолго, нужна духовная сила, которую можно назвать воображением, фантазией.
Естественно, масштаб проявления этого таланта увеличивается вместе с рангом. Если гусар или стрелок, командир патруля, ведя свой дозор, обязан хорошо знать все дороги и тропинки и для этого достаточно лишь ограниченных умственных способностей, то командующий армией должен быть знаком с основными географическими особенностями провинции и даже страны. Он должен всегда живо представлять себе направления дорог, течение рек, расположение горных хребтов и, кроме того, обладать способностью детально понимать подробности местности, то есть обладать чувством местности. Несомненно, ему очень помогает самая различная информация: сами объекты, карты, книги, мемуары, а также деятельность штаба. Но все же, безусловно, если он сам обладает талантом быстро и четко формировать идеальный образ местности, это помогает ему действовать легче и тверже, спасает от некоторой внутренней беспомощности и делает менее зависимым от других.
Кажется, мы рассмотрели все проявления умственных и духовных сил, которых требует от человека военная деятельность. Разум везде выступает как основная сила; и поэтому понятно, что военная деятельность, казалось бы, такая простая на первый взгляд, никогда не может успешно осуществляться людьми, лишенными выдающихся умственных способностей.
Опасность и напряжение сил во время войны
До тех пор пока мы сами не узнаем, что такое настоящая опасность, у нас складывается о ней скорее привлекательное, нежели отталкивающее представление. В опьянении энтузиазмом броситься на врага – кто будет здесь обращать внимание на свист пуль и падающих людей? Зажмурив на мгновение глаза, броситься навстречу смерти, не зная наверное, предназначена она тебе или другим, и все это на самом пороге золотых ворот победы, у этого спелого плода, которого так жаждет наше тщеславие – может ли это быть трудным? Конечно, не трудно, но и не так легко, как может показаться. Таких мгновений на войне будет мало, а вот опасность дело не мгновенное, как кажется многим, и ее придется испытывать длительное время понемногу, как принимать горькую микстуру, прописанную доктором.
Молодой солдат, впервые попавший в бой, не минует опасностей всех уровней, не поняв, что мысль здесь пробуждают совсем другие силы и свет разума не распространяется здесь так, как при обычной умственной деятельности. Нужно быть совершенно необыкновенным человеком, чтобы под влиянием впечатлений, полученных в первый раз, не потерять способности принимать мгновенные решения. Правда, привычка вскоре притупляет острые впечатления; через полчаса мы становимся более или менее безразличными ко всему, что происходит вокруг нас. Но обычный человек никогда не может дойти до полного спокойствия и естественной гибкости ума; и поэтому мы понимаем, что здесь недостаточно обычных качеств, и чем шире круг действий, тем выше требования. Нужны восторженная, стоическая, прирожденная храбрость, огромное честолюбие или также старая привычка к опасности и еще многое, чтобы в такой обстановке добиться результата не ниже нормы, которая в тиши кабинета кажется совершенно обыкновенной.
На войне существует много явлений, которые не поддаются нормированию, среди них можно особо отметить физическое напряжение. Способность к физическому напряжению, если она не растрачена заранее, обусловливает проявление всех сил человека, и никто не может точно сказать, до какой степени она может дойти. Как более сильный стрелок туже натягивает тетиву лука, так и на войне более сильному духом удается добиться от своих войск большего напряжения сил, которое можно разделить на два вида. Один, когда после страшного поражения армия, попавшая в катастрофическую ситуацию, распадается на части, как стена, которую сносят, с величайшим напряжением физических сил ищет спасения; и другой, когда полководец ведет свою гордую победоносную армию. Степень напряжения, которая в первом случае вызывает только сострадание и жалость, в другом – вызывает восхищение, потому что добиться ее гораздо труднее.
Мы коснулись здесь физического напряжения в основном потому, что, как и опасность, оно является одной из основных причин возникновения препятствий, помех и осложнений, и потому, что его неопределенная величина приближает его к природе эластичных тел, сопротивление которых, как хорошо известно, трудно поддается исчислению.
Особое внутреннее чувство, которым наделила нас природа, предостерегает нас против злоупотребления ссылками на опасности и напряжение на войне. Подобно тому как человек ничего не выиграет, когда, подвергшись оскорблениям или плохому обращению, будет ссылаться на свою слабость. Напротив, он выставит себя в лучшем свете, сославшись на нее после того, как ему удастся восторжествовать над обидчиком или блестяще отомстить ему. Так и ни один полководец, ни одна армия, ссылаясь на опасности, тяготы и напряжение, не исправят впечатления от позорного поражения, но те же трудности усилят блеск одержанной победы. Таким образом, наше сознание, которое, в конце концов, есть всего лишь высший род суждения, не позволяет нам проявить снисходительность к побежденному, к которой склонен наш рассудок.
Информация во время войны
Словом «информация» мы обозначаем всю совокупность знаний, имеющихся у нас о противнике и о его стране, они являются фактически основой всех наших планов и действий. Достаточно лишь вникнуть в природу этой основы, в ее недостоверность и изменчивость, чтобы почувствовать, как ненадежно основанное на ней построение планов войны, как легко все может развалиться и похоронить нас под своими обломками.
Огромная часть информации, получаемая на войне, противоречива, еще большая часть ложна и гораздо большая часть сомнительна. От командира требуется некоторое умение различать информацию, что может дать только знание людей и жизненный опыт. При оценке различных сведений командир должен руководствоваться их вероятностью. Большие затруднения возникают уже при составлении планов войны в кабинете, вне реальных условий театра военных действий. В обстановке же боевых действий такие затруднения возрастают еще больше, когда одно сообщение следует за другим. Хорошо, если в этих сообщениях, противоречащих друг другу, существует явное несоответствие, вызывающее критическое отношение к ним, что тем самым дает нам чувство безопасности. Для неопытного человека гораздо хуже, когда случай отказывает ему в этой услуге: одно сообщение подтверждает и преувеличивает другое, раскрашивая общую картину новыми красками. Наконец, необходимость заставляет нас в спешном порядке принять решение, которое вскоре окажется глупым, а все эти сообщения ложными, преувеличенными, ошибочными и т. д.
Как правило, люди больше склонны верить в плохое, чем в хорошее, и в некоторой мере преувеличивать плохое. Твердо уверенный в превосходстве своих внутренних знаний, полководец должен стоять, как скала, о которую в бессильной ярости бьются волны сомнений. Эта роль нелегка. Впечатление чувств сильнее представления разумного расчета, и оно заходит настолько далеко, что ни одно важное начинание никогда не претворяется в жизнь без того, чтобы полководец, приступая к делу, не засомневался в себе. Твердая уверенность в себе придает ему стойкость против кажущегося давления момента; это первоначальное убеждение в конце концов подтвердится ходом дальнейших событий, когда кулисы, выдвинутые судьбой на авансцену войны, с их размалеванными образами различных опасностей, отодвинутся в сторону, и горизонт расширится. Это одна из великих пропастей, разделяющих составление плана от его исполнения.
Препятствия и помехи на войне
Пока человек лично не узнает, что такое война, он не поймет, в чем заключаются трудности, о которых так много говорят, и что такое на самом деле военный гений и необыкновенные умственные способности, требуемые от полководца. Все представляется простым: все необходимые знания – ясными, все комбинации – несущественными; по сравнению с ними легчайшая задача высшей математики производит более значительное впечатление своим научным величием. Но если человек видел войну, все становится понятно.
На войне все очень просто, но эта простота представляет трудности. Эти трудности накапливаются и становятся причиной помех, которые человек, не видевший войну, не может себе вообразить. Представим себе путешественника, который надеется к вечеру завершить два этапа своего путешествия; четыре или пять лье (1 лье старинное – 4,444 км; почтовое – 3,89808 км, есть и другие. – Ред.) на почтовых лошадях по шоссе – пустяки. Он приезжает на предпоследнюю станцию, а там или очень плохие лошади, или их нет вообще; а дальше гористая, разбитая дорога и наступает ночь. Он счастлив, когда, после стольких трудностей, прибывает на следующую станцию и находит там хоть какой-то ночлег. Так и на войне, из-за бесчисленного множества мелочей, которые невозможно должным образом описать на бумаге, обстоятельства складываются не так, как планировалось, и человек далеко отстает от намеченной цели. Целеустремленность и твердость преодолевают эти помехи; военачальник преодолевает препятствия, но, безусловно, в процессе этого страдает и сам (как и военная машина – совокупность сил и средств под началом полководца. – Ред.).
Препятствия и помехи – это то, что в общих чертах отличает настоящую войну от войны бумажной. Военная машина, армия и все к ней относящееся на самом деле просты, и поэтому кажется, что ими легко управлять. Но вспомним, что ни одна ее часть не сделана из одного куска, что она состоит из индивидуальностей, каждая из которых испытывает свои помехи. Опасности и физическое напряжение, неизбежные на войне, увеличивают это зло настолько, что их нужно рассматривать как важнейший его источник.
Эти ужасные помехи везде вступают в контакт со случайностью и вызывают явления, которые невозможно предугадать. Подобной случайностью может оказаться, например, погода. В одном месте туман не позволил вовремя обнаружить противника, помешал открыть огонь батарее, доставить донесение генералу. В другом – дождь помешал батальону подоспеть в срок, потому что вместо трех часов ему пришлось шагать восемь. В третьем – он помешал атаке кавалерии, потому что она увязла в размокшем глинистом грунте.
Деятельность на войне подобна движению в сопротивляющейся среде. Как человек, погруженный в воду, не может легко и правильно выполнять самые естественные и простые движения, например ходить, так и на войне человеку с обыкновенными способностями невозможно даже выйти за рамки посредственности.
Знание этих возможных препятствий и помех – основная часть военного опыта, о котором так много говорят и которым должен обладать хороший полководец. Разумеется, полководец, придающий возможным сложностям исключительное значение и испытывающий к ним благоговение, не будет лучшим. Но он должен знать о них и уметь их преодолевать там, где это возможно, а также не ждать точности действий там, где она невозможна именно из-за этих помех.
Так что же, нет средств снизить издержки от возникших трудностей? Только одно, и оно не всегда доступно командующему армией. Это – привычка армии к войне.
Привычка приучает тело к огромным напряжениям, душу – к опасности, рассудок – к осторожности против первых впечатлений.
Подобно тому как человеческий глаз, в темноте расширяя зрачки, использует слабый свет, имеющийся в помещении, и начинает постепенно различать предметы, а в конце концов хорошо разбираться в них, так и опытный солдат может ориентироваться на войне, в то время как перед неопытным новобранцем расстилается лишь кромешная ночная тьма.
Ни один полководец не может сразу дать армии привычку к войне, а маневры (мирные упражнения) являются лишь слабой ее заменой, слабой по сравнению с настоящими военными испытаниями, но не такой уж слабой по сравнению с другими войсками, где подготовка сводится лишь к заурядным механическим упражнениям. Организация в мирное время таких упражнений, которые дают понятие хотя бы о части возможных на войне препятствий, помех и осложнений, развивает в отдельных командирах способность к суждению, осмотрительность и даже решимость гораздо существеннее, чем полагают те, кто не знает это по собственному опыту. Очень важно, чтобы военному, в каком бы чине он ни был, не пришлось столкнуться на войне с теми трудностями, которые, увиденные впервые, потрясают и приводят в недоумение. Если же он прежде сталкивался с подобным хотя бы раз, он уже наполовину знаком с ними. Это относится даже к физической усталости. Для того чтобы к ней привыкнуть, надо тренировать ум не меньше, чем тело. На войне молодой солдат склонен считать требуемое от него напряжение сил следствием ошибок и затруднений руководства и впадать из-за этого в уныние. Этого не случится, если он готов к этому заранее благодаря тренировкам в мирное время.
Поэтому государство, которое давно пребывает в состоянии мира, всегда стремится заполучить офицеров, которые служили на различных театрах военных действий, или послать туда своих офицеров, чтобы они могли поучиться искусству ведения войны.
Глава 2. О теории ведения войны
Ветви военного искусства
Война по существу своему – сражение, потому что только сражение является решающим актом многообразной деятельности, которая в широком смысле слова называется войной. Сражение – это испытание моральных и физических сил противников при их столкновении. Само собой разумеется, что нельзя упускать из вида духовные силы, потому что состояние духа оказывает самое решительное влияние на военные силы.
Необходимость борьбы издавна заставляла людей прибегать к специальным изобретениям, имеющих целью получить преимущества перед противником; в результате методы борьбы претерпели огромные изменения; но, как бы она ни велась, лежащая в основе ее идея остается неизменной и определяет сущность войны.
Война определяет все имеющее отношение к оружию и устройству войск, а они, в свою очередь, изменяют методы борьбы; следовательно, эти два явления взаимосвязаны.
Военное искусство, в собственном смысле этого слова, есть искусство использования имеющихся средств борьбы, и для него не подобрать лучшего определения, чем «ведение войны». С другой стороны, в более широком смысле слова, вся деятельность, которая существует благодаря войне: формирование войск, их комплектование, оснащение, экипировка и обучение относятся к искусству войны.
Ведение войны – это правильная расстановка сил и ведение боя. Если бы борьба была единичным актом, не было бы необходимости в дальнейшем подразделении теории ведения войны, но борьба состоит из большего или меньшего числа единичных актов, имеющих самостоятельное значение, которые мы называем частными боями и которые образуют новое целое. Из этого проистекают два совершенно различных вида деятельности, такие как организация этих частных боев и их ведение и увязка их с общей целью войны. Первая называется тактикой, вторая – стратегией.
Тактика – это учение об использовании военных сил в бою. Стратегия – это учение об использовании боев в целях войны.
Наша классификация касается лишь использования военных сил. Но на войне есть ряд видов деятельности, помогающих использованию вооруженных сил, но несколько отличающихся от него; иногда значительно, иногда не очень. Все эти виды деятельности относятся к сохранению вооруженных сил. Но, строго говоря, все подобные виды деятельности, связанные с войной, всегда надо рассматривать лишь как подготовку к ней. Следовательно, мы имеем право отделить их от военного искусства, от непосредственного ведения войны; и мы обязаны сделать это, подчиняясь принципу всех теорий: отделять друг от друга неоднородные явления. Кто станет включать в настоящее «ведение войны» всю канитель продовольственной и административных служб, хотя они и находятся с ним в постоянном взаимодействии?
Деятельность вне боя чрезвычайно разнообразна. Та, что относится к самой борьбе, – это марши, лагеря и квартиры.
Та, что относится к обеспечению и сохранению вооруженных сил, – это продовольствие, забота о больных, поставка и ремонт оружия и снаряжения.
Марши идентичны использованию войск. Сам акт марша в бою, обычно называемый маневрированием, естественно, не всегда включает в себя использование оружия, но он настолько тесно и обязательно сочетается с вооруженной борьбой, что образует неотъемлемую часть того, что мы называем боем. Марш же вне боя является не чем иным, как выполнением стратегического замысла. Стратегический план устанавливает, где, когда и с какими силами должен произойти бой, и марш является единственным средством осуществления этого плана.
Поэтому марш вне боя – инструмент стратегии, но не принадлежит только ей. Если мы прикажем колонне идти по определенному берегу реки или вдоль отрога горной цепи, тогда это стратегическое задание, потому что оно содержит в себе намерение дать бой на определенной стороне гор или реки, предпочтя ее другой, в том случае если во время марша возникнет необходимость в бое.
Но если колонна, вместо того чтобы следовать по дороге через долину, будет двинута вдоль параллельной гряды высот или для удобства марша будет разделена на несколько колонн, тогда это тактическое задание, потому что оно определено тем способом, которым мы воспользуемся войсками в ожидаемом бою.
Лагеря, под которыми мы подразумеваем любое расположение войск в сосредоточенном, то есть боевом порядке, в отличие от квартир, являются местом отдыха, а следовательно, восстановления сил. Но они в то же время являются стратегической обстановкой битвы на выбранном месте. При этом порядок их расположения уже содержит в себе основные направления боя, условие, с которого начинается любой решающий бой. Следовательно, расположение лагерей – существенные части и стратегии, и тактики.
Расквартирование войск приходит на смену лагерям для лучшего восстановления сил военнослужащих. Поэтому квартиры, как и лагеря, относятся к стратегии с точки зрения местонахождения и размера занятой площади, а по внутренней организации, нацеленной на готовность к бою, к тактике.
Занятие лагерей и квартир обычно помимо отдыха преследует и другие цели: прикрытие известного района, удержание какой-то позиции; но часто это может быть только отдых. Напомним читателю, что стратегия может преследовать самые разнообразные цели, потому что все, что представляет для нее выгоду, может служить целью данного боя, а сохранение инструмента, с помощью которого ведется война, очень часто становится предметом ее отдельных комбинаций.
Но если сохранение войск в лагерях и на квартирах сопровождается деятельностью, не являющейся сферой деятельности вооруженных сил (например, постройка казарм, разбивка палаток, снабжение продовольствием и санитарные работы в лагерях и на квартирах), тогда это не относится ни к стратегии, ни к тактике.
Среди деятельности, относящейся только к сохранению вооруженных сил, но не имеющей никакого отношения к бою, на первое место выступает снабжение войск продовольствием, так как это должно делаться почти ежедневно и для каждого человека. Часто бывает, что забота о продовольствии в значительной степени определяет главные стратегические черты кампании или войны.
Другие ветви административной деятельности, которые мы упомянули, имеют гораздо более далекое отношение к использованию войск. Забота о больных и раненых, очень важная для армии, напрямую влияет только на небольшую часть людей, ее составляющих, и поэтому имеет лишь слабое и косвенное влияние на остальных. Комплектование войск и пополнение оружия и снаряжения не является постоянной деятельностью самих вооруженных сил и происходит лишь периодически и редко влияет на составление стратегических планов.
Однако тут нужно оговориться. В некоторых случаях эти вопросы могут действительно иметь решающее значение. Отдаленность госпиталей и оружейных складов может часто оказаться единственной причиной очень важных стратегических решений. Но сейчас нас занимает не значение таких фактов в отдельных случаях, а абстрактная теория ведения войны.
Подводя итог наших размышлений, можно сделать вывод, что различные виды военной деятельности разделяются на две категории: подготовку к войне и саму войну. Следовательно, это разделение должно быть сделано в теории.
Настоящая теория будет трактовать бой как истинную борьбу, а марши, лагеря и квартиры как обстоятельства, более или менее схожие с ней. Снабжение войск как деятельность, не имеющая отношения к бою, будет рассматриваться как другие данные обстоятельства, влияющие на конечный результат.
Военное искусство, если его рассматривать в ограниченном смысле этого понятия, разделяется на тактику и стратегию. Первая занимается подготовкой и проведением отдельных боев, а вторая – использованием результатов этих боев и сражений. Обе затрагивают такие обстоятельства, как марши, лагеря, квартиры, только через призму боя, и эти обстоятельства являются тактическими или стратегическими в зависимости от того, касаются ли они оформления боя или его значения.