Констебль с третьего участка (сборник)

Я вновь кивнул доктору, приложив на этот раз два пальца к краю своего шлема, и поспешил покинуть кабинет, покуда тот не вспомнил, что одно обращение к доктору стоит никак не менее пяти шиллингов, и не потребовал оплаты за рецепт.

Его экономка, миссис Кристи, ранее сопроводившая меня от входной двери к доктору, препроводила меня и обратно. Может, боялась, что я стяну что-то? Обидно, но могу понять престарелую леди: живёт мистер Уоткинс отнюдь не бедно, а даже полицейский констебль – лишь человек и может поддаться искушению.

От дома доктора я поспешил на Розмари-Роуд, к особняку мистера Суонн, где нынче проживала лишь его дочь. На стук в дверь почти минуту никто не отзывался, но наконец обе её створки распахнулись и передо мной появился дворецкий – мужчина в летах, с бакенбардами и таким выражением превосходства на холёном лице, что, прости меня святая Бригита, немедля захотелось двинуть ему по физиономии.

– Добрый день, констебль, – произнёс он тоном, который явно подразумевал слова «какого чёрта вам тут понадобилось, милейший?». – Чем могу быть вам полезен?

– Полиция Дубровлина, констебль Айвен Вильк, Третий участок, – со всей возможной официальностью в голосе отрекомендовался я. Какого дьявола? Я тут представляю корону, а он лишь слуга её представителя, значит, ниже меня! – С кем я могу поговорить из хозяев?

– Боюсь, что ни с кем. – Спеси в голосе этого мерзавца не поубавилось. – Губернатор Суонн на Тринидаде, мисс Суонн отсутствует. Домоуправлением занимаюсь я.

– В таком случае могу рекомендовать вам немедленно заложить экипаж с мягкими рессорами и посадить на козлы самого аккуратного из кучеров, – с затаённым злорадством ответил я. – У мисс Суонн лёгкое отравление, она сейчас находится на улице Архитектора Бейкера, дом номер 2216, у доктора Уоткинса.

– Бог мой, что случилось?! – Было приятно наблюдать, как маска надменности на лице этого хлыща сменяется выражением искреннего ужаса (за своё положение, я полагаю). – Она?..

– Вне опасности, насколько я понял. Как я уже сказал, небольшое отравление, и её жизни, по словам доктора, ничего не грозит. – Да, такие утешения встревожат его лишь сильнее, я уверен. – Ей оказана помощь, полиция ведёт расследование. Большего сказать не имею права, прошу извинить.

Я приложил два пальца к шлему, салютуя, развернулся и ушёл, внутренне, хотя это и недостойно доброго католика, радуясь переживаниям этого спесивого наглеца. Пусть поволнуется за свой доход, ему это на пользу пойдёт.

В доме миссис Куртц, скромном, но буквально утопающем в кустах шиповника (бутоны лишь набухли, чуть раскрылись, но это уже производило неизгладимое впечатление – какая же будет красота, когда они наконец зацветут в полную силу!), меня, напротив, встретили со всей приязнью. Молодой, моих лет, джентльмен, представившийся личным секретарём баронессы, Коннор Маклеод вначале пригласил меня в холл, предложил виски (я отказался), с искренним беспокойством выслушал новости… и как же душевно он проявил своё облегчение, когда понял, что его патронессе ничего не грозит!..

Ну что же, леди она довольно молодая, много если за тридцать, так что, может, и не только по долгу службы, но и из искренней любви к ней приязнь ночами проявляет. А может статься, даже и без того обходится. Знавал я подобные случаи.

Взять вот хоть приятеля моего из Британии. Хозяин наш, когда я молотобойцем работал, всю смену на свой новый тамошний завод отправил раз, показать, значит, как это – работать по-ирландски. Ну и научить этому заодно.

Так сдружился я тогда в Лондоне с одним французом, Паспарту. Добрый малый и подраться не дурак. Только нам уезжать, а он заявляется в цех да сияет весь. Увольняюсь, мол, меня аж за 15 фунтов в год один джентльмен нанял, некий сэр Филеас. Да, тот самый рекордсмен, про него в прошлом году во всех газетах писали, как он в срок 80 дней весь земной шар обогнул.

Так прислал мне после той поездки Паспарту письмо. Хвастался, конечно, и путешествием, но в первую очередь тем, что поколотил британского сыщика, который его хозяину решил вредить. Фикс, кажется, тот прозывался.

Вот что ему, французу, казалось бы, зачем на блюстителя порядка буром попёр? Ан нет! Порядочность и чувство долга. Хороший и добрый хозяин оказался этот мистер Фогг, Паспарту его как уж превозносит… Писал, неймётся ему только всё. Списывается постоянно с североамериканцами, хочет полёт на Луну из пушки устроить, да ещё и с каким-то профессором Челенджером в Африку планирует ехать, непонятно, каких дивных завров искать. А уж что такое эта его, сэра Филеаса, за задумка с локомобилем времени – это и сам Паспарту не уразумел. Хоть и нахваливал.

Маклеода я, как мог, успокоил, даже сказал, чем отравлена была его баронесса, хоть и не положено, да и пенни, что он мне совал, не стал брать. Совестно. Знаю я их секретарские жалованья – хорошо, если вшестеро против моего получает, а одеваться надо соответственно статусу да за свой счёт, мне же форма от казны положена. Попросил только разрешения вечером зайти да несколько уже распустившихся веток шиповника сорвать – мне для моей Мэри надо. Мы вечерком с ней на прогулку собрались.

Он тут же садовника вызвал да строго тому наказал букет по всем правилам для меня к вечеру составить. Добрый малый, что ещё сказать?

А с набережной Лип я уж обратно, в Святую Урсулу поспешил. Доложиться старшему инспектору, да и вообще, проверить порядок и спокойствие. Такая наша, констеблей, служба: если требуется, и монахинь будем утешать. Лишь бы не голосили на весь город.

К моему возвращению с осмотром и допросами инспекторы уже почти полностью управились, собираясь вскорости отбыть. Проследовав в кабинет покойной матери настоятельницы, где они расположились, я коротко доложил об исполнении их поручения.

– Прекрасно, констебль, просто прекрасно, – пробормотал старший инспектор в ответ, рассматривая зарисовки с места событий.

Листов с ними набралась немалая стопка, и теперь он разглядывал одну бумагу за другой. Мистер О’Хара нетерпеливо топтался рядом.

– А вот это очень, просто исключительно похоже вышло, – сказал Ланиган, поднося для сравнения к листу бумаги длинный, в половину локтя, изогнутый нож с овальным «блинчиком» на месте перекрестья и с чрезмерно вытянутой, для ножа, рукоятью. Лезвие его хранило следы запёкшейся, скверно оттёртой крови. – Каждая каверна металла на орудии убийства вырисована, можем, хе-хе, даже потерять, и ничего страшного. Что скажете, Брендан?

– Ниппонский кинжал вакидзася, по тамошней классификации, так даже и меч. – Инспектор О’Ларри оторвался от какого-то похожего на гроссбух фолианта, который до этого без видимого интереса пролистывал. – Аристократическое оружие, сэр, что-то вроде европейской рыцарской мизерикордии. Ножны, что мы нашли, и рукоять довольно богатые и, очевидно, изготовлены недавно, а вот сам клинок, хм… Судя по качеству металла, железо тогда, при его изготовлении, в стране Ямато только научились выплавлять, дрянь оно, прямо скажем, железо-то, никак не оружейное. Потому я склонен сделать вывод, что вещь эта весьма и весьма древняя, почтенного, так сказать, возраста. Вероятно, реликвия какого-то из ниппонских дворянских родов.

– Ну что же, инспектор, блестяще, – кивнул мистер Ланиган. – Я, строго говоря, пришёл к тем же выводам и даже несколько развил их. На острове не так уж много ниппонских аристократов, особенно из их старинных родов, у кого могла бы быть подобная вещица, не находите?

– Совершенно согласен с вами, сэр, – ответил инспектор.

– И что же из этого следует, дорогой Брендан? – вопросил Ланиган и сам же на свой вопрос ответил: – А следует из этого то, что достаточно показать паре-тройке господ ниппонцев из света наше орудие убийства, и мы точно выясним, чья это вещь. Ну а там можно уже и брать под арест владельца, мотив и подробности убийства уточнять. А? Каково? Похоже, что за пару дней раскроем это таинственное дело! Констебль, а что вы так внимательно смотрите на эту вакидзасю, а? Никогда не видали таких ножей?

– Нет, сэр, в смысле – видал, и не раз, сэр. – Очень не хотелось говорить старшему инспектору правду, но, судя по всему, придётся.

– Вот как? – развеселился мистер Ланиган. – Вы что же это, ниппонец и самурай?

– Нет, сэр, не ниппонец, сэр, и не самурай, сэр. Но видывать приходилось несколько раз.

– Знакомство с художниками и монахинями, теперь ещё и с коллекционным оружием… Да вы полны сюрпризов, мистер Вильк, – хохотнул старший инспектор. – Быть может, и конкретно с этим предметом вам приходилось сталкиваться?

– Вполне допускаю такую возможность, сэр, – кивнул я. – Если позволите взглянуть, сэр?..

– А извольте! – Мистер Ланиган протянул кинжал рукоятью вперёд, с интересом глядя на меня. – Было бы очень удачно, если бы вы его опознали. Это сэкономило бы нам кучу времени.

– При всём моём уважении, сэр, это очень вряд ли. – Я принял вакидзасю и пригляделся к лезвию. – Даже, сэр, скажу вам, с точностью до наоборот, сэр.

– Что вы имеете в виду, констебль? – нахмурился старший инспектор, чьё хорошее настроение от моих слов стало стремительно улетучиваться.

– О, ничего такого, сэр, прошу меня извинить. Этот кинжал, он, видите ли, сэр, как совершенно верно заметили вы с мистером О’Ларри, сделан не из оружейной стали, сэр. Он, строго говоря, если и бывал в Ниппоне, то только в качестве обшивки. Это корабельное железо, сэр, которое идёт на защиту днища и корпуса. Не на броненосцы, а на «купцы», я имею в виду, сэр. Мне приходилось с таким сталкиваться, когда я работал на фабрике мистера Стойка молотобойцем.

– Это что же, мистер Стойк, получается, делает поддельные ниппонские кинжалы? – изумился инспектор О’Ларри. – Но, чёрт побери, зачем?

– О нет, сэр! Сам мистер Стойк не в курсе подобного! – воскликнул я. – Но иногда от производства остаются небольшие куски металла, которые негде применить. На фабриках, как правило, их разрешают забрать любому мастеровому, кому надобно, на мелкие хозяйственные нужды. Нож себе там кухонный выточить или что-то подобное, сэр.

– И вы считаете, что некто изготовил из такого вот огрызка вакидзасю? – мрачно поинтересовался мистер Ланиган. – И к чему рабочему ниппонский нож?

– Рабочему совершенно он не нужен низачем, сэр, – ответил я. – Но есть такое у некоторых мещан. Дешёвые подделки под заморские вещицы собирают, а затем приятелям да соседям пыль в глаза пускают, вот-де, я-то да побогаче иных прочих стану, у меня и трактаты тибетские есть, и статуэтки чайнские, и оружие ниппонское да индусское водится. Всё одно же они, прошу меня извинить, ни бельмеса в подлинниках не смыслят, а показать, что и им увлечения высших кругов не чужды, хочется. Вот и закупают такие вот, сэр, эрзацы. И не по бедности зачастую – могли бы и подлинники себе позволять, – но из прижимистости и экономии. Вот тут, к слову, рукоять из рога королевского оленя, недешёвая штучка, а лезвие дрянь.

– Да-да, мне приходилось о подобном слышать, – подтвердил мои слова мистер О’Хара.

– Прелестно, господа. – Старший инспектор уже напоминал своим видом грозовую тучу. – Констебль Вильк только что развалил самую правдоподобную версию из всех возможных. Что же, может, теперь он соизволит нам и мастера, этот кинжал изготовившего, назвать?

– Пожалуй, что назову, мистер Ланиган, сэр, – вздохнул я. Эх, ну почему меня дедушка приучил таким правдолюбцем быть, почто за каждую лжу порол? – Этот кинжал изготовил, с вашего позволения, я. Года два тому уже как.

В кабинете матери настоятельницы на несколько долгих секунд повисла мёртвая тишина.

– И вы, возможно, помните, кто у вас его приобрёл? – наконец спросил меня мистер О’Ларри.

– Боюсь, что нет, сэр. Такие поделки я всегда продавал через скобяную лавку мистера Пукса. Он держит дело на рынке, что на Хитроу-Плёс.

– Так-так. – Старший инспектор в раздражении побарабанил пальцами по столешнице, поднялся из кресла, ранее принадлежавшего матери Лукреции, и, заложив руки за спину, прошёлся по кабинету. – И как вы считаете, констебль, есть шанс, что этот Пуке теперь, два года спустя, вспомнит о том, кому он продал вашу вакидзасю?

– Маловероятно, сэр. Он и сейчас их порой сбывает, а тогда на ниппонское оружие целая мода была.

– Да-да, была, помню… – пробормотал он. – Что же, мистер О’Ларри, этого Пукса мы и завтра допросить можем. Сейчас давайте посетим доктора Уоткинса – как ни печально это признавать, дело и впрямь запутанное, и его мнение будет не лишним, – а мистера Вилька попросим сопроводить мистера О’Хара в участок, дабы с ним рассчитались за проделанную, блестяще причём, замечу, работу. Я напишу записку нашему суперинтенденту.

Художник вновь зарделся от похвалы.

По дороге мы с ним разговорились – всё не давали мне покоя слова инспектора О’Ларри о том, что я английские колонии символизирую. Мистер О’Хара вкратце рассказал мне о том, из-за чего воюют протектораты нашего немирного соседа: оказалось, что северяне хотят освободить рабов из африканцев, что за века навезли в Америку британские и испанские купчики, а южане упёрлись и давать волю им ни в какую не желают, через что меж ними нынче смертоубийство идёт. Сказывал, что вся прогрессивная общественность за свободу для бедняг негров, которые целыми днями трудятся на плантациях (ха, это он у нас, в ирландских фабричных цехах зимой не был!), но что дело тут политическое, и уж коли метрополия встала на сторону северян, то недругам Великобритании сам Бог велел поддержать их врагов, какими бы они мерзкими ни были. Заодно о древней той войне, по которой он картину рисует, рассказал, и весьма интересно – стихами даже порой, да странными такими, гекзаметр называются.

Презанятная там вышла история, доложу вам, столько лет воевали, и все из-за одной-единственной женщины. Непременно перескажу своей красавице Мэри, ей интересно послушать будет про древнегреческих Ши, коих они, греки, в безбожном язычестве прозябая, за небожителей почитали. Ну и про то, как ту многолетнюю осаду закончить удалось тоже: это же как у нас, в полиции, почти выходит, когда злачное какое местечко надо накрыть. Сначала внедряют внутрь банды своего человека, а он в нужное время в притон дверцу и откроет. Так и у греков, с их деревянным конём, вышло, почитай. В общем, послушал я, да и не в претензиях на художника остался. Мало ли что там О’Ларри привиделось на той картинке? А греческий бог из военного ведомства – это как по мне, так никак не ниже майора.

Потом мистер О’Хара мне ещё про бегство троянцев в Италию начал рассказывать, да закончить не успел – прибыли мы на место. Входим в участок, а там на месте дежурного констебля сержант Сёкли, и лицо у него ой недоброе.

– Вильк, – шипит, – быстро к суперинтенденту, доложишь о происшествии. У него там комиссар Чертилл, оба новостей ждут.

– Мне, шкипер, – отвечаю я без волнения, – аккурат к мистеру Канингхему и надобно. Инспектор Ланиган вот записку ему передать приказал, чтобы мистеру О’Хара за его художества заплатили.

– Сам-то он где?

– К доктору Уоткинсу, вместе с инспектором О’Ларри, отправился. – Я пожал плечами.

– К Уоткинсу, говоришь? – Сержант нахмурился ещё сильнее. – Знаю я такого. Какой он доктор, это бог весть, меня не пользовал, а вот сыщик он получше всех наших инспекторов, вместе взятых. И скажу я тебе, Айвен, если он этим дельцем заинтересовался, то раскроет непременно. Только нам, констеблям, беготни от этого ой и прибавится…

– Как так, сержант? – удивился мистер О’Хара. – Доктор – и сыщик?

– Хобби, сэр, – пожал плечами Секли. – Или призвание, быть может. Констебль Вильк, вас долго целый герцог будет дожидаться? Идите уже.

Это он про нашего комиссара Чертилла. Не могут же столичную полицию незнамо кому доверить, верно? Вот и поставили отставного военного моряка во главу, члена палаты эрлов, герцога Данхилла. У этого, прямо скажем, не забалуешь, но и за своих он стоит крепко. Враз газетёнки и крикунов, что поносными словами полицию поливали почём зря, прижал да долги по довольствию погасил моментально.

– Простите, серж, уже бегу, – козырнул я. – Идёмте, мистер О’Хара. Вас комиссару с суперинтендентом тоже будет послушать интересно. Вы же на месте преступления подольше моего были. Покуда я по городу-то бегал…

– Это точно, – кивнул сержант Сёкли.

В кабинете нашего суперинтендента, Старика, как мы его за глаза называем, было жутко накурено. Сам-то мистер Канингхем табаком не злоупотребляет, так, пару-тройку трубок за день разве что набьёт, а вот сэр Уинстон, тот с сигарой и не расстаётся почти – его на карикатурах даже в виде неё изображают.

– Констебль Вильк по вашему приказу явился! – доложился я, после того как на мой стук последовало разрешение входить.

Перед тем как стучать я, разумеется, одёрнул форму и поправил шлем.

– А, Айвен, входите, мой мальчик, – обратился ко мне стоящий у окна суперинтендент, человек пожилой и долговязый, и обернулся к пухлому коротышке в кресле: – Вот, сэр Уинстон, именно этот богатырь и обнаружил первым место происшествия. Э, констебль, а кто это с вами?

– Осмелюсь доложить, это мистер Доналл О’Хара, художник. Старший инспектор Ланиган просил сопроводить его к вам, сэр, и передать записку. Вот. – Я протянул сложенный вдвое листок.

– Давайте уж мне. Не возражаете, сэр Эндрю? Прелестно, – пробасил мистер Чертилл. – А вы, юноша, входите, не стесняйтесь.

Герцог развернул послание (суперинтендент подошёл к нему и прочитал письмо, заглядывая сэру Уинстону через плечо) и быстро пробежал его глазами.

– Ага. – Комиссар удовлетворённо кивнул и передал бумагу сэру Эндрю. – Всегда был наилучшего мнения о ваших подчинённых, мистер Канингхем, что при таком-то начальнике не сложно. Значит, старый лис Ланиган даже в отсутствие при участке штатного художника смог извернуться? Похвально, похвально. Знаете, давайте не будем утомлять юношу этой канцелярской беготнёй? Пусть, право, напишет расписку, а деньги я ему выдам сам, прямо тут и сейчас. И знаете что ещё, сэр Эндрю?

Герцог полез в карман и извлёк из него несколько монет.

– Что же, сэр Уинстон? – Старик вопросительно изогнул бровь.

– Вы обратили внимание на совет Ланигана? – Комиссар быстро отсчитал своими толстыми, коротенькими, напоминающими сардельки пальцами пять шиллингов и положил их на столешницу, остальные же монеты ссыпал обратно в карман. – Мистер О’Хара, я вас попрошу… Присядьте вон там, у письменных принадлежностей, и напишите расписку, что получили от меня крону за выполненную для полиции Дубровлина работу. Деньги – вот. Так что скажете, сэр Эндрю? Я полагаю это наилучшим выходом.

– Склонен согласиться с вами, – кивнул суперинтендент. – Но согласится ли он сам?

– А мы уговорим! – Мистер Чертилл хрипло хохотнул и извлёк из внутреннего кармана щипчики и сигару. – Мистер О’Хара, что бы вы сказали, если бы получили от полиции Дубровлина предложение поступить на службу в должности художника криминальных расследований Третьего участка, а?

– Кто? Я?! – Парень вскочил со стула как ужаленный и поставил на листе, где писал расписку, здоровенную кляксу. – Но, ваше эрлство, я ещё только студент!

– Ну и прекрасно, – флегматично произнёс мистер Канингхем. – Значит, у вас взгляд ещё свеж и не скован косными догмами, вы будете рисовать так, как оно есть, а не дабы оно вышло покрасивее.

– Вот именно, – подтвердил герцог Данхилл. – К тому же подумайте о том разнообразии сюжетов, которые вы сможете написать. Это же настоящую славу можно обрести, мировую, не побоюсь этого слова, известность, чего на амурах и зефирах не достичь.

– Простите… – Юный художник был само недоумение. – Я не совсем…

– Стыдитесь, мистер О’Хара! – воскликнул комиссар и воздел незажжённую сигару вверх, словно указующий перст. – Как вы можете такого не помнить? С чего началась истинная слава ван Рейна? Да с того, что он нарисовал то, как проводят вскрытие покойника![2] А у вас в качестве натурщиков выступят все криминальные преступления Дубровлина! Истинный художник может о подобном шансе лишь мечтать, а мы вам его предоставляем!

– Чёрт возьми, а ведь и впрямь… Я ещё во время осмотра инспекторами и констеблем места убийства прикидывал, какая выходит шикарная композиция… – Он закусил губу и отчаянно замотал головой, словно отгоняя наваждение. – Вы просто змей-искуситель, эрл Данхилл, но как я совмещу службу с учёбой? Надо мной и так висит угроза отчисления из-за того, что я курсовой проект никак не закончу, сэр!

– Да это и вовсе проще простого, – дружелюбно усмехнулся комиссар, откусывая щипчиками кончик сигары. – Я напишу письмо вашему ректору, и он, я убеждён, войдёт в ваше положение. Как же ему не дать вам отсрочку, коли вы исполняете государственные поручения?

– И ваша служба в полиции навсегда заткнёт фонтан красноречия мисс Бурил, – негромко заметил я.

– Хм, верно. Не имею чести знать, кто эта почтенная дама, но склонен согласиться с констеблем. – Мистер Чертилл прикурил сигару от спички и сквозь клубы дыма выжидающе, с хитрым прищуром уставился на Доналла О’Хара.

– Ах, да гори оно всё огнём! – воскликнул художник. – Почему и нет? Я согласен! Но у меня будет просьба выдать сегодняшний дагеротип из обители Святой Урсулы мне для пользования. Я нарисую полотно «Осмотр места происшествия»!

– Прекрасно, – произнёс сэр Эндрю. – Дагеротип вам выдадут. Но, кроме расписки, прошу вас написать и заявление на имя сэра Уинстона, он, раз уж здесь, сразу и завизирует. Жалованье, правда, всего четыре флорина в день, но через год вам можно будет повысить классный чин и жалованье до двух соответственно крон. А покуда вы пишете, констебль Вильк вкратце введёт нас с господином комиссаром в курс дела по сегодняшнему происшествию.

Вновь мне пришлось излагать своё приключение, и вновь меня слушали с полным вниманием, задавая только уточняющие вопросы. Лишь когда речь зашла о появлении доктора Уоткинса, эрл Данхилл остановил меня жестом и, откинувшись на спинку кресла, поглядел на мистера Канингхема.

– Тот самый? Который раскрыл убийство в деле о пёстрой ленте и расшифровал знаки пляшущих лепреконов, сэр Эндрю? – уточнил он.

– Совершенно верно, сэр Уинстон, – подтвердил суперинтендент.

– Хорошо, – кивнул эрл. – Но скверно. Продолжайте, констебль.

Впрочем, продолжать мне было особо и нечего. Я быстро поведал о последовавших событиях, удостоился похвалы и был отпущен. Уже через закрытую дверь до меня донёсся голос мистера Чертилла:

– Что ж, мистер О’Хара, через час меня ожидают с докладом его величество и премьер, так что если вам есть что добавить к словам констебля…

Подслушивать я не стал. Не моя это работа – раскрывать преступления, а свою службу я сегодня уже исполнил.

Спустившись в общий зал, я заполнил свой журнал дежурства, сдал его по смене, выслушал напоминание сержанта о том, что завтра мне дежурить по участку, и отбыл домой, в полицейское общежитие, в котором корона мне, как полисмену, предоставляла бесплатную комнату. Ещё полагался кусочек придомового участка для выращивания продуктов и сарайчик для разведения кур или кроликов, но их я, за малую плату, уступил своим соседям, чете Донованов. Им с их-то тремя карапузами эта вся свежатинка нужнее, а я лишний фартинг надёжнее собственными руками в свободное время сшибить смогу. Кастрюльку там запаять, гвоздей из толстого прутка нарубить и заточить, чего по мелочи.

А ещё у меня есть увлечение – механические штуковинки с тонким механизмом. Делать у меня их, конечно, не получается, чинить пока тоже не особо успешно выходит, но я стараюсь. Сейчас вот перекушу после службы и полчасика уделю ремонту напольных часов с боем. Ходить они у меня уже ходят, пускай и недолго, но вот врут при этом совершенно безбожно. Ничего, я настойчивый и починю их всенепременно! Рано или поздно.